Рассвет

Гудение машин, раскинувшихся практически по всем дорогам, и шумный поток людей, что встречались за каждым поворотом, были частым явлением в Париже, но привыкнуть к такому Маринетт никак не могла, как бы ни старалась. Ей не нравился город, в котором она родилась и в котором процветали убийства и насилие, не нравилась здешняя атмосфера жестокости и безнаказанности. До того, что одна только мысль заставляла ком подступать к горлу, а желудок неприятно сжиматься, вызывая чувство рвоты. Париж — последнее место, куда девушка хотела вернуться спустя много лет или остаться жить. Но выбора как такового не было, потому она не позволяла себе даже думать о шансе поселиться где-то ещё. Там, где и люди добрее, и город порядочный. Сколько себя помнит, она всегда жила в опасности. Тряслась всякий раз, когда за дверью приближались тяжёлые шаги. Тихо всхлипывала каждый раз, когда кого-то избивали за стенкой. Её рвало каждый раз, когда, возвращаясь домой, обнаруживала на лестничной площадке с головы до ног порезанное, местами разрубленное (следствие издевательств) кровавое нечто, лишь отдаленно напоминающее тело человека. На хорошем сосредоточиться не получалось, а в голове звенело, и мысли наперебой старались выйти вперёд и заявить о себе. Почему-то именно в это время, когда Маринетт с отцом направлялись на встречу, детские кошмары всплывали в памяти и тягуче-медленно, словно специально, прокручивались, не упускали ни одной страшной подробности, вновь и вновь терзали измученную душу. Словно кошмар наяву. Словно он никогда и не заканчивался. Тот вечер выдался достаточно прохладным, в отличие от жаркого дня, и город погрузился в привычную для него серость: люди были словно под стать этому месту, такие же хмурые, злые. Маринетт мало обращала тогда на них внимание, холод всё же волновал больше. Не стала заморачиваться и как-то наряжаться (а зачем, если идёт в сомнительное место, к тому же не с целью привлечь внимание?), потому осталась в той же толстовке, лишь штаны поменяла на чистые, предыдущие были все в крови. Наспех помылась, расчесала средней длины волосы для приличия и замазала дёшевым тональником очевидные гематомы, которые сложно было скрыть под одеждой — получилось нормально, если так можно сказать. Главное, что никто ничего не заподозрит. Холод всё равно проникал под теплую одежду и заставлял то и дело ежиться, потирать предплечья в попытках согреться. Маринетт иногда бросала на отца косые взгляды и каждый раз убеждалась, что алкоголь не давал ему замёрзнуть, хотя мужчина даже не удосужился накинуть куртку и остался в том, в чем заявился домой — футболке и лёгких штанах. Волнение. Да, оно так или иначе было, и девушка не могла лишить себя этого чувства, хотя и не сильно сопротивлялась. Она ненавидела отца, презирала за всё, что тот натворил, но беспокойство за этого безнадёжного и побитого жизнью мужчину никуда не ушло, в то же время Маринетт никак его не оправдывала. Девушка чувствовала невероятную слабость из-за недавней драки в лицее, но держалась достойно, шла прямо, и ничего не выдавало её болезненного вида, кроме измученного взгляда, но его она не могла скрыть, как не старалась. Отец сначала не решался заговорить с ней, боялся, что она передумает и повернет в сторону дома, пытался узнать причину её ужасного внешнего вида и кто так жестоко поступил с ней, но Маринетт лишь качала головой и молчала. До сих пор она не делилась ни одним своим переживанием с отцом. Можно сказать, это первый раз, когда он вообще поинтересовался её жизнью, здоровьем. Но уже поздно, поезд ушел. Поздно делать шаги навстречу, да и вряд ли Том вообще о ней волнуется. Так почему решил, что сейчас имеет на это право? Том внушал столько же недоверия, сколько человек, который эту встречу по сути затеял. Она не знала о так называемом Нуаре ровным счётом ничего до рассказа отца. Оказывается, Нуар та ещё важная шишка в городе и без него практически никакие дела не решаются. Его настоящая личность никому не известна, но прослыл Нуар парижским палачом, что сотрудничает с полицией, в том числе и с французским подразделением RAID. Кажется, даже коллекторы не погубили столько жизней, сколько посмел взять на себя этот парень со странным прозвищем. Безнаказанные убийства не были для девушки чем-то новым, она привыкла видеть бездействие полиции, понимала бессмысленность обращаться за помощью. Если прохожие молча отворачивались и проходили мимо, что говорить о «стражах порядка»? Господи, это даже звучит смешно! Что полиция делает на рабочем месте? Смотрит телевизор, игнорируя поступающие звонки, или устраивает пьяные посиделки подобно отцу? Несправедливость к обычным людям, обманутым и лишенным защиты, заставляла Маринетт озлобленно сжимать кулаки и тяжело хмурится. По сути она и сама была такой же, слабой и беспомощной, как они, ничем не отличалась, кроме одного. С ней всё ещё была вера. Вера, которая заставляла подниматься после каждой стычки с одноклассниками. Заставляла каждое утро открывать глаза, пересиливать себя и выходить за стены дома. Вера, что помогала ей обрести смелость и взглянуть в лицо опасности. Поэтому Маринетт согласилась на встречу с Нуаром. Возможно, она совершает ошибку, собираясь посетить логово зверя, возможно, позже она будет жалеть о своём поступке, но кто знает, чем эта встреча может обернуться. Из сухого разговора с отцом ей удалось выяснить, что Нуар ждёт их в казино и что данное заведение едва ли не самое опасное место в городе. Наверное, последние крупицы страха давно покинули его, если даже лицо за весь разговор ни разу не перекосилось. И всё же, у Тома были причины бояться. Маринетт не могла не заметить, как его руки время от времени начинали дрожать и едва удерживали многострадальную бутылку, из которой мужчина даже сейчас попивал спиртное, как голос вдруг вздрагивал, а взгляд непроизвольно блуждал из стороны в сторону, словно Том боялся чего-то. Или, лучше сказать, кого-то. Страх отца перед Нуаром был практически осязаем и лишний раз подтверждал влияние этого человека. Что насчёт Маринетт, она плохо представляла, почему ей угрожает опасность. Не заставляло инстинкты проснуться и понимание, что идут они не в самое безопасное заведение. Сильная боль сказывалась на девушке. Ещё не успела отойти от стычки с Хлоей, а уже искала новые приключения на свою изрядно побитую голову. Время шло неумолимо быстро и никак не хотело сжалиться над девушкой. Маринетт не боялась, но хотела оттянуть момент встречи настолько, насколько это представлялось возможным: отвлекала отца расспросами о Нуаре и его сообщниках: как давно он связался с ними и в чём будет заключаться встреча. Как ни старалась, ей не удалось получить нужную информацию, отец по каким-то причинам не распространялся, и это заставило девушку нахмурить брови и тяжело задуматься. В принципе разговаривать мужчина больше не желал и погрузился в собственные мысли, потому Маринетт ничего не оставалось, как сделать то же самое. Подумать явно было о чём. Солнце совсем ушло из поля зрения, и последние теплые краски на небе исчезли, сменившись синими и голубыми оттенками. Город накрыла тьма, дорогу освещали лишь фонари и баннеры на стенах зданий. По неоновой вывеске с надписью «Casino de Greoux-les-Bains»* девушка поняла, что они на месте и перед ними здание, в котором их уже ждут. Она оглянулась на отца как-то обеспокоенно, всё же некоторый страх зашевелился внутри, липко и неприятно. Том же вел себя более спокойно, хотя бегающие из стороны в сторону глаза его всё равно выдавали. Он мягко обхватил её ладонь своей, как бы пытаясь дать ей защиту, что выглядело весьма иронично, и, открыв дверь, завел внутрь. Маринетт зажмурилась от большого количества света — слишком всё было ярко и вычурно, в нос тут же ударил запах алкоголя и сигарет. Не было толком времени рассматривать интерьер, да и интересовало кое-что другое в первую очередь. А точнее кое-кто. Недалеко от выхода, за самым большим столом, окружённым кожаными диванами, вальяжно сидел парень в черной одежде, широко расставив ноги и закинув руки на диван. Маринетт быстро нашла его глазами, отец описал его довольно точно, образ был узнаваем: убранные назад светлые волосы, растегнутая на несколько пуговиц черная рубашка, открывающая вид на крепкую грудь и обрамляющая спортивное тело парня, и зелёные хищные глаза, которые сразу же привлекли её внимание и заставили нервно, но тихо, чтобы не подавать виду, сглотнуть. Она молчала, и он молчал. С головы до ног буравил взглядом, как-то странно ухмылялся. Под его пристальным вниманием Маринетт почувствовала себя неуютно, от этого человека исходила нехорошая аура, а разум бил в колокола и громко кричал «беги!», пытаясь достучаться до хозяйки, внутри тарабанило нехорошее предчувствие. Смесь самых разных эмоций заставила сердце неимоверно колотиться, а дышать становилось всё труднее, будто воздух сперли. Попыталась отступить, сделав шаг назад, но отец не дал ей этого сделать — приобнял стальной хваткой и этим движением хотел передать, что пути назад нет и уже не будет, и повел в сторону местного главаря, который вертел на пальце какую-то блестящую побрякушку. «Мой кулон!» — удивилась Маринетт, разглядев вещь, находящуюся в руках блондина, получше. Довольно давно отец отобрал у неё этот подарок, оставленный матерью, и проиграл всё в том же злосчастном казино. Она до сих пор ему этого не простила. И вот Маринетт здесь, стоит так близко к убийце и готова попрощаться с жизнью — ей откровенно страшно находится рядом с ним, самим Нуаром, человеком, который не знает слова «закон», который погубил столько жизней и ещё не раз погубит. Разрывает зрительный контакт и вновь жмурится, пытаясь совладать с собственным телом и найти в себе силы не потерять сознание прямо здесь. Она понимает, что Нуар видит её насквозь, чувствует каждую её эмоцию, которую не получилось скрыть. Маринетт почувствовала себя маленькой девочкой, над которой впервые стали открыто издеваться, бить и унижать, а она не ожидала подобного отношения к себе и не знала, как ей быть, ею овладел лишь животный страх, который вновь пробудил убийца. «Если я не успокоюсь, он прибьет меня прямо сейчас.» — убедила себя Маринетт и, собрав последние остатки сил, тяжело вздохнула, перестала сопротивляться в руках отца, который всё ещё преграждал ей путь к выходу. — Твоё, девочка? — парень подал свой хриплый, властный голос и, обворожительно улыбнувшись, протянул золотой кулон симпатичной девушке. Её волосы действительно отливали синим, а большие глаза обрамляли густые ресницы. Ощутимый страх гостьи забавлял Агреста и добавлял перчинки в сегодняшний вечер. В протянутой цепочке Маринетт действительно узнала мамин кулон, но сказать что-то не решилась, потому лишь коротко кивнула. Её руку тут же заключили в большую теплую ладонь и на удивление аккуратно вложили в неё ценное для девушки сокровище, загнув холодные пальчики, а сама Маринетт, как завороженная, наблюдала за действиями Нуара, боясь даже дышать в его присутствии, а уж о том, чтобы шелохнуться, не могло быть и речи. Том всё так же молчал, стараясь не привлекать к себе внимание, до поры до времени. Некоторое количество людей, окружившее новоприбывших, действительно не замечало его присутствия, а рассматривало приведённую им девушку, которой так заинтересовался блондин и который ожидал всё это время, когда непутёвый отец приведет несчастную девчушку. Впрочем, никто не смотрел сочувственно: одни раздевали взглядом, другие насмехались над старыми лохмотьями, в которых она пришла, третьи больше наблюдали за развитием событий и тем, как поведет себя их глава. Одним из последних был Нино, всё так же неизменно находящийся подле своего друга и во всем его осведомляющий. Маринетт решилась отстраниться только когда парень вернулся в исходное положение, прижала цепочку к груди, как будто только она могла сейчас спасти её. Очень хотелось обратно домой, в свои родные стены, где безопасно и тепло. Но Нуар как будто тянул время, растягивал свои действия, а может ему просто было скучно, и он не мог придумать, чем же себя развлечь в компании гостей в лице Маринетт и Тома. — Ты, — небрежно обратился к Тому, отчего тот вздрогнул и от нахлынувшей порции страха больно сжал плечо дочери, но та лишь молча продолжила наблюдать за Нуаром. — Можешь забирать чемодан и проваливать. — произнёс фразу, принесшую её отцу внезапное облегчение и удивившую саму Маринетт, а после кивнул своему приближенному, смуглому пареньку в красной кепке, который подал черный чемодан, судя по всему, с деньгами. — Прости, Маринетт... — Том как будто с ума сошел, когда получил заветную вещь и, отпустив дочь, крепко обнял его подобно самой ценной вещи на свете. Затем, как ему и приказали сделать, направился к выходу, оставив дочь в руках человека, который пощадил его и, которого, должно быть, больше не увидит. А что он собирался сделать с его дочерью, Тома теперь мало волновало. — А ты останешься здесь. Пока что. — как приговор, донеслись до девушки слова Нуара и его тихий, пронизывающий до самых костей жуткий смех. В голове появился какой-то шум, а осознание парализовало всё тело, в груди больно защемило. Маринетт была уверена, что они получат деньги и вместе уйдут, но почему отпустили только её отца, а саму девушку игнорируют и не пропускают к выходу? — Отец! — истерически воскликнула Дюпен-Чен, пытаясь руками и ногами отпихнуть крупных мужчин, хватаясь за последнего человека, который ещё мог вытащить её отсюда, кричала, вырывалась, но всё бестолку, Том уже исчез из поля зрения. Оставил её наедине с монстром. Вот так просто взял и ушёл. «Что же я наделала?» — отчаянная мысль пронеслась в голове, и Маринетт от бессилия осела на пол, обхватив голову руками, вся сжалась, ощущая невероятную пустоту внутри, как будто из неё вырвали огромный кусок души. Тело тряслось то ли от нервов, то ли от страха — уже не разобрать. Она проявила слабость, когда повелась на актерскую игру своего псевдо отца, попалась как маленькая глупая девочка, которая никогда не сталкивалась с обманом и теперь познала всю его суть в полной мере. Что же с ней будет? Она слышала, как парень поднялся с дивана и как его шаги всё приближались, а сердце было готово вот-вот остановиться, не выдержав такого кошмара. Нет, если так продолжится, Маринетт точно не выдержит. Подобно хищнику, он медленно обошел девушку и наклонился, возвышаясь над ней, снова подтверждая своё превосходство и факт, который нельзя опровергнуть — Нуар остаётся вершителем судеб, и в данный момент девушка в его власти, она ничего не может с этим сделать. Блондин обхватил пальцами её подбородок, подняв голову, и снова поймал взгляд васильковых глаз этой бабочки, что бездумно последовала за отцом и, как следствие, попала в сети хищника, который теперь угрожал её жизни. И виновата в этом только она сама. — Будешь отдуваться за грехи папаши, милая, — горячий шепот опалил её бледные губы, а хищный оскал парня заставил оцепенеть и ни за что не двигаться. Если и был хоть какой-то шанс выжить, вновь иметь возможность прожить столько, сколько ей отведено на самом деле, она готова за него ухватиться. — И что теперь с тобой делать… — задумчиво протянул парень, блуждая взглядом по лицу девушки, бледному полотну, на котором не осталось и живого места, а отметины светловолосой бестии, полученные в присутствии Агреста, особенно выделялись, даже тональник не мог с ними справиться. — Если я Вас выиграю, отпустите? — голос девушки неимоверно дрожал, тем не менее она старалась говорить четко, чтобы лишний раз не злить парня и не повторять слова вновь, но довольно дерзкий вопрос уже мог поставить её жизнь под сомнение. Повисло напряжённое молчание, во время которого Нуар тупо пялился на Маринетт, как будто она снесла небывалую чушь, а затем его настиг приступ смеха, подхваченный и остальными присутствующими. Девушка откровенно не понимала, в чем дело, и испуганно стиснула зубы, когда парень прекратил смеяться. Улыбка сползла с лица, делая его равнодушным. — Какая смелая. Ты вообще в курсе, с кем разговариваешь? — деловито поинтересовалась подошедшая девушка; она не имела на своём теле практически никакой одежды, кроме полоски ткани на груди и короткой юбки, что создавало впечатление как о человеке, занимающемся проституцией. Собственно, так и было. — Тебе давали слово, шлюха? — он резко обернулся в её сторону. Тон Нуара был грубый и раздраженный, словно его прервали на игре, которой он неожиданно увлекся, и теперь никто не должен ему мешать с новым развлечением. Ярко накрашенная блондинка растеряла былую уверенность под его убийственным взглядом зелёных глаз и вновь слилась с толпой, остальные последовали её примеру дабы не попасть под горячую руку. — Если хочешь сыграть со мной, пусть так и будет. — уже спокойно заключил парень, выпрямившись, и, обойдя гостью, направился в сторону одного из диванов. — Я могу выбрать игру? — Маринетт обернулась, не веря, что сам Нуар согласился на её предложение —  последний шанс для девушки, надежда, что она всё же сможет уйти спокойно и без последствий из этого места, о появлении в котором уже тысячу раз пожалела. — Валяй. — без особого интереса бросил парень и откинулся на спинку дивана, разминая шею. Маринетт невольно сравнила его со львом — таким же сильным и опасным, готовым в любой момент растерзать в клочья свою добычу. — Тогда я выберу шахматы. — некоторая свобода действий и расстояние между ней и Нуаром придали ей уверенности, благодаря чему она смогла подняться с пола и взглянуть на собеседника уже не так испуганно. Нуар снова прыснул от смеха, явно не ожидая от девушки ничего подобного, но не сумев заставить усомниться девушку в её действиях, судя по непреклонному лицу Маринетт. Быстро успокоившись, он предложил ей сесть напротив, после чего велел принести шахматную доску, к которой не прикасался ещё со времён школы, и сами фигуры. Маринетт засмотрелась на выставленные перед ней шахматы, должно быть, привезенные из самой Индии, поражающие своей красотой и детальностью — каждая из них выполнена достаточно аккуратно, отчего фигуры выглядели довольно дорогими, и девушке стало интересно, сколько мог стоить конкретно этот набор. Шахматное поле выглядело не менее проработано: ровно нанесена печать из цифр и английских букв, деревянная поверхность покрыта лаком. В ожидании скорой игры народ почувствовал себя более свободно: девушки разместились по обеим сторонам от парня, который, находясь в азартном и возбуждённом настроениях, исследовал аппетитные формы самых ближних тел, мужчины заняли свободные места, с ними и Нино, скрестивший руки на груди и переводящий взгляд то на гостью, что так опрометчиво посмела ставить их хозяину условия, то на Агреста, открыто забавлявшегося ситуацией и уверенного в своей победе — ничего нового. К счастью, рядом с гостьей никто не садился из-за приказа Нуара, разве что, охранники стояли позади, готовые к любой её выходке, в том числе и побегу. Маринетт впилась ногтями в кожаное сидение, не замечая, как от сильного напора немеют пальцы, и наблюдала за размещением на столе всего необходимого для игры, старалась не обращать внимание на разврат, что происходил прямо перед ней — да эти девушки готовы прямо сейчас раздеться и отдаться своему хозяину! Интересно, играет ли он по правилам или даже здесь не обращает внимание на их существование? Об этом только предстояло узнать. Он и она — соперники: Маринетт Дюпен-Чен, борющаяся за выживание и место в несправедливом мире, и Адриан Агрест, принявший вызов этой смелой нахалки. Их разделяет стеклянный стол и тысячи километров непонимания мыслей друг друга. Они из совершенно разных социальных слоёв — богатый и бедная. В его руках сосредоточены власть и сила, но это не значит, что Маринетт слабее. В этой игре она докажет, обязательно докажет, что способна побороться за свою жизнь. Даже если всё равно потом настигнет смерть, сожмет в тиски и перекроет остатки кислорода, она сможет умереть достойно, отстояв собственную честь и показав хоть что-то кроме трусости. Должно быть, для атмосферы на фоне зазвучала какая-то невзрачная музыка, а свет в зале погас, оставляя освещённым только стол, за которым проходила игра. Прежде, чем начать, игроки внимательно смотрели друг на друга, пытаясь предугадать ход мыслей, по крайней мере, со стороны Маринетт именно так и было. Агрест вёл себя более расслабленно и лишь ухмылялся, ловя на себе её изучающий взгляд. Вот только никакого пошлого подтекста в этом не было, девушка полностью сосредоточилась на игре и мысленно воспроизводила все изученные когда-то тактики, которые могут сегодня понадобиться и, возможно, сыграть решающую роль. С помощью игральных костей Нуар и Маринетт определили, кому достанутся какие шахматы. Его фигуры чёрные, её — белые, словно оба олицетворяли справедливость и жестокость. Но мир устроен гораздо сложнее, чем просто свет и тьма. — Дамы вперёд. — изящным жестом руки Нуар подал знак девчонке для её первого шага, а сам расслабленно прикрыл глаза, наслаждаясь поглаживаниями женских рук под собственной рубашкой. Маринетт старалась не смотреть на парня, который вел себя так развратно, буквально лапая перед ней других девушек, чуть ли не снимая остатки одежды с них. Выглядело это невероятно противно, а в купе со слабостью в теле вызывало тошноту, но Маринетт держала себя в руках и не подавала виду — нечего лишний раз Нуару подтверждать своё превосходство. Она ходила уверенно, но тратила достаточно времени на продумывание следующего шага. Нуар не знал, что она часто играла с отцом в шахматы и даже хранила ту самую доску как напоминание; Том когда-то был совершенно другим человеком — её отцом, всё ещё счастливым и не испорченным азартными играми и деньгами. Именно он научил её всем трюкам, что давало девушке некоторое преимущество перед парнем. Пусть не возвышает себя перед ней. Она выбрала шахматы, потому что именно в них лучше всего разбирается. Опустив локти на колени, Адриан скрестил руки в замок и стал думать более напряжённо — он выглядел уже не таким весёлым и расслабленным, и это подметил внимательный Нино, который начал беспокоиться о друге. На его памяти подобное происходило впервые — никогда Агрест не выглядел настолько растерянным. Конечно, мало кто знал, но они с Нино дружили уже много лет, и каждую эмоцию парня Ляиф давно знал наизусть. Казалось бы, напав на чёрную пешку, Маринетт ещё в дебюте потеряла коня — главную и единственную в шахматной игре фигуру, которая движется зигзагом. Без коня продолжать игру — довольно сложная задача, но девушка делала всё новые и новые ходы, застав Нуара врасплох своей невозмутимостью. Игра становилась всё сложнее, и это улавливали зрители, наблюдая за поведением парня и девушки, лица которых выражали серьезность — никто из них не желал уступать, каждый вкладывал все свои силы и ум, лишь бы оказаться в выигрыше. Несмотря на то, что Маринетт — девушка, Адриан не собирался ей делать поблажки и как-либо уступать. К тому же, было интересно понаблюдать за её мучениями, сойдёт ли с ума так же, как её папаша. Но девчонка противоречила устоявшемуся о ней мнению Нуара. Досье Маринетт оказалось едва ли не бесполезным, вот только Черный Кот всё равно оставался в выигрыше, зная о девушке больше, чем она подозревает. В то же время Маринетт находилась в неведении, не владея нужной информацией, хотя в данный момент ей это никак не мешало. Адриан не заметил, когда оказался практически в тупике: белый ферзь снова и снова окружал черного короля, загоняя того в тупик. На лбу выступили капельки пота, которые он тут же смахнул ладонью, освободив руки от прилипших к нему девушек, что так и норовили залезть к нему под рубашку и в штаны. Возбуждение как рукой сняло, даже азарт отошёл на второй план. Он был чуть ли не единственной причиной, почему парень продолжал свою историю с азартными играми, но в данном бою хотел победить ради принципа — Нуар не может проиграть какой-то девчонке, дворовой псине, которая ничего из себя не представляет. Перекошенное лицо соперника ободрило Маринетт и подтвердило — она всё делает правильно. Большая часть фигур с обеих сторон сохранилась, и бой выглядел так, будто фигуры девушки преследуют черного ферзя и пытаются загнать того в угол, и у Маринетт это отлично получалось. Видимо, зрители заметили неладное и стали обеспокоенно перешептываться. Их голоса начинали неимоверно злить парня — все обсуждали возможный выигрыш девушки и первое в жизни поражение самого Нуара, чего тот никак не мог допустить. — Заткнули свои поганые рты! — рявкнул он, и народ был вынужден на некоторое время смолкнуть. Его лицо выражало полнейшее бешенство — он и без чьей-либо помощи понимал, что перестаёт контролировать ситуацию. Маринетт захватила пальцами фигуру слона, чтобы переместить в сторону короля и заставить его приблизится к краю доски — именно это был вынужден сделать парень, чтобы сохранить свои фигуры. Проклятая девчонка уже несколько раз сделала ему шах, Агрест уже начинал жалеть, что не выбрал привычный ему покер. Маринетт же чувствовала себя как рыба в воде, и это видели буквально все. Нуар не мог похвастаться отличными знаниями в данной игре и прямо сейчас пожинал плоды своей ошибки, которую допустил ещё когда решил согласиться на предложение Дюпен-Чен. Она слишком сильно отличалась от своего отца и не вступала в бой, если не знала правил игры. Нуар столкнулся с довольно сильным противником, но его это больше злило, чем радовало — он не привык проигрывать. — Шах. — девушка открыла слона, выдвинув другую пешку вперёд, и оставила Нуару лишь два варианта, которые могли хоть как-то спасти положение: короля съест слон, поэтому Нуару пришлось прикрыться пешкой. Он начал чувствовать, как вскипают мозги, пульсирует жилка на виске, а руки нервно трясутся, ожидая следующих действий соперницы, которые оказались для Агреста роковыми. — Двойной мат. — уверенно произнесла, в последний и решающий раз переместив одну из фигур — чёрный король оказался окружён пешкой и ладьей. Стук самшита** по деревянной поверхности доски отчётливо зазвучал в наполненном тишиной зале, и всем стало ясно — победа за Дюпен-Чен. Судя по лицу, выражающему целую гамму эмоций, он был явно обескуражен: разъяренный, вскочил, нависнув над Маринетт, буравя её бешеным взглядом. Его зелёные глаза потемнели от злости и заставили тело девушки покрыться холодным потом. — Тварь! — прорычал он, замахнувшись, и Маринетт в страхе прикрыла голову и зажмурилась, однако от его кулаков пострадал лишь стол, едва не треснувший под силой рук. В такой позе монстр замер на некоторое время, шумно вбирал в себя воздух и не сводил с неё пожирающих глаз ни на секунду. Приоткрытая грудь тяжело вздымалась, а на лице проступили желваки. Почувствовав волю, толпа начала охать и ахать, позволила себе говорить в голос и открыто обсуждать неудачу своего хозяина. На фоне послышались первые смешки, а вскоре весь зал наполнился смехом — народ осмеивал нелепый проигрыш, который не смог предотвратить Нуар. — Его сразила девчонка! — Вот чертовка! — Да кто она такая? — Нуар впервые вызвал на бой девчонку и так глупо проиграл! — Ещё и в дебюте! Казалось, пространства стало не хватать, и толпа буквально нависла над Адрианом. Она давила, осуждала. Его, самого Нуара, черт возьми, их хозяина! Да как они посмели его высмеивать?! Смуглый парень явно пытался умерить пыл друга или кем тот ему приходился, Маринетт не знала, но тот будто с цепи сорвался: резко смахнул руку, что-то рявкнул. Он не контролировал себя, и никто не мог помочь девушке, которая стала его новой мишенью. Буквально каждой косточкой Маринетт чувствовала негативную ауру, исходящую от соперника, готового в любой момент прихлопнуть её, как букашку, раздавить в ладони и растоптать дорогим ботинком, чтобы наверняка. Она не чувствовала победы над ним, не ощущала появления большей смелости и уверенности — разозленный и поверженный, вряд ли Нуар теперь так просто отпустит её -, наоборот, хотелось забиться в самый дальний угол, лишь бы не видеть этих гребаных глаз, которые так рьяно пожирали всё нутро. «Бежать! Нужно скорее бежать!» — слова перебивали стук колотящегося сердца, но как бы не был силен инстинкт самосохранения, стоило Маринетт вскочить, как тут же оказалась пригвозденной к прежнему месту широкими ладонями охранников. А дальше — всё как в замедленной съёмке: с грохотом перевернувшийся стол, стальная хватка на предплечье и её собственный крик, раздирающий горло. Как в тумане, Маринетт не понимала, что происходит, вырывалась, звала на помощь, но никому не было дела — гости и члены казино, как ни в чем не бывало, погрузились в обсуждения, и их голоса постепенно стихали по мере того, как они с Нуаром отдалялись. Скрип деревянной лестницы, утробное рычание монстра, слышимое впереди — эти звуки сводили её с ума и забирали последние остатки сил — казалось, она вот-вот не выдержит и потеряет сознание. Но, как назло, отключиться не получалось, а предплечье ужасно ныло из-за крепко впившихся в её кожу ногтей. — Отпусти меня! — в очередной раз воскликнула девушка; пробовала вырвать руку, упиралась ногами, но всё бесполезно. Она постоянно падала на лестнице и больно ударялась коленями в попытках сопротивляться, но Черный Кот даже не обернулся. — Закрой. Свой. Рот. — прорычал убийца и швырнул Маринетт в дверной проем, когда они оказались наверху, в одной из комнат. Девушка постоянно плакала и истерично молила отпустить её, отмахивалась руками и уже не видела собственного насильника, настолько в комнате было темно — свет в помещение попадал лишь с балкона, но его было недостаточно. От падения затылок пульсировал, а колени горели из-за многочисленных ушибов. Маринетт разрывал на части дикий страх, её словно парализовало — она не могла и не думала сопротивляться, хотя не знала, что именно с ней собирался сделать Нуар и какое наказание её ожидает. Убьет? Пусть. Лишь бы сделал это быстро, только бы мучения закончились, только бы он оставил её в покое, и всё прекратилось как можно скорее. Но мольбы девушки не были услышаны — парень вновь грубо схватил её за локоть, поднимая с пола, а затем бесцеремонно кинул на кровать, словно тряпичную куклу, не обладающую собственной волей. Кровать скрипнула под её весом. Всё отчётливее звучали тяжёлые шаги. Мгновение, и хищник оказался прямо над ней, придавив своим телом её хрупкое и сжав рукой бледные ладони. Вот и всё. Последняя возможность выжить потеряна. Нуар полностью контролирует ситуацию и только от него зависит, сколько будет длиться жизнь Маринетт и уйдет ли она вообще из этого здания, по-настоящему проклятого места, из которого никто не выбирался сухим из воды. Никто, даже сам Адриан. Он склонился над ней и максимально приблизился к милому личику, обдав нежную кожу горячим дыханием. Несмотря на потрепанную одежду и замученный вид, Нуару нравилась идея попробовать чертовку на вкус. — Я затрахаю тебя так, что стоять потом не сможешь… — его лицо, освещённое редкими лучами луны, исказилось в какой-то страшной улыбке. Рядом с ней находится самый настоящий безумец... Голос сел, и Маринетт оставалось лишь хрипеть, хотя она и понимала, что упираться — бесполезно. «Почему? Почему я доверилась папе? Почему не смогла сбежать вместе с ним?» — горячие слезы лились по щекам, а тело дрожало без остановки, издавая лишь стоны боли, когда насильник добрался до её одежды и остервенело сорвал её всю, не беспокоясь о ранах девушки, полученных ранее. Какое к черту беспокойство? По его мнению, девчонка заслужила свою порцию мести, жалеть он её не собирался, и прямо сейчас бешенство в его теле достигло пика, перемешавшись с яростью. Маринетт в испуге округлила свои заплаканные глаза, глядя прямо в его насмешливые, сверкающие в темноте. В них не было ни капельки человечности, как и в школьных хулиганах, коллекторах. Люди такие злые, корыстные. Ради утоления своих грязных потребностей отнимают самое дорогое, что только может быть у человека — свободу, право на голос и выбор. Нуар оставил девушку совершенно голой, без какой-либо защиты: одежда сорвана, обувь тоже где-то валяется. А он смотрит. Ухмыляется. Небрежная челка отбрасывает на лицо тень, что выглядит при лунном свете особенно жутко. Тихие рыдания Маринетт сопровождались посторонним шуршанием, пока крепкая рука убийцы не впилась в бок, и он не вогнал в неё без всяких прелюдий свой возбуждённый орган. Истошный крик заполнил пустоту комнаты, слезы брызнули из глаз с новой силой. От вспышки боли тело свело судорогой, но этот человек продолжал крепко держать её, отчего нельзя было поддаться назад и избавиться от раздирающего живот чувства. Маринетт не знала, сколько это продолжалось — час, два, но насильник продолжал вдалбливаться в неё, резко и глубоко, словно испытывая её тело на прочность, проверяя, сколько же она продержится. Он больно сжимал её грудь, выкручивал соски, сжимал горло. Крики. Крики. Крики… Ещё чуть-чуть, и девушка была готова потерять сознание, перестать сопротивляться и позволить Нуару издеваться над своим израненным телом, но пытка прекратилась, оконченная протяжным рыком парня, а затем по бедру разлилось что-то тёплое, низ живота опустел. Тишина снова стала их зрителем. Маринетт практически не дышала, освобождённые руки не могли пошевелиться. Но насильник никуда не делся и по-прежнему продолжал изучать её голое тело, которым владел всего мгновение назад, которое использовал, как и все предыдущие женские тела, без капли сожаления. На улице послышался раскат грома, и сверкнувшая молния буквально на секунду осветила устрашающую сцену в одном из помещений в здании. Адриан поправил одежду на себе, а в женских лохмотьях нащупал то, что в тот момент ему показалось нужным — кулон, который, он знал, очень дорог девушке, ведь это одна из немногих вещей, оставленная её матерью. Но сочувствия в этом знании не было — только насмешливая ухмылка. От такого демона, как он, никто и ничего не сможет спасти, если попался хотя бы один раз. Он присел на кровать и медленно склонился над еле дышащим телом, тихим, но властным голосом приказал открыть глаза, и Маринетт пришлось это сделать: поднялись тяжёлые веки, и из-под них показались совершенно безжизненные глаза, будто девушка умерла. Но это было не так. Её никому не нужное сердце билось, а у Нуара не было в планах избавляться от Маринетт. Но то, чего он хотел, — добился. Она получила по заслугам. — Ну-ну, солнце, не смотри на меня так. Ты получила то, что заслужила. На вот тебе, — приподняв её голову, он нацепил на шее кулон, поблескивающий на свету и обрамляющий часть слишком худого тела. — Оберег! — Нуар мрачно засмеялся вместе с громом, который продолжал разрывать небо, нес с собой ливень, который ещё не успел начаться. Общество девушки ему надоело, и тогда он подхватил несопротивляющееся тело и направился прямиком к балкону под набат воды, что сорвалась каплями с черного неба, усеянного тучами. Маринетт даже не понимала, что с ней что-то делают, сознание находилось где-то между реальностью и за её пределами, готовое вот-вот покинуть тело. Только шепот прорвался сквозь непроглядный туман и опалил её ухо режущими словами: — Чтобы тебя здесь больше не видел. Сгинь, тварь. Вытянутые руки расслабились, и тело сорвалось вниз.