Тысяча восемьсот девяносто пятый год. Лондон.
Низкая девушка проходила мимо прилавков ювелирных магазинов. Разум её становился шатким с каждой минутой от созерцания прекрасных драгоценностей. Потом её зелёные глаза переходили на ещё редкие, но шумные и тем выдающие себя автомобили, на мсье в высоких цилиндрах, с тростью и чёрных фраках, на миниатюрных прекрасных дам в узких длинных платьях пастельных цветов, на их причудливые шапки и живые цветы в руках. На этих прекрасных людей, бегущих по серому и холодному Лондону. Сама же незнакомка была типичной оборванкой, мокрой от луж, босой, серой массой наваленного на неё тряпья, лишь бы защитить худое потрёпанное тело от предательской промозглой дрожи. Она шаталась по улицам, влипая носом в стеклянные окна магазинов и с жадностью вора рассматривая товар, с той же жадностью просила у прохожих на хлеб, алчно хватая их за рукава прекрасных одежд. В какой-то момент чужестранка оказалась около Собора Святого Павла. Смеркалось. На улицы начал ложиться туман, скрывая точные очертания великого Собора. Но среди всей этой белизны и серости большого города оборванка уловила не темнеющий на общем фоне образ пожилой женщины с корзинкой в руках, любующейся Собором. Бездомная остановилась, разглядывая женщину в простом сером платье. Разглядывала с жадностью, с алчностью. Алчность. Женщина же была неподвижна, уставившись глазами в одну точку, она не шевелилась и, кажется, даже не дышала. Собор был для неё чем-то дорогим и сладким, желанным. — Евреям шалом¹. Женщина обернулась резко, гневно, обводя взглядом бедную, нарушившую её спокойствие и мир. Но в какой-то момент гнев этот сменился на отвращение. — Бахталэс², — без особого удовольствия бросила женщина, продолжая разглядывать маленькие окна собора, подмечая в них тёмные фигуры и его белоснежные стены. Приветствия эти словно открыли между ними какую-то стену, словно дали им какие-то права. Словно позволили им быть собой, настоящими. — Не угостит ли дама нищенку корочкой хлеба? — Нет, — кажется, наблюдавшая за жизнью служителей Бога дама устала от приставшей нищенки. Она отвернулась от неё, словно желая избавиться поскорее от ощущения её присутствия, смыть, как смывают грязь, забыть запах и вымести из своего дома. Дама бежала от неё, как от огня. Но в какой-то момент рукава её с дикой жадностью коснулись цепкие воровские руки. — А не знает ли мадам о пропаже первой и четвёртой сестёр своих? «Мадам» замерла, как замрёт в далёком будущем, услышав об Великом Исходе от графа Дракулы. Тот же страх, те же жесты и слова, поведение. Будущая Лилит испугалась. — Чего ты хочешь от меня? — дама обернулась, посмотрев в глаза оборванки. Зря она задала этот вопрос. Потому что Фифика всегда хотела всё и сразу. Фифика улыбнулась пожелтевшими зубами. — Так ты не только знаешь, Кинерет? Кинерет сцепила вместе острые зубы, выдернув свою руку из хватки Фифики. Она сдала саму себя, сдала со всеми вытекающими. Но сдала намеренно, зная порочную душу этой оборванки. Такую же тёмную и вязкую, как и сама её душа. Лилит — или уже Кинерет? — выбрала своё зло, меньшее из существующих. — Не смей называть этого имени, — прошипела англичанка, делая смелый шажочек, шаг наступления, провокации, шаг защиты и ослабления противника. Никогда не позволяйте вашему противнику делать этого шага. Если он его сделает, то вам будет очень трудно победить его. — Почему? — она выгибает шею, как змея, касается острым языком шершавых губ. Какой контраст: Лилит — статусная дама, Фифика — нищенка, но они были абсолютно идентичны. Идентичны даже в манере разговаривать, складывать жесты, двигать мышцами лица, превращая эти движения в мимику. Идентичны по своей природе и так ненавидящие друг друга по причине этой же природы. Два вида жадности, два вида осквернения души, в чём-то схожих, но таких далёких. Это была многолетняя — тысячелетняя! — вражда Кинерет и Фифики. Война вечного голода и вечной бедности. Сёстры Лилит пропали очень давно. Это волновало оставшихся пятерых. Но не саму Лилит. И теперь, как видно, Фифику. Будучи одними из самых могущественных созданий, сёстры мало кого боялись. Кроме, разумеется, прямого светлого коридора Ватикана и его методов пыток. Всё для них, любой каприз, любое пожелание! И пожелания эти могут свести в могилу и вечные гонения тех, кого не пустили в блаженный мир. Фифика была слаба перед Кинерет. Сама сила первой, данная ей по природе, уступала дару Лилит. Чего только стоит её тьма или пёсьи мухи. И это из того, что относится к умениям приобретённым. Из числа даров тех, что Кинерет давались по праву появления, было больше возможностей убить Фифику. Именно убить. Они не могли осквернить друг друга, как Лилит оскверняла род Хеллсингов жаждой. А вот Кинерет могла съесть. В прямом смысле. Фифика же навыков таких не имела. Это было не в её компетенции. Оборванка улыбнулась, понимая, как именно исчезли первая и четвёртая. — Потому что это имя греха, — выплюнула Лилит. Фифика оскалилась, вспоминая слабость шестой. — До сих пор бежишь от себя? Сколько тебя знаю, ты отказывалась от своей природы. Бессмысленно тратить свою вечность на глупый марафон.***
Ей показалось, что она чуть не задохнулась. Встав с кровати босыми ногами на холодную плитку пола, Лилит подошла к окну, прислонившись к нему лбом, охлаждая голову. Просто сон. Ничего более. Ни капли реальности. Сон. Фифика. Вкус имени на губах, как предательство. Ей больше не спалось. Одевшись, она тихо выскользнула из двери, окунувшись в холодный мрачный коридор. Мимо кухни она шла намеренно. Как всегда. В морозильных камерах она нашла мороженные ягоды на компот для солдат. Съела одну пачку и поморщилась от того, насколько они оказались мерзкими. Проходя мимо кабинета Интегры, она прислушалась и опустила голову, уставившись взглядом в узкую полоску света за дверью. Она не ложилась? Открыв дверь и взглянув внутрь, Лилит обвела взглядом сидящую за столом Хеллсинг. Та сняла очки с носа, положив их на стол. Руками же закрыла глаза, потирая большими пальцами намозоленные новыми очками уши. Перед ней была открыта толстая книга в синей обложке. Лилит достаточно часто видела этот предмет — Библия. — Только нам, хранителям света, не спится по ночам… — нараспев произнеся фразу, она лёгкой походкой прошлась вдоль всего помещения и села на стол, посмотрев на первую попавшуюся ей фразу из святого писания. — А у тебя что случилось? — Интегра снова напялила на нос очки, переворачивая страницу. — Кошмары. А ты даже не ложилась? — Нет. — Почему? — Прекрати расчёсывать мне нервы! — Фэйбрук зло кинула на неё быстрый взгляд, но после снова уставилась в книгу. Однако Лилит прекрасно знала, что она не читает — зрачки не двигались. — Ты ведь и так наизусть её знаешь. Зачем перечитывать? — Лилит посмотрела в потолок. Сама не знала, для чего. Просто мимолётная слабость. Хеллсинг оставила этот вопрос без ответа. Провела по шершавым страницам пальцами, а потом с такой надеждой посмотрела на подругу… — Как думаешь, всадники Апокалипсиса, они действительно есть?.. Лилит на секунду замерла. Она спрашивала это шёпотом, с таким трепетом. Интегра всматривалась в чёрные глаза Лилит, как будто искала там какую-то зацепку, как будто Лилит могла ответить на этот вопрос. Могла, конечно. Но вместо этого она лишь втянула воздух, насмешливо ухмыльнулась и выдавила: — Я не думаю, что нам придётся иметь дело с ними. Интегре этот ответ не понравился. Она хотела точности. Это выразилось в её диком желании закурить и поисках папиросы в карманах и ящичках стола. Искомого предмета там не оказалось. — Чёрт. Дай своих. — Они ж тебе не нравятся. — Мне ты сейчас не нравишься. — Ну так ты ж меня и не просишь. — Ещё раз съязвишь и я скормлю тебя Алукарду. «Он меня и так поджирает.» Лилит ещё раз ухмыльнулась. Полезла рукой в карман юбки и достала сигареты с кнопкой. Они с Интегрой закурили. Хеллсинг поморщилась от мерзкого вкуса дешёвого табака. Интегра протянула к ней руку, выхватив трубочку удовольствия, нажала на кнопку и быстро всунула ей в рот, ударив по зубам. — Втягивай. Интегра и затянулась, ощущая, как резко дешёвый табак скрылся за ягодным ароматом. Раньше таких сигарет она не курила, да и, наверное, больше и не будет. Ей больше нравились её папиросы. — Мне казалось, что ты обычные тонкие куришь. — Я ещё БДСМ люблю. Интегра закатила глаза. Лилит любила задевать её шутками с ярким подтекстом «мало ты меня знаешь». Для Интегры это был лишь плоский юмор, а для Лилит — суровое напоминание действительности. Они выкурили в общей сложности сигарет пять. Служанка выкурила бы ещё, но её внезапно стало клонить в сон. Перед тем, как разойтись по спальням, девушки открыли окна в кабинете, давая выйти сизому дыму наружу. Он повалил большими хлопьями вниз, ударяясь о кусты и тротуарную плитку. И исчезал где-то на уровне колёс и капотов авто. Снова оказавшись у себя, Яблочко пересчитала оставшиеся сигареты. Маловато. Придётся докупать. Она как-то резко соскочила с обычных ментоловых на сигареты с кнопкой. И даже сама удивилась такой смене своих вкусов. Обычно Лилит во всём постоянна. На этот раз она проспала без каких-либо сновидений.***
На следующее утро Интегра и Уолтер уехали к Королеве. Фиг знает зачем. Лилит и особо неинтересно было. Это были именно те дела, в которых она так и не научилась разбираться. Она убиралась в кабинете Хеллсинг, когда взгляд её снова упал на злобно лежащую на столе Библию. Она положила руки на шершавые страницы, предварительно сняв с них мокрые перчатки. Пробежалась глазами по тексту. В сердце разлилась тоска, тягучая, как смола, очерняющая, как шлак и чёрная, как новый асфальт. Примерно так выглядело её сердце. Асфальтированная дорога, покрытая смолой от сигарет и присыпанная шлаком. Под грудиной засел какой-то страх. Пальцы предательски дёрнулись, вены вздулись. Она попыталась взять себя в руки. Но в какой-то момент, когда разум на мгновение затуманился, ей в уши резкой болью врезался звук разрываемой бумаги. Она посмотрела на свои руки, сжимающие страницу. Определённую страницу. Она пробежалась по ней глазами. «Богу противны эти вещи…» Как только в мозгу прозвучали слова писания, она быстро, словно не желая знать, что скажут далее, скомкала старую бумагу. Её шум заглушил ужасный шум в ушах и громовой голос, вещающий о противных Богу вещах. Она знала о них, наизусть знала. Как мантру, как заклинание. И слушать о них — было самым страшным для неё. Внезапно по коридору разнеслись быстрые шаги. Она даже забыла, что днём вампиры спят. Быстро утопила комок бумаги в ведре с водой и, закрыв книгу, убрала её на полку. Однако шаги эти прошлись мимо двери и свернули куда-то влево. Лилит свободно выдохнула и подошла к окну, намереваясь его закрыть. И как только она поворачивала ручку, как в глаза ей попался образ старой оборванки Фифике. Она сморгнула. И никто уже не стоял на плитке. — Что за чёрт? Решив, что её голова уже не способна нормально переваривать несколько потрясений за раз, Лилит решила сосредоточить всё своё внимание на уборке. И ни о чём не думать. Пожалуй, темнота в голове, когда стараешься согнать все мысли в кучу и сжечь — самое приятное, что только можно придумать.***
Лилит встретила Алукарда в коридоре. Хотела пройти мимо, лишь кинув один злобный взгляд на поля его шляпы, закрывшие лицо. Это была ночь. Граф со своей мелкой только что прикончили двух развратных вампиров. Первое убийство в чистой графе Серас. Графа называется «Уничтоженные твари». Лилит было смешно наблюдать за ними. За этими двумя странниками вечности. Многие убийцы работают в паре: Фрэд и Розмари Уэст, Чарльз Старквезер и Кэрил Энн Фьюгейт, Майра Хиндли и Иен Брэди, Шарлин и Джеральд Галлего, Пол Бернардо и Карла Хомолка, Гвендолин Грэм и Кэтрин Мей Вуд, Фэй и Рэй Копленд… Вот только они — люди. Убийцы любят быть в паре. Тогда они не такие одинокие. Они понимают: не весь мир против них, есть кто-то и рядом. Какая сентиментальщина для Алукарда. Хотя пёс церковный его знает. — У Яблочка плохое настроение, — медовый голос проносится из-за спины и застывает над головой. Нависает. Сгущается. И капает на плечи вязкой слюной. Лилит оборачивается. Трёт переносицу. — А у тебя оно слишком хорошее. Алукард не стал бы просто так стоять в коридоре. — А она не хочет поучаствовать в следующей операции? Ловушка. — Нет. — Интегра бы оценила. Псевдоловушка скрывает настоящую ловушку. Первое не так страшно, как второе. — Иди к чёрту. — В аду его посылают ко мне. — Внесу немного разнообразия в ваши отношения. Лилит очень туго шла на провокации.***
В помещении темно, за окном темно. Скорее всего, там темно. Здесь нет окон. Лилит расставляла книги обратно на их места. Шкафы сдавливали её со всех сторон, грозясь обрушить свой груз. Книги, которые она возвращала, отметили шкаф собой. На их местах нет пыли, дерево полируется, когда эти книги берут и возвращают на место, древесина чистая, как новая. Под остальными книгами пыль и почерневший материал. Вывод: предметами нужно пользоваться. Единственный источник света в комнате — компьютер. Но его свет заслоняет собой Уолтер. Яблочко слышит клацанье мышки, стук стариковских пальцев по кнопкам — это всё особая мелодия. Её вокальная линия — междометия, дыхание дворецкого, его непонимание и минутная злоба. — Ты только посмотри на это. Лилит подходит ближе, смотрит через плечо дворецкого на серо-зелёный экран. — И что? — Кинерет поднимает бровь, а потом Уотер стучит пальцем на экран и Лилит видит знакомую эмблему. — О боги… Я позову Интегру. Интегра смотрит видео внимательно, иногда просит остановить его. Она разглядывает малейшие детали. Её недовольство Лилит чувствует всеми своими органами, даже рудиментами. Брови Хеллсинг сходятся на переносице. Служанка тянется к ней, пытаясь пальцем расправить морщину. За это получает болезненный шлепок по руке и угрозу Фэйрбрук хлопнуть первой же попавшейся книгой. Это «История Древнего Египта. Том 2.» под авторством некоего Скотта и ещё троих соавторов. Уотер посмеивается, но быстро переключается на очередной просмотр компроматного видеоматериала. И воцаряется тишина. — Это станет доступно публике. — Это уже доступно публике, — Интегра поправляет Лилит, ставя книгу на место. Слева от «Истории…» Скотта стоит двадцатый том — «Мировая классика. Жюль Верн» Тираж десять тысяч экземпляров, коричневый переплёт, тиснение. Страница триста шесть вырвана, страница двести сорок три обожжена по краям и в середине сигаретой. Но «Колыбельные народов мира» от тысяча восемьсот тридцать шестого года (тираж пятьсот экземпляров) от огня пострадала сильнее: двадцать четыре страницы из ста двадцати восьми вырваны и выкурены. Богатый издатель не пожалел денег на бумагу. Она тонкая, как самая дорогая ткань на рынке в Индии, отдаёт древесными нотками, курится просто отлично. Вывод: лучшее не всегда имеет лучшую судьбу. Лилит почувствовала мрак ещё перед его появлением. Она обернулась, запрокинув голову в ожидании появления графа. Интегра это заметила. Проследила за её взглядом ровно в ту точку на потолке. Но ничего не увидела. Она уже собиралась спросить об этом, как повеяло холодом и на тёмном пятне тени появляется бесящее красное пятно. Интегра косится на подругу, которая, замечая это, поднимает вверх бровь в святом непонимании — «Что?». В ответ губы Хеллсинг сходятся в тонкую полоску — это «Потом поговорим». А потом, слушая Алукарда, они как будто ничего не видели и ничего не поняли. Но под напускным спокойствием в обеих царил хаос: «как она догадалась?» и «как я не уследила за собой?». — Только люди могут смотреть на то, как подобные им убивают таких же людей. Потрясающая порода.***
Лилит и Интегра поднимались по лестнице. — Как ты поняла, что он появится? — Интегра была взволнована. Настолько, что цеплялась рукой за перила. — Мне послышалось, что на верхнем этаже скреблись мыши. Вот и всё. Они встретились глазами. Не в тему обе вспомнили случай в глубоком детстве. «Знаешь, ты права. Я куплю это всё.» Не в тему, как подумалось Хеллсинг. Не в тему, как решила Кинерет. Напряжение между двумя друзьями. Обе стоят на одной ступеньке. Один уровень. Один статус. И здесь происходит невозможное. Обе делают одновременный шаг наверх, пытаясь возвыситься друг над другом. Удивление. Шок. Молчание. — Сэр Интегра! Спасение в виде дряхлого лица Уолтера. — По кабельному телевидению прямо сейчас показывают кадры с операции организации «Хеллсинг». — Что?! — в унисон два голоса. Минута на просмотр кадров с телевизора. Потом властное «Едешь со мной». Пока обе девушки отъехали, дворецкий звонит с этой новостью главнокомандующему над операцией. Интегра гонит, скорость в населённом пункте она превысила на десять километров в час. Лилит не пристёгнула. Обычно она наслаждается видом из машины. Но в этот раз служанка постоянно увеличивает звук, чтобы её госпожа лучше смогла услышать трансляцию вечерних новостей Лондона. — Как получилось, что об организации «Хеллсинг» рассказывают по телевидению? — она кусает зубами папиросу, окно приоткрыто, но дым всё равно остаётся в салоне, — Какая наглость! — Мне сообщили, что все необходимые меры в отношении со станцией уже приняты, — откуда-то слышен голос дворецкого и Лилит резко убирает звук, чтобы Уолтеру не пришлось повторят. Хеллсинг и так на взводе. — У тебя проблемы с динамиками, — Кинерет снова прибавляет звук, но тот скачет и вскоре изображение новостей поддёргивается рябью, — И с сигналом тоже. — У меня проблемы в организации, а не в сигнале, — злобно выдыхает дым девушка. — На обратном пути заедем в магазин? Когда белая машина в стиле ретро останавливается у дома, в котором прямо сейчас проводится операция, то Лилит без промедлений выходит и сопровождает свою госпожу. Та, кажется, при виде военного более-менее успокаивается. — Отвратительно, Фергюсон. Лилит смотрит в затылок Интегре, не совсем понимая вину Питера. — Прошу прощения. Мы как раз собираемся покончить с крысой. Фергюсон отошёл, а Кинерет едко заглянула Хеллсинг в глаза. — Останемся посмотреть на этого гада? — Неприменно. Они прислонились спиной к соседнему зданию. Лилит курила, Интегра воздержалась. Ожидание продлилось недолго. Вскоре вывели «журналиста». Яблочко заглянула Интегре в глаза, которые, отливая в ночи синим, в стеве фонаря блеснули фиолетовым кольцом за очками. — У меня что-то на лице? — глава организации не отрывала взгляда от крысы, её лицо свело немой судорогой злобы и отвращения, что передёрнуло даже Кинерет. — Так мы заедем в магазин? Интегра понимала, что Лилит попросту волновалась о ней. Но, как Уингейтс ни за что не стала бы принимать жалость и опеку, так и Кинерет не смогла бы её вольно показать. Такое немое соглашение. Мы с ним часто сталкиваемся. К примеру, когда двое знакомых человека в метро делают вид, что не знакомы. Тогда эти люди друг другу очень благодарны. Вам знакома эта ситуация, даже если вы никогда не ездили в метро. Дорога была пустая, фонари яркой нитью светились впереди. Интегра зевнула. Затем Лилит. Они ехали обратно. Военная машина с людьми организации ехала по более широкой улице. Глава «Хеллсинга» решила проехаться дворами. Внезапно машина подскочила. — Это была кошка! — Лилит вцепилась в дверную ручку и потолок. — Это был камень. — Ты только что задавила кошку! — она почти кричала на подругу. Уингейтс, стукнув ребром ладони по рулю, повторила: — Я наскочила на камень. Машина продолжала ехать. — Ты чёртов живодёр! Убила несчастное создание! — Это… — Была кошка! Хеллсинг потёрла переносицу, устало вздохнув. — У тебя нездоровая любовь к этим животным. — Нет, из них просто вкусные беляши делают. Интегра в шоке замолчала. — Вернёмся? — предложила она после осмысления этой информации. — Нет, завернёшь здесь, за угол, там много кошек. — У тебя большой опыт? — машина сбавила скорость и свернула налево. — А как ты думаешь, почему в особняке никто никогда не заводил животных? — Лилит открыла бардачок, но ничего интересного, кроме водительских прав, там не было. — Так вот куда делась моя золотая рыбка… — Заметь, это не я поставила тебе ёмкость с ухой в комнату. — «Ёмкость с ухой» называется аквариумом. — Суть одна и та же: вода, трава, рыба. Интегра улыбнулась, плечи её затряслись от беззвучного смеха. С некоторого времени это очень редкое явление. Через четверть часа машина остановилась. — Магазин! — Кинерет вышла из машины и зашла в заведение. Её не было буквально пять минут. Однако в машину она села с тремя пачками сигарет и двумя пирожками с мясом. — Я… Не буду это есть… — Да ладно, — Лилит надкусила первый, — Не кошка, конечно, но тоже вкусно. — Фу… По итогам служанке достались оба пирожка. Обе девушки были рады, что то напряжение между ними, которое началось ещё перед компьютером, понемногу рассеялось. Так спокойнее. Когда ты знаешь, что у тебя есть кто-то, готовый рассказать, как приготовить из кошки беляш, живётся спокойнее.***
Серас в задумчивости сидела в коридоре. Ей не хотелось возвращаться в свой каменный мешок. Подпирая голову руками, они смотрела себе под ноги, в начищенную плитку нулевого этажа. В ней отражалось какое-то высокое растение, стоящее рядом. Серас волновало то ощущение, которое возникало каждый раз, когда рядом оказывалась Лилит. Шлейф гнилого запаха и внезапные приступы голода. И опасность. От неё просто воняло опасностью. При их первой встрече Лилит показалась ей только странной, и опасности не было в её амбре. Но сейчас… Будто кто-то нажал красную кнопку. Что-то происходило. И ответить на вопросы Виктории мог только Алукард. Поэтому прямо сейчас она должна об этом спросить. Саму же Лилит сейчас волновал только один вопрос: стоит ли снова возродить традицию курить «Колыбельные народов мира»?