Написанное разумом

***

Прибыв на станцию, мы смогли нанять повозку для поездки в деревню около Сток-Морана. Весенний воздух освежал после дыма и зловония Лондона. Это был странный контраст – ярмарочный день и грязное дело, которое мы должны были расследовать. Конечно, первый взгляд на старое поместье, когда оно показалось за деревьями, больше соответствовал последнему ощущению: серое, мрачное и ветхое, с разрушенными стенами. – Это – Сток-Моран? – спросил Холмс у кучера. – Да, это так, – ответил тот, – но вам лучше держаться от него подальше. – Мы здесь по делу. Там идёт строительство. Меня никогда не переставало удивлять то, как Холмс мог сложить несколько правдивых утверждений вместе, чтобы придумать самую правдоподобную ложь. – Вы здесь по поводу ремонта, да? Ну что же, тогда желаю вам удачи, думаю, она вам понадобится. Но вот что я вам скажу: если вы направляетесь в поместье, то кратчайший путь лежит через ту изгородь, потом через щель в изгороди и по тропинке. Я могу подвезти вас прямо туда. – Он остановил свою повозку. – Вы не хотите проводить нас до конца пути? – спросил Холмс, будто ещё не знал ответа. Он заплатил кучеру за проезд, а затем спрыгнул с сиденья и схватил свою сумку. Я не мог совершить этот подвиг так изящно или легко, но мне всё равно это удалось. Кучер сплюнул в сторону. – Никто в здравом уме не приближается к этому месту или, по крайней мере, к его хозяину. Если вы собираетесь вести с ним дела, то очень скоро узнаете, почему. – С этим грубым предупреждением кучер заставил свою лошадь тронуться с места и вскоре оставил нас позади. – Не очень-то любят это место в округе, как и следовало из рассказа мисс Стоунер, – лениво заметил я, когда повозка завернула за угол и скрылась из виду. – Конечно, нет. Но день достаточно приятный, а вот и тропинка, и мы не можем заблудиться, когда сам дом находится в поле нашего зрения. – Если только мы не наткнёмся на гепарда или бабуина, – сухо напомнил я ему. – Ха! Да, это может оказаться чем-то вроде отвлекающего маневра. Но мы будем рисковать и надеяться на лучшее. Холмс взял меня за руку, когда мы перелезли через ограду, и мы пошли рука об руку. Если бы не сумки в наших руках и полное отсутствие городских звуков, мы могли бы представить, что находимся в одном из лондонских парков во время приятной дневной прогулки. Крики птиц приятно отличались от грохота машин по булыжной мостовой и болтовни наших собратьев-лондонцев, по крайней мере для моих ушей. По тому, как Холмс хмурился и время от времени поглядывал на деревья и кусты вокруг нас, я заподозрил, что он чувствует себя несколько иначе. Тропинка закончилась у посыпанной гравием подъездной дорожки, и мы увидели Сток-Моран, старинный особняк. Как и в случае со многими старыми домами, в которых жили семьи на протяжении нескольких поколений, он строился на протяжении многих лет, а крылья добавлялись к тому, что было первоначальным зданием. Одно из этих крыльев было наполовину разрушено, крыша разбита, а окна заколочены. Центральная, самая старая часть здания была высокой, но на ней виднелись следы упадка, а дверь и окна были заколочены большим количеством досок. Только ближайшее к нам крыло выглядело обитаемым. Оно был явно новее, чем две другие части здания. Из нескольких труб поднимался дым, а сквозь застеклённые окна виднелись жалюзи и шторы. В одном конце крыла были возведены леса, но рабочих нигде не было видно. Когда мы подошли, дверь открылась, и из дома торопливо вышла мисс Стоунер. – Мистер Холмс, доктор Уотсон, добро пожаловать, – произнесла она тихим голосом, словно боялась, что её подслушают, хотя поблизости никого не было. Это было похоже на привычку, чем на результат преднамеренной предосторожности. Она тепло пожала нам руки. – Моего отчима нет дома, как и планировалось. По словам нашей экономки, он велел не ждать его к обеду, так как намеревался сесть на поздний поезд. Она также наш повар и не покинет кухню, так что дом весь день в нашем распоряжении. – Это хорошо. Мы уже встречались с вашим отчимом, и я сомневаюсь, что он хорошо отреагирует на нашу новую встречу здесь. Мисс Стоунер ахнула и побледнела. – Он был у вас? – Он проследил за вами до Лондона и до наших комнат, – сказал я ей как можно мягче. – Но как? – воскликнула она, побледнев. Она в отчаянии потёрла одну руку и принялась расхаживать взад-вперёд. – Я его не видела! Он так хитёр, что ни Джулия, ни я никогда не смогли бы долго прятаться от него. Мы иногда прятались от него после смерти матери, но это никогда не помогало; он всегда нас находил. И я не понимаю, как он мог выследить меня сегодня. После того, как домработница сказала мне, что он ушёл, прошёл целый час, и только потом ушла я. Он не мог сесть на тот же поезд. – Может быть, он узнал из ваших бумаг, куда вы направляетесь? – спросил я, пытаясь её успокоить. – Ваша корреспонденция? Как вы узнали о Холмсе? Она перестала расхаживать, но руки её не слушались. – От миссис Фэйринтош, подруги сестры моей матери. Мистер Холмс, однажды вы помогли ей вернуть опаловую диадему и спасти её репутацию от самой ужасной клеветы. Она рассказала нам об этом однажды, когда мы были в гостях у моей тёти, и в следующий раз я спросила у неё ваш адрес. Это было уже после смерти бедняжки Джулии, и даже тогда у меня мелькнула мысль, что я могла бы попросить у вас помощи, чтобы понять, что с ней стало. Но мы только разговаривали. Я ничего из этого не записывала. – В таком случае я хвалю вашу память, – сказал Холмс мягким тоном, каким обычно разговаривал с расстроенными клиентами, желая их успокоить. – Возможно, он узнал обо мне по-другому, или ваша экономка перепутала время. Мисс Стоунер вздохнула. – Что ж... вполне возможно. Миссис Брайен не всегда надёжна в таких вопросах, кухонные часы чаще показывают неправильное время или стоят, чем работают точно. Я прошу прощения, я должна была подумать об этом сама. – Понятно, что вы были расстроены. – Холмс помолчал, и на его лице промелькнуло любопытное выражение, прежде чем исчезнуть за озабоченностью. – Ваши синяки так сильно болят? Мой коллега мог бы предоставить вам мазь или другое облегчение... – Что? О! – Мисс Стоунер перестала тереть руку и встряхнула её. Её щеки вспыхнули. – О, нет, это просто привычка. Я очень сильно порезала руку, когда была совсем маленькой. Мой отчим вылечил её, но я часто тру место, где был порез, когда расстроена. Ни в поведении, ни в выражении лица Холмса ничего не изменилось, и всё же мне показалось, что его внимание обострилось, словно его внимание привлекли какие-то важные улики. Его следующие слова, однако, противоречили моему впечатлению. – Тогда, если вы хорошо себя чувствуете, давайте начнём нашу экскурсию по поместью и его окрестностям. Какое из этих окон в спальне вашей сестры? – Вот это. – Мисс Стоунер пересекла плохо ухоженную лужайку и указала на довольно большое окно на первом этаже. Размер окна был достаточным для того, чтобы в него мог пролезть любой человек, если его открыть. – Ах, тогда это окно должно быть в вашей комнате, здесь, в конце, рядом с тем местом, где идут работы. – Холмс бросился к окну, чтобы осмотреть его, а затем опустевшие леса и каменную кладку. – Я вижу, что стена была разобрана, но не вижу никакой причины, почему это сделано. – Я не думаю, что для этого есть какая-то причина, кроме предлога, чтобы заставить меня уйти из моей комнаты в комнату сестры. Слова мисс Стоунер скорее обрадовали, чем удивили Холмса. – Боюсь, что в этом вы правы. Вы можете войти внутрь и запереть ставни в комнате, где вы сейчас находитесь? Я хотел бы осмотреть окно, когда они будут закрыты. – Конечно. – Мисс Стоунер поспешила прочь. – В этом крыле есть много мест, где камень находится в худшем состоянии, чем участок, над которым ведётся работа, по крайней мере, насколько я могу судить, – сказал мне Холмс, когда мисс Стоунер скрылась в доме. – Возможно, что в той части, которая сейчас отсутствует, был какой-то рассыпающийся камень, но остальная часть конструкции возражает против этого. А! Эти ставни действительно заметные. – Глухой стук возвестил о том, что мисс Стоунер закрыла одни ставни, за ними быстро последовали другие. Более тихий звук указывал на то, что засов упал на место. Холмс внимательно осмотрел всё, сначала глазами и увеличительным стеклом, потом руками и, наконец, тонким перочинным ножом, который попытался просунуть между ставнями, чтобы сдвинуть вверх и выбить засов. – Х-м-м! Это представляет некоторые трудности. Очень плотное прилегание и очень толстые доски. Посторонний никак не мог бы проникнуть внутрь, если бы ставни были заперты, как сейчас, не разбив их вдребезги, что потребовало бы большой работы. Нам лучше провести расследование в закрытом помещении. Мы присоединились к мисс Стоунер, и она снова открыла ставни, чтобы впустить свет. В комнате было довольно темно, даже после того, как тяжёлые деревянные ставни были открыты и скрыты за толстыми шторами, обрамлявшими окно. Холмс, не теряя времени, осмотрел всё: камин, пол, стены, окно, кровать, комод, стул, шторы, постельное бельё – ничто не ускользнуло от его внимания. Мой собственный взгляд привлекла картина в серебряной рамке, стоявшая на столике рядом с кроватью. На снимке женщина, очень похожая на мисс Стоунер, стояла рядом с мужчиной в форме. Рука женщины лежала на протянутой руке мужчины, и они слегка наклонились друг к другу. В их позах и поведении не было ничего очевидного, определённо ничего неуместного или неискреннего, и всё же мне было ясно, что эти двое очень любят друг друга. – Моя сестра Джулия, – тихо сказала мисс Стоунер, указывая на фотографию, которую я рассматривала, – и её жених, майор Сент-Джон. Фотография была сделана в доме моей тёти. Майор подарил её и рамку Джулии, когда приехал сюда, чтобы встретиться с нашим отчимом. Она сказала, что собирается подарить её мне, как только уедет из дома, чтобы жить с оригиналом. – Её глаза затуманились от горя. – Она и сейчас у меня, хотя у неё никогда не было такой жизни, как и у бедного майора. Он был отозван в свой полк вскоре после смерти моей сестры, и я думаю, что с тех пор он не возвращался в Англию. Я не могу не думать, что призыв обратно в армию был добр к нему, способом отвлечь его от потери и подарить ему что-то новое. Такая особенная доброта не была отличительной чертой армии, которую я знал, но я не сказал бы ей об этом ни при каких обстоятельствах, тем более при таких. Вместо этого я взял другую страницу из моего собственного опыта. – Для него это было бы облегчением, я уверен, но ничто не могло по-настоящему затмить осознание его потери. В лучшем случае это было бы своевременным отвлечением внимания во время дежурств, но это немногим больше, чем повязка на глубокой ране. Мисс Стоунер еле заметно мне улыбнулась, и я понял, что, как бы ни была легка эта повязка для майора Сент-Джона, ей в ней отказали. Смутившись, я опустил взгляд и увидел Холмса, лежащего почти ничком на полу и разглядывающего кровать. Он почти сразу же вскочил на ноги и протянул руку, чтобы дотронуться до висевшего рядом шнурка колокольчика, так близко, что один конец с шелковой кисточкой извивался на подушке. – Мисс Стоунер, вы не знаете, где находится колокольчик, к которому ведёт этот шнурок? – Я полагаю, что он должен идти в комнату прислуги на кухне. Раньше одно устройство находилось в комнате экономки, в другое – в комнате дворецкого, но они находятся в той части дома, которая больше не используется. – Шнурок выглядит новее, чем шторы и другие портьеры в комнате. Был ли он заменён недавно, в течение последних нескольких лет? – Я очень сомневаюсь в этом. Мы привыкли брать всё, что нам нужно, сами, а не звать прислугу. У меня в комнате нет ни устройства, ни шнурка. На самом деле, я не помню, когда Джулия это добавила. Холмс улыбнулся, но я заметил, что в его глазах промелькнула какая-то идея. – Были ли какие-нибудь другие изменения в ваших комнатах ради вашего комфорта в течение последних нескольких лет? Мисс Стоунер нахмурилась, но ответила с готовностью: – Мой отчим жаловался, что наши спальни расположены слишком близко друг к другу, и что воздух стал спёртым, а это может угрожать нашему здоровью. Ему добавили вентиляторы, чтобы улучшить циркуляцию. – Это объясняет решётку как раз над тем местом, где кончается ведущий к колокольчику шнурок. На самом деле, всё выглядит так, будто шнурок прикреплён к решётке вентилятора, а не к колокольчику. – Зачем? Как странно! – Да, очень странно, – согласился Холмс всё с той же приятной улыбкой. – Может быть, вашей сестре просто понравился рисунок, и она повесила его просто так? Он очень красивый, – предложил я. Это была прелестная вещица, богато расшитая яркими цветами и узорами, которые заставили меня подумать об Индии. – Полагаю, что да, – ответила мисс Стоунер тем вежливым тоном, каким обычно говорят, когда не считают что-то вероятным, но не хотят вдаваться в подробности. – Действительно, – кивнул Холмс сам себе. – Я думаю, что мы узнали здесь всё, что могли. Давайте перейдём в покои Ройлотта. Спальня хозяина дома была больше и обставлена эксцентрично, со смесью английских предметов и экзотических вещей. По стилю некоторые из них показались мне выходцами из Индии, но другие были явно египетского происхождения или сделаны так, чтобы такими выглядеть. Учитывая то, что говорили мне его современники, я не был удивлён, увидев это влияние. Одну из стен занимала забитая книгами большая книжная полка. Названия одной полки особенно громко говорили моей памяти и моему внутреннему врачу: «Эпидемии» и «О природе человека» Гиппократа(1); «Причина» Агнодики(2); «О движении мышц», «О структуре медицинского искусства к Патрофилу» и «О составлении лекарств с учётом частей тела» Галена(3); «Искусство медицины» и «Наука о полостях» Елены из Телци; «О лекарственных веществах» Диоскорида(4); «О лекарственных веществах» Грегори(5); «Слово терапевта» Фревисса; «Магические слова» Ди и его перевод «Сада мудрости»(6)... все старые друзья, смешанные с менее знакомыми томами: «Медицина и разум», «Египетские лекарства и проклятия», «Искусство в Калеме», «Древнеегипетские врачи», «Золотой трактат»(7)... очевидно, медицинские исследования Ройлотта были более широкими и эзотерическими, чем мои. Моя рука и плечо болели, напоминая мне, почему я больше не могу заниматься медициной, как раньше. Я рассеянно потёр плечо, оторвав взгляд от книг и заставив себя продолжать осматривать комнату. Приземистый железный сейф стоял рядом со стулом и круглым столом, и последний явно выполнял обязанности письменного, судя по промокашке, чернильнице и перу. Кровать была старинной, с балдахином и покрывалами, которые выглядели такими же старыми, как и дом. Потёртое, удобное на вид кресло стояло между кроватью и книжной полкой, давая некоторое представление о том, как Ройлотт предпочитал проводить свои часы досуга. Холмс прошёлся по комнате, осматривая всё с тем же вниманием, с каким осматривал спальню покойной Джулии Стоунер. Он достал свою лупу, чтобы осмотреть сиденье стула у стола. Он задержался на несколько мгновений у книжной полки, просматривая названия на корешках, прежде чем вернуться к сейфу. – Мисс Стоунер, вы случайно не знаете, что здесь хранится? – Мой отчим использует его для хранения важных бумаг. – Вы видели его открытым? – Только один раз, много лет назад. В то время он был набит бумагами. – А у вас есть кошка? Мисс Стоунер выглядела озадаченной таким предположением, но проявила некоторую силу духа, которая привела её к 221Б. – Полагаю, это затруднило бы содержание домашнего кота. Я только спросил, вот из-за этого. – Он поднял чашу, которая была поставлена вверх дном на крышку сейфа. Под ней стояло блюдце с густыми желтовато-белыми сливками, из тех, что можно приготовить для кошки, по крайней мере, по мнению большинства людей. Это сильно напоминало мне моё детство, когда старшие и более суеверные люди ставили подобные блюдца, чтобы умиротворить злых духов. – Не могу себе представить, зачем моему отчиму понадобилось держать такую вещь в своей комнате. Как я уже сказала, мы не держим кошку, и я не думаю, что если гепард когда-нибудь попадёт в дом, порадуется такому маленькому глотку. Холмс усмехнулся в ответ. – Да, я тоже не думаю, что это сделает больше, чем смочит его язык. И я не вижу в этом особой привлекательности для бабуина. Но вот оно здесь, а также этот собачий поводок, который кажется таким же бесполезным для любого животного, как и блюдце со сливками. – Он указал на обычный поводок, висевший на одном из столбиков кровати. Свободный конец был отогнут назад и завязан таким образом, что образовал петлю. – Я не понимаю, – сказала Мисс Стоунер, глядя на поводок и потирая руки. – А это зачем? – Это действительно вопрос, – ответил Холмс. – Для чего всё это нужно? В этой комнате столько же вопросов, сколько и ответов. И всё же это очень поучительно. – Он в последний раз оглядел комнату. – Я считаю, что мы увидели всё, что нам нужно здесь. Давайте выйдем на улицу и погуляем по лужайке на солнышке. Мой друг несколько раз прошёлся взад и вперёд по неухоженной лужайке перед домом. Его лицо было серьёзным и мрачным; его разум явно работал над тем, что он увидел, и над теми выводами, которые только он, казалось, мог сделать. Я следил за ним одним глазом, оставаясь рядом с мисс Стоунер. Я завёл с ней непринуждённый разговор о женихе и предстоящей свадьбе, чтобы отвлечь её от вполне обоснованного беспокойства, а Холмсу дать время закончить свои размышления. Наконец он вернулся к нам. Его челюсть была сжата, лицо угрюмо, но тем не менее он излучал абсолютную уверенность, приближаясь к мисс Стоунер. – Вы были очень храбры, мисс Стоунер. Теперь я должен попросить вас быть ещё храбрее и следовать моим рекомендациям во всех отношениях. – Я так и сделаю. – Как вы думаете, при достаточном количестве одеял и других приготовлений вы сможете пережить ночь в своей старой комнате? Ночь обещает быть относительно тёплой, и я считаю, что вы можете заблокировать отверстие в стене достаточно, чтобы предотвратить посещение вас животными. – Конечно, если вы считаете это необходимым. Холмс кивнул. – От этого может зависеть ваша жизнь. Судя по состоянию здания, коттедж садовника там пустует. – Да, мы используем его только для хранения вещей. – Мы с моим другом спрячемся там. Вы должны оставаться в своей комнате до возвращения отчима. Скажите экономке, что у вас болит голова или что-то ещё, и что вы не хотите, чтобы вас беспокоили. Заприте свою дверь. Когда услышите, что Ройлотт уходит на ночь, откройте ставни – если сможете сделать это бесшумно. Вы не должны быть услышаны. Если нет, вы должны оставить их приоткрытыми. – Я могу открыть их достаточно тихо, если оставлю засов. – Отлично. Затем вы должны поставить фонарь в окно в качестве сигнала для нас, прежде чем выйти на улицу и уйти в свою старую комнату. Оставьте окно и ставни открытыми. Мы с Уотсоном переночуем в комнате вашей сестры и там узнаем причину этих событий. Мисс Стоунер протянула руку и схватила Холмса за рукав. – Вы же знаете, что случилось с моей сестрой. – У меня есть теория. – Пожалуйста, вы должны мне сказать! – Хватка мисс Стоунер стала ещё крепче. Я увидел, как побледнели её пальцы, когда из-под них отхлынула кровь. – Я уже два года живу с тайной смерти моей бедной сестры. Если вы знаете... Холмс накрыл её руку своей и мягко ослабил хватку. – Моя дорогая леди, всё, что у меня есть на данный момент – это теория без достаточных доказательств. Мне нужно получить больше фактов, прежде чем я смогу вам что-то сказать. – По крайней мере, скажите мне, верите ли вы, что смерть моей сестры была случайной или вызвана какой-то случайностью. – Нет. Я считаю, что была какая-то реальная причина, которая ускорила её кончину. Но то, во что я верю, не имеет значения без доказательств. – Он сжал её руку, прежде чем отпустить. – А сейчас нам с Уотсоном пора уходить. Мы не можем рисковать быть замеченными здесь доктором Ройлоттом, когда бы он ни вернулся. Мы вернёмся в домик садовника до наступления темноты, не бойтесь, и там будем ждать вашего сигнала. – Я сделаю всё, как вы скажете. – Мисс Стоунер одарила нас обоих трепетной улыбкой, душераздирающей своей храбростью. – И спасибо вам, мистер Холмс и доктор Уотсон. Я не могу выразить мою благодарность достаточно. Спасибо вам за всё, что вы сделали, и за всё, что вы намерены сделать. *** Примечание переводчика: (1) – «Epidemics» and «Corpus Hominis» – Гиппократ – (др.-греч. Ἱπποκράτης, лат. Hippocrates) (около 460 года до н. э., остров Кос – около 370 года до н. э., Ларисса) – знаменитый древнегреческий целитель, врач и философ. Вошёл в историю как «отец медицины». (2) – «De Motu Musculorum», «De Constitutione Artis Medicae» and «De Compositione Medicamentorum Secundum Locus» – Гален (129 – ок. 200) – один из самых знаменитых древнегреческих врачей и естествоиспытателей. Полное название второго из упомянутых трактатов Галена – «De constitutione artis medicae ad Patrophilum» (принятое в научной среде сокращение «De constit. artis med»; третья работа, «De compositione medicamentorum secundum locos», «О составлении лекарств с учетом частей тела» сокращается как «De comp. med. loc.»), на русский переводится как «О структуре медицинского искусства к Патрофилу». (3) – «Aitia» – Агнодика (греч. Ἀγνοδίκη) – первая в истории, и, возможно, вымышленная, древнегреческая акушерка. Она была родом из Афин, где женщинам и рабам было запрещено законом изучать медицину. На её защиту встали её бывшие пациентки – жёны афинских правителей, и в результате закон, нарушенный Агнодикой, был отменён.