Моё сердце из камня (всё ещё бьётся)

Осознавать, насколько утро одного дня могло отличаться от вечера того же дня, всегда было странно. День Цзян Чэна начался с мелочной мстительности, снега — и идиотского предложения. Он помнил каждую деталь, каждое своё слово, но всё это будто случилось где-то в другой жизни, той, которая существовала до того, как Сичэнь принял его предложение. Неясно, почему Цзян Чэн словно оказался в начале нового пути: они сотни раз уже пили с Сичэнем чай, и сотни раз Цзинь Лин мурлыкал что-то в ванной, играя со своими игрушками. Единственным отличием был новый титул: “наречённый”. И от этого простого слова внутри всё мучительно сжималось — больше, чем следовало бы. Неудивительно, на самом деле: всё, чего касался Лань Сичэнь, имело потенциал перевернуть его жизнь с ног на голову, но… Неужели только этим утром он правда верил, что всё продумал? Его отвлёк глухой стук: Цзинь Лин столкнул лодочку с края ванны, оповещая, что наигрался. — Дядя, пора вытираться! Цзян Чэн быстро поднялся и завернул поднявшегося малыша в большое мягкое полотенце. — Овечка переплыла пруд? — спросил он, чувствуя, как полыхают уши — Лань Сичэнь наблюдал за ними с этой его дурацкой мягкой усмешкой на губах. Пришлось сосредоточиться на племяннике, но всё равно не отпускало ощущение странной, желанной новизны. — Овечка выпала из лодки, — гордо поделился Цзинь Лин и похлопал его ладошкой по руке, словно успокаивая. — Но, дядя, не волнуйся, я научил её плавать! В настоящей жизни вряд ли ему бы это удалось, и Цзян Чэн с трудом подавил приступ смеха. — Хороший глава должен всегда помогать тем, кто в этом нуждается, — кивнул он. — Овечка переплыла пруд, — заявил Цзинь Лин и засиял, когда Цзян Чэн вытер ему лицо. Малыш боялся щекотки, и пусть Цзян Чэн никогда не мучал его просто так, Цзинь Лин всё равно ёрзал и крутился, как маленькая вёрткая рыбка, и довольно хихикал. — Стой смирно, маленькая обезьянка, — приказал Цзян Чэн и придвинулся ближе, не давая Цзинь Лину сбежать. Обтёр племяннику бока и ноги и завернул его в полотенце, как в кокон, чтобы сунуть подмышку — Цзинь Лин радостно засмеялся, болтая маленькими ножками. Наверняка эта картина показалась Лань Сичэню странной: глаза у него блестели изумлением и усмешкой. Вряд ли его насторожило, что Цзян Чэн таскал за собой наследника Цзинь, как мешок редиски; Лань Цижень к этому моменту уже швырнул бы в Цзян Чэна чайником с чаем. — Боюсь, в Облачных Глубинах нашествие песчанок, — печально протянул Цзян Чэн, поднимая в качестве доказательства свой ценный груз. — Здоровенных, к тому же. Из кладовой ничего не пропадало? Лань Сичэнь вскинул ладонь, пряча смех за рукавом, и это было маленькой сладкой победой. Цзинь Лин запищал, что никакая он не песчанка. Было так странно вести себя, как в голову взбредёт, и не чувствовать осуждения. Цзян Чэн подошёл поближе к огню и посадил Цзинь Лина перед очагом. Мальчик, всё ещё хихикая, послушно уселся и принялся оживлённо рассказывать, как именно он научил овечку плавать. Половина его сбивчивой речи была начисто лишена смысла, но Цзян Чэн не торопился одергивать племянника: тому гораздо важнее было просто рассказать, что случилось, чем его дяде — понять, в чём там было дело. Цзинь Лин даже позволил себя одеть, как они тренировались дома, и довольно улыбнулся, когда Цзян Чэн завязал на нём пояс. — Хочешь косу или пучок? — спросил Цзян Чэн. Стоило бы собрать ему подобающий статусу высокий хвостик, но волосы у пятилетнего мальчика мгновенно превращались в спутанное гнездо, и Цзян Чэн уже давно сообразил, что коса на мокрых волосах может здорово с этим помочь. Но Цзинь Лин должен был выбрать сам. — Косу, дядя, — чирикнул Цзинь Лин, покачиваясь с носка на пятку. Цзян Чэн кивнул и потянулся за мешочком, где лежала расческа, флакон краски и красная лента, от вида которой внутри всё привычно сжалось. Непрошенным вспомнилось ему лицо Лань Ванцзи, а следом пришло эхо звонкого смеха Вэй Усяня. “Как ты мог оставить меня ради него?” Эти мысли, больные, завистливые, стоило давить на корню. Какая разница, если его брата ослепила глупая любовь? Он уничтожил всё, что Цзян Чэн когда-то любил, а следом и себя самого. Цзян Чэн старательно берёг свой гнев и свою злость к тому дню, когда Вэй Усянь посмеет воскреснуть. Когда Цзян Чэн снова посмотрит ему в глаза, прежде чем стереть сами его следы с лица земли. Другого исхода быть не могло — ради Цзинь Лина. — Дядя?.. Цзян Чэн оторвался от красной ленты и обернулся к племяннику. Малыш смотрел на него большими тёплыми глазами, и в его взгляде жила Яньли, улыбалась брату через своего сына. Цзян Чэн поспешно отринул горькие воспоминания — ради её наследия. Ради её ребёнка. — Иди сюда, маленькая полёвка. Причешемся, а то колтуны потом придётся вырезать. — Я не полёвка! — возмутился Цзинь Лин, подходя ближе. — Дядя! — Не спорь со мной, — фыркнул Цзян Чэн и провёл его к чайному столику. Лань Сичэнь всё ещё улыбался, глядя на них обоих, и Цзян Чэн ощутил, как румянец вновь предательски заползает на шею, обжигая кожу теплом. — Что скажешь, Лань Сичэнь? Полёвка он или нет? — Я слишком хорошо знаю А-И, чтобы возразить тебе, Цзян Ваньинь, — сказал Лань Сичэнь и пощекотал Цзинь Лину подбородок, чтобы тот не дулся слишком сильно. — Не бойся, юный господин Цзинь, полёвки могут жить в Облачных Глубинах в своё удовольствие. Еды хватит на всех. — Я съел только суп, тётя, — хихикнул Цзинь Лин, пытаясь увернуться от ласки. — Это правда, но скоро ужин, — мягко напомнил ему Лань Сичэнь. — Думаю, А-Юань и А-И будут рады, если ты сядешь с ними. — Друзья сидят рядом? — спросил Цзинь Лин. Лань Сичэнь снова тронул его подбородок, и у Цзян Чэна сердце сжалось от нежности. — Так и есть. — Не забудь вернуть им игрушки, — напомнил Цзян Чэн, начиная плести косу и отвлекая их обоих от разговора. — Друзья должны делиться, помнишь? — Дядя, я помню, — довольно кивнул Цзинь Лин, щурясь на свет. — У меня теперь есть друзья, с которыми можно делиться! Цзян Чэн глухо сглотнул, надеясь, что так и есть, что всё так и будет, и удача сжалится над Цзинь Лином и действительно подарит ему друзей — которых он сам и нашёл. — Молодец, А-Лин, — тихо сказал Цзян Чэн, прочёсывая пальцами пряди. Он вплёл в волосы красную ленту, зная, что Цзинь Лину нравятся яркие цвета, и постарался сделать всё возможное, чтобы призрак Вэй Усяня не омрачал для него этот светлый вечер. Ласковый взгляд Лань Сичэня в этом очень помог. — Ты многое умеешь, — заметил он. — Косы — часть наших традиций, — ответил Цзян Чэн, не справившись с волной гордости. Плетением кос не стоило бы гордиться, это была простая необходимость. — Древних традиций, но новые адепты всегда плетут себе косы. Как и я делал всю свою жизнь. А с Цзинь Лином он и вовсе заделался настоящим мастером в плетении кос. Бесстрашный Саньду Шэншоу, злобный повелитель молний, господин водных игр и детских косичек. Вот она, настоящая двойственность личности. Цзян Чэн подвязал кончик косы лентой и мягко коснулся плеча Цзинь Лина. — Обернись, вернём твою метку на место. Цзинь Лин повернулся и выпрямился, стараясь не двигаться. Это была единственная традиция, за которую Цзян Чэн был искренне благодарен покойному мужу своей сестры. Цзинь Лин был членом клана Цзинь и гордился своим наследием, но в такие моменты всё, чего малышу действительно хотелось — это быть похожим на своего отца. Цзян Чэн окунул палец в краску и тихо спросил: — Ты помнишь, зачем носить метку? Он спрашивал каждый раз, и за годы ответ успел не раз поменяться. “Чтобы быть как бабушка. Чтобы быть членом Цзинь. Чтобы дядя мной гордился.” Сегодня его ответ снова оказался другим. — Чтобы быть хорошим адептом Цзинь, — сказал Цзинь Лин, следя за рукой Цзян Чэна. — Чтобы мой разум был открыт новому, потому что хороший глава всегда готов слушать. Цзян Чэн улыбнулся, не в силах сдержаться, и тронул местечко между глаз Цзинь Лина. За долгие годы он научился оставлять идеально круглую метку, раз и другой, чтобы она ярко выделялась на коже и держалась до следующей ванны. Цзян Чэн положил маленькую ладошку племянника на белый пион на его ханьфу. — Скажи, А-Лин, почему Цзинь выбирают пионы? — Пионы означают честь, — отозвался Цзинь Лин, зная, что не ошибся. — А почему Цзян выбирают лотосы? — Сила ума, — поспешно выпалил Цзинь Лин. — Лотос поднимается из грязи, — кивнул Цзян Чэн. — Мы поднимаемся с земли, чтобы быть хорошими адептами. Доверяй себе, и будешь стоять с гордо поднятой головой. Помни об этом, А-Лин, — под пальцами Цзян Чэна уверенно билось маленькое сердечко. — Твоя сила с тобой, прямо здесь. — Я помню, дядя, — улыбнулся Цзинь Лин и скосил глаза, словно пытаясь разглядеть свою свеженькую метку. — Она высохла? — Пока нет, — предупредил Цзян Чэн, взглянув в сторону Лань Сичэня. Тот, кажется, совсем потерялся в своей странной нежности, словно читал романтическую книжку или был чьей-то восхищённой женой. Цзян Чэн закатил глаза. — А-Лин, ты знаешь, почему символ Лань — это облако? Цзинь Лин задумался и покачал головой, глядя на Лань Сичэня. — Не знаю, дядя. — Облако — символ божественной руки на земле, — объяснил Цзян Чэн и мягко подцепил подбородок племянника. — Облака приносят дождь, а дождь несёт жизнь. — Дождь превращается в реки, — Цзинь Лин заморгал, переваривая новую информацию, — а в реках появляется грязь, где растут лотосы! Цзян Чэн тихо хмыкнул, но не стал возражать. — Растут. Хороший глава обязан знать традиции своих союзников. Помни, что ты всегда должен уважать другие кланы и учиться у них при любой возможности. Цзинь Лин кивнул и погладил его по щеке. — Можно мне теперь поиграть? С моими друзьями? Цзян Чэн вздохнул: — После ужина. Иди, возьми свой плащ и ботинки. Цзинь Лин кивнул и поспешил к выходу: к счастью, поесть он любил, и многих скандалов за эти годы удалось избежать простым обещанием чего-нибудь вкусненького. Цзян Чэн вздохнул, потирая лоб. — Ваша связь прочна, — мягко заметил Лань Сичэнь, пока Цзинь Лин возился с одеждой. — Он всё, что у меня есть, — тихо сказал Цзян Чэн, и его губы дрогнули в тихой улыбке. — И я ему почему-то нравлюсь. — Он любит тебя таким, какой ты есть, — улыбнулся Лань Сичэнь — и даже не дрогнул, когда Цзян Чэн окинул его скептическим взглядом. Цзинь Лин, нарушив паузу, пихнул свою одежду Цзян Чэну в руки и вытянулся перед ним, как подобает маленькому принцу. — Я готов, дядя, пошли, пожалуйста! — Когда речь идёт о еде, ты всегда помнишь о манерах, — фыркнул Цзян Чэн, помогая ему надеть плащ, и притянул племянника к себе, чтобы тот мог всунуть ноги в ботинки. Цзинь Лин зубасто улыбнулся: — Это ты готовил еду? — Нет, — хмыкнул Цзян Чэн, чувствуя на себе тёплый любопытный взгляд Лань Сичэня. — Мы в гостях, помнишь? Нужно есть то, что дают. — Хорошо, дядя, можем мы уже пойти? Пожалуйста! Цзян Чэн снова вздохнул и кивнул, отпуская Цзинь Лина, чтобы найти собственный плащ. — Не забудь игрушки, А-Лин. — Не забуду! Пока Цзинь Лин бегал обратно к ванне, Цзян Чэн старательно игнорировал чужую ласковую улыбку, разминая затёкшие мышцы. Лань Сичэнь выглядел просто невыносимо прекрасно в голубом шерстяном плаще, и сердце Цзян Чэна отчего-то билось, как ненормальное. Оставалось только хлопнуться в обморок на месте, забыв дышать. — Во время ужина нам придётся сделать небольшое объявление, — сказал Лань Сичэнь, милостиво забыв о том, чему только что был свидетелем. — Мы в твоём клане, тебе и решать, — ответил ему Цзян Чэн. Сердце его забилось ещё сильнее, стоило Цзинь Лину подбежать к ним и гордо продемонстрировать Лань Сичэню свои дары. — Гляди, тётя, — пятилетнему разуму было безразлично, что Лань Сичэнь уже видел эти игрушки. — Лодочка! И овечка фермера По! — И весьма хорошая лодочка, насколько мне известно, — улыбнулся Лань Сичэнь. — Овечка хорошо доехала до края ванны? Цзинь Лин кивнул, широко улыбаясь: — Я научил её плавать! — Неужели? — Лань Сичэнь присел перед ним и бережно оправил на Цзинь Лине плащ. — А меня юный господин Цзинь научит? Твоей тёте так и не довелось научиться. — А я хорошо плаваю, — поделился с ним Цзинь Лин с уверенностью старого мастера. Цзян Чэн покачал головой. Малыш пока плавал только по-собачьи да умел лежать на воде, когда уставал, но явно этим гордился. — Я тебя научу! Цзян Чэн фыркнул, представив, как Цзинь Лин командует главой клана Лань в их маленьком пруду, и как Лань Сичэнь в итоге идёт ко дну. — Мы оба, — сказал он, слегка улыбнувшись. — Если ты захочешь, я помогу. Лань Сичэнь вскинул голову, светясь от нежности, и Цзян Чэну в лицо словно плеснуло горячим жаром. — Благодарю тебя, Цзян Ваньинь. Когда-нибудь я вспомню об этом твоём обещании. — Зная мою удачу, — фыркнул Цзян Чэн, — ты утонешь в ближайшем пруду в первый же день визита в Пристань Лотоса. Лучше я сразу научу тебя плавать. Лань Сичэнь тихо хмыкнул и поднялся на ноги. — Я сделаю всё возможное, чтобы не стать для тебя обузой, глава клана Цзян. Цзян Чэн с трудом подавил дурацкую улыбку. — Вот и славно, глава клана Лань, — буркнул он и гордо вскинул нос. Лань Сичэнь засмеялся, и Цзян Чэн с удовольствием разглядел, как покраснели его уши. Наконец-то хоть в этом они сравнялись. Цзян Чэн открыл дверь и ловко ухватил Цзинь Лина за капюшон. — Не беги. Помнишь, как я тебя учил? Нужно всегда проверять глубину, прежде чем шагать вперёд. Снег и вправду успел мягким покрывалом укрыть дорожку перед их покоями. — Снег может быть глубоким? — удивлённо спросил Цзинь Лин и подобрался поближе к дяде, разглядывая снег из-за его спины. — Насколько глубоким? — Смотря как долго он шёл, и каким сильным был снегопад, — объяснил Цзян Чэн и окунул ножны Саньду в снег. Цзинь Лин удивлённо пискнул, увидев, как глубоко тот ушёл. — Видишь? — Много снега, который долго падал, — кивнул Цзинь Лин, прижимая к себе игрушки, и повернулся к Лань Сичэню. — Здесь часто снег? Из-за гор? — Так и есть, юный господин Цзинь, — кивнул Лань Сичэнь и аккуратно накинул Цзинь Лину на голову капюшон. — Здесь много снега, а в Пристани Лотоса, как я слышал, в это время тепло и дождливо. — Дома тепло, потому что Пристань Лотоса на западе, — Цзинь Лин торопливо похвастался своими знаниями, и Цзян Чэн ощутил прилив гордости. Мама была бы им довольна. — Верно, — мягко улыбнулся Лань Сичэнь. — Боюсь, придётся нам набрать немного снега в ботинки по дороге на ужин. — Ничего страшного, — Цзян Чэн успел привыкнуть к мокрой обуви, но Цзинь Лина он поднял на руки, чтобы мальчик не утонул в особенно глубоком сугробе. — Держи свои игрушки, А-Лин, а то потеряются. — Держу, — пообещал Цзинь Лин, обнимая его и прижимая к себе лодочку и овечку. Каждый тихий скрип снега под ногами и каждую снежинку он встречал широко открытыми глазами и тихим смехом. — Тётя, снег холодный и мокрый! — Ага, — улыбнулся Лань Сичэнь; по колено в снегу он выглядел возмутительно изящно. Черти бы драли этих Ланей и их совершенство во всём. — Если станет слишком холодно и мокро, расскажешь нам? — Мне не холодно, тётя, — заявил Цзинь Лин, сморщив нос. — Я не заболею! Ответом ему был мягкий смех. Раньше Цзян Чэн никогда не замечал, что этот смех звенит нежностью, словно колокольчик: ласковая мелодия зимнего ветерка. — Вот и правильно. По дороге на ужин Цзян Чэн то здесь, то там видел всполохи белого, словно призраки курсирующие среди снегопада. Лица призраков озарялись радостью, стоило им заметить Лань Сичэня среди всей этой белизны. — Цзеу-цзюнь! Глава клана Лань! — А-И помахал им с мостика и поспешил к лестнице, по которой они поднимались, где тут же врезался в толпу таких же радостных мальчишек. Они живо напомнили Цзян Чэну о гусятах, которые не могли сдержать радости от возвращения мамы-гусыни. Пришлось спрятать смешок за покашливанием и опустить Цзинь Лина на землю — маленького золотого цыплёнка среди моря белого и голубого. Цзинь Лин прижался к его ноге, не слишком доверяя незнакомым ребятам, но явно обрадовался, стоило А-И выступить вперёд. Цзинь Лин пихнул ему игрушки, показывая, как мало он понимает в друзьях, но А-И только улыбнулся, гордо демонстрируя дырку на месте отсутствующего зуба. — Спасибо, — сказал Цзинь Лин, лишившись всей своей смелости и отчаянно покраснев. Цзян Чэн положил твёрдую руку ему на спину, молчаливо поддерживая племянника. — Спасибо, что поделились. — Друзья должны делиться, — просто ответил А-И и протянул Цзинь Лину ручку, засунув игрушки подмышку. — А-Юань уже на ужине. Хочешь сидеть с нами? Цзинь Лин удивлённо выдохнул и задрал голову к Цзян Чэну и Лань Сичэню. Цзян Чэн кивнул, а Лань Сичэнь улыбнулся обоим мальчикам: — Как здорово, что ты предложил, А-И. Уверен, юный господин Цзинь с удовольствием сядет с вами. Цзинь Лин тут же заулыбался и взял А-И за руку. — Я буду сидеть с друзьями, — гордо заявил он, блестя глазами. А-И улыбнулся в ответ и, смеясь, уволок его куда-то вместе с остальной стаей гусят. — Вот и славно, — промурлыкал Лань Сичэнь, и его ласковая рука на плече Цзян Чэна слегка успокоила его сердце, ощутившее пустоту на месте Цзинь Лина рядом с ним. — Думаю, всё будет хорошо. А-И и А-Юань — хорошие ребята. Они будут добры к Цзинь Лину. — Ему нужна не только доброта, — буркнул Цзян Чэн, чувствуя, как предательски тает сердце от улыбки Лань Сичэня. Было так здорово услышать, как смеётся Цзинь Лин вместе с А-И. — Ему нужны настоящие друзья, которых он сам выбрал, а не просто дети, которых попросили с ним повозиться из-за подходящего возраста. — Время покажет, — мягко напомнил ему Лань Сичэнь, слегка сжав пальцы. — Но мне кажется, что всё будет хорошо. Мы должны верить, что мальчики всё сделают правильно. Дети способны на большее, чем мы думаем. Цзинь Лин будет в порядке. — Я знаю, ему ведь только пять, — вздохнул Цзян Чэн, в кои-то веки поверив в чужие слова. — Вот бы всё получилось. Он этого заслуживает. Лань Сичэнь тихо засмеялся и посмотрел Цзян Чэну прямо в глаза. — У него самый прекрасный дядя на свете, Цзян Ваньинь. И пусть ты так не считаешь, но поверь: это дорогого стоит.