Апофаназия грёз.

Прозрачные капли тревожили водную гладь, разбиваясь с монотонными звуком, вызывая маленькие волны, тянущиеся вперед, на секунду почувствовав силу, будто они как настоящее цунами, забирают собой континенты. Тихонько журчала вода, покачивая лежащее на поверхности тело, укутанное в белый саван, расправленный подобно корабельному парусу. В бескрайнем океане температуры не ощущалось, мир вокруг пустой, ни боли, ни страха, только два небесных полотна сошлись на белоснежном горизонте. Серебряный свет двух лун, держащихся друг друга, как чадо материнской руки, упал на расслабленное лицо Госсена, пластом лежащего на воде. Юноша провёл рукой по мокрой поверхности, чувствуя как жидкость шелковой тканью приятно ластится между пальцев. Вода силой вытолкнула волшебника, буквально вынуждая его встать на ноги, немного неуверенно, пошатываясь, он сделал первый шаг по морскому полотну. За голубой пеленой, в месте, куда не проникают лучи света, на самом дне, горел огонь, медленно поднимающийся из мрака к поверхности. Госсен побежал вперед, путаясь в промокшей юбке савана, спотыкаясь и падая на воду, вздрагивая от ужаса, пошла видел языки пламени, приближающиеся к нему, а вокруг огня — непроглядная чернота. Небо темнело, покрываясь грозными, фиолетовыми тучами, объятия которых сковали собой Луны, медленно отделяющиеся друг от друга. Тихий, детский голосок встревожил спокойный океан, маленькие волны кругами расходились по поверхности и исчезали в бесконечности. Ярко сияли золотые врата, выросшие из-под воды, плетёные своды, извивающиеся в прекрасные цветы решётки блестели в лунном свете. Госсен зажмурился от резкого потока белого света, исходящего от распахнутых врат, едва ли различая чьи-то силуэты, идущие внутри луча. Впереди шла высокая женщина, гордо подняв голову, её сетчатое, белоснежное платье плыло по воде, а лицо скрыто за фотой, за ней, уцепившись за подол шел мальчик, напоминающий маленького ангела: в белом платье, с золотыми браслетами на запястьях и щиколотках, звенящих друг о друга, когда ребенок делал шаг. Его золотые, сливающиеся со светом волосы, развивались в разные стороны, персиковые губы безразлично сомкнуты. За вратами пугающее тёмное небо, на котором развернулась битва, их будто разрывало на части. Между двумя лунами образовался огромный разлом, в центре которого пылал огонь, как и небеса вокруг вспыхнули рыжем, съедающем звезды, пламенем. Двери захлопнулись и свет покинул этот мир, океан забушевал, лопались огромные пузыри, вызванные жаром, исходящим со дна. Пара в белых одеяниях спокойно шла, пока окружение рушилось за их спинами, утопали в огне золотые врата, ведущие в небеса, с которых тех двоих изгнали. Волны бросали Госсена из стороны в сторону, горячая вода болезненно обдавала кожу, оставляя краснеющие ожоги на теле. Юноша встретился взглядом с мальчиком, ощутив как холод пробирает душу, конечности отказываются слушать и все вокруг на миг замирает. В глубоких, болотных глазах полных гордости и злости, проклевывается отчётливое желание убивать. Находясь от ребенка так далеко, тело волшебника колотит в судорогах от темной силы, исходящей от мальчика, будто Госсен глядит сквозь невинное лицо, видя ужасную душу. Бирюзовая волна, внезапно возросшая в океане, разрывает зрительный контакт и юноша падает в кипящую воду, дергаясь, пытаясь словить остатки кислорода. Сквозь муть волшебник наблюдает, как одна из лун в огненном взрыве отламывается и летит к земле. Языки пламени, подобно путам сковывают тело и тянут на дно, в припадке Госсен дёргается, выпуская из лёгких последние пузырьки воздуха, ощущая, как жар охватывает его. На колеблющейся морской поверхности появляется надменное лицо мальчика, его губы расплылись в хищной улыбке. Когда волны ударяют по поверхности, а отражение теряет естественные черты, волшебник узнает своего мучителя, ощутив новый порыв панического страха. Изо всех сил он дёргается, стараясь порвать обжигающие цепи, протягивая руки к поверхности и тут же его сильнее тянут в бездну. По небосводу стремительно приближается космическое тело, сгорая в адском пламени, заставляя океан послушно расступиться в стороны, образовывая огромную воронку, в центре которой парил Госсен. Над ним безразлично кружил тёмный колдун, будто на замечая над головой горящей кометы, затмившей собой серое небо. Чёрный плащ, скрывающий его лик скрывает ураганным ветром, порывы которые оставили на коже продолговатые, кровоточащие царапины. Его длинный аметистовый плащ, обшитый по бокам белым мехом, качается на ветру, медленно разрываясь на ненужные кусочки ткани. Колдун со спокойным безразличием поднимает руку навстречу летящей на землю Луне, концентрируя в кулаке серебряную энергию. — Свет, дарованный богиней, взываю к тебе, услышь призыв хранителя небесного покоя, да защити от разрушений мир, отцами возведённый. — Госсен шевелил губами, будто сам читая заклинание, принадлежавшее другому человеку, неизвестно откуда, зная молитву. Глаза ослепил луч серебряного света, в руках колдуна возник столп, искрящийся во все стороны звёздной пылью, напоминающий бесконечное лезвие меча. Поток мощной энергии пронзил космическое тело в самое сердце, горящая поверхность покрылась белыми трещинами, а за огнём поглядывались успокоившиеся, лазурно-голубые небеса. Тысячи осколков медленно, рассыпаясь пылью, падали в затихшую воду, каждый из миллиарда камушков немерено облетал колдуна и лежавшего под ним Госсена, тело которого уже давно никто не сковывал. — Я спас это мир только для того, чтобы разрушить свой. — Враг обернулся, спускаясь по воздуху, как по лестнице, в руке его сиял осколок лунного камня, медленно крошась с пыль. Юноша сжал кулак, и камень, ярко сверкнув обратился в тонкую, элегантную шпагу, которую колдун лёгким движением убрал в ножны. — Я хочу, чтобы ты принадлежал мне. Волшебник и не заметил, как противник оказался перед ним, держа за воротник савана над поверхностью океана. Медленно шли ко дну светящиеся лунные камни, отдавая последние силы, чтобы не сгинуть в давящем мраке. И лишь двенадцать маленьких осколков покачивались у Госсена под ногами, будто притяжение им не почем, их форма медленно менялась, обращаясь кинжалами, которые юноша носил с собой, сколько помнит себя. — Кто вы такой?.. — Осторожно спросил волшебник, на мгновение ощутив в колдуне что-то родное, словно их судьбы, их тела и души связаны невидимой нитью, названной Луна. — Тот, кто овладеет всем существующим. — Враг сухо улыбнулся и небеса вдруг загорелись, почернев от мощной энергии, таящейся в теле колдуна. — Кому будет доступна вся магия миров. Океан разбушевался, из-под кипящей воды врывались лавовые гейзеры, на воздухе преображаясь в черные, монолитные столбы, внутри которых запечатаны кричащие от агонии души. Вода обратилась алой кровью, под озером который пылал зловещий ярко-рыжий огонь. Из лиц, вросших в монолиты лилась алая жижа, закипая от жара, струясь вверх красноватым паром. Некоторые, убитые совсем недавно, люди кричали от адской боли, словно тысячи игл пронзили их тела, высасывая все живое, что хранилось в них. Госсен узнал Акая и Ханаби, оцепеневших в чёрной оболочке, но души их по-прежнему сопротивлялись, с их столбов водопады крови лились самые густые. Порыв ярости охватил юношу, тот бабочкой брыкался в крепкой хватке, руками цеплялся за рубашку колдуна, разрывая тонкую ткань. — Ублюдок! Как ты смеешь?! Не смей мучить их даже после того, как убил! — Волшебник махал руками, а кинжалы покорно следовали за его движениями. — Я уничтожу… Уничтожу тебя, разрушу все твои планы, как ты разрушил жизни этим людям! — Госсен с ужасом рассматривал тысячи чёрных монолитов, из стен которых торчали сорвавшиеся на крик лица. — Жалкая попытка. — Колдун откинул юноша в один из столбов, где адские цепи тут же сковали его руки. Он взмахнул и кинжалы, словно натянутые на тетиву стрелы, лезвием направились на хозяина. — Напрасная надежда выстоять против меня. И правда, в тебе сосредоточена крупица моей силы, однако, ты правда думаешь, что её хватит, чтобы победить? — Я одолею тебя своими силами! — Юноша яростно закричал, сжав кулаки и беспомощно дёргал руками. — Против всех нас тебе не выстоять! С помощью товарищей… Вместе, мы уничтожим тебя! Колдун надменно рассмеялся, прикрыв пальцами рот, на кровавой поверхности показались лица спутников, мирно спящих в старой хижине. Над их телами кружили злобные тени с острыми когтями, готовые в любой момент разорвать на части хрупкую человеческую плоть. Один из монстров сделал надрез на щеке Хаябусы, от этого убийца не пошевельнулся, словно не ощущая боли и чужого присутствия. Тени шелестящие смеялись в такт злодею, с усмешкой смотрящему на искаженное страхом лицо Госсена. — Один щелчок пальцев и твои дражайшие друзья погибнут. — Колдун лениво поправил волосы. — Но вкус твоих страданий слишком сладок, чтобы я перестал упиваться им. — Господи… Ты — чудовище! — Из последних сил вскрикнул волшебник. — Гореть тебе в Аду! — Как жаль, что Ад уж принадлежит мне. — Враг усмехнулся, сжав недовольное лицо юноши, ногтями впиваясь в кожу. — Последний акт моей смертельной серенады близок. Твоя дорога вымощена в пекло, но я дам шанс тебе возродиться. — Заткнись! Сгинь! Сгори! Сдохни! — В истерике бился Госсен, пытаясь зубами схватить пальцы колдуна, которым он ловко крутил около лица мальчика. — Клянусь, я убью тебя! — Чем дольше ты сопротивляешься… — юноша прильнул к уху волшебника, прикусив зубами мочку, — тем слаще будет воссоединение. Юноша резко подорвался, оказавшись в ночной мгле, в чахлой хижине, стоящей в отдалении от широкой дороги, построенной специально для путников, бродящих по Най. Волшебник взглянул на дрожащие руки, кровь ещё бурлила от воспоминаний о встрече с колдуном, от адского жара и слов. По тонкой шее с уха стекала тонкая струйка крови, Госсен осторожно смахнул багровую жижу, кутаясь в тонкую ткань чёрного плаща. Досчатые стены загорелись в первых лучах восходящего солнца, лёгкие освежал влажный утренний воздух. В полумрачном свете юноша взглянул на бледное лицо Хаябусы, на щеке, как и во сне, алела длинная царапина, оставленная монстром. От ужаса волшебник закрыл лицо руками, пряча льющиеся из глаз слезы, внутри все стягивалось в тугой ком от боли, колдун прав: ему не победить, как не старайся. Прекрасный мир, радующий людей чудесами изо дня в день, падет от рук обезумевшего злодея, решившего, что ему все подвластно. Госсен смотрел в окно, где колыхались зелёные ветки, подкрашенные огненным заревом, кружились мелкие птички, напевая задорные песенки, оповещая обитателей лесов: день, вновь тёплый, настал и мерзкие твари больше не угрожают. Из пучины обречения вырвали тихие, почти неслышные, шаги ассасина, идущего на улицу, встречать рассвет. Краем глаза юноша заметил, как Хаябуса проводит по ране, хмурясь, с промелькнувшей в угольных глазах тревогой, оглядывается по сторонам. Сердце сжалось от ужаса, ведь где-то, укрытые в пространстве, в тенях читают монстры, точа свои коготки, чтобы в любой момент перерезать горло зазевавшимся путешественникам. Волшебник комкал в руках плащ, прикусывая губу, не решаясь разрушить гробовую тишину, с ужасом принимая то факт, каким бы командир наёмников сильным не был, тёмного колдуна — не победит, а то, что враг делает — фарс, нелепая игра для собственного удовлетворения. Перед глазами ещё мерещились изможденные, перекошенные от боли каменные лица Ханаби и Акая, от чего к горлу подступил вязкий ком, как не убегай — смерть настигнет быстрее. Хаябуса вернулся через несколько минут, с его молочного лица стекали капельки воды, блестящие от солнечных лучей, от ветра его губы мелко подрагивали. Абсолютное спокойствие на лице вселяло надежду, ведь и ассасин не из слабых, волю его не сломить, мелькнула мысль, аккурат, убийца одолеет колдуна, не позволит миру сгореть. — Подъём. — Сухо сказал он, легонько пнув Клауда под бок. — После смерти выспишься. Юноша лениво потянулся, отбиваясь от ассасина, наглым образом схватившего его за шкирку, поставив на ноги. Лекарь несколько минут хлопал сонными глазами, пытаясь разглядеть в расплывчатой пелене лицо товарища. — Что это? — Клауд провел подушечкой пальца по ране. — Ты сражался с кем-то? — Не знаю. — Холодно отрезал Хаябуса, кинув юноше свёрток с сухим хлебом. А затем обернулся на зажавшегося в углу Госсена. — Что ты видел? — Нет… — Волшебник сглотнул вязкий ком, виновато посмотрев на командира. — Ничего… Всё в хорошо. Переживаю за Грейнджера, зря вы отправили его одного, он же… — Демон, преследующий его — угроза для всего отряда. Если у него личный интерес к Грейнджеру, то мы избавились от одного назойливого врага. — Ассасин протянул юноше флягу с водой. — Паршиво выглядишь. — Я… — Госсен засомневался, не зная делиться ли с товарищами или нет. — Что, если мы исполняем волю колдуна, сами того не ведая? Я совершенно не понимаю, чего он добивается, он показывает мне во снах что-то, будто все кошмары связаны между собой… И он пытается рассказать мне что-то важное, ко мне являлся странный волшебник и велел помочь. Я видел глаза колдуна, я разглядел… — юноша поджал губу, отводя глаза, ощущая себя виновным во всех грехах людских. — Добро… Он сказал мне: «я спас этот мир, чтобы разрушить свой». Ассасин беззлобно хмыкнул, покачав головой, уже не удивляясь детской наивности волшебника, перерастающей границы дозволенного. — Ложь, дабы затуманить твой разум. Мрази говорят красиво, но всегда лгут. Если он и был когда-то человеком, то сейчас позабыл каково это. Посмеешь хоть на секунду засомневаться, что колдун — нам союзник — лишишься головы. — Боюсь, он прикончит меня раньше, чем я узнаю истину его происхождения. — Госсен приподнялся, в глазах промелькнул крик отчаяния. — Мы связаны и я нужен ему. Есть ли шанс мне помочь ему справиться с тьмой? — Забудь об этом. — Приказным тоном прошептал ассасин, сделав шаг вперед, вынуждая волшебника прижаться к стене. — Наша единственная цель: исполнить пророчество и убить всех, кто попытается помешать. — Хаябуса. — Вмешался Клауд, печально прикрыв глаза. — Его и без тебя мучают каждую ночь, прошу, не дави на Госсена. Он ещё не готов упиваться кровью. — По этой причине и погибнет, если не станет сильнее. У нас не так много времени, чтобы разгадывать тайны прошлого. К вечеру мы доберёмся до Шан-Дзы, где немедленно отплываем на остров Ша-Чен. Надеюсь, Акай обучил тебя мгновенному шагу? — Ассасин покосился на волшебника, дотронувшись до горящей раны на щеке, догадавшись, что враг куда ближе, чем предполагалось ранее. — Немного… Но я не использовал его на практике. — Выбора у тебя нет. — Хаябуса вытянул руки назад и чуть пригнулся. — Залезай. По лицу Клауда расплылась хитрая ухмылка, с большим удовольствием он запрыгнул на спину ниндзя, крепко обвив руками напряженную шею и, незаметно для Госсена, коснулся влажной кожи. Ассасин вышел из хижины на зелёную поляну, осматривая оживающую, с лучами солнца, природу и запрыгнул на толстую ветку высокого дерева, скрываясь в тени листьев. Удивительно, но волшебник не заставил себя долго ждать, почти сразу оказавшись рядом с наёмником и посмотрел вперед, мысленно прокладывая удобный маршрут. Скорость передвижения существенно увеличилась, целитель, вжимаясь в крепкое тело Хаябусы, едва ли успевал разглядывать деревья, сменяющие друг друга, даже галопом на лучших лошадях встречный ветер не так трепал волосы. Сквозь пышные кроны в глаза падал золотой свет солнечных лучей, на секунду Клауд ощутил порыв свободы, вообразив себя птицей, парящей в бесконечном небосводе. Диковинные чувства сохранились в памяти, когда под ногами нет земли, лишь лёгкое касание опоры и прыжок, властвующий над гравитацией. — Опусти голову, если не хочешь слететь вниз. — Отстранённо предупредил ассасин, поняв, что балласт слишком много ерзает, забыв о ситуации, в которой находится. — Почему мы изначально не шли так? — Шепнул юноша, вместе с этим проведя по ушку кончиком языка. — Мы бы не застряли в этом проклятом лесу… Хая, что заставило тебя так заметно ускориться? — Пальцем Клауд провел по ноющей царапине, вызвавший настолько сильное волнение. — Принять бой мы можем только на своей территории. Они подобрались, куда ближе, чем я думал. Не знаю, как им удалось, почему я не могу их распознать среди тени деревьев. Я прекрасно понимаю, что они где-то рядом, но увидеть — не способен. К сожалению, моя ошибка может стоить ваших жизней. Одного я уже потерял. — Если он способен проникать в душу Госсена. — Еле слышно прошептал лекарь, обернувшись на отстающего волшебника. — Скорее всего, колдуну ведомо, где мы находимся. То, что происходит в мире грёз с Госсеном, отражается и здесь, словно в его теле две души. — Невозможно. — Наёмник поджал губы. — Если это колдовство, проникающее в сознание, то душу жертву запечатывают и он более не способен управлять своим телом. Мне удалось подавить печать сноходца, но кошмары, как видишь, продолжаются, здесь что-то другое, куда более сильное, чем мы можем вообразить. Мальчишка сказал, что они связаны и эту связь необходимо понять и разорвать любой ценой. Хаябуса резко обернулся, услышав хруст ветки и глухой удар, волшебник, лишённый сил запнулся и стремительно, тщетно пытаясь за что-то ухватиться, летел вниз. Ассасин прыгнул вниз, отталкиваясь от толстых стволов гигантских деревьев, успевая поймать запыхавшегося Госсена до падения. От тяжёлого груза юноша пошатнулся, отпустив бедолагу на землю, кинув презрительный взгляд никчемному волшебнику. Клауд спрыгнул со спины ассасина, подбежал к земляничному юноше, по его лицу стекали большие капельки пота, он рвано дышал, стараясь прийти в себя. Ладонь легла на раскаленный от жара лоб, лекарь прильнул к груди волшебника, прислушиваясь с сбитому сердцебиению. Кожи Госсена из здорового розового оттенка стала болезненно-желтой, иссохшей, словно жизнь покидает его тело, с каждым днем он выглядел всё хуже, длинные переходы давались тяжело, что не свойственно молодым людям, возраст которых не преступил порог третьего десятка. — У него жар, но это не лихорадка и не хворь. — Клауд печально покачал головой, совершенно не понимая недуга, свалившего товарища с ног. Юноша обхватил подрагивающие запястья волшебника и прислонил к лицу, пробуя на язык вкус и запах кожи. — Не понимаю… — Ладонями он ощупал напряжённое тело. — Слабость? Или, может, в голову что-то давит? — Моё тело… — Госсен попытался встать, но целитель удержал его на земле. — Внутри все горит… — Открой рот. — Клауд молча рассматривал полость рта, вращая голову юношу за подбородок, наблюдая, как подозрительно мало выделяется слюны и ткань горла побагровела, словно венозная кровь. — Скажи, есть ли последствия после использования магии? — Есть, но… Заклинания должны быть очень мощными, чтобы навредить телу носителя. Лекарь осторожно расстегнул пуговицы льняной рубашки, обнажив грудь Госсена, достал из-под накидки предмет, похожий на маленькую воронку с длинным наконечником. Широкую часть, полую внутри, он прижал к груди, а наконечник — к уху, прислушиваюсь внимательнее к унявшемуся дыханию. — Как странно. — Юноша отстранился, убрав инструмент обратно. — Так дышат люди, заражённые непрерывным кашлем. И те, кто курят долгое время табак. Похоже, ты каким-то образом сгораешь изнутри. — Клауд, я… — Госсен потянул врача за накидку ближе к себе. — Умираю в кошмарах, каждую ночь пламя преисподней сжигает меня. Если я продолжу находиться рядом с вами — подвергну вас лишней опасности. Рядом со мной смерть, Клауд, она медленно забирает всех тех, кто пытается помочь. Колдун… Он не убивает вас, чтобы заставить меня страдать, чтобы сломить мою волю. Никто, ни я, ни командир Хаябуса — не остановим его. Своими глазами… Я видел, как колдун в одно заклинание уничтожил Луну, не ту, что украшает небосвод, вторую — павшую на мир людей божественной карой. — Наша обязанность его победить. — Безжалостно констатировал Хаябуса, не смягчив ледяного взгляда. — Никто не остановит это чудовище, если мы не исполним пророчество. Ты избранный, так ведь, значит, с высокой вероятностью, добравшись до руин древних храмов, правда откроется тебе вместе с новыми способностями. Ради этой призрачной возможности, император Линг поручил мне сопровождать тебя. — Он следит через меня за нашими передвижениями! И в любой момент может убить вас! — Обессилено выдал волшебник, пав на колени. — Рана на вашей щеке… Прислужники тёмного мага оставили её на моих глазах. Они тенью сгустились над нами, скрываясь где-то в неизвестности! — Я прекрасно понимаю. Мне отдали приказ и заплатили, поэтому я исполню волю заказчика. — Ассасин присел напротив юноши, заглянув в испуганные глаза. — Не беспокойся о человеке, защищающим тебя из-за денег. Я не стою того, чтобы ты переживал за мою жизнь. — От того, что вы погибнете никому лучше не будет. — Госсен прикусил губу, с искренним теплом посмотрев на ледяное, лишение человечности, лицо убийцы. — Тогда и не нужно отдавать жизнь за человека, которого вы защищаете ради награды. Мёртвым не нужны богатства. — В этом ты прав. — Хаябуса обернулся назад на бесконечный лесной коридор, немо наблюдающий за приближающимся концом. — Нас ждёт тяжёлая ночь. Двигаться на прежней скорости мы не сможем. Кроны деревьев тревожно заколыхались, в лицо ударил поток могильного ветра, в тени начала формироваться черная энергия. Ассасин обнажил катану, встав впереди спутников, готовясь принять бой. Смоляные ленты с кроваво-красным оттенком формировались в человеческий силуэт, за мгновение, как гость принял истинный облик, ниндзя кинул несколько сюрикенов, которые должны были достигнуть цели в момент появления. Облаченный с чёрный фрак, с плащом, напоминающим рваные крылья, мертво-бледный юноша, лёгким движением перехватил оружие и откинул в сторону. В эту же секунду перед ним появился Хаябуса, снизу замахиваясь катаной, а гость со стремительной скоростью отбился посохом, взлетев в воздух, расправив черные крылья. — Я вам не враг. — Бархатно прошептал Сесилеон, однако, наёмник и слушать не желал, прыгнув вслед за добычей. Благо, Госсен узнал гостя своих кошмаров, не поверив, что он может жить в их мире, будучи при этом свидетелем событий вековой давности. — Стойте! — Крикнул волшебник. — Я встречался с этим человеком! Он не причинит зла! — Забавно. — Усмехнулся вампир, опускаясь на землю, сопровождаемый недоверчивым взглядом Хаябуса, готовым в любую секунду сорваться в бой. — Сотни лет меня уже не называли человеком. Сесилеон. — Юноша элегантно поклонился, заведя руки за спину. — И где же ты успел встретиться с ним? — Прищурился ассасин, обходя вампира вокруг, держа на оружие наготове. — Не посланник ли он вражеский. — Линг доверяет мне, поэтому не стоит беспокоиться. — Так это… — Отшатнулся Клауд, неприлично тыкая пальцем на Сесилеона, сложив ситуацию в одну, весьма расплывчатую, картину. — К тебе император приходил вечером?! — Какой ты догадливый. Удивлен, я ожидал от лучшего императорского наемника большего. — Юноша с насмешкой взглянул на Хаябусу. — Линг тебя переоценивает. Слухи о твоем зорком взгляде, способом ощутить врага задолго до того, как он появиться — ложь. И сейчас ты не можешь обезличить сокрытое во тьме зло. — Не суди о слабостях других, пока не доказал, что сильнее. — Голос ассасина не дрогнул, во взгляде оставалось привычное хладнокровие. Оценка противника важнее всего, пусть даже он и сильнее, распознав чужую слабость — приближаешь победу. — С чего бы нам доверять тебя: нельзя оставаться тенью, если ты приближен к императору так, как заявляешь. — Верно. — Согласился вампир. — Но Лингу я не подчинённый, наши с ним отношения основаны на личном интересе. — Сесилеон обернулся на Госсена. — Но явился я не за твоим доверием, что ж, мальчик-избранный, чего ты желаешь узнать? — Почему?.. — Обречённо вопросил юноша, не видя света впереди, лишённый надежды на победу. — Почему я — избранный? Я не такой сильный, как командир Хаябуса, не такой умный, как Клауд, трус, в отличии от Грейнджера. И все, что я могу — кричать о защите других, а потом прятаться за спинами товарищей из-за того, что Боги возложили на меня не посильную задачу забавы ради. — Боги не причем. — Сесилеон приподнял волшебника за подбородок, взглянув во влажные нефритовые глаза. — Тебе не повезло родиться обладателем лунной магии. Кинжалы, что тебе велели оберегать — население небес, данное мне века назад. Восемнадцать лет назад, когда Луна плакала от горя, а свет её упал на новорожденное чадо, появился в мире людей владеющий магией другого мира. Ты ведь и не знаешь о происхождении своей семьи — потомственные колдуны. Магия струится в твоем теле, как кровь, обладая подобной врождённой силой, неудивительно, что лунный свет избрал тебя. — Нет-нет-нет! Какой я тогда к черту избранный?! — Мотал головой Госсен. — Если… Если… Человек из моего сна — сын Бога и Луны! Это ведь так?! А я просто по случайности позаимствовал часть его силы?! — Никому из живущих не одолеть Ланселота. Лишь тот, кто обладает лунными камнями сможет сразить его. — Ланселота? — Нахмурился лекарь, недоверчиво покосившись на вампира. — Так зовут нашего преследователя? И откуда тебе столько известно?! Не заодно ли вы?! Древними сказками меня не запутать! Кто ты такой?! — Тот, кто пережил забытое столетие. В моей памяти для сих пор жив ужас бесконечных войн и пожаров, как мир в один день разрушился. Именно я сохранил последние лунные камни для того, кто будет способен остановить Ланселота, если в нем проснётся желание мстить. — Ты… — Клауд отошёл назад. — Что ты такое? Демон?! — Человеком меня назвать трудно. — Признание Сесилеону далось тяжело, его бархатный голос дрогнул от давней обиды, какие не забываются через века. — Но и не тварь я адская. Можешь отнести меня к породе обреченных скитаться по земле до скончания веков. — Раз вы столько знаете, то почему оставались в стороне, когда дорогие мне люди проливали кровь?! — Со злостью воскликнул Госсен, взмахнув рукой, а следом за ним взлетели двенадцать кинжалов, искрящихся серебром. — Ради чего?! Если вы знаете этого Ланселота, почему не сразитесь с ним?! Почему вы взвалили эту ношу на меня?! — Мне не победить его. Человек с кристально чистой душой сможет его остановить. — Вампир покачал головой. — Сможет изгнать тьму из Ланселота, сожжет корень зла, проросший в его сердце. При нашей первой встрече… Душа Ланселота сияла благородием, но заточение на Земле сломило его. — Хочешь, чтобы мы убийцу приняли за жертву? — Ядовито брызнул Хаябуса, не собираясь вникать в тонкости душевных тревог врага, лишившего жизни его товарищей. — Его торжество будет мимолетным. — Ланселот… — Шепотом повторял лекарь, поджав губы, судорожно копаясь в памяти, извлекая фрагменты многолетних скитаний. — Владыку земли Церештайн, кажется, зовут Ланселот. Местные говорят, что его лик сокрыт под шёлковой маской, а взглядом он способен сразить любого: и мужчину, и женщину. Штанград ведь под юрисдикцией Церештайн? — Да, но… Что с этого? — Волшебник по очереди глядел на товарищей, пытающихся вникнуть в ситуацию, предположить дальнейшее развитие событий. — Западный храм находится в землях Церештайн. — Спокойно объяснил ассасин, не беспокоясь по поводу случайного совпадения, но и отрицать возможность того, что король Церима — и есть таинственный колдун Ланселот. — Прямо за столицей. Но меня волнует другое: врагу нужен Госсен — зачем? — Мне уже давно неведомо, что твориться в мыслях его. — Сесилеон остро чувствовал вину, нотки печали проскальзывали в его голосе. — Может, сила, таящаяся в теле Госсена — принадлежит Ланселоту и нужна для какого-то ритуала, дабы вернуть прежнее могущество. — Убить Бога… — Голос юноши охладел от страха, его руки сомкнулись в молитве. — Он сказал, что спас наш мир, чтобы разрушить свой. Пусть во мне и есть часть силы Луны, но… Как я связан с Богом? — Лишь тем, кто не грешил и чья душа чиста — откроятся Эдемовы врата и взойдёт к небесам золотая лестница, соединяющая миры. — Получается, этот ублюдок с помощью Госсена хочет открыть проход в Рай? — Удивился Клауд, которому чужда вера и чудеса, оказавшиеся сплошь и рядом, но так ловко избегающие тех, кто усомниться в их существовании. — Убить его — становится нашей первостепенной задачей. — Отчеканил Хаябуса, блеснув глазами, будто жаждя встречи с врагом, отомстить за свое поражение, за смерть товарищей. — Мы все пляшем под его дудку. — Лекарь скрестил руки на груди, ухватившись за нечто важное, витающие в мыслях, но сразу же терял эту тонкую нить в черной пелене. — Уверен, все выводы именно такие, как Ланселот желает, наталкивая нас на вещи, так похожие на правду. И тебя, — юноша кинул недоверчивый взгляд на вампира. — Он обдурил. Если лунную магию способны использовать только безгрешные, а его душу, судя по рассказам, захватила тьма, то без посторонней помощи он не сможет попасть в храмы и забрать нужные ему артефакты. Мы немедленно должны вернуться в Йоум, должить все императору. Единственный шанс — объявить войну Ланселоту. Активируй Госсен лунные камни — цель колдуна бы осуществилась. — Пять храмов — печать, сдерживающая врата Преисподней, сейчас она ослабла, если её не активировать — полчища демонов хлынут на землю и судьба забытого столетия неминуемо повториться. — Сесилеон тяжело вздохнул, в его кровавых глазах промелькнула неутолимая печаль, вспомнились крики страдавших и тысячи необратимых смертей. Госсен упал на колени, схватившись за сердце, груз, возложенный на его век, стал невыносимо тяжел. Ни физически, ни морально волшебник не мог выносить требований Бога, окончательно убедившись: судьба мира полностью зависит от его решений. Повернуть назад — разрушить все, что любимо и глазу, и сердцу, идти вперёд — позволить Ланселоту воплотить цель в реальность. Куда бы дорога не привела — смерть добьётся своего, вопрос лишь в том, в каком из приятных решений пострадает меньше людей, где смерть окажется милосердней. Путь риска или путь войны, каждый из них обещал ужасное будущее, словно люди, строящие свое счастье, грешные и прекрасные немилостивы тем, кто сильнее их. В голове смешались паутины мыслей, сковавшие и тело, и разум, полностью подломив человеческую волю. Госсен со слезами посмотрел на товарищей, надеясь услышать что-то помимо сухого молчания. Не в чем их винить: не на их плечи легла ответственность за род людской, не они мудрецы, чтобы помочь советом или натолкнуть на правильную мысль. Каждый, кто окружает волшебника — юн и неопытен, наверняка, узнав правду, сам поддался сомнениям, оказавшись в на перепутье тысяч путей, ведущих в Ад. Кошмары, что сравнимы с реальностью, гложащие, отрывающие от души по кусочку, похищающие силу — единственное, что хранит правду о забытом столетии. Цели Ланселота, пришедшего то ли с небес, то ли человека, который овладел силой Бога — размыты, как и сама его личность. Прошлое его ведомо одному Создателю, почему ангел пал с небес и так желает отомстить, почему играет с людьми, а не планомерно исполняет свой прощальный концерт. Достоин ли Ланселот спасения, жила ли в его душе доброта, или рожден был он тварью похуже Дьявола — лишь Госсен сможет познать правду. — Ты сказал… — Волшебник выдавливал слова сквозь реки горьких слез, обращаясь к Сесилеону. — Решение: убить Ланселота или спасти — принимаю я? — Верно. Прости, именно мне пришлось возложить груз на твои плечи. — Я просто… — Юноша болезненно улыбнулся, схватив за руку Клауда, поднимающего его с земли. — Не знаю, что мне делать… Как поступить правильно? Как человеку справиться с тем, кто сошёл с небес или спасти? Мы верим в Бога и ангелов, но ничего не знаем о них. В церкви меня научили свято верить и не задавать вопросов, на всё воля Создателя. Имею ли я право спасать мир, вдруг на небесах разочаровались в людях… Вдруг, Ланселот прав, желая убить Бога и люди ему милее? — Этого нам никогда не узнать. — Слезливое признание Госсена не вызвало у Хаябусы эмоций, не изменило его целей. Чтобы не сподвигло колдуна убивать, ассасин — не простит этого, молча, как обязывает долг, исполнит порученный приказ. — Это существо не достойно спасения, вот и всё. Какие бы последствия не обрушились на мир — человечество обязано их принять и преодолеть. Тот, кто возжелает похоронить род людской — встретит свою смерть на поле брани. — Юноша с долей презрения глянул на волшебника, искренне жалея, что приходится рисковать жизнью ради слабака, не способного принять твёрдое решение, пусть и ведущее к множеству грехов. — После всех страданий ты собираешься ему помогать? Зная, скольких Ланселот убил и убьёт? — Не знаю! — Истошно закричал юноша, глазами ища поддержку со стороны. — Не от ваших решений зависит судьба мира! Не на ваши плечи выпала ненужная ноша! Каждую ночь мне приходиться страдать, ведь на небесах решили — это забавно! Прошу… — Волшебник схватился за фрак Сесилеона, уткнувшись лбом в его холодную грудь, не слыша сердцебиения. — Скажите, что мне делать?.. — Победить его. — Пожал плечами Клауд. — То, что происходит с тобой во сне — отражается здесь, значит, с ним тоже самое. Убьёшь Ланселота во сне — он погибнет и в жизни. Без него мы сможем активировать печать, не опасаясь. — Я не смогу… Он в сто крат сильнее меня. Вы не представляете, насколько колдун могуч. — В мире больше нет тех, кто способен выстоять против него. — Печально заключил вампир. — Двенадцать лунных камней, принадлежащих тебе — единственное оружие против Ланселота. — Жаль, что бесполезное. — Страх в голове пропал, для себя Госсен решил, как ему поступить. Избранный погибнет за человечество, как всякий благородный священнослужители, волшебник с честью исполнит свой долг. — Колдун не утратил ни капли своих способностей. Я не могу убить его, значит, попытаюсь спасти. — Не ожидал доходяги другого. — Хаябуса спокойно вздохнул. — Воля твоя. — Спасибо. — Сесилеон ледяной рукой коснулся хрупкого плеча юноши, нежно улыбнувшись. — Бескрайнее добро в твоём сердце поглотит тьму в душе Ланселота, я верю в это. — И куда мы теперь? — Лекарь задумчиво почесал затылок, удивляясь, как быстро люди способны менять свои решения, позволяя обстоятельствам, как бурной реке, швырять их в стороны. — Вы — в Йоум, а я встречусь с преследователем лицом к лицу. Теперь я готов… — Последнее Госсен произнес без уверенности, тщетно надеясь убедить спутников в своей смелости. — Рехнулся что ли?! — Клауд покрутил у виска. — Как вы говорите: бес попутал? Ты встречаешься не с дорожным разбойником или базарным карманником, с убийцей, который сильнее всех нас вместе взятый! — А что ты предлагаешь?! Пока вы рядом со мной — ваша жизнь находится под угрозой… — Следовать плану, как и задумано. — Приказал Хаябуса. — Пусть думает, что все идёт так, как он нам велит. Если король Церештайн и Ланселот — один человек, в Цериме он не оставит нас без тёплого приёма. Не только врагу известно, как подламывать людскую волю. — Юноша обернулся на вампира. — Что ещё тебе известно о Ланселоте? — Сейчас — не более вашего. Скажу лишь, ты его недооцениваешь. Бесспорно, ты прекрасный ассасин, но не всесилен, как думаешь, упиваясь кровью. — Доложи императору Лингу о измении в наших действиях. — Натянуто, без желания, просил наемник. — Пусть отправляется в Церештайн с политическим визитом, без его помощи врага нам не одолеть. В добавок, господин может добыть необходимые сведения. Чем больше узнается о забытом столетии, тем темнее видятся мотивы Ланселота. — Не разочаруй Линга, огромные надежды он возложил на хладнокровного убийцу, не имеющего чести. — Настолько император доверяет тебе? — Отстранённо вопросил Хаябуса. — Очень надеюсь на это. Позволь попросить. — Сесилеон умоляюще взглянул на убийцу, прикусив губу, обнажив острые клыки, блеснувшие в свете солнца. — Обещай, что не оставишь Линга, до самого конца будешь поддерживать его во всём, пусть на мир рухнет гнев тысячи Богов — защити его, не дай горю разбить его сердце. — Я не тот человек, которого стоит просить о подобном. — Ассасин понял всё по несчастному взгляду вампира, покосился на Клауда и в пустых глазах мелькнула тень понимания. — Раз господин важен тебе, то служи как полагается, а не ради награды. — Спасибо. Тело Сесилеона обвили черные ленты, собирающиеся в один витиеватый сгусток вскоре превратившийся в пустоту, о присутствии вампира напоминали частички древней, мощной магии, сохранившиеся в воздухе. Хаябуса прикрыл глаза, несколько секунд размышляя о своей слепости по отношению к подчиненным, за долгие годы службы он не заметил существо, близкое к императору. Многие вещи поменялись, к этому приходилось адаптироваться, юноша ощутил себя пылинкой в океане, не способной, обладая огромной силой, никак изменить судьбу мира. Впервые семя сомнений взрасло в остатках души ассасина, во тьме, бывшей Хаябусе верным спутником, он перестал что-то различать и истинный Ад ждал впереди. Судьба человечества частично легла и на плечи наемника, пусть слабость хранилась глубоко внутри, но сам юноша, как и остальные, растерялся на перепутье древнего пророчества. Забытое столетие для всех было мифической страшилкой, выдуманной для красивого словца, однако, ужас тех времён куда страшнее, чем говорят. Легендам свойственно обрастать наихудшими подробностями, через века доносят людям абсолютный, беспросветный мрак, однако, забытое столетие верно хранило всё ужасы в прошлом. Единственные свидетели, обязанные поведать миру правду, предпочли молчать, пока угроза, как казалось, уничтожения великим спасителем вернулась напомнить люду, что такое настоящий ад. Солнце перешло зенит, через кроны струились расплывчатые золотые капли, причудливо играющие на молочном лице Хаябусы. В бездне чёрных глаз проклевывались позабытые эмоции: сомнения и страх потерять тех, кто рядом, словно ассасин неожиданно научился любить. Шквал неизведанного свалился тяжёлым комом, юноша никак не мог поверить, что окажется в ситуации, которую невозможно предотвратить. Люди, бывшие до этого средством дохода обернулись близкими, коих потерять — страшное горе. Совершенные грехи, трупы убитых за награду — всплыли в памяти злобными призраками. Слишком много грехов, слишком поздно просить прощения, любить — нельзя, потерять — больно. — Сможешь продолжить путь в прежнем темпе? — Заковав эмоции платиновыми замками, вернув голову прежнюю твёрдость, а глазам — холод, обратился наемник к Госсену. — Да, постараюсь. Клауд забрался на тёплую спину ниндзя, носом зарываясь в угольные волосы, коснувшись ладонями груди, чувствуя, как от волнения клокочет до этого невозмутимое сердце. Они молча взмыли вверх, перепрыгивая с ветки на ветки, только теперь дорога вперед предвещала исключительно смерть. Всё ясно понимали: мир — не спасти, Ланселота — не одолеть, остается слепо верить в мальчишку, чья доброта способна заполнить каждую душу. И в мраке, нагрянувшим с неба убийственным штормом, Госсен оставался лучом света, лишённым ненависти и злости, сколько бы не навалилось страданий на его плечи, юноша продолжал идти по праведному пути. Если Бог и существует, хотелось бы верить, что он также добр и чист, как волшебник, полюбивший каждого, кто встречался на его пути, показавший, что не имея огромной силы человек может найти верных союзников. Возможно, Ланселот некогда был таким же, полюбившем всех Божьих детей и демоны не чужды ему, и каждого, кто искренне кается, он готов пусть на Райский порог. Века минули с забытого столетия, а колдун и того старше, все о душах людских ему ведомо, а каждый порок лежит, как медная монета на ладони. Ланселот не убил волшебника, значит, и Создатель — не воплощение безгрешия и добродетели, ему одному известна правда, та самая, за которую он готов своими руками убить Бога, отца всего сущего, превратившись в воплощение Дьявола. — Скажи, — боязливо шепнул Клауд, чувствуя, что сердце возлюбленного не унимается. — Ты исполняешь приказ? Или в твоих действиях есть частичка твоей воли? — Ответом послужило сухое молчание, но юноша продолжил. — Мне страшно, Хая. Сможем ли мы остановить Ланселота? Нет… Нет… Нет, сможем ли мы выжить? Я всю жизнь был далёк от магии, разочаровался в Боге, а сейчас, обязан спасти его… Ты, Госсен, Грейнджер — единственные, кто приняли меня, где бы я не был, с кем бы не пытался заключить союз, отовсюду меня гнали вилами и факелами, я и сам поверил, что рождён дьявольским отродьем. Но почему… Сколько бы я не объяснял иррациональные вещи, почему все пришло к тому, что я стал свидетелем магии, сражался с мистическими тварями, когда некто мечтает о благословении, о чуде. Правильно ли нас спасать Бога смерти, когда именно Он должен оберегать людей от адского гнева? Разве не Создатель — путеводный свет для народа? Скажи, Хаябуса, что ждёт нас? — Я не знаю. — Тревожные нотки просачивались сквозь сталь, ассасину и самому хотелось бы узнать, правильно ли он поступает, идя спасать Всевышнего или же самолично тянет мир к бездне. — Нас некому защищать, Бог оставил нас, лишь люди, и никто более, наши земли не отстоят. Отныне и навсегда — люди вольны сражаться за себя, не рассчитывая на помощь небес. В тени изумрудных листьев врезались в глаза серебряные блики, поймавшие редкие лучи горячего светила. Хаябуса неожиданно остановился, не задумываясь ни секунды, от отскочил назад, как ветви под ногами взорвались и в нос ударил едкий аромат ядовитого газа. Ассасин откинул Клауда из смертельно опасного облака в сторону Госсена, бегущего сзади, сам же прикрыл руками органы дыхания. — Хая! — Испуганно воскликнул лекарь, оказавшись на земле в хлипких объятиях волшебника. В сиреневом облаке звенели мечи, не различить из-за плотной пелены силуэты врагов, схлестнувшихся в битве. — Ты живой?! Газ распространялся повсюду, за ним скрылись кроны деревьев и небеса, окутав лесную глушь тенью, юноша, зажав рот рукой отступал назад, столкнувшись со спиной Госсена. Последний едва ли успел среагировать на двух ниндзя, появившихся из тени, облаченных в черные одеяния, похожие на форму ассасинов Йоума. Единственным отличием служила нашивка герба, расположенная на груди и левом предплечье в виде черного-белого зонта и лепестков сакуры, рассыпавшихся вокруг. Убийцы набросились на священника, едва успевшего защититься магическим барьером. Два острых лезвия кунаев со звоном удалились в хрупкую золотистую преграду, разделившую их по разные стороны. — Быстрее… — Госсен попятился назад, не выдерживая натиска врагов. Барьер покрывался чёрными письменами и рассыпался в огненную пыль, растворяющуюся в руках мага. — Сделай что-нибудь! Клауд достал из-под накидки карманный пулемёт, выстрелив в обоих ассасинов с разницей в доли секунды. Барьер рассыпался, а противники синхронно отскочили назад, мгновенно контратакуя ядовитыми играли, заслонившими своих несчетным количеством окружение. Лекарь бросился спасать волшебника, неуспевающего до конца прочитать защитное заклинание, рискуя погибнуть, если ее от ран, то от яда. Впереди тенью появился ассасин ловкими, невидимыми человеческому глазу, движениями отбивая смертельный игольчатый дождь, в следующее мгновение, появился у Клауда за спиной, блокировав атаку сзади. От столкновения мечей в воздух поднялся столб апельсиновых искр, сталь жалобно ныла, когда зубчатое лезвие вражеского меча со скрипом царапало катану Хаябусы. Под безумной демонической маской пестрили аметистовые глаза, враг надменно усмехнулся, хотя улыбка его скрыта за безобразной чёрной челюстью, упирающийся в алые возвышенности щек. — Не слишком тёплое приветствие. — Ниндзя с ледяным спокойствием обратился к противнику, отпрыгнув назад, опустив катану. — Не усугубляй без того тяжёлую ситуацию. — Разве я мог по-другому поприветствовать своего вечного соперника? — Раздался радостный голос вражеского ассасина. — Ты улучшил и без того прекрасный стиль боя, командир. — Раз вы знакомы… — Со злостью прикрикнул Клауд. — То почему пытались убить нас?! — Не убили же. — Ухмыльнулся враг, приобняв Хаябусу за плечо, хлопнув по ране, едва успевшей нормально затянуться. Два оставшихся ниндзя спокойно убрали оружие и поклонялись в знак извинения. — И с чего же заставило моего младшего братика связаться с такими слабаками? — Ассасин, последовал примеру Хаябусы, убрал за спину чёрный меч, похожий на огромную пасть мифического существа. — Младшего брата?! — Удивлённо воскликнул Госсен. — Кого ты слабаком назвал, утырок в шутовской маске?! — Устав от постоянных оскорблений, выпалил лекарь. — Приказ императора. — Ассасин не обратил внимание на возмущение товарищей. — Принцессу не оповестили? — Сам ты утырок, а меня Ханзо звать! — В отличии от отстраненного Хаябусы, голос ассасина кишил живыми эмоциями. — Оповестили, но из-за ослабления печати на острове Ша-Чен на границе введено чрезвычайное положение, госпожа Кагура опасается, что демоны хлынут в любую секунду. — Она должна знать, что мы направляемся именно туда, чтобы восстановить лунные камни. — Значит, избранный нашёлся? — Ханзо бегло пробежался по спутникам брата, лишний раз демонстрируя отвратительную маску. — Это ты, мальчик? — Ниндзя без всякой вежливости ткнул пальцем в волшебника. — Выглядишь безобидно, не оправдаешь ты доверие принцессы. — А ты, как шут. — Фыркнул Клауд. — Оставь его в покое. — Мы ждали вашего прибытия только через три луны. — Ханзо почесал густой пучок алых волос, напоминающих львиную гриву. — Что тебя заставило настолько сильно сократить срок? — Преследователь на хвосте. Демоны не дремлют, всеми правдами неправдами, мешая нам добраться до цели. Я не могу гарантировать безопасность своему отряду, если переход затянется. А принцессу Кагуру лучше увести, ни к чему подвергать её жизнь опасности. — Ты же знаешь Госпожу. — Обречённо вздохнул Ханзо. — Она и на шаг не отойдёт, когда увидит, что ты объявился спустя столько лун. — К сожалению, времени на прошлое у меня нет. Сразу по прибытию мы отплывём на Ша-Чен. Подсобишь мне с проблемным спутником. — Ниндзя кинул холодный взгляд на Госсена. — Используем теневой шаг и постараемся добраться до Шан-Дзы пока солнце не село. — Побольше бы в тебе жизни, братик. — Наёмник подошёл к смущённому волшебнику, не испытывающему острого желания ехать на чьей-то спине. — Доставлю твоего мальчика раньше тебя. Мир перед глазами расплылся в смазанное зелёное пятно с золотыми бликами солнечных лучей, режущих глаза, когда ассасины на огромной скорости пролетали над полянами. Госсен сильнее прижался к спине Ханзо, боясь поднять голову, чтобы ненароком не наткнуться на силуэт тяжёлой ветки. Удивительные способности ниндзя поражали воображение, а ведь они не обладали магией, идя вровень в обычными людьми, однако, чертовски быстрые и выносливые, прожившие жизнь в поту и крови, тренеруясь для такого результата долгие годы. Воочию наблюдая за скрытым человеческим потенциалом, невольно задумываешься: а нужен ли Бог, если люди настолько сильны, начинаешь верить, что спасти мир возможно и страх перед зловещим колдуном постепенно улетучивается. Наверняка, соберись: Хаябуса, Ханзо и Линг вместе — одолели Ланселота, не получив и царапины, ведь он не всемогущ, где-то в в черном омуте его души есть слабости. Резкие порывы ветра были в лицо, играясь с серебряными волосами, огненные лучи упали на лицо, как путники резко остановились на широкой дороге. От неожиданности Госсен уткнулся носом в волосы ассасина, сильнее ухватившись за него, боясь слетать. Выложенная ровными, отточенными серыми булыжниками, дорога вела в город, разгоревшийся тысячей бумажных фонарей, которые сзади подсвечивали последние лучи тепла. Развивался на шпиле замка шёлковый флаг, а на центральной башне с красной черепицей пылал сигнальный огонь, будто Шан-Дзы являлся единственным путеводный маяком во всей округе. Земли Най удивляли своей чистотой, волшебник и выбрал мерзкий запах смрада и выделений, смешавшихся с грязью на узких улочках Штанграда. Все города Най выстроены из дерева, исписанные потрясающими воображение полотнами, множество разноцветных фонариков, освещающих то, что на западе называют центральными проспектами — единственными местами в городе, где дорога выложена камнями, а не грязью. Вдоль всей дороги стояли алые квадратные арки, сделанные из круглых брёвен, над проемом висели, освещающие дорогу ночным гостям, бумажные фонари с гербом города. Ассасин опустил юношу на землю, вдыхая прохладный воздух сквозь дырки в демонической маски, заглядываясь на вечерний Шан-Дзы, готовящейся ко сну. Загорались огни на квадратных платформах, королевского замка, уменьшающихся ближе к вершине, освещая продолговатые черепичные крыши. Принимали свое дежурство ниндзя, скрывавшиеся в вечерней темени, не слышно наблюдающие за всеми, кто живёт в стенах города. Ханзо пробежал вперед, перегородив дорогу брату, в угольных глазах которого не проснулась ни одна эмоция. Ниндзя опечалено покачал головой, поражаясь, насколько же Хаябуса, в сущности, верен устоям клана Алой Тени, соблюдая абсолютно все заповеди ниндзя, лишив себя такого прекрасного явления, как чувства. В душе Ханзо проснулась давно забытая зависть, его стремления превзойти человека, что по сути должен находиться позади, каждый раз заканчивались провалом. Хаябусе, родившемуся талантливым с первого дня открылись все дороги, как и служба напрямую императорской семье Най, так и пост главы клана, и наемник забрал обе привилегии, вместе с огромной ответственностью, в которую Ханзо не верил. С самого детства девочки заглядывались только на главу ассасинов, видя в старшем брате лишь скучную тень того, кто идеален во всем. — Неужели, ничего не чувствуешь? — С желчью спросил ниндзя в маске. — Наше детство, светлые дни, когда необязательно было убивать по приказу. Чувства принцессы Кагуры, ждавшей тебя десятки тысяч лун — все это не вызывает у тебя даже тень улыбки?! — Прошлое — остается в прошлом. — Без капли сочувствия ответил Хаябуса. — У нас разные положения и судьбы. Забудь об этом, исполняй долг, за который тебе платят. — Ты отвратительный человек, Хаябуса. И всегда им был, но лучшее всегда доставалось тебе. — Пустые обиды. — Юноша отвёл брата в сторону, махнул рукой спутникам и продолжил путь. — Таково решение старейшин. Кагура должна стать невестой императора, ей стоит забыть о чувствах ко мне. — Только ни он её не любит, ни она его. — Ханзо скрестил руки на груди. — Я бы отдал всё, дабы сделать принцессу счастливой, но, увы, только ты способен на это. — Такова судьба всех, кто обременен долгом государства. Мы давно не дети, пора уже позабыть о глупых желаниях и делать то, что должен. Клауд с интересом наблюдал за семейным конфликтом, никогда бы нр подумав, что между его возлюбленным и его родственником разница настолько огромное. Для него весь клан Алой Тени мерещился безжалостными убийцами, не способными на сострадание, а сейчас пред лекарем предстал такой же человек, как он сам. И ниндзя, в отличии от Хаябусы, Клауд понять мог, сам побывав на обоих гранях двух противоположностей: непризнанный всеми гений-одиночка и неудачник, пытающийся доказать, что ещё способен удивить мир. Прошлого возлюбленного для юноши не существовало, как и личности, которую ассасин умело прячет под маской, будто любишь чёрное пятно, без прошлого и будущего, и он есть существует лишь перед глазами, а как закроешь их — раствориться тенью, оставшись в сладких воспоминаниях. — Есть хоть один человек, на которого тебе не наплевать? — Ханзо вырвался вперед, демонстрируя свое превосходство. — Целый клан. — Незаметно ниндзя глянул на лекаря, едва поспевающего за ними. — Те, кого я обязан защищать. Через года вещи поменяются: сегодняшние союзники уйдут — появятся новые. Чувства, что ты так восхваляешь — явление мимолётное, люди сами решают: забыть о них или продолжать подпитывать ненужными мыслями. — Моя… — Юноша снял маску, взглянув аметистовыми, полными боли, глазами на младшего брата. — Моя любовь к принцессе Кагуре удерживает меня от того, чтобы перерезать глотку тебе, и старейшинам, диктующим нам глупые жизненные устои! Знаешь, я бы изменил Алую Тень, позволил обреченным кончить век в одиночестве или пасть в битве любить. Госсен с ужасом посмотрел на отвратительный шрам, грубо затянувшийся на челюсти Ханзо, на еще щеке розовой, сморщенной блямбой выделялся ожог. Под обоими глазами, покрасневшими от неизвестной болезни, тянулись продолговатые, заросшие шрамы от острого лезвия, казалось, над ассасином хорошенько поизмывались в прошлом. — Почему ты носишь маску, Хаябуса?! — Со злостью кричал ниндзя, отшвырнув свою в сторону. — Тебе нечего стыдится, твое лицо не изуродовал родной брат! Повисло тяжёлое молчание, удивлённые товарищи с опаской смотрели на двух убийц, готовых в любой момент схлестнуться в кровавой бойне. В глазах Хаябусы промелькнуло чувство вины; прошлое наёмников всегда залито кровью, порой самых близких людей, эмоции — злейшие враги, ломающие волю тех, кто обречён быть палачами. — Молчишь?! — Продолжил Ханзо. — Сожалеешь или боится показаться безжалостной тварью в глазах тех, кого обязан защищать?! — Законы клана важнее желаний одного человека. — Ассасин поджал губы, но тяжёлый, стальной тон его голоса не поменялся, наоборот, помрачнел, от чего, казалось, воздух вокруг застыл, как после ужасной грозы. — И мне пришлось ими поступиться, позволив тебе жить, отправив служить той, которой так дорожишь. — Предварительно сделав уродом?! Знал ведь, что Кагура, сколько бы я не оберегал её, не поддерживал — никогда меня не полюбит… За это! — Юноша положил ладони на затянувшуюся набок челюсть. — Ты лишил меня всего! Я не могу даже сказать ей о том, что чувствую. После стольких лет… Я пытался простить тебя, себя, но, к сожалению, ты пробудил во мне загнанную в клетку ненависть! Ты остался такой же бездушной мразью, каким я запомнил тебя пять зим назад! — Мне приказали убить тебя, Ханзо. Бой за переворот начал ты. — Ниндзя убрал ладонь с лица брата, прильнув губами к его уху. — Чтобы сохранить тебе жизнь, я солгал старейшинам, в тайне, с ближайшими подчинёнными, отправил тебя служить в Шан-Дзы и попросил госпожу Кагуру скрыть твоё истинное происхождение. Юноша резким движением оттолкнул Хаябусу в сторону, ухватившись за рукоять меча. — Лучше бы я сдох в бою за свою правду, чем продолжал напрасно надеяться, что ты изменишься! — Остановитесь! Хватит! — Между ними встал Госсен. — Вы сказали, что хотите сделать вашу принцессу счастливой? — Юноша обратился к Ханзо. — Это ведь ваша мечта… Не смерть командира Хаябусы, месть — дорога во тьму. — Не вмешивайся! Ты смей говорить, будто что-то знаешь о нашем прошлом! Наивным детям не понять страдания тех, кто с рождения обязан убивать, не имея права на собственную жизнь. И отдать жизнь за свободу заложников Алой Тени — я готов, пусть и придется пойти по трупам упертых традиционалистов. Ниндзя взмахнул зубчатым мечом, едва ли не вырвав голову волшебника с плеч. Хаябуса вовремя схватил Госсена за воротник пончо, потянув назад, катаной блокируя удар брата. Зубчики неожиданно выросли, а на черные камни глухо упали несколько капель густой, почти чёрной крови, меч, как комок земляных червей зашевелился. Острые лезвия оставили надрезы на рукаве кимоно, ассасин, удивлённый ужасному повороту событий, отпрянул назад, прикрыв собой остальных. — Что ты сделал?.. — Хаябуса встревожился, увидев, как рукоять впилась в руку старшего брата, высасывая его кровь. — Какому Дьяволу ты продал душу?! По ногам дул холодный ветер, последний луч солнца зашёл за лесную полосу, погрузив дорогу, раскинувшуюся посреди полей во мрак. Сквозь шелест листьев раздался бархатный смех монстра, время для торжества которых наступило. Бумажные фонари сорвало с арок, огонь немощно погас во власти стихии, а Шан-Дзы вдруг стал так далеко, подобно звёздам, рассыпавшися по синему небу. — Мне. — В воздухе, покачиваясь из стороны в сторону, появился Дариус, звонко постукивая наручными браслетами. — Малыш Ханзо так любил Кагуру, так завидовал братику, я не мог не насытиться такой несчастной душой, жаждущей обрести силу. Глупый Хаябуса, надеялся откупиться от меня Грейнджером? Отправил неопытного демоноборца на свидание с командиром адского легиона — безжалостный человек, это позволительно, будь ты сущностью всего гадкого. Хочешь превзойти меня в количестве грехов? — Демон опустился, прижав голову Ханзо, потерявшего рассудок, к себе и начал шептать. — Убей его… Ты этого хотел — получай. Твоей возлюбленной некого будет любить, когда избавишься от того, кто не достоин лавров всеобщего признания. — Бегите вперёд. — Ассасин принял стойку, одной руке держа катана, а в другой — несколько кунаев. — Я сражусь с ними. В Шан-Дзы принцесса встретит вас. — Твоя гордыня и погубит тебя! — Закричал ниндзя, одним рывком оказавшись около Хаябусы, их мечи соприкоснулись со звоном церковного колокола. Госсен сорвал пончо, клинки висящие на креплениях кожаного ремня, засияли в такт луне, лезвиями воспряв в сторону сражающихся. Юноша оттолкнулся от земли, огоньком яркого света, приближаясь помочь Хаябусе, однако, демон, наблюдавший за конфликтом, стоя на воздухе, не собирался давать детишкам поблажек. Дариус ударом ногой поддых отбросил волшебника в сторону, последний в полёте взмахнул руками, направив кинжалы в противника. —  Небесный цепи Эдемовых врат, защитите собой невинные людские души, скуйте в тисках тварей адских. Пылающие священным огнём золотые путы неожиданно выросли из рукояти кинжала, сплетаясь клубком вокруг демона, подумывающего с лёгкостью отбить атаку неродивого мага. Госсен перекувырнулся в воздухе, плавно опустившись на ноги, к его руками приросли огненные цепи, соединившие волшебную энергию между телом заклинателя и его оружием. Путы сомкнулись на теле Дариуса, полностью лишив возможности двигаться, противоденическое заклинание стало сильнее по сравнению с первым разом. Кожа, к которой прильнуло священное пламя, покрылось пузырчатыми ожогами, цепи медленно просачивались сквозь плоть, оставляя за собой тлеющие куски мяса. От неожиданности демон поднял залившиеся кровью глаза, стиснув зубы от боли, казалось, кожу заживо сдирали и к оголенной плоти прижимали раскаленные до красоты лезвия меча. На этом пытка не окончилась, двенадцать кинжалов вошли в половину лезвия, острие которых касалось костей, полностью разрубив тонкие мышечные ткани, обжигая нежную кожу, подобно расплавленной стали. — Я и не надеялся, что ты развлечешь меня. — Прохрипел монстр, отплевываясь чёрной кровью, незримо дергаясь в ловушке священного пламени. — Молись, чтобы это не оказалось твоим лучшим заклинанием. Госсен бегло начал читать молитву, обвив рукой основание цепи, подпитывая заклинание магической энергией. Дариус схватил рукой цепь и его ладонь мгновенно заполыхала в нежно-рыжем пламени, которое спустя секунду обратилось в чёрное, быстро распространяющееся по священным путам. Демон, потянул основную цель, связывающую заклинателя и пленника, столкнув юношу с ног, не позволяя окончить молитву. Тёмная магия обожгла, незажившую от предыдущих схваток, ладонь, чёрное пламя смертельной волной накрыла, застывшего в воздухе, Госсена. Клауд с ужасом озирался на вспыхнувшие сражения между тьмой и светом, между теми, кого существовать в человеческом мире не может. Языки пламени, пожирающие собой всё, раскинулись по рисовым полям, обращая урожай в серую залу, казалось, что сгореть начинает влажная от множества прудов земля. — Хая! Госсен! — Кричал лекарь, разглядывая в бушующей стихии темный демонический силуэт, медленно приближающийся сквозь пожар. Из огня появился монохромный дуэт, ассасин, откинув дымящееся кимоно, приземлился около Клауда, грубо кинув спасенного от демона Госсена и вновь исчез в пылу сражения. Вспыхивали алыми вспышками искры слившейся стали, мелькали в обжигающем урагане чёрного пламени, обрывки теней, смеющие друг друга с нечеловеской скоростью. Двоих противников, не уступающих по силе, Хаябуса долго сдерживать, парируя бесчисленные атаки, не мог. Его тело почти бессознательно летало по воздуху, стремясь разбиться о камни, демонический пленник возник над телом ассасина, нанося последний удар. Очнувшись от мимолетного сна, юноша успевает ухватиться за ускользающую из рук катану, сверкнув глазами, защищает себя от удара, отталкиваясь ногами от туловища Ханзо, изящно перекувырнувшись, возвращается на землю. — Хаябуса! — Клауд сделал неуверенный шаг вперёд, видя, что их единственный защитник стремительно теряет запас сил. — Я сейчас помогу… — Назад! — Отрезал ниндзя, кинув наперерез сюрикенам брата кунаи. — Уходи! Дариус преспокойно вышел из пламени, которое покорно шло за ним, собираясь в единую ядерную сферу позади его тела. Ханзо с нетерпением посмотрел на своего повелителя, жадно облизывая перекошенные губы, предвкушая финальный аккорд. — Я покончу с этим. — Вперёд вышел Госсен, направив обоженную руку, на ладони которой почти не осталось верхнего кожного покрова, на врагов, застывших на небе. —  Свет, дарованный богиней, взываю к тебе, услышь призыв хранителя небесного покоя, да защити от разрушений мир, отцами возведённый. Демон с интересом хмыкнул, услышав знакомую молитву, некогда, во времена торжества адских тварей, стёршую всю нечисть с людской земли. Серебряный свет болезненно врезавшийся в глаза, заставил демона содрогнуться от позабытого страха, на мгновение позволяя бессмертной мрази ощутить себя уязвимой. Энергия колебалась во руках волшебника, неконтролируемые выбросы плотных лучей разлетелись во все стороны, превращаясь в небесную пыль не коснувшись тлеющих полей. Дариус истерично рассмеялся, вскинув голову наверх, накрыв рукой лоб, кончиками пальцем оттягивая взбаламученные волосы. Маневрируя между хаотичных лунных лучей, демоненок оказался около юноши, наблюдая за судорогами, пробившими хрупкое человеческое тельце. Он возжелал нанести очередной удар, однако, Хаябуса идеально до тошноты, защищал избранного, схлестнувшись с врагом в рукопашной схватке. Ханзо очутился у ассасина за спиной, в который раз собираясь лишить жизни младшего брата, последний, будучи окружённым врагами — не собирался добровольно отдаваться в лапы костлявой. Перекрутив ноги, на мгновение лишившись опоры, Хаябусы выдел зубчатый меч из рук противника, отделавшись неглубокими ранами, оставленными шипами. — Как много проблем ты доставляешь. — Дариус отошёл назад, не сгорая от желания вступать в межродовую схватку за идеалы. Клауд оттащил пришедшего в себя Госсена, израсходовавшего почти весь запас волшебных сил, подальше от гущи сражения, в панике раздумывая план дальнейших действий. От смерти группу путешественников спасало одно — любовь демона наблюдать за чужими мучениями. — Какой ты жалкий, брат! — С ненавистью воскликнул Ханзо. — Ты ни на что не способен, защищаешься, как свинья на забой! Жмешься, потому что тебе не хватает сил! Что, дали тебе ту силу, на которую ты рассчитывал отказ от чувств?! — Вот идиот! — Лекарь выстрелил из мушкета, осмелев в момент отчаяния. — Твоя сила — заслуга этой адской мрази! — Заткнись! — Ассасин появился около Клауда, схватив его за горло и в этот же момент, Хаябуса отсек старшему кисть. Раздался жалобный вопль, из отрубленной конечности фонтаном брызнула спекшаяся, нечеловеческого цвета кровь, оседая на серой каменной дорожке. Из мяса вырвались смоляные щупальца, брызжущие во все стороны липкой дрянью, постепенно формируясь в новую руку. Тенью Ханзо переместился за спину Клауда, прижав к горлу острое лезвие куная, хищно облизываясь. — И что же, братик, тебе дороже? Я? Эти детишки или судьба старейшин Алой Тени? Кого же спасёт идеально обученный убийца? — Остановись, Ханзо. Я не хочу твоей смерти, откажись от демонической силы, вместе мы найдём способ спасти твою душу. — Внутри ассасина все застыло от приступа страха, он видел, как тонкая струя багровой жидкости стекает по напряжённой шее лекаря. — Спасти?! Мою душу?! Да я продал её, чтобы покончить с сумасшествием в клане! Ты — корень зла и я его изничтожу, ты не воскреснешь фениксом, как истинный лидер, ты — не тот, за кем следует идти! Безжалостный, мерзкий убийца и дорога тебе в Преисподнюю. — Клауд! — Госсен срывается с места, крепко вцепившись в руку ассасина, пытаясь оттащить крепкого юношу от бедолаги. — Отпусти! Отпустите его, умоляю!.. — Театр драмы в лучших традициях древних писателей. — С усмешкой лепечет Дариус. — Становление мрази человеком, а героя — мразью. — Демон щёлкнул пальцем и земля под ногами задрожала. На Клауда обрушилась волна горячего воздуха, позади себя он слышал истошный крик Ханзо: ткань кимоно превратилась в пепел, а спину обожгли языки пламени, оставив лопаться гнойниками пузырчатые ожоги, вся кожа сгорела, оставляя лишь обугленное мясо. От боли ассасин отпустил лекаря, его ладони насквозь пронзили острые наконечники чёрных цепей, выросших из пасти отвратительных врат, в чреве которых полыхало синее пламя. Тело юноши подвесили, как узников при расчленении: цепи сильно натянулись, буквально вырывая конечности. Непрерывно сзади все обжигал огонь, по рукам и ногам, проткнутым насквозь текла кровь, тут начиная бурлить и испаряться на коже от нескончаемого жара. — Ханзо! — Ассасин бросился на помощь брату, но Дариус перекрыл юноше дорогу. — Представление ещё не окончено. Поля вокруг дороги вспыхнули, облако едкого дыма скрыло собой звезды, почти полностью оградив героев завесой от внешнего мира. И этом царствие огня и крови не сыскать жизни, и ад развергся на земле, некому его оставить кроме трёх жертв, загнанных в угол. — Что это?.. — Клауд не заметил, как очутился в объятиях волшебника, сердце от ощущения неминуемой кончины вырвалось из груди. — Врата… Врата в Ад… — На одном дыхании ответил Госсен, боясь поверить собственным глазам. — Те, что описывались в священных трактатах. В огне, окружившим со всех сторон, сквозь треск слышались мольбы о помощи, крики и плачь. Носились черные тени, не способные укрыться от вездесущего демонического волшебства, мощь которого переваливала за грани дозволенного. В горящих людях можно было разглядеть беспомощных старец, обернутых как подарочная конфета, в длинные кимоно с гербом клана Алой Тени, единственное — что пламя пощадило. Черные цепи, шныряющие в пламени, хватали всякий люд, попавшийся по пути, их подвешивали ногами вниз над раскаленными углями, те дергались в агонии, кричали, но от взора скрыто всё, чем так богат мир, словно их по чьему-то мерзкому желанию обрекли вечно страдать в пучине адской. — Что ты наделал?! — Хаябуса не смог скрыть страх и непонимание, окатившие его сознание ледяной водой. В искаженных в пламени людях, юноша узнал членов клана Алой Тени, мирно существующих в сокрытом от мира поселении. — Ты выдал демону… Ханзо. Ассасин бросился к Адским Вратам, напоминающим огромную пасть чудовища с огромными клыками, из острия которых торчали цепи, сковавшие душу заложника. Из жерла вырвалась путы, подобно чахлым стеблям роз, с острыми шипами, набросились на ниндзя. — Госсен, что делать?! — От безнадеги лекарь чуть не плакал, наблюдая, как возлюбленный в одиночку сражается с тварями мрака. — Ты церковный человек, придумай что-нибудь! — Спасти душу можно, убив носителя контракта… Но гнев адских псов не остановить и в смертный час — согрешившего ждёт путь лишь в обиталище демонов. — Молодец, теорию хорошо выучил. — С надменной улыбкой Дариус похлопал. — Пора исполнить мою часть договора. — Наручи на запястьях демона закрутились, обнажив множество изогнутых лезвий, вращающихся с огромной скоростью. — Мой повелитель… — В агонии лепетал Ханзо, боль стала нестерпима, заставляя его визжать, пока пламя медленно жарило живую плоть. — Что же… Опустите… Я… Я не должен умереть! — Ты продал мне душу, возжелав воочию наблюдать страдания младшего брата и крах Алой Тени. Плата — и душа, и жизнь, глупенький. Ассасин жалобно мычал, из-за боли не имея возможности ответить на козни демона. Вся задняя часть его тела превращалась в один черно-бурый сгусток множество кровавых ран и ожогов, можно наблюдать, как запикают пузыри и лопаются, поражая тело новой волной острой боли. — Убейте его, командующий Хаябуса! — Уверенно выкрикнул Госсен, собирая остатки сил, чтобы подняться и побежал в сторону Адских Врат, пока ритуал не окончился и Псы не явились пожирать плоды грешника. — Это единственный шанс спасти вашего брата! — Юноша, борясь с языками пламени, хлестающими по щекам, приближался к заложнику, нашептывая заклинание. —  Взойдите надо мной священные врата, озарите сиянием своим души непокорных и сердце мое защитите от тьмы. Даруйте же спасение грешникам, что обрушить на люд хотят зло. Не пускайте же демонов Райские врата! В противовес огненной пасти воспряло священное сияние, не пропускающее синее пламя. Ханзо ощутил как приятно тепло ластиться по обоженному, потерпевшему человеческую оболочку, телу. Повреждения, нанесённые потусторонней магией в пределах золотистого барьера, медленно затягивались, хоть немного усмирив ту боль, от которой заложник неистово выл, совершенно лишившись рассудка. Госсен свалился на колени, держа дрожащие руки над головой, лицом к лицу встретившись с пастью Адских Врат, золотые цепи, сковавшие барьер, струились рыжей пылью вверх, медленно рассыпаясь, ведь сил у мальчика оставалось не так много. — Почему?.. — Задыхаясь, спрашивал Ханзо, наверняка, от его лёгких остались лишь маленькие обугленные кусочки. И жил он лишь благодаря страшному ритуалу, отныне: его душа, его жизнь — полностью во власти Дариуса. — Почему ты защищаешь… — юноша откашлялся смолой, — меня? — Я поклялся Богу, что не оставлю никого в беде. — Чистейшая магия струилась из израненных рук, даже в Аду, душа волшебника не лишилась света, доброты, благодаря которой наивному мальчику удавалось спасать даже самые грязные, проклятые Дьяволом сердца. — Мой погибший учитель завещал мне помогать тем, чьим сознанием завладел бес. Сквозь оболочку барьера Ханзо наблюдал за сражением брата, что не щадя себя, бросился на Дариуса, ек имея возможности даже ранить противника. Ожоги от священных цепей давно исчезли и кожа демона приобрела причудливый ало-сиреневый оттенок, рубины злобный глаз ярко выделялись во всеобщем пожаре. Хаябуса не отступал, не смел проявить слабость, видя, как пеплом становятся старейшины Алой Тени, как заживо сгорают дети в объятиях матерей, как медленно погибает родной и единственный брат. Ассасин сражался за правду, которую клялся защищать, возглавив в шестнадцать лет клан, за идеалы, передаваемые праотцами из покон веков. Давняя рана открылась и по молочной руке, свободной от кимоно стекала кровь, несмотря на боль, ниндзя крепче сжимал рукоять, срываясь с места, продолжая атаковать. Дариус без усилий отбивал удары противника, буквально танцуя над огнём, охватившем все вокруг. — Ты не оправдал наших надежд. — В голосе Хаябусы раздались хриплые голоса старцев. — Слабак. — Шептали все вокруг. Из пламени проросли тени, формируясь в черные, лысые деревья, ставшие углём, без капли жизни. В стволы их вросли тела стариков, женщин, детей, все, кого ассасин знал и клялся защищать — мертвы. Трупы смотрели пустыми глазницами, открыв рот в последней мольбе, а почкой для деревьев служили обугленные кости и серый прах. — Предатель. — Ты не достоин жизни. — Сгори! Сгори! Сгори! — Кричали хором мертвецы, шелестяще посмеиваясь. — Хаябуса! — Кричал Клауд сквозь иллюзию, видя, как возлюбленный рубит катаной воздух, а Дариуса истерично хохочет, стоя рядом. — Прошу тебя! Услышь мой голос! — Юноша оглядывался по сторонам, не зная, как помочь, от бессилия пав на колени. — Прошу, помогите… Кто-нибудь… Барьер Госсена покрылся трещинами, чрез которые просачивалась синее пламя, обжигая руки волшебника, черные стебли оплели купол, поглощая священное пламя. Золотая пыль сквозь тьму взмыла к небу, юношу отбросило волной от Ханзо, закричавшего от боли с новой силой. — Нет! Небес… — Попытался сказать юноша, барахтаясь в пепле, но сил не совершенно не осталось, перед глазами расплывалась страшная кара, которой священник не мог помешать. Огонь медленно отступал, розовые листья сакуры накрыли собой всё, свежим глотком возвращая героев к жизни. В цветочном шторме Госсен слабо различал силуэт молодой девушки, летящей на зонте сквозь дым и пламя. Чужое волшебство погасило пламя, оставив лишь чёрные поля, залитые розовыми лепестками, перепачканными пеплом. Лишь Врата Ада неумолимо продолжали извергать синее пламя, безжалостно испепеляющее остатки тела Ханзо. Оглушительный вопль из пасти пронзил тела до дрожи, сильный порыв ветра затягивал в жерло все, находящееся в опасной близости к Вратам. Черные цепи натянулись, тело ассасина изломилось, его насильно засасывало в Ад. На его щеку упал один из розовых лепестков, жар не вредит ему, будто цветок тщетно надеялся подарить освобождение пленённой душе. С глаз Ханзо хлынули дорожки кровавых слез, с полёте сгорающие в пекле. Госсен, одной рукой уцепившись за стык между камнями, протянул ассасину руку, из которой тянулась одна единственная золотая цепь, обвившая тело юноши: последняя нить, удерживающая его душу от вечных страданий. Капельки крови оседали на цепи, трещащей со звоном. Самого волшебника порыв ветра затягивал в ад, пальцы, изорвались в кровь, пока юноша пытался удержаться на земле. Дождь лепестков не прекращался, а девушка, сокрытая в сакуре, приближалась к демону, с интересом наблюдающему за происходящим. — Зря ты потревожил мои владения. — Властно произнесла та, и её голос достиг Ханзо, нашедшего в себе силы поднять голову. Град лепестков обрушился на Дариуса, оставляя на его теле множество маленьких ран, густая кровь брызнула фонтаном сквозь розовую фиерию. Хаябуса, попавший в иллюзию очнулся, упав на колени, истощенный до такого, что едва мог подняться и продолжать бой. — Раскайся… — Из последних сил шептал Госсен, цепляясь за землю. — Я не могу… Больше… — Кагура… Принцесса… — Сквозь кровавую дымку заложник смог разглядеть свою давнюю любовь. Кристально чистая слеза упала на цепь, позволяя волшебнику исполнить последнее заклинание. —  Вздымайся к небесам правденика голос… — Сбивчиво шептал маг, отплевываясь землёй. —  к Отцу-Создателю смиренно обращенный, пусти же в мир свой сокравенный душу, что без лукавости и лжи покаялась в грехах при жизни ею совершенных. Прими того, кто в агонии смертельной прощения у люда попросил и те, как ты, Отец, велишь смиренно, погибшего молят к небесам вознести. Яркая вспышка бело-золотого света обратила ночь в день, к небу поднялся струящийся поток чистой энергии, окончательно развеявший все ужасы, устроенные демоном. Лепестки кружили в такт дружественной магии, а сам Дариус застыл в удивлении, как и весь отряд, увидевший настоящее чудо. Цепи, как и Врата Ада, треснули и растворились в энергии настолько мощной, что даже сожженные поля возродились новыми семенами жизни. Демон со своими игрушками исчез во мраке теней, а столп света, в центре которого парил Ханзо, медленно растворялся, сливаясь с множеством звёзд. Цепь, соединившая Госсена и убийцу, треснула, уходя в неизвестность вместе со светом, оба обессиленные пали на землю. Тело ассасина вернулось к прежнему состоянию, сохранив лишь шрамы, некогда оставленные Хаябусой, по щекам юношей текли ручьи тёплых слез. Они немо наблюдали за танцем розовых лепестков, медленно опадающих наземь. Девушка лёгкой походкой подбежала к обездвиженному подчинённому, приподнимая его голову, носом уткнувшись в растрепанные алые волосы. Следом подошёл Клауд, поддерживающий Хаябусу за плечо, не находя слов, чтобы описать пережиток сражение и то количество невероятного, от которого верующие сходят с ума, превращаясь в безумных фанатиков. — Ханзо… — Виновато проговорил ассасин, шатающейся походкой приближаясь к брату, падая рядом с его тело на колени. Дальше юноша не нашел, что сказать, проявлять чувства оказалось куда сложнее, чем испытывать их в укромках души. — Прости… — Юноша болезненно кашлял, протянувшись к руке принцессы и брата. — Вечно из-за меня тебе приходится разгребать дерьмо. Тем временем лекарь в обнимку с Госсеном подошёл к остальным, боясь нарушить хрупкий момент прощания, никак не понимая, от чего плачет его младший товарищ. Хаябуса крепче сжал руку старшего, изредка поглядывая на Кагуру, её бирюзовые глаза остекленели, наливаясь первыми слезами. Ханзо пересекся взглядом с волшебником, и юноша в тот момент покачал головой, получив в ответ слабую полуулыбку. — Я так хотел стать лучше тебя, а в итоге, вечно оказывался спасенным тобой же. — Юноша старался не смотреть прекрасной, седовласой принцессе в глаза, решив, унести свои чувства в могилу, чтобы лишний раз не обременять любимую. — Мразь, как я недостойна упокоения, весь клан Алой Тени пал из-за моей ненависти. Остался лишь один ты… Обреченный восстанавливать все из пепла. — Если бы я раньше заметил тьму в твоей душе… Был бы внимательнее к тем, кто окружает меня, такого бы не произошло. — В чёрных глаза появились осколки слёз. — Мы оба доступны титула эгоистичный тварей, лишённых души. — В который раз всё возложено на тебя. — Ханзо продолжал плакать, медленно закрывая глаза, договаривая последние слова. — Ты всегда был для меня тем, на кого я хотел быть похожим. Хаябуса, защити этот мир… Исполни волю тех, кто верил в тебя. Руки юноши выскользнули, дыхание затихло, а сердце перестало выдавать последние стуки. Ханзо умер с улыбкой на лице, окутанный в свет, окруженный в последние минуты самими близкими, слишком высокая награда для ассасина-предателя. Кагура бросилась в объятия Хаябусы, не скрывая слёз, хрупкими ручками сжимая порванную ткань безрукавой водолазки ниндзя, задыхаясь от пережитого ужаса. Последний лепесток нашел пристанище на холодном лбу Ханзо и прекрасный танец сакуры обернулся горем и смертью — предвестником конца мира на земле. Не находилось слов, чтобы разорвать тяжёлую тишину, и смелости взглянуть в глаза Бога, явно смеющегося над горем детищ своих. Утрата, пережитая ночью — ничто в масштабе грядущего Ада, неминуемо приближающегося на порог хрупкого мира, защищать который больше некому. В тени злорадствуют демоны, ведомые Ланселотом, упиваясь в Адской Цитадели кровью, начавшей заполнять чашу смерти. Дрожат в неизвестности избранные пророчеством, изо дня в день наблюдая, как твари лишают жизни самых дорогих, кто только есть, словно намеренно вынуждая их плясать под шутовскую дудку. Очередная душа пополнила темницу колдуна, ломающего не только волю Госсена, но и его верных товарищей, преследуя мотивы, что не ведомы даже Создателю. Людей насильно разделили с Всевышним, столько лет бездействующим, не отзывающийся на молитвы и сила избранного вовсе Богу не принадлежит, а чему-то светлому, что в последствии обернулось черной вуалью, принимаясь вершить суд над всеми мирами.