8 лет назад в Галлии…
– Сирона, спаси нас, детей своих, верных… – шептала мама, но я была слишком зла, чтобы на этот раз поддержать молитву: – Они сожгли все! Наши дома, сады! Уничтожили столько невинных людей! Целые семьи! Они заслуживают нашей мести, самой жестокой! – моя ярость отражалась эхом в лесу, я чувствовала такую ненависть, что была готова идти и уничтожать всех, кто имеет хоть самое малое отношение к Риму. Хотела самым жестоким образом покончить со всеми выродками этой проклятой республики! –… верных слуг. Дай нам сил стать твоим оружием и защити от вреда, – мама будто не слышала меня, а отец кивнул на окружающие нас деревья, касаясь моего плеча. – Ближайший отряд римлян небольшой. Мы с Сингериксом окружим их. София, защищай маму. – Я хочу сражаться рядом с вами! – взвилась я, сбрасывая руку отца. – Ты недостаточно хорошо умеешь сражаться и останешься здесь. Я бессильно зарычала, но ослушаться отца не могла. Хотела я того или нет, но придется делать то, что велено. Сама мысль, что они будут сражаться и мстить, а я – сидеть и ждать, заставляла кулаки сжиматься, а кровь бурлить. Несправедливо! Вот так смотреть, как отец с братом бесшумно уходят в лес в поисках отмщения. – София, у нас есть способ помочь, – тихо позвала мама и протянула мне амулет из кости животного. – Пока ты его носишь, будешь под защитой Сироны. Она не покровительствует войне, но защищает нас так, как может. А теперь помоги мне воззвать к ее помощи. Мама протянула мне руки, и я сжала ее теплые сухие ладони своими – ледяными. Постепенно мои пальцы согрелись, пока мама шептала молитву, умоляя благословить и спасти всех нас. Под конец ее молитвы она до того сильно сжала мои пальцы, что мне стоило немалой выдержки промолчать. Но тепло в груди постепенно разливалось волной по всему телу – от макушки до самых кончиков пальцев я чувствовала силу Богини, что наполняет меня собой, накрывает своим крылом, защищая. Но более неистово я просила ее уберечь от бед отца и брата. И за второго я всерьез переживала – в запале битвы и идя на поводу своей ярости, которая обычно брала над ним верх, Сингерикс мог стать легкой мишенью. Сирона, защити их…***
– Дай ему сил справиться с предстоящими испытаниями, – шепчу я. – Защити его от меча и стрелы, – вторит Локуста. – Прошу лишь о твоей милости. Сифакс не заслужил такой судьбы, но все же принимает ее со смирением. Вознагради его самоотверженность свободой. Каждое мое слово наполняет темную лавку Локусты божественной силой, и я ощущаю ее отражение в своей душе тем больше, чем неистовей взываю к милости Богини. Сейчас это все, что я могу сделать – и у меня щемит в груди от ослепляющей надежды, что мои молитвы принесут Сифаксу то, о чем я умоляю. Защиту, свободу. Жизнь. И я продолжаю молиться, когда беру пиалу с чаем из сильфия и делаю глоток. Ритуалы и молитвы всегда были частью меня, эти уважение и почет к ним я впитала с молоком матери. И забрала всю веру себе, потому что мой братец всегда смотрел на это с противоположной стороны. Этот отвар предназначается для укрепления молитв и дарования защиты. Когда теплая жидкость отдается легкой кислинкой на языке, я стараюсь гнать прочь мысли о том, что в последний раз я пила такой отвар перед тем, как нас захватили римляне. И в тот раз он не сработал. Не думай об этом, не думай… – Поможет ли это ему на арене… – выдавливаю я, смотря в зеленоватую жидкость на дне пиалы, но резко поднимаю голову на звук открывшейся двери. Сабина замирает на пороге, словно не ожидала увидеть тут либо меня, либо Локусту – в своей собственной лавке. Иначе почему она снова так растеряна? Эта девушка не перестает меня удивлять. Тем не менее, я приветливо ей улыбаюсь. Сабина поясняет свою растерянность – она слышала мою последнюю фразу: – Я не хотела мешать, простите, но… за кого ты молилась? – За того, кто дорог мне. За того, чья судьба будет решена на арене, – я снова опускаю взгляд и всматриваюсь в отвар, как будто там могу найти ответы на свои вопросы или молитвы. Внутри меня что-то тяжело ворочается, словно разбуженное чудовище лениво точит зубы об мое сердце, и тупая тоска все больше охватывает меня. – Надеюсь, твои молитвы будут услышаны… – я слышу, что она колеблется, прежде чем продолжить. – Я не хочу оскорбить тебя, но… ты молишься Богам Галлии об успехах на арене? Насколько я знаю… – Ты права, – Локуста мягко перебивает Сабину, качая головой. Перья в ее прическе тихо шелестят. – В Галлии гладиаторов не было. – Сирона не помогает гладиаторам, но защищает своих детей, – я сжимаю пиалу так, что пальцам становится больно. Чувствую свою полную беззащитность, и это страшно расстраивает и раздражает. – И что мне делать, если Сирона не поможет? – София?.. – Сабина подходит ближе ко мне, вопросительно улыбаясь. – А ты… хм, ты слышала о Богине Немезиде? На несколько секунд вокруг нас воцаряется тишина. Наконец, так и не вспомнив ничего похожего, неуверенно качаю головой. Сабина присаживается рядом со мной и берет меня за руку. От легкого пожатия мне, удивительно, но становится чуть легче на душе. – Немезида покровительствует гладиаторам, – проникновенно говорит Сабина. – Если ты молишься о силе и удаче кого-то в бою, то было бы мудрее сходить в ее храм. Я мгновение ошеломленно смотрю на Сабину. Я не ослышалась, она предлагает мне помолиться богине, о которой я даже никогда не слышала? Это настолько нелепо, что я не могу сдержать гримасы, когда презрительно отвечаю: – Я никогда не поклонялась римским богам! И сейчас делать этого не стану. – Я… – улыбка Сабины моментально меркнет, а она растерянно отпускает мою руку и отодвигается, чувствуя себя очень неуютно. – Прости меня, я… Я не хотела оскорбить тебя. Мне даже на секунду становится неловко – она хотела мне помочь, а я не сдержала злости, поэтому мимолетно улыбаюсь ей, смягчая свою ярость, которую Сабина случайно и незаслуженно навлекла на свою голову. Локуста подходит к нам настолько тихо, что я вздрагиваю, когда слышу ее голос рядом: – София, не принимай таких решений сгоряча. Боги стоят выше рас и наций. Нехорошо игнорировать их, и тем более это неразумно, когда они могут даровать силу и помочь выжить. – Боюсь, что твоему… тому, кто тебе дорог, будет трудно выжить на арене без благословения Немезиды, – тихо убеждает Сабина, неловко комкая юбку на коленях. – И как же мне заслужить ее благословение? – иронично вскидываю бровь. Они, верно, издеваются надо мной, всерьез думая, что я пойду молиться чуждым мне богам. – Так же, как ты просишь о нем у Богов Галлии. Они все едины, не отрицай этого, – отвечает Локуста, задумчиво глядя на меня. – Если ты хочешь привлечь внимание Богини или же заслужить ее благословение, тебе надо сделать ей подношение. – Жертвоприношение? – уточняю я, впрочем, без особого интереса. – Ее храм недалеко, – Сабина указывает подбородком на дверь, словно храм находится прямо за ней. – Я могла бы проводить тебя… – вдруг она осекается, а ее лицо мрачнеет, когда она грустно делится воспоминаниями: – Прошло много лет, но я… Я однажды приносила Немезиде жертву. И могу помочь тебе сделать это, если ты не знаешь, как… – Ты молилась богине боев на арене? Ты?! – Ну… – Сабина смущенно отвечает на мой ошеломленный взгляд. – Она так же покровительствует справедливости и мести. Я надеялась на ее расположение. – Богиня боев, мести и справедливости, – задумчиво повторяю я. Да, в Галлии таких богов нет. – Просить правильных Богов о милости – мудро. Ты должна пойти с ней, – заявляет Локуста. Должна, значит? Мне все меньше нравится, что Сабина и Локуста пытаются на меня давить, и я начинаю сердиться. – Спасибо за предложение, Сабина, – я прохладно улыбаюсь, – но я не собираюсь ни молиться римским богам, ни приносить им жертв. Мои молитвы не останутся без ответа. – Понимаю. И желаю удачи, – Сабина улыбается мне, когда я направляюсь к выходу.***
Александрия, настоящие дни.
Дельфиния глубоко вдыхает холодный и влажный воздух грота – отблески ярко-голубой воды, словно подсвеченной сотней огней снизу, отражаются на неровных каменных стенах, пуская по ним причудливые тени. Ветерок тут настолько слабый, что даже поверхность воды не движется – ее идеально ровная поверхность позволяет рассмотреть самые неглубокие участки дна подземного озера, а огонь нескольких свечей почти не колышется. Грот находится неподалеку от Храма Цереры. Дельфиния присаживается на каменный выступ и касается пальцами холодной воды, глядя на Марселлу, которая завороженно смотрит вокруг, боясь, кажется, слишком громко вздохнуть и нарушить тишину. Женщины пришли сюда, чтобы посвятить Марселлу в Таинство Богини Исиды. Все необходимое для обряда лежит на сухом участке каменного берега около ног Дельфинии. Атмосфера таинственности пропитывает, кажется, каждый выступ стен пещеры и каждую каплю воды в озере. – Прежде, чем мы начнем, – негромкий голос Дельфинии отдается от стен потусторонним эхом и сильнее окутывает женщин дымкой тайны и магии, а от ее руки расходятся широкие круги, заставляя голубые отсветы на стенах переливаться еще ярче, – я предупреждаю тебя: видение приведет тебя к порогу загробной жизни. Так же, как все мы однажды подойдем к нему. И ты наверняка увидишь то, чего сразу понять не сможешь. – Я буду внимательной. И осторожной, – Марселла кивает, лазурные блики от воды освещают ее лицо, которое, кажется, светится изнутри верой в Богиню. И в каждое слово Дельфинии. – Ритуал вечерний, потому что вечер – это смерть дня и рождение ночи. Ты сейчас так же переродишься, дитя мое, – Дельфиния улыбается Марселле, которая, вопреки суеверной опаске, все же решительно подходит в центр берега и встает на колени, покорно склоняя покрытую белой шалью голову. По всему видно, что девушка не сомневается в том, что делает, и что ее вера – глубока и неистова. Губы Марселлы шепотом повторяют каждое слово молитвы, которую Дельфиния возносит Богине, обходя девушку по кругу. – Великая Мать Исида, Церера, Сирона, Богиня множества имен, услышь мою молитву. Даруй Марселле свою милость и благодать, позволь ей служить тебе. Марселла, будешь ли ты соблюдать благочестие в своем поклонении Исиде? – обращается Дельфиния к девушке, которая в почтении прикрывает глаза. – Да. – Сохранишь ли увиденное в тайне от недостойных? – Да. – Будешь ли принимать как равных тебе тех, кто поклоняется Исиде, называя ее другими именами? – Всякий, кто почитает Великую Мать Исиду, найдет во мне своего соратника, – лицо Марселлы совершенно спокойное, когда она открывает глаза и смотрит на воду. Дельфиния кивает, принимая ответы девушки, и берет с каменного выступа принесенные травы. Аромат зажжённого ладана окутывает женщин, когда Дельфиния в очередной раз обходит почтенно молчащую Марселлу по кругу, продолжая молиться. – Исида, посвяти нас в свои тайны, позволь стать ближе к тебе. – «Нас»? – Марселла вскидывает голову, платок падает с ее головы, открывая черные волосы, собранные на затылке переплетенными косами. – Вы присоединитесь ко мне в посвящении? – Дельфиния с улыбкой кивает, не сводя пристального взгляда с чаши в своих руках, в которой дымятся ароматные травы. Марселла обескураженно вскидывает брови, неловко шепча: – Но… Зачем? Разве вы не жрица Исиды… уже? – У Богов всегда есть, что нам сказать и чему научить. Даже тех, кто уже общался с ними раньше. К тому же в первый раз будет лучше, если я буду сопровождать тебя. Переход в другой мир может подавить твое сознание, если ты окажешься неготовой. Я не буду рядом с тобой все время, но почувствую, если ты потеряешься там, – отвечает Дельфиния, глядя, как от ее дыхания ароматный дым закручивается спиралями. Она вдыхает его и велит Марселле сделать то же самое. Дельфиния внимательно смотрит на уверенную Марселлу – смотрит долго – несколько минут между женщинами лишь подымается полупрозрачный дым. Черные глаза Дельфинии блестят потусторонним светом и верой, заражая ими и юную жрицу, которая, кажется, не в силах отвести взгляда от Дельфинии. И что-то в серьезном взгляде Дельфинии подсказывает – настало время для самой главной части ритуала. Дельфиния берет пиалу с бульоном из сарпы – священной смесью, что известна своей способностью одаривать людей видениями. Безмолвным кивком Дельфиния велит Марселле подойти чуть ближе и протягивает ей глиняную плошку. – Это поможет твоему духу отделиться от тела, чтобы облегчить твое путешествие к Богине. Выпей залпом, а потом зайди в священный бассейн. – Но… я утону, если буду в воде без сознания, – Марселла испугано смотрит на воду, но все же принимает пиалу из теплых рук Дельфинии, которая внезапно становится грустной. – В тебе совсем немного веры в Богиню. Марселла тихо ахает, но ее вздох отражается от неровных стен чужим эхом. – Простите меня! Это не так! Я просто… нервничаю, не могу мыслить ясно. Конечно, я верю в Богиню! Подтверждая свои слова, она подносит пиалу к губам и делает несколько глотков, прикрыв глаза и чуть сморщив лицо. После чего отдает Дельфинии пустую пиалу и, скинув свою длинную тунику и оставшись обнаженной, делает несколько шагов к сияющей воде. В тишине слышны рваные выдохи девушки, когда она встает ногами на первый выступ в воде. Еще несколько осторожных шагов, и теперь эхо тихого дыхания смешивается с успокаивающими всплесками воды, которая еле заметно колеблется вокруг тонкой талии девушки, а ее спина покрывается мурашками. Марселла вопросительно оборачивается к Дельфинии, которая уже выпила священный отвар и теперь тоже заходит в воду, ее короткая туника облепляет тело под водой. Дельфиния умывает лицо, Марселла повторяет за ней. – Отвар очищает нашу душу. Вода очищает наши тела. Мы перерождаемся и вверяем себя тебе, Великая Мать, – произносит Дельфиния, капли воды с ее лица с тихим хрустальным звуком капают обратно в озеро. – Вы… вы будете со мной? – испугано шепчет Марселла, ее глаза кажутся огромными, в них горят испуг и предвкушение, такие же яркие, как светлые отблески голубой воды на ее лице. – Я буду здесь, когда ты очнешься, но путь к Исиде тебе покажет она сама. Я буду лишь наблюдать. После этого мы станем сестрами перед лицом Богини, – туманно отвечает Дельфиния и прикрывает глаза, подавая пример Марселле. Обе женщины в воде по грудь, и вскоре рваное дыхание Марселлы заменяют спокойные глубокие выдохи – почти в унисон с дыханием Дельфинии. Дельфиния открывает глаза и осознает – она снова в Риме, на главной дороге. Толпа вокруг нее движется к храму Богини Цереры. Женщина направляется к храму, когда видит в толпе знакомое лицо. Зеленые глаза сосредоточенно смотрят вперед, волнистые волосы ниспадают до талии, тонкая талия обхвачена пояском поверх простого платья на одно плечо. – София?.. – Дельфиния быстро идет к дочери, но толпа не дает приблизиться. Дельфиния пытается пробиться к Софии, а когда ничего не получается, решает следовать за толпой и найти дочь в храме. Когда вдруг… другие лица мелькают в толпе. Мужчина с русыми волосами, короткой бородой, и взглядом таких же зеленых глаз, как у Софии. Второй мужчина моложе, такие же русые волосы кажутся светлее от солнечных лучей, тонкие губы упрямо сжаты, а черные глаза сердито смотрят вокруг из под нахмуренных бровей. – Виктус! Сингерикс! – зовет Дельфиния, с замиранием сердца рассматривая родные лица с синими знаками. Рядом с мужчинами появляется София, и они втроем заходят в храм… …где преклоняют колени перед прекрасной женщиной, что стоит посередине светлого зала. Темнокожая женщина облачена в белоснежное платье до пола, за ее спиной ниспадает легкий бирюзовый платок, и пояс такого же цвета обвязан вокруг талии. Ее руки обвиты множеством золотых браслетов, глаза густо подведены черными линиями, а голову венчает золотая корона с коброй надо лбом. Шею женщины украшает массивное ожерелье, усыпанное бирюзовыми, красными и желтыми драгоценными камнями. «Это… Богиня Исида?..» – проносится в голове Дельфинии, а когда она смотрит на свою семью, то понимает – она видит не своих родных, а их тени, лишь подобие. Вдруг звучный голос женщины заполняет пространство, когда она широким жестом разводит руки, словно обнимая всех, кого видит перед собой. – Дети мои, присоединяйтесь ко мне. У меня есть то, что вы хотите увидеть. Видения вашего будущего. О вашей семье. Дельфиния подходит ближе к Богине и чувствует, как ее выталкивает из собственного тела, и вот она уже озирается вокруг себя в знакомой темноте и прохладном тумане. – София! Виктус! Сингерикс! Где вы? Словно отвечая на ее вопрос, перед Дельфинией туман закручивается спиралями. Она надеется увидеть кого-то из своей семьи, но перед ней появляется египтянка в богатых одеждах и с массивной короной на голове, а сама женщина вся облачена в наряд из золота. Женщина говорит с кем-то, кого видит только она. – От имени всего Египта, я приветствую тебя, Цезарь. Дельфиния присматривается внимательней и понимает, кого видит перед собой. Клеопатра – царица Египта. Туман снова клубится вокруг, и перед Клеопатрой появляется мужчина с золотым лавровым венком на голове. – От имени всего Рима, я благодарю вас и принимаю ваше гостеприимство. Цезарь и Клеопатра протягивают друг к другу руки в приветственном объятии, но когда мужчина касается плеч женщины, все ее тело обращается множеством змей. «Цезарь погубит Египет» – быстрая мысль проносится в голове Дельфинии, когда змеи начинают опутывать кричащего Цезаря и жалить его. Короткая вспышка переносит Дельфинию в родную деревню. Дельфиния с тоской рассматривает хижину, в которой когда-то жила, когда из нее выходит широко улыбающаяся Богиня Исида с короной из золотых змей на голове и говорит: – Я долго ждала этой встречи. Поднимись, дитя, – просит она, когда Дельфиния в почтении встает на колени. – У меня есть для тебя дар из будущего. Твоя вера будет вознаграждена. Чего ты хочешь? – Узнать, что ждет мою семью, – Дельфиния складывает руки на груди. – Будущее Виктуса, Сингерикса и Софии. Живы ли они?.. Исида на несколько секунд прикрывает глаза. – Твой муж – боец, и он борется за каждый день своей жизни. Но не бойся – он свиреп, и его дух не будет сломлен. Дельфиния с облегчением выдыхает. Какое счастье знать, что он жив! – Сингерикс?.. – вопрошает Дельфиния о сыне, и Исида мрачнеет. – Его судьба сложится не так, как ты ожидала. – Лучше твердо знать правду, чем тешить себя напрасной надеждой, – Дельфиния старается говорить ровно, но голос еле заметно подрагивает. Вместо того, чтобы заговорить, Исида касается пальцами лба Дельфинии, и та погружается во тьму... «О, нет!» – ужас хватает Дельфинию за горло, когда тьма вдруг рассеивается. Какое-то мгновение женщина видит мир чужими глазами, слышит голос рядом с собой: «Сингерикс, продолжай идти, не сдавайся!». Но Дельфинию выталкивает из видения. Она открывает глаза и понимает, что из ее глаз текут слезы облегчения, а новые вдохи для нее сейчас как сама жизнь. Ее сын жив! – Я опасалась худшего, но он жив, – Дельфиния внимательно смотрит на Исиду, ожидая ответа на последний вопрос. – Твоя дочь, – кивает Исида. – Она сейчас в затруднительном положении. – В опасности? – Дельфиния сжимает кулаки, сдерживая ледяной страх. – Да. Но она делает все, чтобы выйти победительницей из этой войны. – Ты покажешь мне?.. – молит Дельфиния. Исида снова протягивает руку… София стоит перед огромным фонтаном, в котором вместо воды плещется рубиновая кровь, и, кажется, вот-вот выльется за каменные края. Рядом с Софией стоит улыбающийся мужчина – темные волосы, добрый взгляд… В момент, когда он берет Софию за руку, кровь в фонтане обращается кристально чистой водой, а девушка доверчиво кладет голову на плечо мужчины… Вспышка. София танцует с мужчиной в доспехах. Он обнимает ее, а ее голова уютно лежит у него на груди. На ее губах блуждает полуулыбка, когда она поднимает голову и встречается взглядом с твердым взглядом серых глаз. От мужчины исходит аура опасности, но София в его объятиях, кажется, смягчает его, и он дарит ей ласковый взгляд. Дельфиния любуется улыбкой дочери всего мгновенье – пока не кидает взгляд на пол… Дочь и мужчина танцуют на… телах. Сотни, тысячи тел. Мертвые патриции в окровавленных тогах. София и мужчина продолжают танцевать среди тел, хотя их ноги уже по щиколотки в крови. С короткой вспышкой Дельфиния возвращается к своей хижине, где Исида делает шаг назад. – Наше время подошло к концу, выпитый тобой отвар не может связывать надолго. Следуй в мой храм, и я посвящу тебя окончательно… – говорит Исида. Дельфиния собирается ответить, когда Богиня в который раз касается ее лба пальцами… и женщина снова оказывается в храме перед Богиней Исидой. – До этого я даровала тебе видения будущего. Теперь я дам тебе цель. Ты много лет искренне и преданно служила мне, и я рада, наконец, воздать тебе по заслугам и наградить твою верность. Оставайся сильной, будь моим голосом в мире смертных так же, как была все эти годы. Но теперь… теперь Рим должен услышать тебя. Сегодня ты обрела себе верную помощницу, но она – одна из многих. Дельфиния склоняет голову в учтивом поклоне перед Богиней. Исида кладет ладонь на ее макушку, и Дельфиния чувствует, как горячая волна божественного благословения заполняет все ее тело. – Я благословляю тебя. Иди только вперед, неси мою любовь всем, кого сочтешь достойным ее. Мы встретимся снова, дитя мое. Верь в меня, но верь так же и в саму себя. И еще одно… проблеск будущего перед тем, как мы попрощаемся. Касание ко лбу. Вспышка. Дельфиния стоит у храма. Через секунду она находится уже в пустыне, а палящее солнце обжигает кожу. Вокруг – пустота, горячий ветер и дюны… Дельфиния читает мрачное послание. «Рим будет уничтожен окончательно… Цезарь принесет ему гибель». … Внезапно Дельфиния приходит в себя, чувствуя холод по всему телу – она все еще находится в воде, а ее кожу покалывает. Женщина видит, что Марселла выходит из воды и вытирает мокрое тело, чуть заметно дрожа. Ее голос звучит радостно, когда она смотрит на Дельфинию: – Я уже начала волноваться, что вы не очнетесь! – Как давно ты пришла в себя? – Дельфиния выходит из воды, с ее туники ручьями течет вода. – За мгновение до вас. Я видела ее, Дельфиния! – восторженно восклицает Марселла, быстро одеваясь. Ее глаза сияют так же ярко, как вода в гроте. – Я говорила с ней! Я говорила с Богиней! Пока Марселла делится своим восторгом, Дельфиния обмакивает пальцы в краску из третьей пиалы, которая до этого стояла в стороне. И наносит на щеку молодой жрицы два символа в виде переплетенных линий, соединенных кольцом. – Ритуал завершен. Теперь ты на служении Исиды, она приняла тебя в свои объятия, – почтительно шепчет Дельфиния, а Марселла мигом сбрасывает восторженность и становится смиренной и тихой, прикрывает глаза, как вдруг… – Что тут происходит?! В стенах пещеры голос Юны Пифии раздается подобно раскату грома и моментально уничтожает атмосферу спокойствия и таинственности. И, если Марселла вздрагивает, то Дельфиния остается совершенно спокойной. – Я прошла Таинство Богини Исиды, – делится Марселла, накидывая на волосы свою белую шаль. – Исида послала мне видение, я говорила с ней. – Ты… что?! – Юна Пифия стремительно бледнеет, но сразу же румянец ярости покрывает ее лицо. – Я видела Богиню, говорила с ней. Вам это никогда не будет доступно, – с налетом неожиданной злости говорит Марселла, глядя на старшую жрицу. – Какая дерзость! Ты посмела использовать священный грот для своих ритуалов! – ярость звенит в голосе Юны Пифии, когда она кричит на молодую жрицу. Но та, вопреки ожиданиям, гордо выпрямляется и поднимает подбородок выше. – Я поверить не могу, что думала о том, что именно вы – голос Цереры. Вы говорите лишь за себя. – Что за наглость, Марселла! Дельфиния вмешивается, ее тихий голос противостоит эху от криков старшей жрицы. – Просто она теперь видит, кто вы на самом деле. Юна Пифия фурией несется к Дельфинии, почти рыча от злости: – Ты думаешь, что я слабая?! Я тебе покажу, как я сильна! Она заносит руку для пощечины, Дельфиния же не двигается – стоит, словно статуя, твердо и холодно глядя в глаза Юны Пифии. И что-то в этом взгляде пугает старшую жрицу – она в замешательстве делает шаг назад. – Ты пожалеешь, – шипит она, опуская руку.***
Рим, настоящие дни.
Когда я подхожу к своей комнате, в замешательстве останавливаюсь. Что за… Я точно помню, что закрывала дверь. Но сейчас она приоткрыта, а в комнате я слышу какую-то возню. Тихо подкрадываюсь ближе и осторожно заглядываю. И вижу то, что заставляет меня с одной стороны улыбнуться, а с другой – почувствовать неистовую ярость. Артемида, злобно рыча, вцепилась в подол платья вломившейся в мою комнату Ксанте! Но, мало того – Цирта висит на руке Ксанте и пытается стащить золотой браслет. – Глупое животное! Это платье стоит дороже, чем твоя шкура! Оставьте меня, бесполезные комки шерсти! – орет Ксанте, пытаясь вырвать юбку из цепкой хватки гончей. – Боги, что у этой ненормальной Софии в голове, чтобы заводить этих тварей! – шипит Ксанте, силясь отлепить от себя обезьянку. В этот момент Цирта все-таки стягивает с Ксанте браслет и с довольным воплем кидает его на пол. Только звон украшения возвращает меня в реальность, и я громко закрываю за собой дверь, заставляя Ксанте подпрыгнуть и шагнуть подальше от меня. Только сейчас понимаю, что все мои вещи раскиданы по полу. Мой голос далек от спокойного, когда я подхожу к Ксанте. – Что ты тут делаешь? – Разве… – Ксанте усиленно ищет, что сказать. – Разве Лена не запретила тебе держать тут эту обезьяну? – Только если она плохо себя ведет. Если кого и надо выгнать отсюда, так это точно не ее, – рычу я, красноречиво вскидывая брови. Ксанте подбирает свои раскиданные украшения. – А ты называешь вот это «хорошим» поведением? – Именно. Цирта, в следующий раз можешь побольше у нее стащить, – я улыбаюсь обезьянке, которая отвечает мне довольным бормотанием. – Ксанте, я жду ответ на мой вопрос. – Я искала доказательства! – выплевывает она, нанизывая на запястья браслеты. – Что?.. Какие еще доказательства? – Я знаю, что ты убийца! Знаю! Где еще искать доказательства, как не тут! – ее ответ приводит меня в замешательство. Она настолько глупа, чтобы вот так честно в этом признаться? Знания не так надо использовать… По крайней мере, я понимаю, что воспользовалась бы такими знаниями о ком-то другом так, чтобы извлечь максимальную пользу. Но сама себя закапывать я не собираюсь, поэтому непонимающе смотрю на Ксанте. – Я… кто? – Убийца. – Если я убийца, тогда, ради всех Богов, почему ты не боишься вламываться в мою комнату? Совсем головой не думаешь? – Я… Ксанте в ужасе отходит от меня спиной вперед. О таком она явно не думала, это вызывает у меня усмешку. – Вела бы ты себя потише. И советую больше не вторгаться в мою комнату, – даже не пытаюсь скрыть свою злость. Дрянь, да еще и не умнее козы. Я понимаю, почему у нее в последнее время мало покровителей. С ней же даже поговорить не о чем! – Что, боишься, что найду доказательства? – Не найдешь, а уничтожишь, – я не могу удержаться от язвительной насмешки. – Кто тебя нанял? Кассий? Он бы не смог сам такое сделать, но нанять убийцу… – Что ты несешь? – морщусь я, подбирая с пола раскиданные украшения. – О, или Антоний? – Ксанте уже пришла в себя и наглеет на глазах. – Он слишком умен, чтобы самому делать грязную работу. – Замолчи! – мой крик оглушает меня саму, когда я в ярости швыряю собранные украшения обратно на пол. И не знаю, почему – то ли я слишком неожиданно услышала имя того, о ком всеми силами пытаюсь НЕ думать, либо обвинения Ксанте просто уже довели меня до предела. Ксанте пятится от меня к двери, на ее лице написан страх, но у нее не хватает мозгов заткнуть свой рот: – Должна быть причина, по которой ты убила Руфуса. – Руфуса? – хоть он и мертв, при воспоминании о нем ярость снова закипает в моем сердце. Но не признаваться же мне в этом, поэтому я начинаю самозабвенно сочинять: – О да, я убила его. Случайно напугала до смерти. Когда я зашла, он практиковался со своим кинжалом, а я отвлекла его. И он напоролся на лезвие. Сифакс знал, что нам никто не поверит, так что взял вину на себя. – Ты правда думаешь, что я в это поверю? – Ксанте, ты думаешь, что я стану врать тебе в лицо, зная, что ты мне не поверишь в любом случае? – Нет, конечно. – Я. Не. Убивала. Руфуса, – раздельно произношу я, давясь собственной ложью и прямо глядя в ее глаза. Ксанте на мгновенье замирает, прежде чем в замешательстве поправить лямку платья, лишь бы куда-то деть руки. – Ты… ты говоришь правду. – Я знаю. Вон из моей комнаты, – отворачиваюсь и снова начинаю собирать свои вещи с пола, покрывая Ксанте самыми нехорошими словами, особенно когда она снова открывает рот, вместо того, чтобы просто уйти. – Но ты что-то скрываешь. И я узнаю, что именно. И ты за все ответишь, что бы это ни было. Ярость заслоняет все, но Артемида, уловив мое состояние, с рычанием дергает Ксанте за юбку. Треск ткани вторит моему лопнувшему терпению, когда Ксанте орет, выбегая из комнаты в разорванном платье. – Глупая скотина! Ты за это заплатишь, София! – Тебе же нравится носить более откровенные вещи, так что не благодари! – зло отвечаю я, глядя на ее разодранную юбку, когда она убегает прочь. На уборку у меня уходит много времени. С сожалением понимаю, что некоторые вещи Ксанте поломала, от этого становится обидно. Я берегу все, что мне принадлежит, а тут такое пренебрежение… За уборкой возвращаюсь ко всему, что сказала мне Ксанте, и понимаю, что не усну. Что мне надо встретиться с тем, кто сейчас заперт в клетке… И выскальзываю из Школы, как только на улицы опускается ночь. – Что тебе тут нужно? – охранник около тюрьмы внимательно смотрит на меня. – Хочу навестить заключенного, – отвечаю я, а охранник пристально меня разглядывает. Его глаза загораются догадкой. – Я знаю тебя... – у меня на секунду перехватывает дыхание. Если узнал, то точно не пустит. Но охранник думает не о том и широко улыбается. – Ты та, о ком говорит весь Рим! Все мужчины только и делают, что шепчутся о тебе. С каждым словом я удивляюсь все больше. Что-то я незаметно стала знаменитой. С другой стороны, мне это и было нужно… Удовлетворение прокатывается приятной волной по телу, и я обаятельно улыбаюсь. – Разве вы не хотите похвастаться потом, что стали тем, кто помог мне? – Конечно, Госпожа! Но вам придется уйти, когда мой караул закончится. Охранник проводит меня к знакомой клетке, периодически кидая на меня горячий взгляд. У меня же все из головы вылетает, когда я подхожу к темнице. – Сифакс? Мужчина, сидящий у стены и запрокинувший голову, подрывается на мой зов так резко, что я вздрагиваю. – София? Он подходит к прутьям, я делаю то же самое. Кладу свою руку на прутья и поворачиваюсь к охраннику, ощущая жар кожи Сифакса на своей ладони. – Я могу зайти внутрь? – Нет, – категорично отвечает солдат. Я отбрасываю мысль попробовать убедить его. Если у меня получится войти в эту клетку, в чем я не сомневаюсь, то к чему это приведет? К тому, что мне совершенно не нужно, что бы это ни было. Поэтому я киваю, а охранник уходит. – Значит, мы поговорим так, – возвращаю свое внимание на Сифакса. Его мускулистое тело отделено от моего клеткой, и я пытаюсь представить, что бы я почувствовала, прижми он меня к стене… Он бы меня целовал. Нежно? Или грубо? Не знаю и, как ни странно, не хочу знать. Мои мимолетные мысли не вызывают во мне никакого отклика. Разве что любопытство. – Я так рад, что ты пришла! Думал, что не увижу тебя снова! – Сифакс гладит мои пальцы и широко улыбается. Его лицо светится такой радостью, что мне становится стыдно. – Прости, что не приходила так долго. У меня были дела, но зато я принесла новости… – стараюсь разговором отвлечься от снова проснувшихся мук совести. – Какие новости могут быть интересны тому, кто уже без пяти минут мертв? – от безразличного пожатия плечами Сифакса мне становится противно. От самой себя. Это я, я виновата в том, что он тут… Но ведь все не так плохо, хотя от мысли, что именно я сейчас скажу Сифаксу, мне нечем дышать. Он меня возненавидит?.. – Именно об этом мои новости, – тщательно подбираю слова, чувствуя, что мои коленки начинают дрожать от страха – я не знаю, какой реакции ждать от мужчины. – Я разговаривала с Марком Антонием. Он дал разрешение на то, чтобы ты поборолся за свою жизнь на арене. – Тебе… удалось добиться помилования для меня? – Сифакс таращит на меня глаза, и я с трудом сглатываю, когда он пятится в глубь клетки. – Что не так? – как глупо звучит, но большего наскрести не могу, мне почему-то страшно от ожидания того, что я могу услышать. – Последнее время я провел, думая, что моя жизнь окончена. И… не так просто после подобных мыслей осознать, что… что это не так. Что, может, и не окончена. – Ты ведь не хочешь сказать, что желал смерти? – Конечно же, нет. Просто это… сложно. София, – Сифакс снова подходит к прутьям, да так резко, что я вздрагиваю, когда он берет меня за руки и сжимает почти до боли, широко улыбаясь. – Я не знаю, как выразить тебе мою благодарность! – облегчение накрывает меня, но уже через секунду слова Сифакса заставляют меня кривить лицо. – Но, София, держись подальше от Антония. Ты не должна оказывать ему благосклонность. Но я хочу оказать ему мою благосклонность! Ловлю свой крик души на кончике языка. Боги, сколько можно меня предупреждать об опасности Антония… Я хочу, хочу чувствовать эту опасность! Это не поддающееся пониманию безумие захватило меня, и у меня нет совершено никакого желания бороться с ним! – Я справлюсь, – неопределенно пожимаю плечами. – Конечно, прости, – он чувствует мою отстраненность и грустно кивает. – Не пойми меня неправильно, но я сделал все, что мог, чтобы оградить тебя от опасности. И надеялся, что ты будешь держаться подальше от рисков. Но моя жертва не имеет смысла, если ты продолжаешь искать опасность и связываешь себя с такими людьми, как он. – Ты дурак, если думал, что я буду сидеть в стороне в ожидании дня твоей смерти! – сержусь я. Чтобы не распаляться сильнее, достаю из кармана платья амулет, что дала мне Локуста. – Сирона присмотрит за тобой, возьми его. Не факт, что она спасет тебя, но сделает все возможное. – Ты так много для меня сделала, – его слова кажутся издевательством, но он абсолютно искренне пожимает мою руку, забирая амулет. – София, я не хочу рушить твои надежды, но ты же понимаешь… Многие гладиаторы не переживают первый бой. – Но у тебя хотя бы есть шанс, – еле слышно говорю я, отходя назад. – Я у тебя в долгу, – его слова снова кажутся мне издевкой. Он тут из-за меня, и кто у кого в долгу? Он у меня? За то, что умрет, возможно, на пару дней позже? Не сдерживаю истерического смешка. – Ничего подобного, никаких долгов. – Тогда что?.. Я глубоко вздыхаю, даря ему печальный взгляд. – Останься в живых. Обещай, что не сдашься, что бы ни случилось. – Обещаю. Я не сдамся никогда, до последнего вздоха. И однажды обрету свободу. Слышу позади шаги – охранник зовет меня из другого конца коридора, и я, кинув прощальный взгляд на своего друга, покидаю тюрьму. По возвращении в Школу понимаю, что мои попытки проскользнуть незаметно провалились – в холле меня ждет Лена. Меня успокаивает, что она не рассержена, чему я бы не удивилась. – Ксанте сказала, что ты куда-то ушла. – Я была… – Меня не волнует, – Лена поднимает ладонь, грустно глядя на меня, – что ты делала. Но это очень глупо – сейчас привлекать к себе внимание. – Я буду осторожней, – киваю. Раз ей не нужны мои объяснения, тем лучше. Направляюсь в свою комнату, когда… – Марк Антоний узнавал, сможешь ли ты составить ему компанию через день. Разворачиваюсь так резко, что волосы перелетают со спины на плечо. Я не ослышалась?.. Вопросительно гляжу на Лену, не смея поверить, и чувствуя взбалмошную радость где-то в груди. В отличие от Лены, которая обеспокоенно подходит ко мне. – Он могущественный человек, – начинает она, а я готова взвыть. Неужели опять?! – Его благосклонность откроет перед тобой многие двери. Но ему нельзя доверять, – Боги, я разве что глаза не закатываю. – Тебе надо взвешивать каждое слово и движение, София. Играй в эту игру очень осторожно. Не дай ему сделать себя инструментом в его руках. Несмотря на то, что очередное предупреждение стоит у меня поперек горла, я все же задумчиво щурюсь и киваю. В словах Лены есть рациональное зерно. – Он не причинит мне вреда, – качаю головой, задумчиво накручивая волосы на палец. Я не позволю ему причинить мне вред. – Значит, ты не понимаешь, что он за человек. Не достаточно хорошо его знаешь. Антоний пользуется полным доверием Цезаря, благодаря ему он приобрел невероятное могущество! – Лена почти умоляет меня, неистово убеждает не делать того, что я уже сделала. Я привязалась к мужчине. – Но он может использовать свое могущество против тебя так же легко, как и ради тебя. – Посмотрим, – упрямо сжимаю губы и тут же широко улыбаюсь Лене. Новость, что Антоний обратился к ней с тем, чтобы видеть меня, бьет по голове каким-то неодолимым счастьем. – Он привык к тому, что женщины вьются вокруг него и делают все, лишь бы поймать его взгляд. Но я ему нравлюсь потому, что со мной у него все так легко не получается, – говорю я, а сама себе почти не верю. Не получается? Да, я хорошо притворялась – то старалась быть ближе, то отдалялась от него, показывая, что он для меня – один из нескольких. Но я никому так и не показала, что на самом деле этот мужчина притягивает меня к себе каким-то необъяснимым магнитом. Мне даже самой себе в этом признаваться страшно. – Если в этом мире и есть женщина, способная удержать внимание Марка Антония, то это ты, – Лена гордо улыбается, глядя на меня. – Он теперь покровительствует тебе, а ты должна сделать все, чтобы так и продолжалось. Ты поймала Мантикору* в свою ловушку, и отпустить ее без потерь будет невозможно.