Рассвет

Когда жизнь перестает иметь какой-либо смысл, время растягивается до бесконечности: ты обращаешь внимание на то, как мир медленно обращается в серые краски окончательно, начиная от скопившихся на небе туч и заканчивая почти белым оттенком собственной кожи. Медленно, но верно. Как сторонний наблюдатель, ты не в силах что-либо сделать с этим — только наблюдаешь, как разрушается всё, что так старательно строил. Позволяешь тьме захватить твои мысли и только прикрываешь глаза, в полной мере ощущая внутренний развал. Ты так долго боролся с мыслью, что все усилия окупятся. Терпел неудачи, снова и снова разочаровывался в людях и в конце концов сдался, когда кто-то более сильный переступил тебе дорогу, а последняя опора с треском рухнула, разбившись на мелкие кусочки. Наступает то, что, именуется апатией — когда ты не чувствуешь ничего. Разум проваливается в забвение, и гигантские усилия просто обесцениваются. Это время, когда ты позволяешь событиям происходить без твоего ведома, к чему бы они не привели в итоге. Чудовищное равнодушие, нарушаемое лишь жуткими кошмарами прошлого. Испытывают ли подобное монстры вроде Нуара? Способны ли они вообще на какие-либо чувства, кроме ярости, мести и жажды крови? Вряд ли. Маринетт не помнила, сколько лежала на боку, положив ладони под подушку и гипнотизируя взглядом стену напротив. Время приобрело второстепенное значение, будто его и не существовало. Она — ничтожество. Застряла между жизнью и смертью, и всё по вине одного ублюдка, возомнившего себя королем мира. Решил за неё, не дав право голоса, а девушка даже не смогла дать отпор. Она слишком слаба. Сил не хватит даже на то, чтобы оттолкнуть эту каменную глыбу. Любого в борьбе с ним ждёт поражение. Нуар не просто так является самым опасным человеком в городе. Власть и сила, позволяющие ему легко расправляться с каждым, чей взгляд ему не понравится, дают парню полное право считать себя выше прочих. Если бы это только задевало… Бессмысленно бороться с несправедливостью, когда ты совершенно один. Когда кажется, что все вокруг сдались и вымаливают пощады у короля, смирительно и позорно — прямо как он и хотел. Рано или поздно каждый опуститься перед ним на колени, как бы прискорбно это не звучало. Тогда, в казино, маленькая победа воодушевила Маринетт. Она поверила, что может бороться на равных с Нуаром. На секунду показалось, что ей по силам усмирить чудовище. Вот только его дикая, неудержимая натура быстро пригвоздила к земле, не дав и шанса изменениям. Победа стоила ей буквально жизни. Только Нуару решать, жить человеку или умереть, томиться под крышкой гроба или унизительно ползать у ног злейшего врага. Будь у Маринетт выбор, она бы, не раздумывая, согласилась на смерть. Но враг зачем-то держит её на своей территории. Обхаживает, сдерживает пыл. Как будто чего-то хочет от неё. Неужто просит сдаться? Тогда можно устраивать пир в его честь, потому что это уже произошло. Тело, казалось, наполнилось свинцом и отказывалось даже менять положение. Сколько она уже здесь находится? Возможно, несколько дней, а может и несколько часов. Тучи за окном кажутся такими же тяжёлыми. Давят и внушают ещё большую обречённость. Подумать только. Не так давно Маринетт мечтала о создании собственной коллекции одежды и уже планировала устроиться после окончания коллежа в модное агентство. Бережно откладывала каждую монету, надеясь как можно скорее скрыться в одном из городов Франции. Ей нужны перемены и другая жизнь. Париж уже точно не спасти. Маленькая надежда вселяла в Маринетт веру — может, ещё не всё потеряно, и хотя бы себя она сможет вытащить из всего этого дерьма. Хлоя со своей свитой значительно осложняли планы пережить последний год спокойно и регулярно развлекались в своём духе: всё могло обойтись подножкой или столкновением с лестницы, но Киму понадобилось появиться рядом в самый неподходящий момент. Наверное, одной Буржуа парню стало мало, и он решил закадрить Маринетт прямо на её глазах. Ох, какую же он спровоцировал истерику… За его ошибку пришлось расплачиваться Дюпен-Чен и сполна: она знала Хлою ещё более жестокой, но этот раз нисколько не уступал другим. Как всегда, четверо на одного — местная «звезда коллежа» никогда не ходила одна, и это было большой привилегией, равно как и пресекало шансы изгоев на побег. Маринетт же пришлось вжиться в роль параноика, чтобы не расслабляться ни на секунду и постоянно озираться по сторонам, лишь бы не ощутить вновь гнев своей сумасшедшей одногрупницы. Но люди хитрее, чем кажется. Наивность девушки для неё как проклятье, от которого невозможно избавиться. Чтобы выжить, нужно зарубить себе на носу раз и навсегда: Люди — зло. Никому нельзя верить. Жестокая правда. Каждый выживает с помощью обмана и хитрости. Кто не желает принять систему, автоматически исключается из общества. Поежившись от пробежавшего по телу холода, Маринетт в очередной раз ощутила на спине испепеляющий взгляд. Нуар. Именно его вторжение переменило всё с ног на голову: в момент, когда он привез Маринетт к себе домой, жизнь стала принадлежать лишь ему, как главному кукловоду, дергающему за нужные ниточки. Канули в небытие её мечты и надежды. Ничего уже не имеет смысла. Он всегда приходил внезапно и каждый раз молча прогибал своим весом постель. Не приближался, но и не внушал спокойствия. Только смотрел, как хозяин на своего питомца. Маринетт так привыкла, что перестала обращать внимание на его поведение — быть может, ему надоест, и он сделает хоть что-нибудь. Плевать, что именно. Лишь бы оборвать пульс бегущих внутри вен. Грубо перехваченный локоть и резкий поворот в сторону разгоряченного тела выводят её из оцепенения. — Какого хрена ты снова ничего не съела? — тишину нарушил явно недовольный вздох и жёсткая интонация. Он не уйдёт спокойно, а она не намерена его слушать. Слова едва осмысливались в её голове сквозь толстую пелену, а тело максимально расслабились в предвкушении сна. Кажется, Адриан заметил безучастность в лице Маринетт, и это откровенно его выбесило. — Я, блять, с кем разговариваю?! — он сократил и без того мизерное расстояние между ними, схватив полуобмякшие, пропитанные холодом предплечья. Его утробное рычание раздалось у самого уха, но девушка уже не слышала. Следующее пробуждение выдалось внезапным и резким — Агрест настойчиво совал в нос вату, пропитанную нашатырем, и Маринетт больше не надеялась спокойно поспать. Он снова предпринял попытку усадить её на кровати, на этот раз подперев к стене. — Блядство! Ты ничего не съела за двое суток. — возмущался и ломал в руках ломтик белого хлеба. — Хочешь ты того или нет, но это значит, что кормить тебя придется мне. Последние слова всё же помогли достучаться до девушки, и она уставилась на него, как на прокаженного. Он и сам не верил, что будет заниматься подобным делом, но и дать малолетке подохнуть в его кровати тоже не особо хотелось. Придется один раз переступить свою гордость. Его беспокоили безразличные синие глаза: за последние несколько дней он успел едва ли не вздернуться с этой ненормальной, а ей хоть бы хны — ноль реакции. Ничего не ест и не говорит. Адриан пробовал подослать к ней горничную, вдруг у неё получилось бы повлиять на девчонку, но та даже не смотрела на неё — по-прежнему игнорировала чье-либо присутствие. Иногда казалось, что лучше видеть её истеричной, нежели такой… мертвой. Агрест пообещал себе, что не тронет девчонку. Но это не значит, что он не может использовать силу во благо. Впрочем, надежда на силу слов всё ещё есть. — Я собирался съездить к тебе домой, чтобы забрать некоторые вещи. Если хочешь, можешь поехать со мной, — его ладони легли по обеим сторонам от её ног, а прямой взгляд требовал обратить на себя внимание. — но только если поешь. Вид у Маринетт стал ещё хуже, нежели когда он обнаружил её в пустой квартире: белая, прозрачная кожа, болезненно худое тело, имеющее все шансы сломаться от малейшего дуновения ветра. Да и ощущения у Агреста такие, словно разговаривает с призраком, настолько неестественно Дюпен-Чен выглядит. Совсем не похожа на ту девчонку, которая угрохала бандита вроде него в гребаных шахматах. Воспоминания заставили озлобленно поморщиться. До сих пор никак не мог принять такой нелепый проигрыш. Может, вся эта ситуация и к лучшему — трогать её невменяемую не хочется совершенно. Сегодня удача всё же улыбнулась ему, и девушка поддалась вперёд, но не в состоянии сидеть ровно, уткнулась в его плечо — единственный источник тепла в холодной комнате. Даже в сидячем положении он гораздо выше неё. Девичий запах всё такой же привлекательный, несмотря на то, что приглушен лекарствами: яблоко и лёгкие ноты корицы, доносящиеся с нежной кожи на шее. Оправдывает её родителей, занимавшихся выпечкой в прошлом. Адриан позволил себе зарыться в синие локоны и ещё раз вдохнуть соблазнительный запах. Черт бы его побрал. Стараясь держать себя в руках, он отстранил девчонку, плохо понимающую, что происходит, но это и к лучшему. Не запомнит его намечающееся проявление «любви». Окончательно смирившись со своей участью, он поднял тарелку, наполненную бульоном, и зачерпнул ложку, после чего поднес к тонким губам девушки. Для неё это было не менее унизительно, он чувствовал. Голова повернулась к нему боком, демонстрируя синие, когда-то блестящие пряди. Даже нашла в себе силы скрестить руки на груди и недолго думая, принять ложку горячего супа. Хорошая девочка. С небольшой тарелкой она справилась быстро, а щеки успели порозоветь. Уже хоть что-то. — Съешь ещё это. — сунул ей в руки пару кусочков хлеба, чтобы точно не свалилась в обморок где-нибудь по дороге. Под его строгим надзором Маринетт кое-как осилила один с половиной кусок, и Адриан решил сжалиться над ней. — Горничная сейчас принесет тебе одежду, и ты быстро соберёшься. — говорил, стуча посудой, которую ставил на поднос. — Долго ждать не буду, иначе уеду без тебя. Впервые за всё время девушка задумалась о единственной футболке, которая на ней была, и принялась разглядывать, тяжело хмурясь. Кажется, у неё не было такой одежды. А если это не её, тогда… — Угомонись уже, это моя футболка. Нужно же было переодеть тебя во что-то чистое. — наблюдая, как лицо девушки стремительно приобретает красный оттенок, его губы растянулись в усмешке. — Я не прикасался к тебе, мыла и переодевала горничная. Хотя, чего я там не видел… Добавил скорее специально, чем случайно, и реакция девушки его приятно порадовала — пухлые от притока крови губы сжались в тонкую линию, а руки нервно одернули футболку, как будто она ничего не скрывала. Хоть какая-то живая реакция за всё время. Его взгляд невольно упал на ключицы, выпирающие из-под ворота футболки, свободно прикрывающей бедра. В ней она выглядела как-то по-домашнему, несмотря на поведение, заставляющее думать, будто Маринетт из психушки сбежала. Света в комнате хватило, чтобы относительно свежие синяки отчётливо выделились на яркой коже. Адриан невольно замер, рассматривая каждый открытый участок с особой внимательностью и полностью игнорируя возмущенный взгляд напротив. Казалось, на девичьем теле не осталось и живого места, а большая часть покрылась фиолетовыми, красными, кое-где желтыми оттенками. Почувствовав медленно наступающую панику, он подумал, что вновь успокаивать девушку от нервного срыва не особо хочется. Поэтому, не желая доводить Маринетт до точки кипения (если это, конечно, возможно сделать в её нынешнем состоянии) откровенным разглядыванием, Адриан скрылся за дверью, оставив девушку наедине со своими мыслями. Пребывая в полнейшем замешательстве от слов и действий Нуара, Маринетт упала обратно на кровать. «Как скоро я потеряю рассудок в этих стенах?»

***

Уже через пятнадцать минут они садились в машину. Точнее, Агрест усадил связанную наручниками Маринетт на заднее сидение, не встретив особого сопротивления, и на всякий случай захватил двоих подчинённых. Вряд ли это успокоит девушку, но риск её побега слишком велик — кто знает, какую фигню по дороге она может вытворить. Агрест прочитал всю её подноготную. Узнал, как девчонка провела детство, в какие места ходила и с кем училась. Даже нарыл информацию о заказчиках, мало заботящихся о честной сделке и плате за услуги. Казалось бы, столько информации в его распоряжении — можно раздобыть ответы на все вопросы по щелчку пальцев. Но что творится в голове этой странной девушки, ему никогда не узнать, как ни старайся. Изобретение, считывающее чужие мысли, ещё не успели изобрести, иначе Агрест уже мог стать первым испытателем. Почему она прекратила рьяные попытки выбраться? Судя по всему, поняла бесполезность побега, и если так — одной проблемой меньше. Но слишком уж прыткая особа. Возможно, планирует сбежать позже. Адриан сжал руль, впиваясь взглядом в переднее стекло, озабоченный недоразумением, которое сам же и создал, согласившись стать «нянькой». Нельзя давать спуску, если девчонка и правда что-то задумала. Не хуже своего надзирателя Маринетт размышляла о его намерениях. Какого черта он вообще делает? Почему подкупает самым дорогим, лишь бы она поела? Заботится о чистоте её тела? Последняя мысль заставляет вновь вернуться к идее об очередном изнасиловании и мрачно нахмурить брови, но тогда почему он не взял её раньше? Кто знает, что у Нуара на уме? Он помогает ей, но умудряется делать больнее одним лишь присутствием. По обеим сторонам Маринетт окружили два бугая, что несколько напрягало, но успокаивала лишь их отстранённость. От нечего делать девушка разглядывала машину, но взгляд то и дело останавливался на причине всех её проблем. Его сильные руки обрамляли вздутые вены, а футболка не скрывала рельефность красивого тела. Должно быть, он много тренировался, чтобы добиться нужного эффекта. Этот халк кого хочешь завалит, в отличие от Маринетт — её тело слишком хлипкое для каких-либо драк; даже при всём желании максимум, что она может завалить — швабру, и то не уверена. Поймав себя на мысли, что разглядывает врага, резко опустила голову, впиваясь отросшими ногтями в собственные колени. Женской одежды в гардеробе парня не нашлось, что даже странно с его-то образом жизни, поэтому пришлось одеть черные штаны и сменить футболку такого же цвета — Маринетт сомневалась, носил ли Нуар одежду других цветов. Многочисленные складки огромных штанов смотрелись на ней достаточно нелепо, но ей всё равно. В таком виде, конечно, щеголять перед самоуверенным кретином не особо хотелось, но выбирать не приходится. Молчание казалось девушке уже совсем невыносимым, но тут в переднем окне машины показалась знакомая крыша с украшенным Маринетт балконом и потрёпанная, наполовину стертая вывеска «Boulangerie du Moulin de la Galette» на входе в пекарню. Машина остановилась перед входом в булочную, и тогда один из громил, сидящих рядом, по приказу Нуара снял наручники, но с жестким предупреждением, адресованным ей самой — не отходить от него ни на шаг. Как будто он даст отойти от себя. Зданию уже около ста лет, но даже фасад крыши, переживший и снег, и дождь, выглядел свежее, чем разбитый, покрывшийся паутиной прилавок внутри здания. Ремонт требовала и техника, ютящаяся в темном углу, предназначенная для создания различной выпечки. Всё грязное, неухоженное, повсюду лежат бутылки отца, как ужасное напоминание о нём. Ох, ей очень не хотелось сейчас думать о нем, но образ пьяного толстяка слишком быстро всплыл в сознании. Девушка задумчиво провела рукой по пыльной деревянной столешнице — на ней Том и Сабина раскатывали тесто, что-то активно обсуждали. В воздухе в это время витал запах свежеиспеченных круассанов — её любимых в детстве. Запах и тепло изделия чудится даже сейчас наряду с едва слышимым смехом родителей и никак не вяжется с холодным, ставшим давно чужим домом. Адриан шёл впереди, командуя парадом, целенаправленно направился к лестнице, минуя кухню, что пришлось сделать и Маринетт. Спешить ужасно не хотелось. Вдруг это последний раз, когда она находится в стенах родного дома? Маринетт грустно улыбнулась, опустив ногу на первую ступеньку. Одолжение со стороны Нуара теперь выглядит как возможность лишний раз поиздеваться. Если бы он только знал, как ей сейчас тяжело здесь находиться. Но такому, как он, никогда не понять чувств смертных. Поднявшись в свою комнату, не изменившуюся за время отсутствия, Маринетт окинула озадаченным взглядом Нуара, который стоял посреди комнаты, как вкопанный, и рассматривал её рабочий стол. Она остановилась неподалеку, сохраняя расстояние и пытаясь определить, что именно его так заинтересовало. Живот неприятно скрутило. Ощущение, будто он смотрел ей прямо в душу, а не разглядывал личные вещи. Стол, как обычно, пестрил обилием ниток, цветной бумаги и карандашей, а стена над ним почти полностью перекрыта различными набросками. Здесь её талант раскрывался на максимум, и она часами могла создавать новый проект, наслаждаясь процессом. Украшенный уголок служил неисчерпаемым вдохновением, даже когда, казалось, в голове совершенно пусто — стоит только сесть за рабочее место, и всё происходит само собой. Нуар, кажется, пришел в себя и обратил внимание на что-то ещё, кроме стола, убирая ботинок со сломанной ручки разорванного рюкзака. Даже на расстоянии Маринетт ощутила недобрую ауру, исходящую от внезапно помрачневшего парня. Он выглядел спокойнее, но сейчас его вид заставлял испытывать жуткую тревогу. Не ту, когда беспокоятся о человеке — скорее предчувствие надвигающейся бури. — Это они сделали? — не поворачиваясь, произнес ледяным тоном, навевающим ужас даже несмотря на притупленные чувства. Когда он повернулся к ней боком, Маринетт вздрогнула — его взгляд был настолько тяжёлым, что вызывал ощущение, будто её тело придавили бетонной плитой. Уж лучше терпеть двух амбалов рядом, оставшихся внизу так не вовремя — и то было бы спокойнее. — Не важно. — с опаской произнесла, косо наблюдая за движениями Нуара, который всё больше вызывал в ней тревожные чувства. Другого ответа он и не ждал, а спросил лишь с целью проверить реакцию девчонки — задумалась, боится, но не их — его. Потому что в данный момент именно он представляет для неё угрозу и куда более внушительную, чем группа малолеток во главе с отпрыском мэра. Встряхнул головой, убирая с лица мешающие светлые пряди. Девчонка правильно думает. Те придурки и рядом с ним не стояли. — Собери вещи, какие считаешь нужными, я подожду. — всё же оставил несчастный рюкзак и отошёл к софе, теперь не сводя слишком пристального взгляда с девушки. Он что, издевается? Уже нельзя провести последние минуты наедине со своей комнатой? Из него действительно получился отличный надзиратель. Стараясь игнорировать чужое присутствие и лишний раз не злить и без того изменившегося в настроении Нуара, Маринетт открывала ящики, собирая вещи в небольшую сумку. Руки безумно тряслись, но девушка всеми силами старалась не показывать этого — монстр и так вдоволь насмотрелся на её слабую сторону. Кроме родителей и нескольких псевдодрузей в детстве никто не посещал её комнату, и Нуар был первым гостем за всё долгое время её одинокого проживания здесь. Это как минимум смущало, приходилось закидывать вещи быстро, чтобы не давать их так подробно рассматривать. Но под внимательным взглядом и она чувствовала себя обычной вещью. Пожалуй, так и было, если вспомнить положение, в котором девушка оказалась. Даже в собственном доме Маринетт больше не чувствует себя хозяйкой. Исследуя содержимое нижних полок, девушка обнаружила ещё одно горькое воспоминание, но уже о маме, думать о которой было особенно больно. Позолоченная подставка с балериной оказалась в её руках, и девушка едва сдержала слёзы — предмет являлся подарком матери на пятый день рождения дочери. Это было так давно, но Маринетт помнит собственный восторг и теплые женские руки, помогающие завести игрушку, чтобы услышать мелодию, навсегда отразившуюся в памяти. Она не смогла удержаться. Соблазн погрузиться в теплое прошлое казался в тот момент единственным источником спасения, возможностью скрыться ненадолго от всего кошмара, что происходил с ней в данный момент и медленно съедал сознание. Прильнув лбом к мебели, Маринетт повернула ключик на боку подставки и, прикрыв глаза, принялась вслушиваться в музыку, похожую на детскую колыбельную. Сначала Адриана забавляла её реакция — откровенно смущаясь, она старалась не поворачиваться к нему и прятать вещи, но ведь при желании он может и рассмотреть их позже. Вот только делать этого ему не хочется. Что-то подсказывает, что девушке будет проще, пока она ощущает хоть какое-то личное пространство вокруг себя. Всякие блокноты, ручки, ленточки… — Адриан впервые видел такое огромное скопление вещей в одной комнате и плохо понимал, для чего всё это вообще, ещё и лежит в полнейшем беспорядке. Должно быть, хаос и обилие вещей — неотъемлемая часть творческой личности. А Маринетт определенно ей являлась, как он думал, взглянув на манекен с почти законченным платьем выше колена. Но привлекло его внимание далеко не модель платья, а реакция Маринетт на вроде бы самую обычную шкатулку. Она так трепетно прижимала её к себе, так жадно вслушивались в мелодию, что где-то глубоко внутри Агреста неприятно заныло. И было непонятно, чем вызвано это чувство. Нарушать идиллию Маринетт не хотелось, поэтому он всё же сжалился над ней и отвёл взгляд, прислонившись к стене, думая уже о чем-то своём. Когда около Маринетт образовались две скромные сумки, она обратила внимание на Нуара и почти смирилась со скорым отъездом в его дом. Комнату, заставляющую её медленно сходить с ума. От одной мысли о возвращении в логово зверя она поежилась. — Нуар… — Зови меня Адриан. — неожиданно попросил он, и его настоящее имя ввело девушку в ступор. Где-то она его слышала… Но для размышлений ещё будет время. К тому же, Нуар явно обрадуется, если она хоть о чем-то поговорит с ним, пусть ей не очень хочется. — Можно мне переодеться в свою одежду? — мужские штаны еле держались, и это приводило девушку в ужасный дискомфорт, особенно под пристальным надзором парня, который мог заметить её внезапный казус. — Валяй. — отстранившись от окна, Адриан зачем-то направился в её сторону и подошёл вплотную, смотря снизу вверх. Улыбнулся, гад. Маринетт сверлила взглядом его грудь, скрытую под футболкой, и жалела, что одних глаз для убийства недостаточно. — Перед тобой не стану. — смущённо буркнула и чуть не задохнулась от накативших эмоций, когда Адриан склонился над ней и потянул за полы футболки, заставив едва ли не вскрикнуть. — Ты что!.. — Просто дразню. Не нравится? — в этот момент Адриан напоминал ребенка, нагло ухмыляясь, — Я уйду, но без глупостей. Убегать всё равно бессмысленно. — бешеный ритм сердца грозил выломать девушке ребра, когда он развернул её спиной к себе, а пальцы, оказавшиеся на животе, предупреждающе сжались. Маринетт только и смогла, что испуганно кивнуть, почувствовав на лбу липкую испарину. Только с ним ей могло быть настолько страшно — Адриан совершенно непредсказуем и, если он уже успел слишком много узнать о ней, Маринетт не знала о собственном насильнике ничего, разве что он подчинил себе весь город и является далеко не олицетворением добра, что и так уже всем известно. Образ жизни Нуара настолько для него привычный или вовсе приятный, что даже с жертвой позволяет себе играться. Нет, девушка не ждала от него повторения событий в казино, скорее молилась, чтобы его могучая натура сжалилась над ней. Но в то же время не могла понять: почему он вообще стал таким? Был ли он когда-то нормальным, как другие люди? Когда давление на животе прекратилось, а Нуар скрылся за люком, служившим дверью, неожиданно оставив девушку в одиночестве, Маринетт почувствовала недостаток кислорода, забыв, как дышать, в присутствии этого придурка. — Ненавижу. — только и буркнула, со спокойной душой освобождая тело от неудобной материи.

***

— Ты уверена, что всё взяла? Мы больше сюда не вернёмся. — подозрения Маринетт всё же были озвучены, пока охрана загружала сумки в багажник. Девушка только помотала головой, чувствуя себя максимально неспокойно рядом с Адрианом, чего не скажешь о нем самом: расслабленные руки, убранные в карманы, спина, демонстрирующая власть и силу, как и рост, опережающий Маринетт примерно на две головы. Нуар вечно смотрел на неё снизу вверх, и это жутко бесило. Вот только суровое лицо и странная улыбка, натянутая на лицо монстра, не давали ей покоя. Что-то в его поведении было притворным, неправильным. Ощущение тревоги разрасталось внутри, занимая всё пространство. Что-то не так, и Маринетт знала точно — скоро она обо всём узнает, и это ей не понравится. Пока они находились в машине, девушка изучала мелькающие за окном дома, не желая терять последние минуты свободы впустую: погода не располагала к прогулкам, а тучи грозились вот-вот обрушить на город грохочущий ливень. Не оказаться бы в это время на улице. Но Маринетт с удовольствием променяла бы горячий шоколад и плед на капли холодного дождя и запах сырого асфальта. Желание остаться на улице только усилилось, стоило им выйти из дома Адриана, и она почти опьянела. Невидимые оковы на теле, намертво сцепленные проклятьем города, никогда ещё не заставляли чувствовать себя так разбито. Помогая отцу и пытаясь помочь другим, она заплатила слишком большую цену. Обратная поездка показалась Маринетт длиннее обычного, а улицы, мелькающие за окном, не были похожи на те, что она видела ранее. — Прокатимся немного. — заметив беспокойство пленницы, ядовитая ухмылка отразилась в зеркале заднего вида и заставила девушку невольно вжаться в сидение. Адриан позволил себе гнать быстрее обычного, а его черная спортивная машина опасно засвистела на повороте. В Нуара как будто вселился демон, пугающий ещё больше, чем обычное поведение монстра. Амбалы же вели себя довольно спокойно и на вопросительный взгляд девушки никак не реагировали, сидя всю дорогу, как живые статуи. Чем дольше они ехали, тем сильнее Маринетт ощущала смятение, пробирающее до самых кончиков пальцев. Что происходит? Авто остановилось так же неожиданно, и мотор заглох. Нуар вышел первым, захлопнув дверь, а следом и Маринетт, удерживаемая двумя охранниками. — Посмотрим на одно очень интересное шоу. — кратко ввел в курс дела глава банды, поджег сигарету в руке и сделал затяжку, медленно выдыхая дым. Он казался взрослее, занимаясь подобным делом, — курение ему даже шло, чего нельзя сказать о малолетках, активно употребляющих вредное вещество. Маринетт не любила запах табака — отец заставил возненавидеть, как вещь, которая стоит слишком дорого и меняет человека до неузнаваемости. В глаза девушки бросилась щетина, немного отросшая за пару дней, а красивый профиль заставил ненадолго зависнуть. Сколько девушек безнадежно влюблялись в это чудовище, в его роль убийцы? Испытывали ли они то же, что Маринетт сейчас, которая так откровенно изучала его выраженные скулы? Наверное, власть и баснословная сумма денег сильно одурманивает разум, сносит крышу. Но это не стоит отказа от собственных убеждений. Если бы у неё был выбор — подчиниться, трусливо поджав хвост, или повторить ту злосчастную игру, — она бы всё равно дала отпор Нуару, даже зная о будущем проигрыше и жутких последствиях, стоящих за ним. Ловушка захлопнулась, а кот легко поймал мышку в свои когтистые лапы. Сопротивление едва ли возможно. — Сделай лицо повеселее, Маринетт. — Адриан приобнял девушку, провожая в смутно знакомый переулок. — Тебе должно понравиться. О чем он вообще говорит? Маринетт переваривала сказанные Нуаром слова, пытаясь разгадать их смысл, но тут же вскрикнула, стоило им зайти за угол. То, что творилось в одном из скрытых уголков Парижа, глубоко отпечаталось в её памяти на года вперёд, заставляя сердце ухнуть куда-то вниз. Ужас сковал её тело и отвлек от Нуара, успевшего встать за спиной и сжать маленький подбородок до появления белых отметин. Он преградил ей путь к выходу и, вернув взгляд в исходное положение, прямо в эпицентр событий, заставил расширенные синие глаза смотреть. Смотреть и впитывать его превосходство каждой клеточкой тела. Хлоя со своей свитой лежала на асфальте с неестественно вывернутой ногой и разрастающимся на груди красным пятном. Её силы были на исходе, сопротивляться уже не получится, но мужчина, похожий на охранников Адриана, стоящих в это время за спиной, продолжал мучить полумертвую и разрезать её тело ножом. Ким тоже был здесь, но без каких-либо ран на теле. Его лицо выражало такой же дикий испуг, как у Маринетт, и когда они встретились взглядами, девушка активно зашевелилась, пытаясь как можно скорее прекратить то, на что Агрест грубо вынуждал смотреть дальше, сжав её тело ещё сильнее. Мужчина припер Кима к стене, сдавив горло винтовкой. Тот сразу же начал барахтаться в агонии, лицо всё покраснело, а глаза безотрывно смотрели на Маринетт, ища в ней хоть какое-то спасение. Но она не могла ничего сделать. Тело окаменело в диком страхе, отказываясь воспринимать происходящее. Кругом какофония: крики о помощи смешались с последними вздохами других знакомых лиц, звуки приглушились и в ушах оглушительно зазвенело. На фоне ада, не собирающегося заканчиваться, звенел ненормальный смех Агреста, режущий сильнее ножа и убивающий всякую надежду. Ноги стали ватными, а тошнота подступила к горлу. Она не заметила, как слезы застелили глаза, скрывая от источника потрясения. Спиной она чувствовала ледяное спокойствие монстра, наблюдающего за происходящим. Он не вмешивался, только прижимал её тело к своему, препятствуя побегу. По воле монстра пришлось продолжать терпеть кошмар, более реальный, чем те, что ей снились когда-то. Гораздо хуже. И страшнее. Её дыхание сбилось окончательно. Сердце обливалось кровью, испытывая далеко не ликование от того, что враги получили по заслугам. Сейчас они чувствовали то же, что и она не так давно. Чего добивается адская машина, стоящая за её спиной? С губ сорвалось испуганное «Хватит!», вместе с несколькими выстрелами, после которого кровь брызнула по стенам и асфальту. В нос ударил запах стали. Всё красное. Повсюду куски мяса ещё недавно живых людей. На фоне возня. Нуар убил людей чужими руками. Губы открылись в немом крике, а во рту пересохло. Будто время застыло на месте, позволяя подробно разглядеть хаос, учиненный кем-то, кого нельзя назвать человеком. — Вот так восторжествовала справедливость. — змеиный шепот просочился сквозь сознание, обдав ухо горячим дыханием, и тело Маринетт задрожало с большей силой. — Всякий, кто посмеет тронуть моё, обречён на жестокую смерть. Внезапно руки на её теле разжались, позволив ослабшей девушке осесть на землю и шокированно обхватить голову руками. Истошный крик, раздавшийся на всю округу, осведомил жителей города об очередном преступлении.