Затерянный аэродром

Снова утро нового дня, и яркие лучики солнца настойчиво бьют в окно, чтобы, как будто специально разбудить меня. Я всё так же сначала сонно морщусь, надуваю щёчки и лениво переворачиваюсь на другой бок, прикрывая лицо руками, только бы поваляться лишние пять минут. Меня раздражало, что солнце тут слишком яркое и буквально не давало нормально жить! То нагло будит, чаще всего ужасно рано, то на протяжении всего дня не даёт спокойно вздохнуть. Ненавижу! Именно с такими «жизнерадостными» мыслями я пролежал ещё какое-то время, а затем, резко открыв глаза и нахмурив брови, поднял свой корпус с кровати и сложил руки на груди, осознавая, что больше я уже не усну. Лениво перевожу взгляд на часы и все ещё наполовину открытыми глазами пытаюсь разобрать цифры, что находятся на маленьком циферблате. «Восемь двадцать», — сонно и зло пробурчал я себе под нос и опять откинулся на кровать, но уже через пару мгновений вспоминая, что лежу не один и такими действиями могу разбудить Россию. Да-да-да, я снова позвал его спать рядом. Но вы ничего не подумайте, я делаю это из чистой любезности и благодарности за помощь. Всё-таки он делает для меня всё, а я ничем дельным отблагодарить не могу, поэтому уступаю по максимуму. Удивительная щедрость проснулась во мне. Интересно, с чего бы вдруг? Приподнимаюсь на локтях и приближаюсь к телу русского, пытаясь понять по его дыханию, не разбудил ли я его, так как сам Росс лежал лицом в другую сторону, — Вроде спит. «Ну и хорошо», — шепчу себе я и слезаю с кровати, в этот раз без приключений. Выхожу на улицу, вдыхаю свежий теплый воздух, присаживаясь на крыльцо, одновременно подпираю рукой подбородок и с некой грустью смотрю вдаль. Песок, песок, песок и ещё раз песок… а, нет, ещё этот заржавевший аэродром слева от меня. К сожалению, больше ничего (или, может, к счастью), даже никаких кустиков и колючек. Наверное, именно это всегда вызывало у меня необъяснимую грусть по утрам. Я чувствовал себя маленькой одинокой пылинкой, которая никому не нужна в этой огромной пустыне. А, может, я действительно никому по-настоящему и не нужен, раз меня все ещё не нашли. Интересно, они хотя бы пытались или, как только я пропал с радаров, заликовали и начали делить мою землю? Надеюсь, это не так, и есть причины на то, почему я ещё не спасён. Наверное, я, на самом деле, не такой и властный, как мне казалось? После таких мыслей сложно не грустить и не задумываться над верностью окружающих тебя людей, не так ли? Почему-то первый, кто мне приходит в голову для обдумывания, так это Канада. Несмотря на то, что он мой брат, я считаю его лучшим другом, хоть в детстве мы сначала не ладили. Его всегда любили больше, по крайней мере, мне всегда так казалось, из-за чего я ему сильно завидовал, что и стало причиной наших разногласий. Канаду никогда не обязывали что-то делать, на него не поднимали руку за каждую оплошность, даже малейшую и незначительную, ему не говорили, что он позор семьи, и лучше бы его не было. Отец считал, что это хороший способ воспитания ребенка, тем более, старшего, и что я должен прислушиваться к его словам и делать выводы на будущее. Но единственное, чего он добился, так это ненависти в его сторону и мою низкую самооценку, которую из-за детских воспоминаний я не могу выровнять даже в нынешние дни. Да, при первой встрече можно подумать, что я самовлюблённый, но это некая маска, которую сформировал организм, чтобы не позволить показать детскую травму. Не все понимают это, да и не все хотят понять. Ведь, чем внимательнее они смотрят, тем больше упускают из виду. Хотя, знаете, всё-таки такое воспитание сделало из меня человека, который не позволит больше над собой насмехаться и заставило поставить цель: стать более великим, чем мой отец. Это у меня получилось сделать, чем очень горжусь. Чёрт, ну вот, опять я задумался о прошлом. Пообещал же себе, что не буду этого делать. Так, я говорил о Канаде. Он всегда был добрый и даже немного наивный, из-за чего не понимал причину грубых разговоров с ним. Самое обидное, что все оскорбительные слова вырывались у меня случайно, просто, потому что я был юн и обида с завистью выливались из меня. Я не понимал, почему меня все ненавидят, ведь я старался быть хорошим сыном. Я считал, что, попадая в такую ситуацию, Канада бы не выдержал и сдался уже через неделю, а я жил так годами. Кан был слишком добрым, потому никогда не говорил грязи мне в ответ и даже всегда прибегал успокаивать и поднимать настроение после очередных ссор с родными. Жалко, что я понял, насколько у меня хороший и понимающий брат, которого стоит ценить, очень поздно. На моё мнение повлиял один случай. После революции я многое потерял, но теперь у меня была независимость и мне свято верилось, что смогу обрести намного большее. Я помню тот день, когда увидел свою семью вместе в последний раз, особенно никогда не забуду злое лицо отца, который полчаса назад подписывал декларацию о моей независимости, а теперь ещё и его главный козырь уходит из-под носа. Я обещал себе никогда не возвращается домой. Нет, я точно хотел продолжить общение с родней, но не в этом месте, не в этом дворце, с которым связано у меня не так уж много хороших воспоминаний. Я обнимал и прощался, искренне желая удачи каждой сестре и каждому брату, но когда время дошло до Канады, в его глазах я увидел страх. Тогда я, конечно, спросил, что вызвало у него такие эмоции, его ответ заставил меня покраснеть от стыда. Ему было всего двенадцать, но его фраза, пропитанная детской искренностью, заставила пересмотреть мое отношение к людям. «Америка, я так горжусь тобой, ты такой молодец, я всегда хотел быть похожим на тебя. Как жалко, что ты меня ненавидишь. Я, наверное, сделал что-то не так, раз ты разочаровался во мне», — сказал брат с опущенными глазами в пол, будто стесняясь. Слова не содержали никакого скрытого или двойного смысла и были, в принципе, обыкновенными, но как же я возненавидел себя после них. Только в тот момент я вспомнил, как, несмотря на мои срывы, Кан все равно пытался найти общий язык, а я насильно не давал этого сделать. Я вспомнил, как, разбираясь с документами, я был особо зол, так как отец ни в коем случае не хотел отдавать мне независимость, считая меня своей собственностью, отмахиваясь банальными аргументами. Я не понимал его логики: то я отвратительный сын и позор семьи, то теперь отец говорит, как любит меня и боится за моё будущее. В этот момент ко мне в комнату вбежал Канада и стал рассказывать что-то радостным голоском. К сожалению, я был очень зол, из-за чего не выдержал и мне сорвало крышу. Вцепившись в нагрудники рубашки канадца, я начал кричать на него, высказывая все, что накопилось во мне за долгие годы его существования: как я устал от позитива и жизнерадостности, которые тот излучал, как я терпеть не могу его за то, что его любят больше, я винил Канаду во всех своих проблемах. Я ненавидел его. Когда мой словарный запас истек и, наконец имея возможность трезво оценить ситуацию, я заметил, что глаза брата стали влажными и тот со всей силой держался, чтобы не заплакать прямо здесь. Тогда мне взбесило это ещё больше. Как он смеет рыдать от такой фигни?! Я слышал столько гадостей и упрёков в свой адрес каждый день, а он от пары слов уже в слёзы! После того случая мы не разговаривали полгода. Он просто стал избегать меня, а я из-за занятости быстро забыл про всю эту ситуацию и посчитал это чем-то не очень важным. Но теперь, в один момент, я всё вспомнил и осознал. Мне было так стыдно за свое поведение, я понимал, что сейчас я уйду и вряд ли теперь смогу часто видеть Канаду, поэтому не поменяю мнение о себе. А ведь у ребенка останется мерзкий осадок на душе, который может преследовать его всю жизнь. Уж я-то знаю, как такие моменты остаются в голове на долгие годы. Мне ничего не оставалось сделать, как только извиниться перед ним и быстро уйти, стараясь не смотреть в глаза никому, чтобы не наткнуться на осуждающие или непонимающие взгляды. Как же стыдно по сей день. Толчок к нашему общению дало совершенно случайное происшествие. С того момента, как я ушёл, прошло очень много времени, я смог выстроить нормальную экономику и политику, завести новые знакомства, сменить причёску, стиль. В общем, чуть ли не начал жизнь с чистого листа, изменившись до неузнаваемости. Из-за Великобритании — тогда я уже не называл его отцом — мне удалось увидеться с семьёй только пару раз, а потом мы все как-то на это подзабили и просто приняли факт того, что в нашей жизни друг друга больше нет. Да, грустно, да, обидно, но такова жизнь. Мне пришлось чем-то жертвовать, чтобы освободиться от оков прошлого. Я записался к психологу, который мне помог двигаться вперёд, не боясь откликов из детства, в общем, всё было даже больше, чем хорошо. Я был счастлив. Вся ситуация произошла в ресторане. Я решил зайти в свое излюбленное место и отметить подписание выгодной сделки. Жалко, я был один, так как моя замкнутость не позволяла мне подпускать к себе новых лиц слишком близко, отчего я сам и страдал. Но, как мне объяснил психолог, это защитная реакция организма, и это нормально. А я так не считал. Если бы всё это было нормально, то я бы никогда не испытывал такое негодование от одиночества. Я сидел за столиком и, попивая из чашки кофе, смотрел в окно. Помню, погода была жаркой, но дул прохладный ветерок, поэтому чувствовал я себя, в общей сложности, комфортно. Я никого не трогал, как ко мне присела какая-то страна, предварительно поздоровавшись. Я долго не понимал, что хочет от меня этот мужчина. Сначала тот просто спрашивал банальную информацию по типу: «Как дела?», «Как погода?». Я думал: «Может, он просто хочет общения?», — но чувствовать себя комфортнее от его присутствия я не стал. Всё это продлилось очень долго, пока незнакомец не назвал меня по имени. Естественно, я был в шоке, поэтому тут же потребовал объяснений. Так и выяснилось, что это Канада. Знаете, я сначала не поверил, но пообщавшись с ним подольше узнал в нем его природную доброту и мягкость. Да, это был определено он. Так изменился, с ума сойти! Перерос меня на половину головы, да и, как видимо, активно занимался спортом, так как имел широкие плечи и крепкое телосложение. Наверное, именно из-за этих параметров многие думали, что он старше. М-да, Канада-то теперь не тот двенадцатилетний мальчик, которым я его видел в последний раз. С тех пор мы начали общаться и познакомились заново. Я извинился за прошлое и помог Кану с политикой и экономикой, так как в то время брат только получил независимость и с этим возникали проблемы. Я продолжал смотреть вперёд, всё ещё греясь на солнце после холодной ночи, как вдруг услышал звуки из домика. Честно, сначала я подумал, что это какая-то змея забралась к нам и теперь хозяйничает, поэтому уже готов был подорваться с места и начать будить Россию, ведь до смерти боюсь всю эту дикую живность, которой меня пугал Австралия в детстве. Только вид ящерицы и скорпиона наводят ужас, что уж говорить о змее, тем более, здесь! Но, обернувшись, я осознал, что это всего лишь сам русский, который только проснулся и потягивался, хрустя костями. Ужас, такое ощущение, что его позвоночник сейчас сломается напополам! Как можно было довести себя до такого состояния? — Ты уже проснулся? — слышу голос России и возвращаюсь обратно в реальность из своих раздумий. — Да, — смотрю в сторону только что проснувшегося Росса, что сейчас сонно потягивался, разминая мышцы, которые затекли за время сна. — Спасибо, что сегодня на ногу не упал, — посмеялся тот и улыбнулся, — Кстати, как подбородок? — добавил он и встал с кровати, за одно убирая разбросанные по кровати куртки. Одна моя, другая его. — Иногда побаливает, а так все хорошо, — улыбнулся я и сложил руки у себя на коленках. — Это отлично, — Росс улыбнулся в ответ и пошел к столу, чтобы, похоже, сделать для себя сигарету. Это уже, как я понял, у него традиция, плохая традиция. Конечно, он не дымит как паровоз все двадцать четыре часа в сутки, но все равно лучше бы он это никогда не делал. — Брось курить, — посоветовал я России, не желая снова вдыхать едкий дым. — Легко сказать, — усмехнулся русский, даже не оторвавшись от своего дела. Тот мастерски засыпал табак из портсигара в папирос, умело закручивая последний. — Ну, а ты хотя бы пробовал? — я всё-таки решился облагоразумить этого курильщика. — Нет, — опять односложно ответил Росс, открывая коробок и, достав из того одну спичку, поджёг. Мой оппонент сделал одну затяжку и направился ко мне, явно, чтобы сесть рядом. Я лишь слегка надулся от того, что мои слова не произвели никакого эффекта на Росса. Но тут на лице русского резко, ни с того ни с сего, появилась эмоция непонимания. В недоумении у России бегали глаза то на меня, то на сигарету. Через несколько секунд, видимо подзабив на факт, который его смутил, тот продолжил путь, не переставая хмуриться, будто всё ещё желая понять, что не так. Я уже хотел спросить, что вызвало у него такую реакцию, как в метре от меня Россия неожиданно встал, как вкопанный, замирая в неком шоке. — Что такое? — естественно спросил я Россию, не понимая, почему я вызываю у него такие эмоции. — Америка… — прошептал русский, быстро закрыв нос и рот свободной рукой. — Да что произошло? Тебе плохо? — забеспокоился я, встав с насиженного места и подойдя ближе к Россу, на что тот только отошёл назад, — Что случилось? — всё ещё пытался добиться нормального ответа у своего собеседника. — У тебя течка, — быстро протараторил Россия и отошёл ещё дальше. Я встал на месте. Тысячи мыслей пронеслись у меня в голове в считанные секунды. Боже, какое сегодня число?! Нет, она определенно должна была начаться не сегодня! Как стыдно! Почему я не заметил ее до пробуждения русского? Какой я идиот! Нет-нет, а что, если он меня изнасилует прямо сейчас? Я не хочу этого! Он вроде держится… А что, если больше не захочет или не сможет? Господи, какой позор! Я стоял так какое-то время, пока не осознал, что мои таблетки остались в моём самолёте. Я, такой придурок, выложил их, пока помогал России что-то закручивать, так как те постоянно выпадали из кармана, и забыл положить обратно. Так, спокойно. Да какие тут спокойно?! Ненавижу себя! Почему я родился именно омегой?! Почему ни бетой, ни гаммой, ни альфой, а именно омегой?! Терпеть не могу свою сущность. — Америка? — окликнул меня Росс, снова возвращая в реальность, видимо, моё лицо одновременно выражавшее горе, стыд, гнев и печаль явно озадачило того. — Я скоро вернусь, — лишь буркнул я в ответ и вышел, нет, буквально выбежал из помещения, оставив русского наедине со своими мыслями и чувствами. Я бежал со всех ног к самолёту, желая, чтобы первая стадия течки не заканчивалась. Уже через несколько секунд я устал, но продолжал бежать, забив на боль в ногах и животе. Да, во время течки практически невозможно заниматься спортом или проявлять большую активность, так как уже через какое-то время это откликнется в виде ломки во всем теле или боли в животе. Конечно, у кого-то эта боль меньше, у кого-то сильнее, а кто-то прекрасно себя чувствует даже при больших нагрузках. Но, зная мою удачу в этой жизни, вы могли догадаться, что мне повезло иметь сильную боль в дни течки. Агхт, почему организм омеги устроен так, что на первой стадии практически невозможно понять, что уже все началось, пока самому омеге не понадобится принять душ? Если бы было всё совсем не так, то не было бы этой неловкой ситуации! Я устал. Очень сильно. Даже силы покидают тело быстрее во время этих дней. Боже, звучит, будто я девушка и говорю про месячные. Хотя, организмы омег и девочек очень похожи, как и течка с месячными. Только предназначение у них совершенно разное. Всё, я больше не мог бежать! Я перешёл на шаг, тяжело дыша, пытаясь отдышаться. Фух, ну хотя бы мой самолёт не так далеко находится от домика, не то что у России. Наверное, было очень трудно с больной ногой перетаскивать такое количество вещей на немаленькое расстояние. Да он вообще молодец. Он не раскисает, верит в лучшее, в спасение, никогда мне не жаловался, а наоборот постоянно поддерживает, если у меня случаются срывы. А они стали случаться достаточно часто, я стал более раздражительным. Все это из-за того, что меня пугает тот факт, что мы здесь одни и помощи ждать неоткуда. Я даже не знаю, как описать свои чувства… Они смешанные. С горем пополам я дошел до самолёта, кое-как влез в него и отыскал таблетки. Они упали за сиденье, видимо, случайно, поэтому не найдя пачку на оставленном месте я реально так заволновался, начиная судорожно переворачивать все на своем пути, лишь бы найти моё единственное спасение, без которого я пропаду. Наконец, найдя эти злосчастные таблетки, на которых живу всю жизнь, я хотел выдавить из обертки сразу две, но увидев, что тех осталось немного, ограничился одной. Лишь бы хватило, иначе, будет очень плохо. Я сердечно надеюсь, что Россия не из тех придурков, которые в своей жизни считают омег только игрушками для ублажения. Мы не звери, какие-то альфы это понимают и просто умеют сдерживаться при текущих омегах, не обращая на них внимания, а кто-то просто пьет таблетки, как и омеги, только чтобы унять гон. Я очень рад, что люди стали это понимать и сдерживаться. Тем более, за это теперь сажают, не то что в восемнадцатых или девятнадцатых веках, когда за изнасилование омега должен ещё и поблагодарить, что альфа обратил на него внимание. Я уселся на крыло самолёта, обняв свои ноги и положив на колени подбородок, ожидая, когда начнется действие таблеток. По моему телу било возбуждение, а я старался держаться из последних сил, всё ещё прокручивая ту ситуацию, которая произошла в домике. Обычно в дни течки спасает мастурбация, но я же не могу сделать это прямо здесь! Было до ужаса стыдно перед Россией. Настолько, что я боялся показаться ему на глаза, но ещё больше я боялся быть использованным, как какой-то игрушкой без чувств. Второй раз я уже не переживу. Как вспомнишь те времена, мурашки по коже! Наверное, этот факт тоже был поводом моего одиночества: я просто боялся альф. Тем более ни о каких отношениях и речи идти не могло! Но, я был молод, и я хотел почувствовать, каково это — быть любимым. Тогда и начались мои первые отношения. Давайте, я не буду говорить, с кем они были, хорошо? Я совершенно его не любил, но мне стало его жалко, видя, как тот старается завоевать моё внимание, поэтому, когда он признался в любви, я согласился быть с ним. Все первое время было прекрасно: мой ухажер был добрый, всегда защищал меня от других альф и просто был неплохим человеком, мы даже съехались, так как я посчитал тогда, что лучше уже никого не найду. Но всё это было первое время. Уже спустя год совместной жизни тот кавалер стал отстранённым и холодным по отношению ко мне. Его брат, с которым я неплохо общался в то время, рассказал мне, что мой молодой человек изменял уже долгое время и просто устал от моего присутствия в его жизни. Да, мне было неприятно, но спасал только факт того, что я его никогда не любил, а сейчас просто разочаровался. В тот же вечер я начал собирать вещи и готовил речь, с которой пойду рвать наши отношения с ним. Я помню тот момент в детальных подробностях. Двадцать второе мая, солнечная погода за окном, я спускался по лестнице в кабинет своего кавалера, как услышал, что тот с кем-то ругается по телефону. По ту сторону трубки были слышен женский голос. Я послушно дождался конца ругани и, решительно подойдя к моему кавалеру, выдал всё. Я сказал, что знаю, что тот мне изменяет, что больше не любит, и что я думаю над разрывом отношений. В ту же секунду этот ненормальный вцепился мне в горло и начал душить. Я кашлял, царапал руки, не дававшие глотнуть воздуха, из последних сил просил отпустить, но он этого не сделал. Я упал на пол и потерял сознание. Помню, думал, что умер, но оказалось просто потерял сознание от нехватки кислорода. Да, этот больной знал, что делает. Дальнейшие два месяца я провел в буквальном заточении в собственном доме. Он просто использовал меня как вещь. Когда надо, я должен был убраться, приготовить, постирать, а когда не надо не попадаться на глаза и молча смотреть на очередную молодую омегу, которую тот приводит в дом. А если я чем-то не угождал, то меня били так, что было больно двигаться или же насиловали с особой жестокостью. Столько ненависти в одном человеке я ещё не видел. Самое главное, что я не понимал: за что? Но об этом остаётся только догадываться. В общем, несложно догадаться, что после такого опыта ни один альфа не получал моего расположения. Я даже больше скажу: я практически перестал с ними общаться. Снова приходилось ходить к психологам, пить успокоительные. Я потряс головой, желая перестать вспоминать те ужасные дни. — Америка! — услышал издалека я и от неожиданности даже вздрогнул. Повернувшись, я увидел Россию, который шел ко мне. Я растерялся. Что он хочет?! Первое, что мне пришло на ум, так это изнасилование. Неужели, он всё-таки воспользуется мной?! — Россия, не надо! — вскрикнул я, отодвигаясь спиной к боку самолёта, наивно полагая, что это меня спасет. — Куда ты убежал? — уже подходил к самолёту русский, его лицо было обеспокоенным, с которым вряд ли пойдут насиловать. Это сбивало с толку. Но что, если это просто маска? — Россия, прошу! — снова закричал я, готовясь убежать в любую секунду, несмотря на не прошедшие боли. — Что такое? Почему? — наконец остановился тот, что не могло меня не радовать, — Всё точно хорошо? — вскинул брови Росс. Неужели он действительно за меня волнуется? — Просто не подходи. Стой там! — я вытянул руку вперёд, как бы показывая, что ему нужно оставаться на месте. — Хорошо, как скажешь, — после короткой паузы Россия добавил, — Пожалуйста, Америка. Всё хорошо, я не буду тебя трогать. Ты просто так быстро убежал, что я даже растерялся. Я не стал идти за тобой, думая, что тебе бы не хотелось видеть меня рядом, поэтому остался ждать. Но тебя не было уже достаточно долго, я стал волноваться, а потом пошёл тебя искать, — затем он замолчал ещё на пару секунд, — Господи, извини, я даже мысль нормально сформировать не могу. Ты в порядке? — Да, всё хорошо, — опустил голову я. В один момент мне стало так стыдно. Как я мог подумать про него такое, в то время, как он волнуется? Конечно, я не знал, но все равно остаётся неприятный осадок. Обо мне практически никогда не волнуются, считая, что я справлюсь сам, а эта реакция русского была мне очень приятна, — Ты извини. Я должен был сказать. Можешь подойти, если тебе всё ещё хочется. — Я не буду этого делать, если тебе некомфортно или ты боишься. — А ты ещё чувствуешь какой-то запах? — стыдливо проговорил я. — Практически нет. Ты принимал таблетки? — Да. — Хорошо, как посчитаешь нужным и будешь чувствовать себя в порядке, приходи обратно. Возможно, я сейчас некстати, — улыбнулся тот. — Нет, стой не уходи, — вскрикнул я, тут же удивившись своим словам. — М? А ты не боишься… Ну, того, что я альфа? — озадаченно ответил Росс, — Ты разве не из-за этого убежал? — А ты это так хочешь сделать? — Нет! Ни в коем случае! — Могу я спуститься к тебе? — Конечно, если ты хочешь, — Россия подошёл к крылу самолёта, на котором я, собственно, сидел и протянул руки посмеявшись, — Прыгай, я тебя поймаю. — Ты чего, нет? — засмеялся я. — Да прыгай, давай! Я ловлю. — Нет, я тяжёлый. — Да не такой уж и тяжёлый. — Отойди и я прыгну. — Ладно, давай, — отошёл тот. Как всё странно выходит. Опять убеждаюсь в том, что этот русский всё-таки волшебник, который переключает мои эмоции на раз-два. То я боюсь его, но стоит сказать ему пару слов, как мне становится стыдно за свой же страх. Ладно, неважно. Примерно прикидываю, куда прыгнуть и морально готовлюсь к временным болям в ногах, так как приземления на ноги всегда сопровождаются не самыми приятными ощущениями. Отталкиваюсь руками от крыла и прыгаю. Я приземляюсь на землю, как мою ногу пронзает отнюдь не та боль, которая появляется после прыжков с большой высоты. — Fuck! — вскрикнул я, падая на песок и хватаясь за ногу, тихонько скуля от боли. — Ты чего? — испуганно посмотрев на меня, Россия быстро подходя ко мне. — Неудачно. Ай! Приземлился, — прошипел я. — Боже мой! Аккуратнее надо быть! Что у тебя за повышенная падучесть, а? То подбородок себе раздерешь, то теперь нога, — ругался русский, одновременно осматривая меня, — Сильно болит? — Да. Мне кажется, я нерв себе зажал. Не знаю, не спец, — проговорил я, как почувствовал, что меня поднимают на руки, — Т-ты чего делаешь?! У тебя же нога, — воскликнул я, одновременно хватаясь за плечи Росса, боясь упасть. — Ничего страшного, — усмехнулся русский и начал идти в сторону нашего домика. — Нет, быстро поставь меня! Я сам могу! — продолжал требовать поставить меня на землю. Я уже не маленький, чтобы носить меня на руках! — Тише-тише, ты чего так завёлся? Что случится, если я тебя донесу? — Тебе же тяжело! — Нет. — Правда? — немного смутился я. — Да, только сиди спокойно, а то случайно уроню. — Россия, — обратился я к русскому спустя несколько секунд молчания. — М? — откликнулся тот. — Почему ты делаешь это? — Что именно? — вскинул брови тот. — Ну-у, — протянул я, — помогаешь мне. — А как я ещё должен поступать? — усмехнулся Росс, — Бросить тебя на произвол судьбы и смотреть, как ты умираешь? — Я бы себя бросил, — пробубнил я. — Почему же? — Я так плохо к тебе относился всё это время: оскорблял, пытался принизить всеми способами, а ты всё ещё помогаешь мне. И даже вчера ты пошутил*, сказав, что устал от моего поведения и не станешь больше чинить самолёт. Я бы тогда не пошутил и действительно ушёл. — Извини, мой поступок вчера был не из лучших. Я просто не удержал свои эмоции и решил преподать тебе урок. Я правда сожалею, что тогда заставил тебя извиняться и вымаливать прощение. — Ничего страшного, мы оба поступили неправильно. Предлагаю забыть о той ситуации раз и навсегда. — Согласен. — Так всё-таки. Почему ты такой добрый? — Я добрый? Скорее сострадательный. Это чувство сформировалось ещё с детства. — Кстати. Я так и не понял, как ты видел тот момент, где я отказывал РИ в помощи? — Извини, ещё один мой глупый поступок. Зря я начал эту тупую интригу. Правильно говорят: «Сказал «а», говори «б». На самом деле, мой отец совершенно не СССР… — Стоп-стоп, — сразу же перебил начало рассказа я, от такой информации у меня глаза чуть на лоб не полезли, — Как это не он? А почему вы тогда похожи? И почему ты всегда называл его «отец»? — Америка, какой ты нетерпеливый. Я обязательно всё расскажу, только ты дай мне это сделать. — Хорошо-хорошо, молчу, — я прикрыл свой рот рукой, подтверждая это. — Конец Октябрьской революции настал после расстрела королевской семьи. РИ правил долгие годы, многие боялись, что скоро придет его кончина, а наследника все нет, из-за чего в стране может настать разруха. Но наследник был, только о нем никто не знал, кроме царского двора. Сам РИ не считал важным рассказывать о своей семье после одного случая, боясь его повторения. У него был брат, которого убили крестьяне, желая так отомстить за неуплату зарплат. К сожалению, тогда в стране был кризис и бюджет трещал по швам, но рабочие отчаянно не хотели это понимать. Спустя какое-то время родился тот самый долгожданный правопреемник, но та ситуация очень ударила по РИ, и он посчитал, что не будет рассказывать о наследнике. Из-за незнания большевики убили не всю императорскую семью и тот самый наследник все ещё жив. — И кто же этот самый наследник. Ты его знаешь? — в удивлении хлопал глазами я, даже не зная про всю эту историю, что очень странно, ведь я много раз был у РИ и ни разу не видел никого, кроме прислуги. — Это я, Америка. Я — тот самый наследник. — Что? Как? То есть, твой батя — РИ? А как тебя все ещё не убил СССР? — Это был страшный день, его я не забуду никогда. Я сидел в своей комнате, читая очередную книгу, которую ранее нашел на полках в библиотеке, как ко мне врываются несколько слуг. В спешке прислуги одевали меня, складывали мои вещи небольшой чемоданчик и в панике рассказывали о причине такого поведения с их стороны. Они сказали, что к нам идут большевики, что они убьют меня и РИ, поэтому сейчас я должен бежать как можно дальше, в ближайший лес, спустившись через черный ход дворца. Они обещали, что меня найдут кто-то из слуг и всё будет хорошо, но как это будет происходить, мы все слабо представляли. — Какой ужас…  — Мне никогда не нравилось быть «голубых кровей», я терпеть не мог эти дорогие убранства, что окружали меня всю жизнь, я ненавидел всю свою одежду, в которой меня заставляли ходить. Из-за той ситуации со смертью брата РИ, у меня никогда не было друзей, так как возможностей завести их не представлялось. Единственный мой круг общения были слуги и учителя. Да, РИ я видел очень редко, иногда мне казалось, что он давно умер, а от меня скрывают этот факт. Поэтому где-то уже к восьми годам я сбегал из дворца в город и шастал по улочкам, вглядываясь в витрины магазинов. Мне нравилось наблюдать за простыми людьми и я мечтал быть их частью, также не выделяться и иметь друзей. Естественно, меня всегда находили и возвращали обратно. Конечно, наказания были очень суровыми, но я не переставал сбегать, те улочки были для меня, как отдушина. — И как же? Ты жил в лесу всё это время? — Когда всю жизнь ты проводишь в безопасности, а тут тебе грозит смерть, там волей-неволей будешь биться до конца. Я сделал всё, как мне сказали и остался незамеченным, к сожалению, в спешке я даже не успел спросить, что же будет с РИ, поэтому дальнейшие дни я провел в страхе и неведении. Как я жил? Сидел в лесу, спал на земле, пил из рек и питался всем, что найду. Всё это время, я догадывался, что РИ убили, так как гуляя, в последние разы по городу, слышал, как СССР собирал людей на площади, желая обсудить план штурма дворца. Тогда мы в первый раз и пересеклись с Советом. — А что было в чемодане? — не переставал задавать вопросы я. — Сверху лежала одежда, набор с нитками и иголками, немного хлеба. Я сначала его полностью не распаковывал, боясь, что не сложу все обратно достаточно аккуратно, но когда я всё-таки это сделал, то увидел достаточно большую сумму денег и письмо. Это письмо было от РИ, там он писал про особняк в лесу, куда я могу зайти и пополнить запасы еды и воды, но тот просил не оставаться там, так как его могли посетить большевики. Также РИ извинялся, что так мало времени проводил со мной и что запрещал общаться с людьми. Он сказал, что очень любит меня и просит всегда помнить, чему тот меня учил. — А как ты попал к Союзу? — Это получилось случайно. После недели пребывания в лесу, я вышел в город, надеясь построить себе новую, нормальную жизнь, но я особо не ориентировался в городе, поэтому заплутал и в каком-то переулке наткнулся на СССР. Он остановил меня и сказал, что часто видел гуляющим и смотрящим в витрины на улицах. Затем, тот спросил, всё ли у меня хорошо. Помню, тогда очень испугался, но одновременно мне хотелось зарядить ему прямо в лицо. Он убил РИ, и теперь мне остаётся выживать на улице без крыши над головой и еды. Хорошо, что деньги были, и я был не такой уж маленький, поэтому хоть немного мог себя обеспечить. Боясь, что Союз может догадаться о том, что я — ребенок РИ, ответил, мол, сирота и сбежал из детского дома. Совет отвёл меня к себе и начал искать мои документы по всему городу. Помню, как первое время мне было страшно за свою жизнь, и как мне хотелось отомстить за свою семью, желая править на престоле, вместо него. Хоть я особо и не любил РИ, но он всегда был и останется моим настоящим отцом. — А если ты — страна, почему у него сразу не возникло подозрений? — Возникло. Причем сразу, потому он и отвёл меня к себе. Мне на руку сыграла перестройка, из-за неё многие документы были утеряны и к тому же РИ постарался и уничтожал практически все бумаге обо мне. Практически. Тогда я жил у Союза уже где-то год и мы привязались друг к другу. Я был злым ребенком и отчаянно не хотел принимать его доброту, но, в итоге, СССР добился моего расположения и заменил мне отца, которого у меня никогда не было. РИ был занятым человеком, из-за чего мы даже не были толком знакомы, если так можно выразиться. Мы не знали друг о друге практически ничего, так как видел я его только при очередных наказаниях и во время ужина. Один раз за завтраком, Совет спросил: «Не сын ли я РИ?». Я отнекивался и говорил, что из приюта, но СССР уже обо всём знал, он нашёл бумаги, которые не успели уничтожить. Помню, как перепугался тогда, что застрелят прямо за столом, но этого не случилось. До сих пор ему благодарен, что не убил меня, хотя всё ещё не понимаю, почему. — Я даже не догадывался, что всё так запутанно. — О, смотри. Мы уже пришли, — Россия махнул головой в сторону нашего домика, что находился в паре шагов от нас. А знаете, как же всё-таки смешно все сложилось. На моём лице даже появилась улыбка от осознания. Меня заставили отправить гуманитарную помощь своему потенциальному врагу, с которым я обязан держать товарищеские отношения и быть заодно, чтобы не развить ещё одну войну, затем я чуть не умираю из-за отказа камеры сгорания, а потом мне помогает сын этого самого врага, который, оказывается, не его сын. Также Россию самого заслали отправлять гуманитарную, тот тоже чуть не умер, пока приземлялся, и у него были проблемы с двигателем, прям как у меня. Неужели это судьба оказаться здесь, вдвоём, в этой пустыне? Откидываю голову назад, смотря на небо без единого облачка и размышляя, почему все случилось именно так. Для чего?