***
Годы шли быстро, но и их было не так уж и много. Интегра росла, её гардероб медленно изменялся, изменялось и лицо. Менялся её характер и взгляды. Однажды, в семнадцать лет, она словила Лилит на курении. И подсела сама. Но не на дешёвый ментол, который так любила подруга, а на дорогие сигары. Клейкая лента на столе осталась неизменна, как и старые привычки. Казалось, в этом доме были только они двое: Лилит и Интегра, что менялись со временем, остальные же застыли, как и особняк, как его каменные стены, как его тонкие стёкла окон, как квадратные кусты под окнами кабинеты Интегры, как комната Лилит и цвет постельного белья Хеллсинг. Менялись только они. Лилит — внешне. Интегра — всем. Яблочко перестала быть серой мышкой, выделяющейся лишь около своей госпожи. Она стала ярким пятном, как Уолтер, на жизни Интегры. Стала необходимым узором одежды или линиями на руках, необходимой родинкой на скуле или дорогим подарком любимого человека, как ягодкой на любимой пирожном или памятными отметинами на коленях. С их исчезновением ничего не изменится, но берегли их как зеницу ока. Берегли и любили, сами не догадываясь об их силе и намерениях. Когда Интегра стала черствее, Лилит машинально изменила характер в сторону от той размеренной девушки, к которой все привыкли. Теперь же её задачей было разукрасить нудный и тягучий быт Хеллсинг. Однако вместо этого она часто выводила её из себя, однако никто не жаловался. Это было чем-то необходимым в тихом и излишне серьёзном доме. На удивление всех врачей, развороченная выстрелом Алукарда рука восстановилась. Разбитые пальцы срослись за очень короткие сроки, практически не оставляя шрамов. Яблочко боялась, что это насторожит Интегру, однако та только искренне порадовалась за подругу. Но все заметили, что месячный запас курицы в морозильной камере неизвестно куда делся. Обвинила садовника и лишили зарплаты, впрочем это мало интересовало Лилит — ведь рука же на месте. Алукард молчал и молча кидал на неё хитрые взгляды, о смысле которых Лилит так и не смогла догадаться.***
В вертолётах всегда было очень шумно. И это всегда не просто раздражало, это бесило Лилит. Настолько, что она готова была поменяться с Носферату местами и начать кромсать всех вместо него. Когда они, наконец, прилетели, была уже глубокая ночь, однако абсолютная тишина окружающей местности говорила, что все вопросы были улажены умелым агентом организации «Хеллсинг». Интегра почему-то нервничала. С самого утра её как-то не отпускало гложущее чувство, будто всё в который раз пойдёт не по шаблону. И Лилит была с ней согласна. Её оно тоже не отпускало. Когда Хеллсинг нервничали, они старались отойти от людей и побыть в тишине. Вряд ли получилось бы побыть в тишине около вертолёта и нескольких военных машин, но и напоминать о том Интегре Лилит не хотелось: не ровен час и она забудет, в кого можно стрелять и в кого нет. А это будет казус… Через какое-то время на горизонте замаячила невозможно бесящая Лилит красная шляпа. — Явился, — она подошла к подруге, та согласно кивнула и закурила. Лилит тоже. Дым от их сигарет смешался в безумную какофонию из дорогого табака и его дешёвого аналога. Стоило вампиру подойти поближе, как обе оценили его уже неживую ношу. — Задание выполнено. Цель полностью обезврежена. — Слишком много времени ушло на одну единственную цель. — Ладно тебе, нам не с кем соревноваться, — Лилит щёлкнула зажигалкой у своего носа, выкуривая уже вторую, — А это кто? Интегра оценила девушку взглядом. — Позови медиков-спасателей. Лилит уже обернулась и намеревалась выполнить поручение, однако её остановили. — Нет. Обе обратили на него внимание. — Я хотел бы, чтобы этот офицер полиции была переведена в организацию «Хеллсинг». — Здесь не ты принимаешь решения. Лилит напряглась. Сейчас опять начнётся стрельба?.. — Эта полицейская сама сделала такой выбор. Напряжение как-то само ушло, чего Яблочко не ожидала. Интегра отвернулась и села в вертолёт, отдав приказ возвращаться на базу. Лилит последовала за ней. И снова этот шум в ушах… Когда новоиспечённая дракулина вечно скучающего придурка пришла в себя, все, собственно, к ней и заявились. Все, кроме Лилит. Та рвала на себе волосы: как поступить? Конечно, она ещё «мала», но и этого хватит, чтобы учуять неладное в самой Лилит, понять, что она какая-то не такая. А потом ненароком спросить у хозяйки: а что не так-то? Та пожмёт плечами, переспросит у Носферату. А тот выложит всё на блюдечке, красиво подаст, вина нальёт, да ещё и носом воткнёт прямо в серединку. Что ж, если они придумают пленить её — это не так страшно. Если придумают убить — не поймут, как. Но главное — чтобы не сдали Ватикану. Они-то знали, что с такими, как она, делать. «Из семи сестёр шестая страсть». В отличии от остальных шести, её было не так сильно заметно. Хотя нет, чтобы вычислить седьмую тоже нужно было потрудиться. Но она не такая сильная, как Лилит. Ох, Яблочко помнила идеально ровный коридор и семь белых комнат. Три из которых пустуют. Две никогда не получат своих жильцов (она сама постаралась), ну, а одна предназначалась ей самой.И вопрос был открыт: заселится ли Лилит туда или же снова извернётся, подобно змее, уйдёт из-под обстрела и выйдет сухой из воды? Весь день она избегала любого контакта, занимаясь своими делами по части уборки. К готовке её не подпускали по причине того, что она всё съедала ещё до начала процесса термообработки или чистки. Однако, как бы такая тактика не оправдывала себя, в конце дня новенькая всё-таки подскочила к ней. — Простите, я заблудилась… Как мне добраться до своей комнаты?.. Лилит застыла перед ней. Большие красные глаза, новенькая униформа и растрёпанные волосы. Девочка ещё не поняла в полной мере, кто она, однако это не отменяло факта опасности для Яблочка. — Вас как зовут? Вопрос этот и обеспокоенный взгляд дракулины вывел Лилит из ступора. — Лилит… Служанка сэра Интегры. — О, я слышала о Вас! Она всё утро ругала вас за следы на столе. «Дьявол…» — Серас Виктория, — девушка протянула к ней руку в дружелюбном жесте рукопожатия, однако Лилит не ответила ей взаимностью, боясь, что прикосновение это может её раскрыть. — Вам этажом ниже и налево, — она обошла её боком, не сводя своих чёрных глаз с её красных. Ещё никогда она не видела настолько жизнерадостных вампиров. Наверное, шаблон от Алукарда. Кстати о нём… Подвал встретил её сыростью и холодом. Где-то зашуршал какой-то грызун. Ну и фиг с ним. Пусть сам разбирается со своим зверинцем. — Какой гость! Чем буду обязан? Он странно себя вёл. Лилит заметила это несколько лет назад, когда его отношение резко изменилось, изменился тембр голоса, даже взгляд. Хитрый, как будто он что-то знал. Но знать же он не мог. Изначально это дико настораживало Яблочко, но держаться настороже несколько лет — грешное дело. Да и трудное. Ты попробуй! Ни на минуту нельзя расслабиться. От этого можно сойти с ума. — Ты ведь её специально сюда привёз? — она не стала подходить ближе, чем на три метра, прекрасно видя в темноте очертания его лица и перевёрнутого бокала в руках. Ещё б кусок хлеба сверху положил, упырь румынский… — Кого? Дурачится. — Серас. — А это кто? Бесит. — Офицер полиции! — А! Полицейская! Ну нет, не специально. А что, какие-то проблемы? Как сказать? «Я боюсь, что твоя служанка раскроет меня перед Интегрой, поэтому сделай так, чтобы её тут не было, хотя ты сам с большим удовольствием обо мне всё расскажешь, но не делай этого и не позволяй другим бросать на меня тень потому что Алукард». Бредятина… — Она ко мне лезет… — Сильно? — Да, сильно! — Врёшь. Ты не хочешь, чтобы она тебя учуяла да и только. Догадался. — Да, не хочу. Ну так ты что-нибудь сделаешь? Глупый вопрос… — Нет. Ожидаемо… — Поняла. Лилит развернулась, намереваясь покинуть чертоги его царства, в котором он был центральной фигурой, не она. Не она была здесь сильным авторитетом, который мог оказать какое-либо влияние на происходящее. Это там, наверху, накинув на себя маску человека и сцепив свои пальцы в замок, молясь за завтраком вместе с Интегрой и отмывая лестничные пролёты, без страха ходя под солнцем, там, идеально спрятавшись и в то же время будучи у всех на виду, она имела власть. Она долго шла к этой власти. От одного поколения к другому, от одного тела к следующему, вырабатывая чёткий план действий на годы вперёд и, наконец, развеяв свою вековую скуку, она была счастлива. — Египет, евреи… Лилит остановилась, уставившись в одну единственную точку под своими ногами. Глаза предательски распахнулись, а чёрный зрачок сузился. Её пробила мимолётная дрожь. Страх клокотал под рёбрами, расправляя её диафрагму и выбираясь вверх по горлу приступом рвоты. Как?.. — Великий Исход евреев из Египта? Так? Она медленно повернулась. Каждое движение было болезненным воспоминанием. Каждая картинка в мозгу — пародией на настоящую жизнь, навеки утраченную. Сейчас жизнь — это пародия. Раньше — мука. Пару минут она молча сверлила его взглядом, застыв, как камень. Холод блуждал по её коже. Шея и ноги затекли. В горле пересохло от прерывистого и непостоянного дыхания ртом. — Откуда? Вампир встал со своего места. Это была его первая победа. Тогда, когда он прижал её головой к столу или выстрелил в её руку, он не одерживал победу. Лилит не менялась, оставалась такой же. Оставалась рядом с Госпожой Интегрой. А теперь она испугана. Это другой страх. Он ещё не знал, как её убить, но уже имел хоть какие-то крохи представления о том, кто она такая. — Никак не могу взять в толк, — руки за спиной, жест не угрожающий, но это жест милосердия, его милосердия к ней — оскорбление, — Какая тварь может прожить так долго, меняя лица, пройти сквозь время, не бояться ни света дневного светила, ни молитв или святой воды, при этом излечивая себя от любых ранений едой? Может, ты мне объяснишь? Она подняла голову, встречаясь взглядом с ним. Он огромен по отношению к ней. Великан. Его широкие плечи затмевают ей любой свет, его голос заглушает любые звуки. Она чувствовала своё превосходство над ним, но каким шатким оно было… Теперь же он возвышался над зазнавшимся пережитком такого далёкого прошлого. — Пережиток прошлого? Мне нравится твоё определение. Читает мысли. Значит, всё знает. Ей всегда хватило ума блокировать свои мысли, дабы он не прочёл чего-то важного. Но сейчас, дрожа от страха, она совсем об этом забыла. — Откуда ты знаешь? — собственный голос оказался предателем. Первым предателем, не считая глаз. Глаза выдавали даже больше страха, чем он. Носферату улыбнулся, хитро, надменно. Всегда это была показательная улыбка поверженного, но сейчас это был не блеф, не обманный трюк, дабы самому не чувствовать собственной слабости. Это была правда. Он её обыграл. Маленькая победа на пути к громкому поражению Лилит. Нужно задать другой вопрос. — Чего ты хочешь? Интерес вмиг угас в его светящихся глазах. Классика жанра. — Неужели ты так шаблонно мыслишь? Или это только сейчас? Конечно, ему ничего не было нужно. Это его развлечение, способ согнать серую обыденность его пребывания на этом свете. Ведь в нём так мыло вещей, которые смогли бы его развлечь. Но Лилит всё ещё тешила себя мыслью о том, что сможет откупиться от него. Что он не скажет ничего Интегре, каким бы путём он не узнал о той маленькой крупице её огромной тайны, о песках Египта и о порабощённых иудеях, о рабстве и ненависти грязи к грязи. О начале пути бессмертной Лилит. Из кармана белого фартука, который входил в униформу, она достала маникюрные ножницы. Расправила их и прошлась по ладони, оставляя глубокий красный след. Привычная боль от порезов. В чужих телах она всегда чувствовала её несколько притупившейся. Но слёзы в уголках глаз выступили. Шок от новости, новая порция страха и попытка откупиться. Действительно, это было единственное, чем она могла откупиться от Алукарда. Вампир замер. Она не слышала и не ощущала его. Только холод перед собой — единственный его свидетель. В темноте подвала что-то шаркнуло по полу. Раздался вполне ненужный ему для жизни выдох. Несдержанный, жадный и хищный выход. Холод приблизился к выставленной вперёд ладони. Красный нектарин заполнил собой сложенную в «лодочку» руку, просачивался между пальцами и капал куда-то на пол. А она не шевелилась. Главная цель — не остаться в живых, убить её у Алукарда не получится. Главная цель — сделать так, чтобы Хеллсинг ни о чём не узнала. Что-то холодное прошлось по тыльной стороне ладони, по костяшкам пальцев. Огибало кости и направлялось вверх, слизывая тёплую кровь уже давно не живого тела. Тело давно мертво, но в нём ещё теплилась живая душа с истёкшим сроком годности. Алукард растягивал наслаждение. Аккуратно добирался до пореза, не пропуская ни единой капли. Это была старая игра, в которой не было ни победителей, ни проигравших. В отличии от остальных их игр, здесь были только они: Лилит и Алукард. Как и полагается: в темноте, стоя или сидя на холодном полу подвала, без единого вздоха или крика — бесшумно. Холодный язык прошёлся вдоль запястья, слепо ища толстую вену. И, найдя в районе локтя, вампир схватил её за выставленную руку и дёрнул на себя. Лилит не удержала равновесия, свалившись на плечо сидящего на полу Носферату. Тот зубами медленно погружался в её кожу и мышцы, зажимая выбранный пульсирующий сосуд между челюстями. Тот извивался в его зубах, прятался в складках мышц и за тонкими сухожилиями. Но он его чувствовал и без труда ловил, прокусывая и выпивая. Потом плечи её опустились, тело обмякло, а в горле клокотал голос, без возможности набрать достаточную силу, чтобы что-то сказать. Алукард отстранился от её руки, завернув край рукава платья повыше, ища себе простор. Но здесь больше не было такой сладости, толстой вены, полной сладкой девственной кровью. Холодный и влажный язык снова прошёлся по коже, зализывая укус и порез. Откупилась. Он ничего не скажет. Пока не скажет.***
Лилит всё ещё пыталась держаться от Серас подальше. Однако, казалось, она ничего не чувствовала. Влияние ли это Алукарда, потому что он хочет сам с ней поиграть, или неопытность Полицейской — непонятно. Но это не плохо. А, значит, хорошо. Водитель свернул на людную улицу и машина замерла на парковке. Лилит вышла, поблагодарив Боба и прося заехать за ней через два часа. Боб кивнул и скрылся за поворотом. Яблочко выдохнула, тут же срывая с себя образ примерной служанки, решившей, как обычно, погулять по магазинам. Иногда Интегра давала водителя и отпускала заняться своими делами. Однако практически никогда Лилит не покупала себе одежду и не встречалась со старыми знакомыми. Раз месяц, в выходной, она примерно надевала классический костюм, как и Хеллсинг, и удалялась, говоря что-то вроде «хочу в театр», «хочу походить по магазинам» или «встретиться с друзьями». Конечно, никакого театра она не посещала, домой возвращалась без покупок, да и друзей у неё не было, чтобы с ними встречаться. Каждый раз она шла в бар. Но не с целью напиться. Еда, упавшая в желудок, может залечить её тело, но не сможет избавить от того настоящего голода Лилит. И чтобы его утолить, нужно насладиться чужим голодом, очернить чью-то душу и осквернить деяния. Бар — самое подходящее для этого место. Стоит ей в нём появиться, как другие посетители тут же решают напиться, танцевать до потери сознания, целоваться до привкуса крови во рту, доходя почти до публичного разврата и есть до того момента, пока к горлу не подступала тошнота. Видя это, она пополняла свои силы и утоляла свою первоначальную потребность в этом разврате. Через два часа Боб заберёт её там же, где и оставил.