Рассвет

Солнце впервые за долгое время порадовало жителей Парижа своим появлением. Своей яркостью оно пробивалось в каждый уголок и заглядывало к людям в дома. Один из лучей упал на руку Маринетт, что сидела в это время на подоконнике, и согрел своей теплотой. Свежий ветер ворвался в комнату из приоткрытого окна и зарылся в её синие локоны, поблескивающие на свету. Девушка смотрела в окно и наблюдала, как в городе просыпается жизнь: соседи снизу ворчат и требуют отпуска, где-то под окном играют дети, а другие прохожие спешат на работу или по другим делам. Жизнь продолжается, и у каждого она имеет своё определенное значение. Маринетт всегда видела жизнь в людях, которые её окружали, дарили тепло подобно сегодняшнему солнцу. Пока родители были рядом, ей хотелось жить. Но сейчас никого не осталось. Дверь скрипнула за ней, и Адриан, как всегда, без стука вошёл к ней, не нарушая тишину своим присутствием, но явно заставляя сердце тревожиться. Не бывает так, чтобы появился Нуар и не принес с собой неприятности. — Почему ты не остановился? — она прекрасно знала, что он поймет смысл её слов — уточнения не требовались, поэтому она продолжила смотреть на пролетающих птиц и прижимать к себе ноги. — Это закон жизни, Маринетт. — он неспешно подошёл к окну и сложил руки на светлом подоконнике, пытаясь проследить за взглядом девушки. — Либо убиваешь ты, либо убивают тебя. — Я так не считаю. Он повернул голову, чтобы вглядеться в красивое лицо, что казалось ещё волшебнее в лучах солнца. Синие колодцы удивительно мерцали и притягивали всё своё внимание в обрамлении густых ресниц. — Почему же? Жизнь явно не гладила тебя по голове всё это время. — Потому что это неправильно. — она всё же обратила на него взор: впилась серьезным взглядом, уверенная в своей правоте. И Агрест не возникал. Только продолжал слушать, лишь бы говорить с ней как можно дольше — вот так, непринужденно. — Адриан, даже самые жестокие люди не достойны смерти. Даже если всё, что они делают — разрушают чужое, это не значит, что другие вправе решать за них. Светлые брови нахмурились, и Агрест прикрыл глаза, с улыбкой опустив голову, как бы насмехаясь. — Даже если они прикасаются к моему? Разговоры Нуара о ней, как о вещи, заставляли девушку испытывать самые отвратительные чувства и лишний раз напоминали, в каком положении она оказалась. Но и ей меньше всего хотелось нарушать минутную идиллию, возникшую с приходом хорошей погоды. Возможно, поговорив с Нуаром, она лучше поймет его мотивы. — Власть не может принадлежать одному человеку. — Маринетт знала, что ступила на опасную дорожку и рисковала вывести самого опасного человека, стоящего так близко, но обратного пути уже не было. Ответы нужны ей, как глоток свежего воздуха, — Всегда найдется кто-то выше, сильнее, умнее. Но если один будет заправлять всем, другой захочет отнять эту власть. — она провела пальцем по прозрачному стеклу, как бы дотягиваясь до пролетевшей вблизи птицы. — Чтобы восстановить баланс и уменьшить конфликты между людьми, разделять власть должны несколько, сменяя друг друга, когда это нужно. Адриан никогда не задумывался о том, чтобы подчиняться кому-то. Одна мысль, что им могут помыкать, заставляла мышцы напряжённо сжиматься, а глаза наливаться кровью. Он достаточно долго шёл к тому, что имеет сейчас: самое прибыльное казино в городе, огромное количество нужных связей, и самое главное — возможность избавиться от людей, оскверняющих всё живое, своим существованием. Например, его собственная мать, так легко променявшая сына и мужа на богатого мужика. Отец Маринетт, оставивший ребенка на собственное попечение. И Хлоя с дружками, смерть которых стала особенным подарком для Нуара — вид их беспомощно лежащих тел в окружении пролитой крови вселял в его душу ощущение новой победы. — Можно избавиться от человека и уподобиться ему. — голос девушки вывел его из мыслей и, если бы он не был так близко, не услышал бы этот тихий, напряжённый шепот. Она как будто читала его мысли и знала, что внутри Адриана идёт жестокая борьба. Борьба длиною в целую вечность, берущая начало из далеко детства и продолжающаяся по сей день. Действительно, всё, что он делает, так это борится — с людьми, с Маринетт, с собой. Настолько привык к выживанию, что перестал задумываться о смысле. Если он вообще был. — Неужели ты не испытываешь хотя бы немного ощущение справедливости? — Агрест подпёр подбородок рукой и в непонимании изогнул бровь, когда Маринетт отрицательно покачала головой. — Где справедливость, когда из-за меня погибли люди, а я лишена свободы и права выбора, как и все остальные? — негромкий, но жёсткий голос тут же выдал ненависть, плескавшуюся внутри девушки, и Агрест буквально чувствовал её, как если бы испытывал сам. Но и чувство ненависти для него нельзя назвать чужим, особенно когда лучше других знаешь, что это такое. Раздражало лишь одно — Маринетт настойчиво продолжала от него закрываться, даже когда так спокойно говорила с ним. Он приютил её, пережил срывы на собственной шкуре, даже позволил самой забрать вещи из дома. Она же отплачивает лютой ненавистью и проклятиями в спину. Конечно, не без причины, в конце концов, он не имеет права просить у неё прощения после того, как посмел вот так ворваться в её жизнь и всё испортить. Адриан не разбирался и не хотел точно знать, действительно ли она такая же лицемерка, как и все остальные. Действительно ли только корчит из себя смелую, а на деле не способна ни на что. Но когда он столкнулся с проявлением доброты девушки по отношению к Плаггу, задумался о ценности как минимум одной жизни. Он жил с мыслью, что всем женщинам в этом мире нужны лишь деньги. Так они могут не напрягаться в учебе, поиске работы и доверить себя человеку, который будет их полностью обеспечивать. Не задумываться о чувствах тех, кто их любит, и безжалостно пользоваться, втаптывая в грязь. Если не получится с одним, найдут другого и так по кругу. Слова матери каждый раз напоминают ему о том, что у таких людей нет сердца, и он бы хотел защитить Маринетт от любого дерьма, которое может случиться. — Почему ты всё это делаешь? — Адриан на удивление спокойно отвечал на каждый её вопрос, пусть и не так подробно, как хотелось бы, но это лучше, чем оставаться в абсолютном неведении. Нуар и сам не до конца понимал, почему так рьяно пытается защитить девушку и в то же время издевается, впутывая в криминал, в котором сам погряз без возможности выбраться. Она напоминала ему Плагга — такого же маленького, но ужасно упрямого и сильного. Одна Маринетт не справится, и ему бы хотелось стать тем человеком, который поможет ей пережить все трудности. Но признаться в этом выше Агреста. Да и кому — девчонке! Никогда он не считался с их чувствами, безжалостно разбивал наивные сердца и с удовольствием пользовался, карая каждую за непростительную ошибку матери. Слова Маринетт означали, что ему следует пересмотреть свои взгляды насчёт людей и дать им шанс. Но он так увлекся мыслью, что сможет, наконец, очистить мир от лишнего мусора, что почти бредил ей. Сомнениям его план даже не подвергался. Возможно, позже Маринетт поймет его. Обязана понять, ведь пережила такое же жестокое предательство, которое невозможно оправдать ни в одном честном суде. Том не думал, когда променял дочь на бухло и деньги, но Адриан ни за что не уподобиться ему и не позволит девушке остаться одной. Она была для него кем-то вроде спасителя. Единственного лучика надежды в жестоком, непроглядном во тьме мире. В то же время Нуар — последний человек на планете, которого она бы признала своей опорой. Она вынуждена находится всего в полуметре от монстра, но будь её воля — сбежала от него как можно дальше, в такое место, где об Адриане даже не знают. Вглядывалась в острый, подобный кошачьему взгляд и не понимала, о чем сейчас думает её злейший враг. Какие козни строит. Кого ещё готов погубить своей жестокостью. Маринетт сглотнула. Мысль о том, что он снова может кого-то убить, приводила в ужас. Она корила себя за произошедшее в переулке — ребята навлекли на себя беду только из-за того, что были знакомы с ней. Адриан и не думал пощадить их, когда девушка, бьющаяся в отчаянии, умоляла отпустить. До сих пор помнит голос, наполненный торжеством, каким-то животным удовлетворением. Никогда в жизни ей не доводилось видеть убийство собственными глазами, даже в детстве, находя лишь трупы людей и только догадываясь, какая именно смерть их настигла. За последнее время ей довелось увидеть слишком много мрачных сторон жизни, и изучение вполне могло продолжиться в вынужденной компании Нуара. Зеленоглазый блондин, оказавшийся боссом в местном казино, активно пользующийся своей внешностью. Когда она впервые увидела его, испытывала ровно такой же страх — будто сама себе послала сигнал из будущего. Интуиция давила на виски, пробуждала инстинкты самосохранения, и всё равно их разговор состоялся. Маринетт подозревала, что за ней следили, пока она жила своей жизнью, ни о чем не догадываясь, причем ещё до встречи с Адрианом. Иначе как бы он узнал о её стычках с одногрупниками? Она хотела было задать ещё один вопрос, но поднятая вверх рука заставила её осечься: — Слишком много вопросов за раз, Дюпен-Чен. — напряжённый разговор, судя по всему, Адриану таким не показался, ведь он всё ещё пребывал в хорошем настроении, нацепив на лицо лёгкую ухмылку и засунув руки в карманы, направляясь в сторону выхода из комнаты. Ей оставалось лишь проводить его взглядом и тяжело вздохнуть.

***

Дни лениво сменяли друг друга и снова напоминали собой сплошную серую однообразность: каждый прием пищи сопровождался строгим надзором Нуара, в остальное время девушка была предоставлена себе. Иногда заходила горничная, чтобы забрать грязную одежду, но не более того. Нуар как будто специально избегал встреч с девушкой и застать его в комнате можно было только во время завтрака, обеда или ужина. Словно он не хотел разговаривать, но проконтролировать её выздоровление считал своей обязанностью. Неожиданная отстранённость парня только успокоила Маринетт и позволила ей несколько расслабиться в чужом доме, в котором никак не получалось прижиться. Прижиться… То же самое, что смириться с собственной участью. Даже мысль об этом холодила её руки. Поначалу Адриан запрещал Маринетт выходить из комнаты и запирал её, чтобы избежать каких-либо неприятностей и элементарно не доверяя психическому состоянию пленницы. Но с тех пор, как произошли ужасающие события в переулке, прошло довольно много времени, и Агрест всё же смягчился, запирая лишь дверь в саму квартиру и отдавая ключи на сохранение горничной. Без присмотра девушка не осталась, но теперь могла свободно перемещаться по небольшой квартире и изучать незнакомое доселе помещение. Адриан всегда уходил и приходил в одно и то же время — рано утром и не сильно поздно вечером. Приходил на обед, но ненадолго — только убедиться, что Маринетт ест, после чего снова пропадал за пределами квартиры. Зная о деятельности парня, девушка считала, что он проводит время в казино, что логично — это его работа, и присутствие Нуара, как работника заведения, а тем более директора, однозначно требуется. Изучать Нуара оказалось сложнее, чем могла предположить Маринетт — на кухне за ним оставался идеальный порядок, а комната, где ночевал парень, казалась пустой и совершенно не обжитой. Разве что, постель и аккуратно сложенная в шкафу одежда пропиталась лёгким запахом одеколона, отдающим сигаретами и морской свежестью, никак не вязавшейся с образом его обладателя. Маринетт и сама не знала, почему каждый день проводила время в его спальне — холодной, загадочной, но такой успокаивающей. В комнате, выделенной ей, девушка чувствовала себя ужасно подавленной и одинокой, даже если находилась там с Плаггом, но комната Адриана не вызывала таких ужасных эмоций, наоборот — здесь она будто отдыхала и на некоторое время позволяла себе расслабиться. Разумеется, неосознанно. Ей всё ещё не следует доверять похитителю. В темной, вечно зашторенной комнате стоял письменный стол и компьютер, который оказался заблокированным, что снова ограничило Маринетт от получения новой информации об Адриане. Полки в тумбах и шкафах вовсе оказались пустыми, и девушка оставила надежду хоть на какие-то ответы, как вдруг в одном из ящиков всё же наткнулась на одну любопытную зацепку. Горничная вечно погружалась в просмотр мелодрам и мало обращала внимание на передвижения девушки, поэтому Маринетт могла не беспокоиться, что её застанут за преступным делом. Обед уже прошел, а до ужина оставалось как минимум пару часов. Всё же прикрыв дверь в комнату, чтобы не быть случайно пойманной, и удобно устроившись на постели, накрытой толстым уютным пледом, Маринетт внимательно вчитывалась в текст небольшой стопки бумаг, которые нашла совершенно случайно. Похоже, речь шла о наследстве бизнеса от отца к сыну и передаче полномочий, полного владения фирмой. Но не это заинтересовало девушку, а фамилия, встречающаяся на протяжении всего текста. Агрест. Ну конечно! Как она сразу не догадалась? Адриан является сыном Габриэля Агреста. Везде только и говорят о состоявшемся дизайнере и его трудных отношениях с сыном, которые Агрест старший упорно не хочет обсуждать с журналистами. Изредка на телевидении или в газетах мелькает фото молодого наследника и высказывается пара слов о нём, но ничего об азартных играх или о второй личности Адриана. Возможно, журналистам платят за молчание, что больше похоже на правду — Габриэль вряд ли обрадуется, если все будут обсуждать грязные дела и преступления его сына. Либо он и вовсе не догадывается, ведь Нуар старается не светиться на публике, а подпольные дела, по словам отца девушки, прячутся от администрации за железным занавесом — только ночью казино, скрытое в самой глубине извилистых переулков, открывает вход для своих посетителей. На разумность полиции Маринетт и вовсе не возлагала никаких надежд и была в курсе их халатного отношения к закону. Взятки вполне могут задобрить и заставить молчать любого, даже самого стойкого работника полиции. Расследования Маринетт на этом не закончились — ещё один документ находился под другим и заставил ладони неожиданно вспотеть — черным по белому строки гласили о том, что Агрест младший оформил опеку над девушкой. Бумаги отлетели на край кровати, а Маринетт шарахнулась в сторону, чуть ли не выдирая многострадальные волосы на голове. Она перечитала злосчастный текст несколько раз, ошибки быть не может. Что теперь делать? Адриан является её официальным опекуном до совершеннолетия, до которого ещё целый год. Целый год он имеет право распоряжаться её жизнью официально. Но неоднозначные ответы по поводу её присутствия здесь вызывают худшие догадки — плен, устроенный Агрестом, продолжится вне зависимости от документов или возраста девушки. Чем больше Маринетт думала, тем отчётливее с каждой секундой понимала невозможность побега. Как далеко она сможет уйти, если правда о её опекуне вскроется? Есть ли смысл рисковать? Собственный вскрик и массивная ладонь, плотно закрывающая половину лица, выводят из глубоких раздумий слишком резко и неожиданно, а знакомое тяжёлое дыхание, исходящее от человека за спиной, развеивает спокойную атмосферу помещения и заставляет напрячься всем телом. Нуар явился домой раньше обычного и сразу заподозрил неладное, когда не обнаружил Маринетт в комнате. Эта чертовка сидела на его территории и нагло копалась в чужих вещах, несмотря на присутствие горничной. Особо ценных бумаг Агрест не хранил здесь, как раз на такой случай — догадывался о возможной прыткости девчонки. Но предполагать и видеть своими глазами — совсем не одно и то же. Он не слышал её дыхания — настолько испугалась, попавшаяся так легко и глупо. Надеялась, что за закрытой дверью горничная ничего не увидит, но совсем забыла о звукоизоляции, что присутствовала в каждой комнате, которая вынудила её сильно проколоться. Тем не менее, Агрест убивать не собирался, лишь мучил своим молчанием и прижимал к себе хрупкое тело в очередной черной футболке. — Знаешь, в моей комнате совсем другие правила… — тишину нарушил мужской хриплый голос, и Маринетт отчётливо почувствовала ударивший в нос запах табака. Пытался поймать её взгляд, но она не давалась, старательно вертя головой — его непослушная птичка. Вот только трепыхать крыльями в лапах зверя уже бесполезно, и Агрест останавливает её отчаянные попытки, сжимая маленький подбородок. Оставалось только догадываться, что у него на уме. И так каждый раз: Адриан ловил её, а Маринетт не могла ничего сделать, каждый раз проигрывая в силе, которой у неё не было и подавно. Словно таким образом Нуар наказывал её за ту победу в шахматах и неприятное унижение на глазах гостей. — Чего ты хочешь? — Маринетт выдохнула, почувствовав шевеление второй ладони, скользящей вверх по бедру, но касания парня были тяжёлыми, резкими, а дыхание шумным — он злился. Девушка явно нарвалась на неприятности, ступив на чужую территорию. Между ними словно вновь возросла стена непонимания, а искреннего разговора, во время которого девушка смогла разглядеть проблемы Адриана и увидеть в нём не монстра, а обычного человека, пусть всё такого же отвратительного, будто и вовсе не было. Его присутствие не пугало, особенно когда они оказывались наедине в её комнате — обычно Агрест старался не подходить, держась на расстоянии и лишь наблюдая до тех пор, пока тарелка с пищей не будет опустошена полностью, после чего уходил до следующего раза. Маринетт вела себя всё это время спокойно — соблюдая дистанцию, парень определенно помог ей более-менее привыкнуть к новому дому. Но здесь, в темной комнате, где единственный источник света — настольная лампа, в присутствии Нуара Маринетт испытывала мандраж, прямо как в первый день пребывания здесь. Когда её только похитили… Адриан чувствовал каждую эмоцию девушки, не оставляя и сантиметра между ними, и почти слышал её немые крики ужаса и страха, запечатлённые на лице. Он ничего не ответил, а она боялась пошевелиться, лишь бы не разозлить теперь его ещё сильнее. Взгляд ядовитых зелёных глазах, окутанных темной дымкой, впечатался в её лицо как-то зло и хмуро. Адриан растягивал момент, впитывал каждую её эмоцию, будто ему это доставляло особое удовольствие. Но когда испуг пересилил Маринетт и заставил её глаза плотно сомкнуться, она не успела сделать глоток воздуха, как оказалось прижата спиной к кровати. Воспоминания, ещё слишком свежие, не вовремя всплыли из дальних уголков сознания, ярко и подробно напоминая о проклятой ночи, проведенной с человеком, что сейчас опасной змеёй нависал над ней, выставив руки по обеим сторонам от её головы, а колено протиснул между округлых бёдер. У неё не было никаких подтверждений, что Адриан не повторит тех ошибок, словам и вовсе не хотелось верить. Ей были противны его поглаживания, грубые нарушения личного пространства, о котором она уже не мечтала с тех пор, как попалась в клетку злодея. Первая слеза скатилась по щеке, когда Адриан склонился к её лицу с надменной ухмылкой. — Глупая, я не собираюсь насиловать тебя. — тихо прошептал он, и хотя говорил он властно, без капельки сомнений, для Маринетт его слова всё ещё были пустым звуком и звучали совершенно неубедительно. Он замер над миниатюрной девушкой, наблюдая, как слезы одна за другой оставляют на милом лице мокрые дорожки, не решаясь дотронуться. — Ты оформил опеку надо мной… — только и смогла проговорить, чувствуя неимоверную тяжесть внутри. Хотелось сбежать куда-нибудь далеко, лишь бы не находиться рядом с монстром, не ощущать его горячее дыхание на своей шее. — А ты бы хотела оказаться в приюте до совершеннолетия? — он изогнул бровь и всё же провел большим пальцем по бледной коже, убирая влагу и игнорируя недовольный взгляд синеволосой. — Уж лучше так, чем с тобой. — слова сами сорвались с языка, пропитанные жгучим холодом и ненавистью, которой с каждым днём становилось всё больше. Каждый день Маринетт убеждалась, что ей отравляют жизнь, пытаются приручить подобно скоту. В глубине души она надеялась, что ей удастся сбежать, и Нуар оставит её в покое, но противник слишком силен — в шахматах обыграть получилось, но в жизни она всего лишь пешка, так неудачно оказавшаяся напротив опасной фигуры. Комната заполнилась негромким, и даже каким-то томным мужским смехом. — Как грубо, милая. — он перекатился набок и, прежде, чем Маринетт совершила очередную попытку ретироваться, вновь обвил руками её тонкую талию, уткнувшись в нежное плечо, — Я не трону тебя, но и просто так не дам уйти. Сегодня будешь спать здесь. — Маринетт вслушивалась в каждое слово, смотря сугубо перед собой, лёжа спиной к парню, и не решаясь даже моргнуть, рассматривала их отражения на стеклах старого шкафа, а шепот, раздавшийся над ухом, заставил сердце замереть подобно телу. — Со мной. Помещение погрузилось во тьму, когда последний источник света погас. Сверху лег толстый пуховый плед, а горячая ладонь Агреста ловко пробралась под ткань её футболки и легла на впалый живот. На её вздрагивание он ответил чувственным поцелуем в шею и насмешливым «сладких снов». Кто бы мог подумать, что она будет спать с преступником? Маринетт не оставалось ничего кроме как перетерпеть эту ночь, несмотря на то, что было ещё довольно рано, судя по часам на стене, — стрелка часов только-только оказалась на семёрке. Похоже, Нуар решил наказать её не только совместной ночью, но и отменой ужина, хотя, есть после новой эмоциональной встряски и не особо хотелось. Вздохнув, девушка прикрыла глаза, пытаясь справиться с бешеным потоком спутанных друг с другом мыслей, но долго не могла провалиться в спасительную дрёму, в отличие от Агреста, уже сопевшего ей в спину — должно быть, он устал и поэтому не особо препирался, отдав предпочтение скорому отдыху. Было непривычно видеть его настолько беззащитным. Несмотря на сон, Нуар продолжал крепко прижимать её тело к себе, отчего создавался дополнительный дискомфорт. Даже сейчас Маринетт ничего не может сделать, всхлипывая как можно тише, чтобы не разбудить спящего. Какая же она беззащитная. Переступив порог коллежа, маленькая Маринетт неспешным шагом направилась в класс, желая оттянуть момент прихода, насколько это возможно. Папа больше не провожал её, запершись дома с бутылкой коньяка с тех пор, как мама покинула их, а одногрупники, узнав об этом, нашли лишний повод поиздеваться над девочкой. Вот и сейчас, оказавшись в кабинете и выкладывая учебные принадлежности из рюкзака на стол, её окружили несколько ребят, одаривших девочку отнюдь не приветливыми улыбками. Маринетт не смотрела на них, только игнорировала, не желая ругаться, но один мальчик явно не захотел оставить её в покое, разглядев в детском личике испуг — пенал тут же оказался в его руке, поднятой вверх, когда Дюпен-Чен потянулась в его сторону, попытавшись вернуть вещь. — Пожалуйста, прекратите! — кулачки легли на её щеки, скрывая ото всех покрасневшее заплаканное лицо, но её будто не слышали, вокруг лишь доносился злобный смех: — А её мама умерла! — Отец пьяница! — Ты никто! Слабачка! Слабачка! С тех пор, казалось, мало, что изменилось: сил в ней не прибавилось и более того — собственная слабость привела её к самым страшным последствиям. Будь она сильнее, смогла бы отказать отцу. Будь она сильнее, больше не оказалась бы в тех сырых, пропахших смрадом подворотнях. Будь она сильнее, ни за что бы не позволила себе показать свой страх Нуару. Маринетт долго лежала, глядя в потолок и посылая в свой адрес различные обвинения прежде, чем провалиться в тревожный сон: каждую ночь ей, не переставая, снились одногрупники, швыряющие девушку на землю и придумывающие самые разные пытки, сопровождая набат из безумных действий поливанием грязью её родителей. И во время этого всегда появлялся он — её главный ночной кошмар со взъерошенными светлыми волосами в черной толстовке, с демоническим взглядом, в котором читалась лишь жажда крови. Её персональный ад. Мучители покрывались пятнами крови и растворялись на глазах, после чего следовало самое страшное, то, чего Маринетт не могла пережить даже во сне, едва Нуар хватал её и утаскивал за собой в кромешную тьму. — Вот черт! Проснись! — посторонний голос резко выдернул девушку из слишком реальной иллюзии, и на её месте она застала лишь обеспокоенный взгляд Адриана. Её дыхание было прерывистым, а слезы, как и в прошлые ночи, лились по щекам крупными каплями, возвращая ощущение невероятной боли в груди, но когда Адриан с тихим «иди сюда» притянул её к себе, заворачивая в одеяло до самой шеи, и нежно обнял, закрывая почти полностью своим крепким телом, внутри появилось что-то кроме страха и ненависти.