Моё сердце из камня (всё ещё бьётся)

Удивительно — и забавно — насколько похоже Цзян Чэн и Цзинь Лин вели себя в моменты неловкости. Стоило толпе вокруг них заволноваться и зашуметь, обсуждая заявление Цзинь Лина, и Цзян Чэн обратился воплощением спокойствия и уверенности, высоко подняв голову и гордо выпрямив спину. Его щёки горели румянцем, но во всём остальном Цзян Чэн выглядел так, словно происходящее его нисколько не заботило. И Цзинь Лин, такой же безмятежный, всё внимание обратил на свой снежный ком, пока двое его новых друзей на него откровенно пялились. — Я правильно делаю? — спросил он у А-Юаня, закругляя слишком острый край. А-Юань, умница, постарался кивнуть без лишних слов, чтобы не испугать Цзинь Лина, но глаза у него были просто огромные, и в торопливом взгляде в сторону Лань Сичэня читался очень громкий вопрос. Лань Сичэнь благодарно улыбнулся ему. А-И же такой выдержкой не обладал. И терпением тоже. — Вы женитесь на Цзеу-цзюне? — Вопрос прозвучал обвинением. Лань Сичэнь нахмурился и хотел было мягко осадить мальчика, но Цзян Чэн успел первым — пригвоздил А-И к земле острым взглядом. Тот мгновенно побледнел и с тихим писком спрятался за спину А-Юаня. — И что с того? — тяжело спросил Цзян Чэн, вздёрнув подбородок. Зачем ему потребовалось защищать их решение перед лицом ребёнка? Что за человек! — Я предложил, он согласился. И говорить больше не о чем. Обрубив на этом дальнейшие расспросы, словно его слова всё объясняли, Цзян Чэн развернулся и решительно двинулся в толпу, которая поспешно перед ним расступилась. Лань Сичэнь с трудом подавил широкую усмешку. — Кто занимается починкой? — громко спросил Цзян Чэн, сузив глаза, словно ожидал, что кто-нибудь посмеет сменить тему или завопить, как читалось на многих изумлённых лицах. Люди лишь отступили, а вперед шагнул немолодой мужчина и с хмурым недоверием оглядел Цзян Чэна. — Я занимаюсь, глава клана Цзян, — проронил он; все в Облачных Глубинах с нежностью называли его дедушкой Ли, но сейчас его доброе лицо заострилось неодобрением. Когда Лань Сичэнь был ребёнком, этот слуга был совсем юношей и своими глазами видел, что любовь сотворила с предыдущим главой. Неужели Цзян Чэн показался ему столь же опасным? Сердце Лань Сичэня стиснуло тревогой. Цзян Чэн уважительно поклонился: — Расскажи мне, что происходит. Дедушка Ли обвёл его долгим оценивающим взглядом, прежде чем ответить: — Дыру залатали соломой, осталось укрепить. — Он махнул в сторону груды досок и ведёрка гвоздей, которые успело припорошить снегом. — По-хорошему в такую погоду не починим, раствор застынет. Но заплатка должна продержаться до весны. Цзян Чэн поднял голову и нахмурился, разглядывая прореху. — Чертежи есть? — Разумеется, — дедушка Ли с удивлением вытащил свиток из-за ворота и с поклоном протянул Цзян Чэну. Тот развернул чертежи и окинул внимательным взглядом их, крышу и доски, а затем протянул свиток обратно дедушке Ли и бросил острый взгляд в толпу. Люди заволновались, словно их ударило током. — Так, вы все, — гаркнул Цзян Чэн на замерших адептов, — расчистите место. Мне нужно стряхнуть с крыши снег; убедитесь, что никого не заденет. Тихое рычание, последовавшее за приказом, заставило адептов отмереть и засуетиться. Лань Сичэнь тихонько считал про себя, с трудом сдерживая смех и стараясь казаться спокойным. — Вы, — Цзян Чэн обернулся к слугам, которые поспешно вытянулись по струнке под его взглядом. — Найдите балки подлиннее и подоприте крышу там, где будут доски. И держите крепко, иначе вся крыша обвалится прямо на вас, ясно? — Ясно, глава клана Цзян, — отозвались они и с поклоном взялись за дело. Лань Сичэнь подошёл поближе сквозь разбегающуюся толпу, и его сердце окатило нежностью: глаза Цзян Чэна светились решительностью. — Чем я могу помочь? — спросил Лань Сичэнь с искренним любопытством. — Проследи, чтобы никто не лез, — сказал Цзян Чэн, и от Лань Сичэня не укрылось, как смягчился в ответе его голос. — Без помех работа пойдёт быстрее. — Позвольте спросить, что глава клана Цзян намерен делать? — уточнил дедушка Ли, и в его тоне теперь, к радости Лань Сичэня, было больше изумления, чем неодобрения. — В Юньмэне часто бывают потопы, — объяснил Цзян Чэн, почтительно кивнув старику. — Моя семья столетиями оттачивала заклинания, способные перенаправить взбесившуюся реку или залатать прореху в стене. Я, в свою очередь, всю жизнь посвятил восстановлению своего клана, и у меня было достаточно времени, чтобы адаптировать древние техники до уровня, постижимого моими адептами. — Цзян Чэн небрежно пожал плечами. — Должно сработать и здесь. Поразительно, с какой лёгкостью этот человек приравнивал настоящее чудо к совершенной обыденности. Цзян Чэн, не обращая внимания на их поражённые лица, огляделся и нахмурился, взглянув на вернувшихся адептов. — Расчистили? — Получив кивок, он махнул рукой. — Тогда в сторону. Я сломаю ногу любому, кто будет мешать, это понятно? Все расступились, переговариваясь между собой и бросая на Лань Сичэня встревоженные взгляды. Тот постарался сохранить лицо, но маска сползла немного, стоило маленькой ручке дёрнуть его за рукав. — Он вам угрожает? Вы поэтому согласились? — громко прошептал А-И, поглядывая на Цзян Чэна с готовностью броситься на него с кулаками, несмотря на весь свой ужас. Каким хорошим адептом он вырастет! Лань Сичэнь тронул мальчика за плечо и мягко покачал головой. — А-И должен перестать прислушиваться к глупым россказням о Цзян Ваньине, — А-И покраснел от стыда, и Лань Сичэнь, переборщив с укоризной, ласково взъерошил ему чёлку, прежде чем А-И успел совсем расстроиться. — Спасибо за беспокойство, но он сказал правду: он предложил, а я согласился. Никаких угроз. — Вот как, — разочарованно выдохнул А-И и вдруг загорелся надеждой, — а мне тоже можно на свадьбу? — Разумеется, — усмехнулся Лань Сичэнь, заметив, как ошарашенно загудели люди вокруг. — Кто, если не А-И и А-Юань, поможет мне спрятать свадебные туфли? Мальчик радостно улыбнулся, сияя дыркой на месте выбитого в тренировочном бою с Ванцзи зуба. А-И этим ужасно гордился. — Спасибо большое, Цзеу-цзюнь! — Вот и всё беспокойство. Если бы с остальными было так просто… Его внимание привлекла вспышка духовной силы; обернувшись, Лань Сичэнь увидел, как пурпурные одежды Цзян Чэна затрепетали на поднявшемся ветру. Заткнув Саньду за пояс, Цзян Чэн быстро сложил ладони в печати, вытолкнул правую руку вперёд, и снег словно взрывом смело с крыши и развеяло в воздухе. Не медля и мгновения, Цзян Чэн сменил стойку, и его руки взметнулись вверх в пляске знаков, сменявших друг друга с молниеносной быстротой. Лань Сичэнь никогда такого не видел: Цзян Чэн словно танцевал, весь поглощённый вихрем движений, ни одной ошибки, каждая деталь на своём месте. Цзян Чэн опёрся на одну ногу и вытянул ладонь над землёй: повинуясь приказу, его духовная энергия пропитала всё вокруг, заплясала на гвоздях и досках. Доски с треском взлетели в воздух, искрящий, напитанный мощью, и медленно опустились на крышу, укладываясь в нужном порядке. Земля дрогнула от очередного толчка силы, и в воздух взметнулись гвозди, выстроились в ряд. Цзян Чэн оттолкнулся от земли и взлетел на крышу в вихре снежинок, повёл руками, выстраивая гвозди поперёк каждой доски, установил их на остриях и остановил движение. — Приготовиться! — рявкнул он слугам, поддерживающим крышу, и резко опустил ладони вниз. Гвозди вонзились в доски с оглушительным треском, и здание кладовой содрогнулось от пола до потолка. Лань Сичэнь, кажется, позабыл дышать во время этого представления. Время замедлилось, еле ползло, а Цзян Чэн с последним плавным жестом спрыгнул на землю, и его энергия вернулась к нему, перестала звенеть напряжением в воздухе, обратилась из тигра в прыжке в мурлыкающего котёнка. Такое владение собой, такая свирепость… Неудивительно, что его боялись. Жутко было знать, сколько дикой, жестокой силы таилось внутри Цзян Чэна за прочными прутьями его выдержки. Почему же Лань Сичэнь его совсем не боялся? Словно не замечая восхищённых взглядов, Цзян Чэн обернулся к дедушке Ли и коротко ему поклонился. — Такая заплатка должна устоять, дедушка. Тот ответил рассеянным поклоном, разглядывая аккуратную заплатку на месте дыры, которую весь день пытался забить соломой. Цзян Чэн, не обратив на это внимания, кивнул вышедшим из дома слугам — никто не пострадал — и подошёл ближе к Лань Сичэню. — В чём дело? — спросил он с лёгкой растерянностью в ответ на изумлённый взгляд, шаркнул ногой, упираясь ладонью в бок — наверняка научился этой позе, чтобы прятать свою нервозность. Черты лица его заострились в дерзком ожидании. — Сказал же, что помогу? — Было обалденно! — завопил А-И за них всех, пока Лань Сичэнь вспоминал, как пользоваться словами. — Раз вы женитесь на Цзеу-цзюне, научите меня этому приёму? Цзян Чэн уставился на него сверху вниз в полном замешательстве. Это было бы забавно, не будь оно так грустно. Как можно быть таким слепым в отношении собственных талантов? — Ты хочешь научиться чинить крышу? — подозрительно переспросил Цзян Чэн. — Да, пожалуйста, глава клана Цзян, научите меня! — радостно закивал А-И. Другие адепты присоединились к нему, и Цзян Чэн затравленно оглянулся. Лань Сичэнь мягко коснулся его руки, окатив тёплой волной ци, и посмотрел Цзян Чэну в глаза. — Для нас будет честью поучиться у тебя заклинательству, Цзян Ваньинь, — сказал Лань Сичэнь с теплотой. Цзян Чэн медленно вздохнул, возвращая себе спокойствие, и коротко кивнул. — Для меня будет честью учить Гусу Лань, — слегка улыбнулся он, и сердце Лань Сичэня дрогнуло от этой улыбки. — Но в браке всё должно быть уравновешено, Лань Сичэнь: я тоже должен чему-то от тебя научиться. — Буду рад передать часть наших техник клану Юньмэн Цзян, — согласился Лань Сичэнь, и адепты вокруг него тоже заулыбались. Дедушка Ли серьёзно кивнул, и видеть это было настоящей отрадой: старик был на его стороне, и тяжесть вины на плечах Лань Сичэня вдруг стала немного легче. — Дядя! — Цзинь Лин примчался смазанной золотой молнией и врезался Цзян Чэну в ногу. — Дядя, дядя, я слепил снежного кролика! Он был весь с головы до ног в снегу, а А-Юань неподалёку широко и немного смущённо улыбался, держа за руку А-И. — Ты сам превратился в снежного кролика, — фыркнул Цзян Чэн, стряхивая снег с плеч племянника, а из капюшона выпал целый снежный ком. — Ты что, катался в снегу? — Кролики! — запищал Цзинь Лин, крайне довольный собой. — Я трёх сделал! Цзян Чэн вскинул бровь и перевёл вопросительный взгляд на А-Юаня. Порозовев, тот ткнул пальцем в сугроб позади себя: — Мы прыгали в снег, — засмеялся он. — Кролики получились не очень, зато было мягко! — А я замёрз! — провозгласил Цзинь Лин, нисколько об этом не волнуясь, и протянул свои облепленные снегом перчатки Лань Сичэню. Цзян Чэн прикрыл лицо рукой, не в силах видеть это безобразие. — Тётя, гляди! Снег липкий! Лань Сичэнь улыбнулся, разглядывая его сияющее лицо и покрасневший носик. — Это правда, — кивнул он. — Хорошо, что для тебя уже готова комната, господин Цзинь. Нужно хорошенько отогреться, чтобы не заболеть. Цзинь Лин тут же скривился: — Дядя, надо отогреться! — заявил он и требовательно потянул Цзян Чэна за палец. Тот лишь тихо фыркнул в ответ на ледяное прикосновение. — А-Лин, где твои манеры? — напомнил он, подталкивая племянника в спину. — Поблагодари Лань Сичэня за гостеприимство. Цзинь Лин надулся, но послушно развернулся к Лань Сичэню и улыбнулся ему. — Спасибо за гостеприимство, тётя, можно мне теперь греться? — ...Тётя? Лань Сичэнь обернулся, и тепло, теснившееся в его груди, мгновенно вымело студёным ветром. Ванцзи словно обратился в статую, не сводя ледяного взгляда с Цзян Чэна и не обращая внимания на склонившихся в поклоне слуг и адептов. Он будто готов был броситься в атаку, и Цзян Чэн ответил ему тем же: его лицо, только что согретое улыбкой, захлопнулось за непроницаемой вуалью безупречной вежливости. — Ханьгуан-цзюнь, — Цзян Чэн коротко кивнул, пряча за безупречными манерами издёвку. Ванцзи не озаботился ответным поклоном, подозревая насмешку, и лишь опасно сузил глаза. — Глава клана Цзян. — Это было предупреждение, откровенная угроза. Лань Сичэнь торопливо заступил между ними, прежде, чем Ванцзи успел обнажить меч, и улыбнулся младшему брату, несмотря на подступившую к горлу тревогу. — Ванцзи, ты не говорил, что вернёшься раньше, — начал он с искренней радостью: Ванцзи вернулся целым и невредимым (а когда-то пришёл домой с печатью клейма на груди и в одеждах, мокрых от крови). Сейчас Ванцзи выглядел усталым и разозлённым, но всё равно почтительно кивнул Лань Сичэню, не забыв о приличиях. Значит, гнев его не был так уж силён. — Да. Хотел удивить. — Ванцзи встретился взглядом с А-Юанем, и мальчик, радостно улыбнувшись, взял его за руку. К сожалению, радость встречи не заглушила жаркого огня неприязни в глазах Ванцзи. Цзян Чэн ответил ему ледяным спокойствием — и в следующее мгновение подхватил на руки Цзинь Лина и церемонно поклонился Лань Сичэню. Ударь он его сейчас, и то было бы не так больно. — Не смею прерывать ваше воссоединение с братом, глава клана Лань, — отчуждённо произнёс Цзян Чэн, и Цзинь Лин, ощутив его гнев, затих, поглядывая на Ванцзи с робким любопытством. То, как стихла его радость, отозвалось острой болью у Лань Сичэня в груди. Так хотелось ему сейчас дотянуться, достучаться до них, но Цзян Чэн уже развернулся к нему спиной. — Господину Цзинь нужно в тепло, так что прошу простить меня, Цзеу-цзюнь, Ханьгуан-цзюнь. И он ушёл, словно просочился сквозь пальцы, и Лань Сичэнь ощутил, как его захлёстывает неожиданная и жуткая паника. Неужели в какой-то момент ему казалось, что его хватка достаточно крепка? Как глупо. Проглотив свои страхи, Лань Сичэнь обернулся к детям, таким же растерянным, как Цзинь Лин, и через силу им улыбнулся: — А-И, А-Юань, проводите Цзян Ваньиня и господина Цзинь в их покои, хорошо? И позаботьтесь об одеялах. Потом можете сбегать на кухню за горячим супом. Мальчишки поклонились и быстро последовали за Цзян Чэном, едва не срываясь на бег; А-Юань только и успел, что махнуть Ванцзи рукой и улыбнуться, прежде чем исчез за углом. Взгляд у Ванцзи потеплел, но неодобрения в нём всё ещё было до самых краёв, и Лань Сичэнь тяжело вздохнул. Словно чувствуя подступающую грозу — насколько это было возможно — люди вокруг быстренько разбежались, оставив их с братом вдвоём под снегом. Лань Сичэнь медленно зашагал по тропе, и брат, как обычно, ловко подстроился под его шаг. Между ними установилось молчание: Ванцзи, очевидно, собирался задавать сложные вопросы, а Лань Сичэнь тем временем пытался найти в себе силы для ответа. Внезапное появление брата сбило его с толку и окутало тревогой, как снежным покрывалом. — Я согласился выйти замуж за Цзян Ваньиня, — сказал Лань Сичэнь на мосту, глядя на текущую между льдинами воду. — Объясняться я готов лишь перед тобой, Ванцзи, но ты должен знать, что решение уже принято. — М. — Ванцзи слегка выпрямился, значит, проблема была не в свадьбе, а в человеке. — Он тебя не достоин. Лань Сичэнь с улыбкой взглянул на своего упрямого брата. В отличие от Цзян Чэна, Ванцзи был как открытая книга: вся его злость, хоть и была действительной угрозой, должна была лишь вынудить соперника сдаться без боя. Дуться и топать ножкой Ванцзи прекратил ещё в два годика, но детское желание добиваться своего осталось при нём. — Он с тобой в этом согласен, уверяю тебя, — сказал Лань Сичэнь. Мелодия упрямого ручья напомнила ему о Цзян Чэне, и улыбка сама собой появилась на губах. Родители подобрали Цзян Чэну хорошее имя. — По его задумке, я должен был отказать. — Почему? — Ванцзи нахмурился. Двойное дно пряталось за этим простым вопросом. Почему? — Совет заставил его прийти в Гусу, и Цзян Чэн решил избавиться от их давления, растоптав с моей помощью свою репутацию. — Но почему? — А я согласился, потому что не мог позволить этому случиться. И не только поэтому, что Ванцзи прекрасно понимал. Его глаза потемнели от волнения, и вина пронзила Лань Сичэня острым ножом между рёбер. Он бережно накрыл ладонь Ванцзи, стиснутую на рукояти Биченя, своей рукой, и они медленно двинулись дальше, пока Ванцзи очевидно раздумывал над его мотивами. В конце концов, никто не знал Ванцзи лучше него, и никто не знал Лань Сичэня лучше его младшего брата. — В нём нет ничего, заслуживающего уважения, — буркнул Ванцзи, ожидаемо вернувшись к своим обидам. — И он бы согласился с тобой, — спокойно улыбнулся Лань Сичэнь, мысленно сравнивая этих двоих: оба были упрямыми, обидчивыми, и оба готовы на всё ради своих любимых. — Но я не соглашусь. — Он ловит и убивает людей, в которых видит Вэй Ина, — ледяным голосом напомнил Ванцзи, подрагивая от осуждения. Лань Сичэнь уловил суть его слов и поспешил перечеркнуть этот аргумент как можно скорее: — Я не собираюсь смотреть на подобное сквозь пальцы, но могу понять его гнев. Ты и сам его понимаешь. Ванцзи нахмурился, неохотно признавая его правоту. — Ты его не изменишь. — Ему не нужно меняться, — вздохнул Лань Сичэнь, разворачиваясь к брату. Тот отвёл глаза в видимом раздражении, и Лань Сичэнь его понимал: не столь давно он сам пытался отговорить Ванцзи от связи с Вэй Усянем, и тот разговор был очень похож на этот. — Но ему нужна помощь, Ванцзи. Он замкнулся в своём горе и одиночестве, не зная, что делать с гневом. Я не стану пытаться его изменить, и не желаю менять, но постараюсь ему помочь. Постараюсь его понять. Горько было думать, что у него есть шанс стать для Цзян Чэна тем, кем Ванцзи не успел стать для своей любви. Тоскливое смирение в глазах Ванцзи окончательно разбило ему сердце. — Мой младший брат. — Лань Сичэнь редко пользовался старым нежным обращением, учитывая, сколь рано ему пришлось отказаться от всего неуместного на посту главы, но в такие моменты чувствовал, что Ванцзи это необходимо. Лань Сичэнь ласково отбросил волосы с плеча Ванцзи, коснувшись его щеки, и тот прикрыл глаза, словно ожидая удара. — Я очень хочу помочь ему, но не хочу потерять тебя. На лице Ванцзи отразилось удивление. — Не потеряешь, — уверил он, словно это было очевидно, и Лань Сичэнь снова начал дышать, глубже, чем раньше, и тепло вновь затопило его сердце. Ванцзи слегка улыбнулся, и тепло переполнило Лань Сичэня с головой. — Не знаю, куда меня приведёт этот путь, но я готов идти по нему, — сказал он, оглядывая безупречную красоту Облачных Глубин, освещённых мягким светом ламп среди снежной белизны. — Я не стану изображать приязнь, — заявил Ванцзи, сузив глаза, но Лань Сичэнь лишь поблагодарил его лёгкой улыбкой за то, что брат встал на его сторону. — И он не станет тоже, могу предположить, а я не стану вас заставлять. — М. — Ванцзи отвлёкся на тихий смех неподалёку. А-Юань и А-И, пересмеиваясь, несли бочку для воды, а Цзинь Лин, подпрыгивая, звал их от дверей гостевых покоев. Лань Сичэнь понадеялся, что дети когда-нибудь станут близкими друзьями и никогда не перестанут смеяться, собираясь вместе. — Дяде всё это не понравится. — А кому понравится? — хмыкнул Лань Сичэнь, тихо вздыхая, и покачал головой в ответ на острый взгляд. — Знаю, знаю, было бы намного проще отказать ему и закончить на этом, но я… Я просто не мог. Ванцзи мягко толкнул его плечом в молчаливом одобрении. — Делай, как считаешь нужным, — сказал он, и в его словах отозвались печальная мудрость, тоскливая боль незаживающей раны. Лань Сичэнь обернулся к нему и сжал его руки в своих, утешая брата, как в детстве, когда тот беззвучно плакал в углу, сломав свою любимую кисть для каллиграфии. Как после смерти Вэй Усяня, когда Ванцзи был раздавлен молчаливой, жуткой агонией, со свежим клеймом у сердца и именем Вэй Ина на окровавленных губах. — Я поступлю так, как велит мне сердце. — Он позволит тебе? — Даже злость не помешала Ванцзи заметить, как Цзян Чэн отстранился, мгновенно захлопнувшись в себе. — Я не знаю. — И это пугало. — За то, что тебе дорого, Ванцзи, всегда придётся бороться. Я попробую. Он того стоит. Ванцзи явно придерживался другого мнения, но его взгляд смягчился, пусть и полный до сих пор детской обиды. — Братом его называть не стану. Лань Сичэнь подавил приступ смеха и мягко сжал руки Ванцзи в своих пальцах. — И он не станет. Зови его, как хочешь, Ванцзи. Это совсем не важно. — Буду звать его невесткой, — совершенно серьёзно отозвался Ванцзи. В этот раз Лань Сичэнь не смог бы сдержать смеха, даже если бы очень этого захотел.