Апофаназия грёз.

С воем морского ветра смешался скрип трех, возвышающихся над мёртвой землёй, мачт. Дрожала, на бьющих о скалы волнах, палуба, собранные паруса, перетянутые плотным канатом чуть трепыхались под гнетом утреннего бриза. Доски корабля из засмоленного бурого дерева поблескивали, подожженные вышедшем из мрака солнцем, белая у подножья острова переливалась голубоватым и персиковым оттенками, словно хотела отразить на себе чистоту безмерного неба, обволакивающего уставшие от людей земли. Вкус солоноватого ветра, мелкие брызги капель, достигающий линии земли, оседали на лице, приятно освежая после иллюзорной духоты и тяжёлого боя, сама природа благоволила спасителям, что избавили проклятый остров от демонической власти. Кресты, усаженные гниющими, засохшими, со следами морской соли, обескровленными трупами под апельсиновыми лучами, медленно выгорали; мелкие частицы чёрного пепла, как сгоревшая бумага, рассыпались по острову. Трупный снег усеял каменистую поверхность серого острова, где лишь бесформенные камни и острые пики являлись украшением равнинного рельефа. Где-то за облаками парил древний храм, в разрезах которого струились голубые реки, чей след оставлял на небесной поверхности лёгкую дымку, искрящую бесплотными алмазами, никаких следов величественной чистоты не осталось на Шан-Дзы. Непроглядный чёрный кратер в центре острова стал единственным доказательством наличия на безжизненной земле следов человека, на скалистый поверхности не нашлось даже земли, где могла бы зародиться трава, только острые пики со следами запекшейся крови и трупный пепел, разносимый ветром по равнине и бушующей поверхности моря. Глядя вдаль, где линия ребристого, залитого льдом и пламенью, океана соединялась с лазурно-синим, украшенным только бледной луной, небом ждала неизвестно, целый необъятный мир полный зла и чудес, жизни и смерти, всего того, что создаёт человеческую жизнь, познать который желание каждого, кто хоть немного осмеливается выглядывать за грань собственного страха. Непременно хочется узнать, что скрывается за таинственной линией, куда взор не достаёт, познавать легенды мира, в котором рождён. В безмятежности морского рассвета трудно поверить, что миру угрожает тьма, что божий сын свободно разгуливает по земле, словно обыкновенный человек и вскоре окутает руками погибели каждую травинку и каплю человеческого дома. Кружащий в воздухе пепел выгоревших на солнце тел бил в глаза, словно песчаная буря, мелкие частички безвкусных обрывков некогда гнилой плоти забивали дыхательные пути. Тело падшей Алисы давно превратилось в дымящееся смолянистое пятно, чьи пузыри вздымались и лопались от температуры и солнечного света, медленно исчезая, оставив на камне только обуглившийся слой пыли. — Смотрю, вам крепко досталось. — Заметил внезапно появившийся Грейнджер, рассматривая своих изнеможённых спутников. Взгляд юноши задержался на Хаябусе, что на последнем из дыханий удерживал сознание, дабы не провалиться в забытье. — Вы с этой богомерзкой демонессой до полного истощения сражались? — Нет, всего лишь выполнили титанический объем грязной работы для твоего пафосного дебюта. — С иронией сказал ассасин, имеющий силы на то, чтобы брюзжать ядом в своих спутников. — Считай, что ты рассчитался за спасение своей жизни на одну треть. — На снежном лице Хаябусы проскользнулся нервно-болезненная ухмылка, кажется, что после утраты большей части сил, юноша был не в себе. — Ты не в том состоянии, чтобы говорить мне о долгах. — Раздраженно фыркнул охотник, обратив взор к небу, от чего из глазниц пропали зрачки. — От меня даже полумертвого толку больше, чем от тебя с полным вооружением. — Словно в бреду, ассасин продолжал плеваться кислотой в своих спутников. — Хая, перестань. — Подавленно протянул Клауд, крепче сжимая болевого товарища за талию, чтобы убийца попросту не рухнул от изнеможения. — Никто не сомневается в том, что среди нас ты сильнейший. — Затем, чтобы увести разговор на нечто более полезно для общего дела, юноша перевёл вопросительный взгляд на корабль, мачты которого возвышались над береговой линией. — В Най нет своего флота, где ты взял корабль? Императорский дворец в день, когда группа Хаябусы покинула Кагуру. Беспокойно в столице протекала жизнь после визита иностранных гостей, для жителей Най чужеземцы, пришедшие в из изобилующие плодородием земли приравнивались к демонам, многие крестьяне полагали, что чужаки приносят в страну собственные беды, чем отравляют благородные поля, леса и реки. Сплетни, обросшие неслыханными заговорами и подробностями достигли каждого дома в самых отдаленных деревнях и поведение юного господина Линга подстегивало застывших во времени крестьян начинать боятся, как бы бес, приносящий изменение вековых традиций, не угробил их дома и безмятежную жизнь государства, что напоминала, закружившийся в беспеременном цикле, ручей. Шоком для обитателей Йоума стала новость о том, что император покидает Най, отправляясь к варварам, какими большинство жителей, особенно, из числа верховных феодалов, считали людей за Пылающими Землями. Буквально все министры носились по светлым коридорам дворца, будто искупавшись в чане со кипящей смолой, разного рода стареющие мужи, облаченные в неброские кимоно, бегали из покоев в покои, суетились, перешептывались, не в силах поверить, что Линг, без того неуправляемый, собирается оставить обезглавленной столицу. Подобной нестабильной и прогрессивной политики Най не помнила со времён забытого столетия, как и большинство других государств, сохранившихся только основы культур, но никто из королей не спешил проводить реформы, поголовно потакая церквям и храмам, в страхе перед богом, правители сделали духовенство всемогущим институтом, от золота которого меркла даже сама богатая государственная казна. В противовес всему храмы родины Линга никогда не славились пышностью и богатством, ведь чаще всего служили пристанищем для нищих, путешественников и ассасинов, двое последних часто промышляли грабежом, пока юный император не решил медленно превратить наёмников, славившихся алчностью и независимостью, в государственную армию, нанимая ассасинов на пожизненной основе и те, кто рождались в столице — там и обучались. — Ох-ох-ох, — лепетал один из министров, не успевая за молниеносными метаниями Линга. — Ваше сиятельство, одумайтесь, как народ наш без вашей руки. У вас наследника нет, а благородный отец принцессы Кагуры очень болен… Ежели вас не станет, кому оберегать наши земли? Невежество варваров проникнет в Най, стоит открыть пред ними двери, пока наши мудрецы хранили крупицы истории — другие народы уничтожали их, обложились каменными стенами, спрятались за стальными врагами и тонут в своих помоях. Что же вам не мило здесь, в Йоуме? — Зачем вы называете трусами других, когда сами боитесь взглянуть на мир? — Отстранённо вопросил император, расхаживая по широкому залу, в углах, под сводами алых столбов, украшенных позолоченной резьбой в виде переплетающихся квадратных линей, толпился дворцовый люд. — Чего вы боитесь? — Юноша внезапно остановился, сложив руки на поясе, неведомое чувство терзало его душу, он колебался, ведь не был уверен, что предположения Клауда о колдуне, которые сообщил Сесилеон — достоверны. Ощущение незавершенности не давало покоя. — Рассчитывая только на внутренний рынок нам никогда не сделать нашу страну лучше, находясь в собственной клетке мы в ней же и погибнем, пока другие страны активно ведут переговоры друг с другом, развиваются, конкурируют, заимствуют технологии. Дойдёт война до нас и кто защитит людей — ассасины, коих мало, отрады феодальной охраны, каждый из которых привык к чем-то определённому. Момент, когда Пылающие Земли перестанут быть непроходимой пустыней смерти — вопрос времени, день, когда тысячи военных кораблей появятся на горизонте — не так далёк, как вы думайте. — Лингу порой казалось, что он бросает слова в воздух и те, невидимыми волнами, разбиваются, ударяясь о стены. — И как я, не зная традиций и нрава других стран, буду вести политику, как откупаться или ставить условия в случае войны и, кто, не зная Най и её императора, захочет заключить с нами союз. — Ваше сиятельство, пока в Восточном Най тяжёлая ситуация, вам стоит умерить ваше рвение на политическом поприще. — Заметил кто-то из советников, боязливо высказывая своё мнение. — Кагура, если не заключить брак, потеряет юридическую власть над землями, начнётся смута. Ох, Боги, даруйте Най благополучие. — Я не единственный кандидат на роль супруга принцессы. — Скептически махнул головой император, сложив руки на груди, в его спокойном голосе проскользнула нотка желчи, любой разговор о свадьбе выводил юношу из равновесия. Пусть брак и являлся формальностью, но Линг, всякий раз думая о женитьбе с Кагурой переполнялся чувством стыда, он слишком уважал девушку, чтобы относиться к ней, как к формальности и не желал ей участи нелюбимой жены, а уважение — не самая веская причина, чтобы разорвать связь с Сесилеоном, что априори неприемлема в знатном мире. Юноша ещё не считал себя настолько прогнившим и коварным, чтобы жениться на дочери мелкого феодала, а потом убить её ради собственной выгоды и полной свободы действий. Закон о престолонаследии угнетал Линга, институт семьи, браки по расчёту приводили его вольную душу в неистовое бешенство, иными словами, ненавистный закон о наследовании трона император мечтал уничтожить, считая, что народ сам волен выбирать правителя по душе и ситуации в стране. Юноша, поджав губы, собирался отдать приказ о том, что избранный им кандидат займёт место отца Кагуры, чтобы соблюсти юридические формальности и оставить принцессу при её имуществе, позволив управлять своими землями в тени императорской куклы, но его прервали. — Ваше Сиятельство. — В зале неожиданно появился один из ассасинов, патрулирующих границы города. — Пойманный чужеземец утверждает, что знаком с вами и требует личной встречи. — Приведите. — Без страха приказал Линг, слыша бесконечный шёпот и переговоры советчиков, неодобрительно качающих головой, в то время, как дворцовые обитатели предвкушали встречу с чужеземцем, гадая, как же поступит император. Увидев Грейнджера, покрытого влажной пылью и потом, в сопровождении наёмного, юноша изумленно вскинул бровь, слегка растерявшись неожиданному возвращению. Демонстративно взмахнув рукой, Линг приказал освободить гостя и ассасины, исполнив волю господина тут же исчезли, скрывшись в застывших на полу тенях. — Пошли. — Потребовал император и покинул зал, удостоив приближенных кротким взмахом руки. Господа министры, услышав новость об отъезде правителя устроили в стенах дворца настоящий театр драмы, очень докучающий Лингу, которому сейчас очень хотелось расслабиться и получить хоть у кого-то одобрение, а не страх и осуждение, изливающийся из ртов, как река по весне, всех приближенных. Юноша не отвечал на немые вопросы, написанные на уставшем лице охотника, проходя по лабиринту одинаковых коридоров, он не обращал внимания на встречных слуг, застываших в покорном поклоне и на творящуюся суету вокруг, словно не слышал скрип досок, тихий шёпотом и глухие звуки ударов тренирующихся ассасинов. Открыв одну из дверей, где лёгкая белая дымка и тёплый влажный воздух обволок лёгкие, император выдохнул накопившуюся желчь, аромат цветов и масел пьянил утомленный рассудок, а в дымной пелене проскальзывали очертания горячих источников. В небольшом открытом пространстве находился окольцованный камнями пруд, вокруг которого на полу из выточенных камней стояло множество ароматических палочек, создающих благоухание весеннего сада, от чужих глаз купальщиков защищал плотный забор из тонких брёвен, только кроны лип и кедров прикрывали вершины. Линг, проведя тонким пальцем вдоль корпуса, сбросил мешающую рубашку, застегивающуюся с помощью множества скрытых петель, дымная пелена сглаживала острый силуэт плечи, как и усталость на его лице. Следом и остальные одеяния полетели на влажный пол, оставив императора без всякой защиты, абсолютно нагим и открытым для взора чужих глаз. Невинно потянувшись, юноша осторожно, кончиками пальцев ног потрогал воду и сел, погрузившись в горячий омут по колено, приятная волна мурашек от перепада температуры обдала тело. — Ваше Величество, прошу прощения… — Грейнджеру от подобной откровенности стало неловко, посему он, покрывшись лёгким румянцем, словно дева в первую брачную ночь, отвел взгляд в сторону, нервно переминаясь с ноги на ногу, изредка поглядывая на изящное тело императора. — Что? — Проницательно вопросил Линг, обернувшись через плечо, в сиреневом прищуре таился сокрытый смысл, словно юноша видел и понимал гораздо больше, чем говорил. — После дороги тебе нужно помыться, а мне — расслабиться. Королевская купальня — единственное место в этой стране, где я могу отдохнуть от маразма этих стариков и где ты, не боясь, можешь рассказать мне причину внезапного визита. Вопреки своей грубости и оттенка развязности, охотник осторожно снял плащ, расхлябанную рубаху, множество ремней и подтяжек, на которых держалось оружие, аккуратно сложив всё в стопку. Неуверенной походкой Грейнджер добрался до источника, как-то по-ребячьи стесняясь пронзительно взгляда, весь сжимался и усевшись в стороне от правителя, свёл тонкие, теряющиеся в пару, ноги. Линг с печальной усмешкой наблюдал за действиями гостя; не удивительно, ведь кто признает в императоре друга или хотя бы обыкновенного человека со своими радостями и горестями, как и сейчас свободный от законов охотник трепещет пред тем, кто не ограничен во власти. Окруженный лестью и лицемерием юноша чувствовал себя невероятно одиноким, не имея право сказать, что ему больно или грустно, не имел право на сочувствие, ведь по мнению всех окружающих правитель — обязан быть счастлив всеобщему уважению и богатству. Дух смерти с рождения следовал за Лингом и если бы не страх феодалов, легенды, демоны, боги, то император давно был бы мёртв, а страна — канула бы бесконечные войны за власть, ассасинам он верил больше, нежели своим подчинённым, ведь первые не передадут того, кто щедро платит им. — Вы выглядите иначе. — Скомкано подметил охотник. — Возможно. — Линг скользнул по гладким камням, погрузившись по плечи в воду, мягкую и тёплую, как пуховое одеяло. — Сейчас меня интересует причина, заставившая тебя вернуться. — Демон, от которого вы спасли меня ночью. — От смущения и сладострастных воспоминаний Грейнджер покраснел и рухнул в воду по самый подбородок, ощущая как острые глаза императора неторопливо проходятся по каждой странице души. — Преследовал нас и по дороге… У меня есть основания полагать, что колдун, напавший на нас — в Цериме и правит под именем Ланселот. — Демон сообщил тебе? — Задумчиво поинтересовался юноша, чувство тревоги медленно нарастало и теперь ему нашлось объяснение, некто ведёт игру с целыми мирами. — Да. Ещё сказал, что Ланселот заключил с ним сделку восемьсот лет назад, обратив человека в демона, а второму, с кем заключил — даровал вечную жизнь и наказал демону: если в мире появится душа, что по чистоте сравниться с моей — убедись, что она не станет препятствием для моей цели. — Не слишком смело рассказал охотник, сам слабо доверяя истории врага, но и логичных оснований считать, что Дариус солгал — не было. Демоноборец уверен в одном, адская тварь будет честна, ежели договор связан с информацией. — Демон, преследующий нас — отныне правит преисподней, а это значит, что Ланселот заключил союз с тварями мрака. — Я слышал похожую историю от другого существа. В любом случае, рассказ демона не дает ничего кроме новых вопросов, намерения колдуна до сих пор мне не ясны, очевидно одно: его сети плотно оплетают не только наш мир. — Линг постукивал тонкими пальцами по камням. — Храмы — печати очень мощного древнего заклинания, не имеет значения оставим мы всё как есть или укрепим печать — Ланселот выигрывает, как бы мы не поступили. — И что ждёт человечество? — Будущее неведомо мне. — Император задумчиво посмотрел на бездонное небо, чьи тайны скрывались за пеленой облаков, словно белые гиганты скрывали люд от зловещих глаз Создателя. — Те, кто приоткрыли нам завесу тайны о прошлом, даже они не представляют, какая судьба уготована человечеству и им самим. Не остается ничего кроме веры, веры в избранного. Грейнджер позволил себе смешок, пропитанный иронией, ведь в действительности каждый, кто знал Избранного лично, не представлял, как в существо настолько слабое можно верить, сам правитель говорил о вере только ради успокоения. — Не человечество избрало спасителя. — Спокойно продолжил Линг, игнорируя скептический настрой гостя. — Какой пусть изберет Госсен в будущем, каким мужем станет и как развернутся события — не ведомо никому. — То есть? — Воды горячих источников расслабляли тело охотника, блуждающий запах тысяч цветов и масел пьянил, перед глазами образовалась мутная плёнка. Тянуло на откровенность, словно Грейнджер оказался в руках искусного инквизитора или судебника, способного вытягивать сведения без применения физической силы. — Ежели у вас есть план — поделитесь им. Вы не кажетесь слепо верующим человеком. — Люди склонны считать, что одной веры достаточно для жизни, если не переставать молиться, то счастья непременно опуститься прямо на распахнутые ладони. Слепая вера — плохой признак, это естественно, но вера и стремление к цели — прекрасное явление, когда веря в чудо, человек продолжает движение по дороге судьбы. Я не верю, что Госсен справится со своей задачей сейчас, ему не под силу одолеть колдуна, но… Я хочу верить, что он будет способен на это в будущем. Причина малочисленности вашего отряда не только в том, что маленькая группа незаметнее и способная действовать быстро, истинная цель — совершенно другая: добиться преодоления текущего предела способностей путём того, что отряд большую часть времени будет балансировать на границе между жизнью и смертью. — Восстановив внутреннее равновесие, Линг поднялся, в пару чётко проглядывался силуэт его тонкого тела, влажные волосы лентами струились по шее, казалось, словно древний Бог опустился на землю, окруженный белоснежными облаками: величавый и прекрасный. — И вы пошли на подобный риск? — Удивлённо вопросил охотник, хода мыслей императора он понять не мог, всё же юноша никогда не отличался светлым умом. — Риск, основанный на вере… Звучит нелепо. Наша безопасность — второспетена для вас? Половина отряда не владеет особыми навыками, ни у меня, ни у Клауда нет волшебной силы, мы люди со своим пределом возможностей. — Разве для тебя отсутствие магии всегда было слабостью? — Повернув голову, спросил император, веки прикрывали глаза, от внимательного взгляда сиреневых глаз невозможно скрыться, словно юноша насквозь видел гостя, знал каждую часть его биографии. — Ты избрал путь охотника, путь войны с тьмой, не имея магии, что мешает тебе продолжить этот путь? То, что ты слабее кого-то? С течением времени в любом случае появится человек, способный превзойти тебя, никому не избежать этого: ни мне, ни тебе. Верно, я не обеспечил вам безопасность, на которую вы рассчитывали. — На мокрое тело Линг натянул кимоно, поманив жестом руки охотника. — За моей душой огромная империя, из двух составляющих возможной войны, я не могу полностью поставить всё только на одну из них. Если бы лучшие воины Най отправились сопровождать избранного, то в случае неудачи я бы потерял и вас, и страну. — Против кого вы готовитесь воевать? Против Церима? Мы слепы перед врагом, а он видит нас, словно люди перед ним бегают по скошенному полю, спрятаться негде. Мы не смогли сразить даже демона, куда нам тягаться с существом, создавшим наш мир? Даже приближенные к Ланселоту не знают, что этот дьявол задумал, как людям противостоять этому? Всё равно что кидать в небо дохлого ворона в надежде, что птица взлетит. Сохранив армию, вы лишь оттяните момент краха нашего рода. — Решился высказать предположение Грейнджер, горячая вода и отдых дурманили рассудок, что юноша позабыл перед кем находится. — Возможно. — Без упрёка молвил император, пожимая плечами. — Незнание действий противника — часть и любой мной войны. Предположу, что наши с Ланселотом цели в конечном итоге могут совпасть, ежели произойдёт это, то человечество получит могущественного союзника. Если бы колдун желал уничтожить людской род — свершил бы страшное намного раньше, до появления потенциального противника. Мы лишь приоткрыли завесу, истинная цель происходящего не подвластна воображению смертных. — Вы хотите заключить союз… с этим… — Скривился Грейнджер, укутавшись в потрёпанные одеяния. — Вы — безумны! — Такова политика. — Холодно заметил Линг, покидая блаженный храм одиночества и спокойствия. — Я отправлюсь в Церим, там и состоится наше следующее свидание, на Вороньем мысе, где проходит морская граница Церештайн. Когда встретишься с Хаябусой, передашь ему мой приказ немедленно отправиться с отрядом к Вороньему мысу. — Да, но как я их догоню без знания местности?.. Тем более, придется преодолеть весь восточный континент до ближайшего морского порта. — Хаябуса сейчас должен быть на пути к острову Шан-Дзы, перехватишь их там на моем корабле. — Значит, мы встретимся с Господином на Вороньем мысе. — Подтвердил Хаябуса, когда путники поднялись на палубу, где без устали трудились матросы. — Исходя из полученных сведений я ожидал подобного приказа. — А то, что император планирует заключить союз с чудовищем, что пыталось убить нас несколько раз — тебя не смущает?! — Клауд полностью разделял мнение Грейнджера о безумстве Линга, лекарь в корне не хотел соглашаться на сотрудничество с колдуном, какие бы перспективы или разрушения оно бы не принесло в будущем. — Не ты ли говорил, что наша первостепенная задача уничтожить Ланселота?! — От этой цели никто не отказался. — Уставший ассасин облокотился на корму, наблюдая за тем, как умелые моряки быстро расправляют паруса, а капитан без устали раздаёт команды. — Политика моего господина нас не касается. — Не понимаю. — Клауд не унимался, продолжая спросить с изнеможённым ассасином, казалось, после тяжелой битвы сила била из юноши через край. — Ты хочешь отвести нашего Госсена в логово охотника? Так сказать, подарок ради будущего сотрудничества?! Ты, конечно, сильный, но тактик и политик из тебя, ну, прямо молвить, никакой. — Интересно, что трусливый лекарь собрался противопоставить спустившемуся с небес ангелу, чья цель убить Бога? — Хаябуса побледнел, белки глаз налились кровью, казалось, черная слизь сочится из его тела, а внутри — ничего кроме тягучего омута ядовитой нефти. — Я защищаю вас по приказу господина Линга, это единственная основа, на которой существует союз между нами, ежели приказ господина противоречит предыдущему я в любом случае исполню его, так что перестань брать в расчёт личные отношения. Ты не в том положении, чтобы влиять на чужие решения. Госсен с опаской смотрел на противостояние товарищей, с появлением наёмника вся гармония в группе исчезла, оставив постоянное напряжение и страх сказать лишнего. Истинных мотивов лекаря волшебник понять не мог, не представляя, какие глубокие личные чувства Клауд испытывает в убийце, чья душа представляла из себя сплошную ледяную пустыню. Воздух накалился до степени того, что при каждом вздохе лёгкие наливались свинцом, постоянный страх, споры и навязчивое ощущение смерти сводили всех с ума. Никто из путников не представлял коней путешествия, каждый с опаской приветствовал рассвет, будто по истечению одной из лун окажется, что весь мир — гигантский амфитеатр с одним наблюдателем в лице Ланселота и тот, зловеще улыбнувшись, дёргает за нити. — По крайней мере я не бесчувственная марионетка! — Громко заявил Клауд, предела наглости юноши не увидеть даже орлиным зрением, словно брошенные им слова навеки останутся безнаказанными. — Я пытаюсь думать своей головой в отличии от тебя! Разве не понимаешь, колдун манипулирует нами, даже Лингом и мы знаем лишь то, что Ланселот позволяет нам узнать, чтобы ему было легче скоординировать, предположить наши дальнейшие шаги! — И что? — Ассасин отозвался безучастно, слова лекаря имели смысл, но задеть бездушного Хаябусу, обуздавшего всякие эмоции они не могли. — Поступим по-иному — думаешь, он не узнает? Не тебе говорить о манипуляции, у тебя нет родины, дома, ничего за плечами кроме бесполезных скитаний по миру, что отвергает тебя. В отличии от тебя, у меня есть обязанности перед императором и кланом, который я, как глава, обязан защищать. — Только тебе нечего будет защищать, если колдун, божий сын, черт его побрал, доберётся до Госсена! — Юноша обхватил голову руками, судорожно раскладывая имеющиеся факты и каждый раз не хватало маленькой детали для создания полной картины, нечто Клауд постоянно упускал из виду, ускользающая нить вырывалась из его рук, унося в пучину кровавой неизвестности. — Он намерен сделать наш мир полем битвы. Что если… Если мы посетим все храмы, то лишь усугубим ситуацию, ведь не представляем с каким волшебством столкнулись. Заключив союз с существом настолько могущественным, мы навлечем на мир кару. — Так же как кару, союз может гарантировать защиту определённому кругу людей. В войне жертв не избежать, но правильное распределение сил способно уменьшить их число. Ты не поймёшь решения господина по одной причине: неспособность отбросить личную неприязнь, в политике нет друзей, врагов, только временные союзы или конфликты. — Хаябуса смотрел на морскую гладь, белую пену волн, разбивающихся о днище корабля, слушая шелест парусов и ветра. — Разговор окончен, больше никаких возражений я выслушивать не намерен. — Не окончен! — Крикнул лекарь, развернув товарища лицом к себе. — Хватит затыкать меня каждый раз, когда у тебя заканчиваются аргументы! Говоришь, политика — не наше дело?! Но корабль движется в направлении политической интриги! — Что ты хочешь услышать? — В глазах ассасина застыла усталость, после происшествия на острове юноша истратил последний запах сил, с немым приказом замолчать он смотрел на товарища. — Не безразлично ли тебе хоть что-нибудь! Хаябуса не посчитал нужным ответить, отвернувшись к морю, юноша молча глядел на переливающуюся бирюзовую поверхность, ловил лицом брызги солёной воды. В душе эмоциям не находилось места, юноша не испытывал всеобщего чувства обречённости, приняв истину в том виде, в котором она явилась миру, перед колдуном ассасин не трепетал, зная, что существует лишь два исхода: победа или поражение, зависящие исключительно от способностей и умений обоих врагов. Единственной заботой Хаябусы стало восстановление утраченного резерва сил, выброс колоссального количества волшебной энергии мог разорвать его тела на бесформенные кусочки мясистой плоти, выдержит ли организм в следующий раз — наёмник не ведал. Вероятнее, что второй раз кончится погибелью для юноши, поджимало и время, несколько лунных циклов требовалось для полного распределения магии во всем резервуарам, созданным печатью, подобное волшебство требовало невероятной точности и концентрации, а в окружении стольких внешних раздражителей и критической ситуации восстановление прежнего могущества с ювелирной точностью — невозможно. Надув губы, ругнувшись себе под нос несколько раз, Клауд оставил ассасина наедине с мыслями, самому лекарю выдалась редкая возможность спокойно разобраться в сложившейся ситуации. Как бы юноша не желал признаваться самому себе, он зависел от силы Хаябусы, у обычного человека нет возможности вступить в равное сражение против мифического существа, тем более, у человека, который не имеет представления о том, как убивать ту или иную тварь. Даже в сравнении с демоноборцем, Клауд мог считать себя слабым звеном, в каждом предыдущем сражении именно он стоял за спиной товарищей, а его медицинские навыки, не укрепленные волшебством становились практически бесполезными. Багаж знаний, которым юноша руководствовался — использовался исключительно в теоретических целях, казалось, конец неизбежен. С отстраненным выражением лица Грейнджер наблюдал за действиями участников окончившейся перепалки, слушая Хаябусу, юноша словно вернулся на несколько дней назад в королевские купальни, где император приводил похожие аргументы. Охотник рискнул предположить, что жители Най, на удивление, достаточно скользкие и действуют исключительно в интересах родины, а судьба остального мира, людей их не касается, и пусть горит всё черным пламенем, но земли наши благословлены Богами. Холод, с каким ассасин вёл себя с союзниками, оставил в сознании Грейнджера отпечаток, гадкая часть его сознания мечтала узреть гримасу страдания на фарфоровом лице наёмника, ощутить его страдания от потери, чтобы хоть на мгновение сбросить бездушного человека к подножью Ада на земле. Молчать о трагедии в деревне ассасинов уместнее, после тяжёлого путешествия и битвы мало, кто захочет услышать о том, что родной дом уничтожен, неизвестно, как Хаябуса привыкший к полному контролю над ситуацией воспримет новость о том, что в его отсутствие всё, что он защищал — разрушено демоном. Шум волн успокаивал, попутный ветер гнал корабль, натянув паруса до упора, неровные очертания земли остались за горизонтом и только бесконечная водная гладь стала вечным спутником, бескрайняя, статичная и пугающая массивностью. Скрипели на палубе доски, из трюма доносилась ругань, где-то смеялись матросы, за горизонтом неустанно следил молодой юноша, забравшийся на мачту. Впереди экипаж приветствовало чистое небо и спокойная вода, казалось, ещё пара минут и береговая полоса разорвёт бирюзовое марево, добавит однородному ландшафту много оттенка, разбавив приевшуюся глазам картину, но лишь игра золотых лучей на волнах услаждала взор. — Демон, преследующий нас, разрушил деревню ассасинов и… Убил всех. — Полушепотом сообщил Грейнджер командиру, изворачиваться, чтобы мягко подавать факты охотник обучен не был и совершенно не представлял, какую реакцию новость о трагедии может вызвать. Хаябуса воспринял новость с присущим хладнокровием, лишь тело сокрытое под многослойной тканью одеяний видимо напряглось, вспоминать о ночи пожарища совершенно не хотелось. Как глава клана Алой Тени, Хаябуса прекрасно знал, что в деревне находились старики и дети, боеспособных наёмников разбросало по всей Най, и убийство слабых, неспособных себя защитить, людей вывело юношу из состояния привычного равновесия, особенно, от понимания того, что убийство — дело рук погибшего брата, что продал душу на растерзание демона. Ассасин упорно не желал вспоминать о произошедшем, забыть, как тысячи кошмаров, что он повидал, как забывал трупы и пролитую кровь. — Мне давно известно. — Грубо отрезал Хаябуса, не отводя зловещего взгляда от моря, никто не мог прочесть, что таилось в чёрных глазах, во всей тьме, сформировавшей непроглядную пучину. — Извини. — Смущённо выдавил охотник, рефлекторно сделав шаг назад. — Я был там, но… Мне жаль. Я прибыл слишком поздно. — Не оправдывайся за то, что изменить не мог. Трагедия случилась из-за эгоизма человека, не способного достигнуть своей цели без помощи демона. Безучастно Госсен стоял в стороне, стараясь не замечать происходящего, от усталости у него тряслись конечности и юноша обессиленно рухнул в тень мачты. Собственная судьба не волновала волшебника, на небесах всё решили за него, сил бороться с навалившимся у мальчишки без твёрдого характера и воли, не имелось. Кошмары, ангелы, демоны и истинные замыслы Создателя — Госсен, как и любой человек, не готов к настолько масштабным событиям, трудно вообразить, как один мир можно спрятать заклинанием, не вообразить, что Ад и Рай — далеко не воплощение абсолютного зла и абсолютного добра и справедливости, тем более, юноше, воспитывающемуся в стенах церкви. Волшебник помыслить не мог о том, что Великий Господь желает уничтожить людской род, что сын его царствует на земле столетия и мечтает о мести, никакой маг, рождённый человеком вряд ли способен понять малую долю истины о существующих мирах. Каждый рассвет Госсен встречал в агонии, магия, какой бы чистой она не была по своей природе — разрушала своего хозяина, заставляя тело и сознание мучиться. Потаенным желанием юноши стало избавление; плевать, что сотворит колдун с родом людским и с ним самим, пусть пламя мести уничтожит хоть все миры, лишь бы смерть спасла от боли, унесла в далёкий чертог неизвестности, где вакуум и пустота. Излишне верующий, Госсен не мог признаться себе в мыслях, заставляя себя терпеть, страдать, как на небесах велели, ведь упокой ждал наверху и блаженное наслаждение даровано каждому, кто злодеяний не совершал и жил по чести. Мир, где волшебник рост, истины, тексты священных писаний и страх перед Богом — всё разрушило чьё-то проклятие, Луна, коей вздумалось поиграть с мальчишкой, оставив за собой муки и вопросы, ответы на которые никто из живых не способен дать ответ. Просить о чуде больше не у кого, Госсен, столкнувшись с угрозой яснее всех понимал, что мир обречён и спасение не придет с небес, наоборот, со всей яростью Создатель обрушит накопленный гнев на, спасённых восемьсот лет назад, людей. Вера товарищей — теперь единственное, что заставляло юношу жить, бороться, ведь больше Бога он боялся не оправдать ожидания окружающий его людей, волшебник был слишком слаб морально, чтобы избрать свой путь, рискнуть отдаться во тьму, живущую в его теле, разорвать порочный круг еженочных пыток. Гиперболизированное чувство справедливости и добра главенствовало в восприятии окружающего мира, Госсен казался воплощением всего светлого в мире, нездоровый героизм, детская наивность и полное отсутствие эгоизма — наверное, то, что делало его избранным, юноша чётко разделял все на добро и зло. Смерть Акая сильно подломила волю юноши, он не имел права подвести человека, подарившего ему кров и пищу, отдавшего свою жизнь ради веры в избранного. — Почему ты молчишь, речь ведь идёт о твоей безопасности. — Недовольно спросил Клауд, остыв от перепалки, отсутствие поддержки со стороны, ради которой и состоялось путешествие, раздражало упертого лекаря. — Ты осознаешь, что с Ланселотом тебе придётся столкнуться лицом к лицу, ещё раз, и ты не проснешься. — Этой встречи не избежать. — Обречённо молвил волшебник, наблюдая за течением облаков. — Оттягивать её не имеет смысла, каким бы сильным я не стал, боевой опят тысяч лет мне не превзойти. Кроме Ланселота, более никто в мире, не даст нам ответы, не укажет конечную цель пути, по которому мы следуем. — А если он тебя убьёт? Чтобы Хая не говорил, ключевое решение за тобой. — Всё в порядке, если император Линг отдал такой приказ, у него есть какие-нибудь идеи. — Госсен мягко улыбнулся. — Мужчина, беседовавший с нами — близкий человек господина, он мог рассказать то, на основе чего император принял решение о визите в Церим. Мы ещё точно не знаем, действительно ли колдун и король Церештайн ‐ одно и тоже… Командир Хаябуса согласился с приказом, потому что доверяет и уважает своего господина. — Как тебя ещё не убили с твоей-то наивностью? — Усмехнулся Клауд, глядя на большие, обрамленные густыми ресницами, влажные глаза мальчика, на изумленно приоткрытый рот, лекарь не мог злиться. — До сих пор не могу поверить, что ввязался в столь необычное путешествие. Скажи, как вы живёте в мире, где происхождения половины обыденных явлений не можете объяснить? Не получается у меня полагаться на веру, оборотни, вампиры, демоны, простите науки, сын Бога, их существование аномально, противоестественно, по крайней мере, в мире людей. — Я рос в церкви, поэтому наукам не обучен, только письму и грамоте. Наверное, я не такой любопытный, как ты и привык принимать любое явление, как данность, не зная природу происхождения волн или дождя… — Несмотря на происхождение, Госсен не был упёртым священником, отрицающим явления, не связанное с Создателем и никогда не был против принять иную точку зрения, из-за магии он всегда отличался и прекрасно понимал, каково иметь и знать то, чем не обладают другие. — Могу объяснить, если захочешь. — Конечно. — С радостью согласился волшебник, одаряя Клауда искренней улыбкой. — Только дай мне время, чтобы немного восстановить силы. Шан-Дзы и земли Най остались далеко позади, вокруг короля с королевским гербом на парусах не было ничего, кроме сплошного синеющего марева. Бескрайний океан уходил на бесчисленные лье по всем сторонам света, оказавшись намного больше, чем твёрдая земля, только шелест волн, ветер — ничего больше услышать в бескрайнем пространстве невозможно. Казалось, жизнь исчезла на этом полотне, птицы встречались все реже, а после — пропали окончательно, солнце лениво текло вдоль небес, скучающие в затишье отбросы, рассевшись по каютам, на палубе громко разговаривали, стараясь побороть окружающую тишину. День тянулся непривычно тоскливо и долго, путники, привыкшие к быстрому ритму, изнемогали от безделья, долгий отдых стал равносилен пытке, каждую секунду приходилось ждать врага, а время, будто играясь, растягивалось, образовав цикличный круговорот, не подлежащий изменениям. Из трюма доносились песни, стук ног и громкий смех, а пассажиры чувствовали себя чужими на корабле, не понятны им радости погожего дня, благоприятного ветра и солёных брызг. Мир продолжал беззаботно существовать, любые угрозы чудились мифическими, не существует волшебства, что в мгновение сотрет вековую историю. Клауд, хорошо знакомый с морскими терминами, быстро освоился на корабле, показав себя прекрасным навигатором, а его знания о погодных явлениях поразили даже капитана, единственного члена команды, нанятого за пределами Най. Увидев карты, оставленные Лингом, юноша объявил: добраться до места назначения с такими проблемами будет невозможно, так же, лекарь указал на то, что пересекать океан по прямой — слишком опасно, прекрасно зная о факте, что в сердце океана бушует огромный водоворот, созданный мощными подводными течениями. Курс изменили в полдень, когда возможно по падающей тени определить стороны света. Клауд первым адаптировался к бытовым мелочам, а факт того, что корабль, на котором путники плыли — единственное судно в Най, способное преодолеть океан, в следствии чего подготовка команды оставляла желать лучшего и это подарило юноше долгожданную возможность проявить себя. Остальные же пребывали в подавленном состоянии из-за личных трагедий, появление колдуна, Дариуса вынудила юношей столкнуться с тем, что безжалостно рушит их реальность, моральные устои и ценности. Уже неизвестно, кто враг, а кто — союзник, создал ли Бог людей, али Дьявол это был, но последний пал, под натиском Ланселота, тогда как людям противостоять ему. Сам Хаябуса, уставившись на ребристую поверхность океана, несколько часов в безмолвии, размышлял над дальнейшими действиями, представлял день, когда клинки его и колдуна сойдутся в битве, и как выйти победителем в схватке, где противник значительно сильнее. Погрузившись в размышления, ассасин не слышал ничего вокруг себя, отточенный инстинкт убийцы всегда служил невидимой защитой для юноши всякий раз, когда он углублялся во тьму своей души. Сквозь океаны крови и гниющих трупных рук, терзающих в омуте воображения, Хаябуса искал ответы, вспоминал каждую свою технику, способность, время боя и предел выносливости, любая деталь, сохранившаяся в ячейках из костей убитых — может спасти жизнь, продлить её и даровать союзникам драгоценное время. В голове застыл вой, звук походил на ветер, задувающий в полую трубу, сопровождаемый редкой капелью, казалось, будто заманчивая песня морской нимфы вдруг заиграла в воспалённом воображении. Вскоре, все звуки исчезли, только назойливый вой, медленный, высокий следовал за чередой багрово-черных кадров зверских убийств. С каждой секундой гул становился отчётливее, будто неизвестный голос зазывал грешные души на дно, куда не достают лучи солнца, где давление уничтожает плоть, деформируя кости. Звук погружался глубже в сознание ассасина, сплетался с ним в единый организм, наблюдая за каждым грехом, совершенным наёмником, раздался высокий смех, презрительный, надменный, словно мелодия сломанного инструмента. Хаябуса не сопротивлялся потоку фантазий, быстротечно уплывающем во тьму океана, юноша чувствовал, как холод накрывает тело, а дышать становится тяжелее, лёгкие, внутренности сдавливалось нечто неосязаемое, но неимоверно тяжёлое. — Освободи нас… — Пропело что-то высоким тембром, эхо несколько раз повторилось в голове, пока не сменилось на протяжный гул ветра. Ассасин резко обернулся назад, матросы спокойно продолжали работать, никто из них не ощущал чужого, почти неуловимого, присутствия. На противоположной стороне палубы стоял Госсен, движения юноши казались подозрительно плавными, неестественно замедленными, будто его конечностями дёргают за ниточку, как в буквальном театре. Волшебник рваными движениями пытался взобраться на палубу, его тело пошатывало в сторону, Госсен, окутанный иллюзией, не слышал голоса других, не видел реальность, оказавшись в мире тьмы. — Остановись! — Приказал Хаябуса, бросившись в сторону мальчика. Нечто, будто ощутив вмешательство из вне в мгновение ока выбросило тело волшебника за борт. Ассасин не услышал ни всплеска, ни падения, Госсен, которого он почти успел схватить за воротник исчез не оставив и никто, казалось, не заметил метаний наёмника и странного поведения волшебника. Хаябуса судорожно вглядывался в гладкую поверхность океана, ища под ней мелькающие тени, следы присутствия юноши, невидимого врага, однако, гул в голове утихать не спешил, ассасин понимал, что находится под воздействием инородной магии и прыгнул в воду. Перед глазами открылся танец нефритового-голубых теней, излучающий люминесцентный свет, оно кружили во тьме, формируя воронку, яркий бело-бирюзовый свет в центре слепил глаза. Сквозь тело проходили фантомы, оставляя за собой леденящий след, казалось, будто они забирают жизнь, они — мертвы давно и холод их не согреет полуденное солнце пустынь. Хаябуса барахтался посреди тяжёлой, смолянистой жидкости, каждое движение удавалось с большим трудом, вода сдавливала тело, забивалась, в нос уши, выбивая из лёгких крупицы кислорода, а тени продолжали танец. — Освободи нас, освободив нас… — Без перерыва повторяли они натянуто-высоким голосом, отражающимся от бесформенной воды, звук заполнял всё свободное пространство. Не двигающееся тело Госсена тонуло, его силуэт сливался с тьмой, только бирюзовое сияние фантомов позволяло разглядеть юношу в сплошной, чёрной пустоши, распахнутые широко глаза поблескивали, отражая аналогичное свечение призраков. Из открытого рта выходили пузыри кислорода, но волшебник даже не пытался дёргаться, сопротивляться, оцепенев, как брошенный в воду труп, чужие цепи затягивали его на самое дно. Неистовый шёпот обрывочных просьб о помощи продолжал свирепствовать в голове у Хаябусы, чье тело становилось тяжелее, плотная плёнка покрыла глаза, чем глубже юноша погружался, тем сильнее переставал ориентироваться, только тьмы и нефритово-белый свет, режущий взор. Тени кружили вокруг, создавая холод, кимоно, кончики пальцев начали покрываться мелкой коркой льда, могильных холод пробирал до дрожи, словно ассасин опустился в нижней уровень подземного склепа, где лишь хлад и кости. Оттолкнувшись от поверхности, Хаябуса в одно движение оказался близ товарища и сумел схватить юношу за рукав, притянув к себе. Разъяренные тени, кружащие в медленном танце, чьи голоса не умолкали, внезапно, с шипящим звуком бросились на чужака. — Прочь! Прочь! — по-змеиному шелестели фантомы, проходя сквозь тело ассасина, охлаждая кровь, а вместе с этим деревенели и мышцы, корка льда стремительно взбиралась по ткани рубахи, кожа изнывала, трескалась от соли и жгущего холода. — Он нужен нам… Он спаситель… Кое-как двигающейся рукой, наёмник сложил печать, опустив ладонь под себя, черные символы образовывали рисунок прямо посреди воды. Мощный взрыв, грохот которого заглушила толща океанской глубины, раздался под ногами, волной выбросив Хаябусу наверх, прежде, чем ассасин успел глянуть спасительного воздуха, он оттолкнулся от воздуха, чтобы добраться до палубы одним стремительным рывком. Матросы, над которыми пролетело два тела, не обратили никакого внимания, они не видели, что происходит за завесой иллюзии. Неистовый гул, переходящий в ультразвук, усилился, наемник, больно ударившись плечом до доски, обеспечив Госсену мягкое приземление, схватился за голову, не в силах вынести непрекращающийся вой, скрежет досок, ощущение страшного холода по всему телу. Дотянувшись до куная, Хаябуса проткнул собственную ладонь, резкая боль, рождённая в реальности, должна была принудительно развеять иллюзию, вымотанный ассасин не имел запаса энергии на ещё одно заклинания, требующего полной концентрации. Чтобы развеять иллюзию без физических повреждений, заклинатель на мгновение должен полностью перекрыть кровеносный поток, биение сердца, а вместе с ним и потом волшебной энергии, подвести организм к состоянию, близкому к смерти. Кровь брызнула в стороны, острый наконечник проткнул ладонь, между костей и вен, насквозь, от боли юноша стиснул зубы, но звуки прекратились, сменившись на испуганные взоры и говор матросов. Оставив объяснения, Хаябуса, откашливаясь от воды, прижал волшебника к палубе, принимаясь хлестать одурманенного по щекам. Госсен, резко подавшись вперёд, выплюнул скопившуюся в лёгких воду, продолжая болезненно откашливаться, разрывая нежные стенки горла. В беспамятстве, юноша на пустое лицо наёмника, в угольные глаза, выражающие зловещий холод, мокрая маска прилипла к сжатым губам, обрамляя силуэт. — Сколько с тобой проблем. — Измотанный ассасин завалился на пол рядом с мальчиком, дышать тяжело, перед глазами от усталости расплывались в изогнутые линии мачты и паруса. — Прикажешь тебя к койке привязать? — Мастер Хаябуса! Мастер Хаябуса! — Матросы окружили промокших мужей, столпились, словно на потешное зрелище. — Что случилось?! — Это нимфы, черт бы их побрал! — Говорил кто-то. — Что с вашей рукой?! — Мужчины продолжали осыпать главу армии наёмников вопросами. — Заткнитесь. — Сквозь зубы прошипел Хаябуса, пройдясь стальным взглядом по каждому из присутствующих. — Занимайтесь работой. Перешептываясь, моряки отступили, каждый, живущий в Най знал о жёстком нраве наёмника и о его пристрастии убивать тех, кто встаёт на пути. Юноша остался лежать, тело продолжало дрожать от холода, сил не было даже встать, не то, что убить хоть кого-нибудь. Пульсирующая боль и бьющая фонтаном кровь ослабляли Хаябусу, казалось, что сознание сейчас покинет мир и тьма окутывает, нуждающегося в отдыхе юношу. — Хая, о боже! — На всеобщий шум прибежал и Клауд, тут же бросившись в сторону возлюбленного. Лекарь буквально проскользил по влажной палубе, усевшись на колени рядом с ассасином, осторожно он осматривал кровоточащую рану, удивившись тому, как наемник в таком состоянии умудрился не разрезать артерии и не повредить кости. — Каким образом ты на безопасном корабле умудряешься покалечиться? — Спасая вас от самих себя. — Натянуто объяснил Хаябуса, дергаясь от судорог. Тепло чужих рук приглушало боль. Клауд орудовал бинтами и травами настолько умело, что ассасин даже не чувствовал, как лекарь накладывает швы, не догадываясь о том, что иллюзия льда создала подморозила кожу, из-за чего казалось, что игла не причиняет боль. — Ты холоднее трупа, даже если бы ты час просидел в воде, температура тела не опустилась бы настолько, но странно, кровь — тёплая. — Заметил Клауд, но возможность быстро закончить первую помощь, пока конечности не отогрелись, решил не упускать. — Что произошло? — Мы попали в иллюзию, я и мальчишка. Он прыгнул в воду, я за ним. — Госсен? — Не отводя взгляда от подмерзшей плоти, растрепанной умелым руками, обратился юноша к волшебнику. — Как ты себя чувствуешь? Сознание не теряешь? Судороги есть? — Нет… — Мальчик приподнялся на руках, оглядываясь вокруг. — Ничего не понимаю… Я сидел под лестницей на верхнюю палубу… И человек… Он пел о месте, где скитаются души умерших и мечтают об освобождении… Я думал, что уснул. Клауд насильно избавил ассасина от верхней одежды, наслаждаясь видом молоденького личика Хаябусы, без маски он выглядел совершенно не устрашающе, сохранив нежные, подростковые черты. Но умиляться красотой наёмника пришлось недолго, на торс и грудь покрылась алыми пятнами размером с детскую голову, кожа в повреждённых местах ледяная, покрытая мелкими трещинами, словно на определённых участках долго держали замерзшие листы металла. Лекарь хорошо знаком с подобными повреждениями, пытка холодом — распространённое явление на его родине, его самого ни раз наказывали таким способом, от обморожения юноша едва не лишился конечностей, а некоторых преступников держали в ледяных оковах, пока тела не почернеют. Пятна на теле Хаябусы зеркально отражались на спине, будто нечто прошло сквозь ткань и вышло с другой стороны, отсюда можно сделать вывод, что и внутренние органы обожгло чем-то невероятно холодным. — Скверно. — Клауд поджал губы, принимаясь растирать кожу около повреждённых участков, чтобы разогнать кровотечение. — Если обморожение вызвано волшебством, я не уверен, что обычные методы помогут. Большая часть кожаной ткани поражена, плохо… Эй, кто-нибудь согрейте воды! — Крикнул юноша взволнованным морякам. — Так, чтобы вода не была сильно теплее ваших тел! — Хватит уже. — Раздражённо требовал ассасин. — Замолчи. — Настаивал лекарь. — Если ничего не сделать, кровь в организме перестанет правильно циркулировать и у тебя онемеют конечности или придется отрезать от тебя кусок мёртвой кожи и других тканей, если обморожение глубокое. Знаешь ли, как трудно лечить внутренние повреждения, а ещё труднее — добыть посреди океана лекарственные травы, продовольствие и питьевую воду. Длительное плавание без подготовки может привести к ослаблению организма, а то и к смерти. — Сначала надо разобраться с иллюзионистом, иначе от твоего лечения проку не дождёшься. — Хаябуса резко вырвался из цепких рук, обмотав вокруг лица мокрый пояс от кимоно. — Ожоги вызваны заклятием и исчезнут они, когда заклинатель потеряет контроль, умрёт или мы покинем зону поражения. — Хватит упираться как баран о забор. — Клауд вцепился в союзника, намереваясь силой заставить его спокойно лежать и ждать конца процедур. — Сколько ещё придётся созерцать вашу брань? — Грейнджер, заметив суматоху среди команды, решил выяснить её причины и не был удивлён тому, что горе любовники опять не поделили истину. — Солнце во второй цикл едва успело вступить, а вы вновь собачитесь. — Твоё мнение меня не интересует, лучше помоги усмирить этого барана! — Как раз мнение охотника на нечисть будет весомым. — Хаябуса упёрся спиной о мачту, пульсирующая боль от раны, заштопанной наспех раздражала ослабленного наёмника. — Легенды о морских чудовищах имеют обоснование? — В записях ордена никогда не упоминалось о морских чудовищах, из-за большой смертности в плаваньях моряки и придумывали небылицы. Из-за голода и жажды не редко к людям приходили виденья, налёты пиратов в туман, хвори, объяснения которым не могли дать лекари и шаманы, исчезновение кораблей, сбившихся с курса — охотники полагают, что из-за этого моря обросли легендами и мифами. Океан слишком огромен, могу предположить, что в водах обитают призраки затонувших моряков. — Жуть. — Передернулся Клауд, боязливо осмотревшись. — Кого ещё мы увидим, мелких Богов, в которых верят дикие племена? — Призраки — самая распространённая нечисть. Каждый юный охотник начинает свой путь борьбы именно с бестелесных фантомов. Каждый знает, если после смерти не провести похоронный обряд, то душа усопшего не попадёт в иной мир, во время войн, лесных разбоев похоронить получается не всех, поэтому души умерших скитаются по миру, чаще всего призраки не представляют угрозу, ведь невидимый глазу, бесплотный сгусток не может наносить физического ущерба. Малая часть из них умеет двигать предметы, вселятся в них, но ещё меньшая — убивать. Когда в доме умершего новые хозяева начинают умирать, то это дело рук злобного призрака, дома забрасывают и обходят их стороной, потому что бесплотные не могут покидать места, где погибли и где гниют их останки, или предметы, куда они поселились, а чтобы убить их — нужно просто сжечь кости или вещь. — С гордым выражением лица рассказывал Грейнджер. — Если где-то поблизости затонул корабль, то вполне вероятно, что в области нашего движения могут существовать призраки. — Создать иллюзию они не способны? — Настороженно вопросил Хаябуса, сложив руки на обнажённой груди. — Чаще всего — нет, но орден сталкивался с подобным при исследовании древних руин или пещер. Призракам в таких местах за сотни лет, они обретают могущество. Молва среди охотников бродит: чем древнее тварь, тем сложнее убить её. — Что скажешь? — Ассасин указал на одно из багровых пятен. — Я? — Удивлённо переспросил охотник. — Прости, но я ничего не смыслю в повитушьем ремесле. — Повитуха — это женщина, которая принимает роды, придурок. — Обиженно подметил Клауд. — Пятна — следы холодного ожога, причина их появления какова, мессир-всезнающий-охотник. — Язвил юноша. — Может, тебя святой водой полить, а то злобный, как бесёнок. — В ответ пробурчал Грейнджер. — Не желаю слушать упрёки от человека, который всё, что видит объясняет баловством призраков и прочей дряни. — Заткнись, безбожный алхимик! После увиденного, давно пора уверовать во влияния потусторонних сил на мир людской, не все объясняют твои науки! — Из-за таких не грамотных крестьян развития не происходит! Оба оппонента, позабыв о всеобщей проблеме, собирались кинуться друг на друга с кулаками, взгляды столкнулись в зловещем противостоянии, казалось, молнии обрушатся с небес и испепелят всё вокруг. — Хватит! — Приказал Хаябуса, одними глазами, тьма которых могла заслонить солнечный свет, приструнил спорящих. — Здесь вам не базар! Говорить будете только тогда, когда речь зайдёт о ремеслах, о которых вы имеете представление. Разгоряченный Клауд едва сдержался, чтобы не высказать колкость в сторону командира, юношу сильно обижало пренебрежительное отношение к его познаниям, чувствовать себя изгоем вновь он не хотел. Всю жизнь из-за тяги к неизведанному, лекаря считали ненормальным, посланником Дьявола, таланты вознаграждались поркой, а детские чертежи различных механизмов сжигали в домне плавильных печей севера. Клауд, с застывшими на ореховых глазах слезами, резко отвернулся и демонстративно ушел на другой конец палубы, от обиды смотрел на бескрайний океан. Понимал лекаря только тихий Госсен, человек, от которого понимания ожидаешь меньше всего — священник, но волшебник по природе родился слишком мягких и никогда не заступился за Клауда в спорах. Сейчас мальчик молчал, погруженный в свои мысли, ожидая, когда его спросят. Госсен не считал себя умным, сильным, смелым, даже магом его можно назвать с трудом, юноша уверен, что окружающие его люди лучше самого волшебника во всем. — Ты ведь знаком с морским делом. — Хаябуса последовал за товарищем, не обращения внимание на эмоциональное состояние последнего. — Что тебе известно о пути следования корабля? — Не подходи! — Клауд отмахнулся от ассасина. — Когда я пытался разобраться с твоими травмами, мое профессиональное мнение тебя не волновало! Я не капитан, даже не моряк, откуда мне знать?! — На обиды нет времени, необходимо как можно быстрее разобраться с возможной угрозой. — Настаивал ассасин, приблизившись к юноше вплотную. Спиной лекарь вжался в борт, мечтая раствориться, исчезнуть, лишь бы избавиться от ледяного взора убийцы, от холода и возникшего напряжения. Стальному тону, плотно сжатым губам, поразительному взгляду Клауд противиться не мог, заведомо зная, что чужая воля возьмёт над ним верх, как не сопротивляйся — наёмник своё получит. На удивление, Хаябуса спокойно выдохнул, мышцы подрагивали, тело и разум требовали отдыха, юноша отступил на шаг. — Ты настолько жаждешь моего снисхождения? — Да. — Тихо, опустив голову, ответил лекарь, смутившись собственной откровенности, ведь произошедшее между молодыми людьми — совершенно неправильно, но Клауд ничего не мог поделать со своим влечением. — Твое решение. — Ассасин не поменял тона голоса, не смягчил взгляд, ответить взаимностью он не мог, эмоции для юноши — недопустимое наслаждение. — Сейчас не место и не время мне забавляться с тобой. — С портовыми девками забавляйся. Я имею право на свои желания. — Раздосадовано прошипел лекарь, стараясь не смотреть наёмнику в глаза. — Я их учитываю. И сейчас мне нужно знать, что тебе известно о маршруте следования корабля. — Северо-восточным путём столетиями не пользовались. — Клауд тяжело вздохнул, приподняв голову, застав на себе внимательный взгляд. — Я сразу сказал капитану, что с имеющимися картами — корабль может не доплыть до нужного места, менять курс отказались, якобы, необходимо как можно быстрее встретиться с императором. Вороний мыс пролегает на северо-западе, нецелесообразно плыть огибая водоворот с южной стороны, тем более, эта часть океана — пристанище пиратов, а корабль носит на парусах герб императора и не плохо оборудован на случай атаки. В Шантале, где я родился, северо-восточный торговый путь находился под строжайшим запретом, говорили, моря беспокойные. Во времена предков, когда ещё пытались вести торговлю с Най, корабли, проплывающие по кратчайшему пути — часто не возвращались. Я посчитал, что это проблемы навигации давних времён. До сих пор ни на одной морской карте не отмечается северо-восточный путь, возможно, будет область штормов и гроз, когда холодный северный ветер и тёплый восточный встретятся посреди океана. Большинство новых кораблей способны выдержать шторм, наш — не исключение, проблема, что на карте не обозначен Вороний мыс, но отличительной его чертой является обрывистые, растяженые на многие мили, стены из чёрных скал, а конечный пункт нашего прибытия — три обрывистых выступа, образовавших нечто, напоминающее крылья ворона, отсюда и название. — Область штормов — единственная причина, почему по этому пути не ходят суда? — Хаябуса спокойно выслушал, менять курс слишком поздно, поэтому не имело смысла упрекать лекаря за то, что он умолчал об опасности морского путешествия. — Ходил слух среди старших: под водой существует нефритовый город и бирюзовое свечение, расстилающееся на много миль, заманивало алчных моряков. — С привычным скептицизмом рассказывал Клауд. — Но заманивал не только странный свет, но и песни русалок, обыкновенная морская легенда, в каждом порте мира, из уст любого юнги похожую легенду всегда услышишь. Только в слухах упоминались моря севера, а не восточные. — Юноша обернулся к морю, словно хотел лично убедиться в абсурдности запылившихся легенд. — Морской торговый путь между Шанталем и Церештайн считается самым безопасным, мы проплывем через его центральную часть, до неё лун пятнадцать-двадцать, зависит от ветра, я рассчитал кратчайший маршрут, огибающий линию экватора, но ориентироваться будет проблематично, когда мы войдем в область штормов. — Клауд ухмыльнулся, заметив на лице ассасина тень непонимания. — Хочешь что-нибудь спросить? — Протянул юноша, почувствовав себя по истине гениальным естествознателем. — Если это касается ситуации, в которой мы оказались, то я слушаю. — Без видимого интереса молвил Хаябуса, конечно, он понятия не имел что такое экватор, но спрашивать не решил, не считая знания ценными для выполнения задания. — Сноб. — Бросил лекарь, наблюдая за реакцией товарища, предвкушая внутреннее ликование, если наёмник подумает, что ему назвали обыкновенный морской термин. — Ошибаешься. — Хаябуса никак не отреагировал на оскорбление, он не претендовал на роль подражателя утонченного вкуса и образованного человека, считая, что знания, не затрагивающие род его занятий, юноше ни к чему. — Через сколько мы доберёмся до Вороньего мыса? — Чуть больше лунного цикла. — Клауд обиженно надулся, даже сейчас его знания не оценили по достоинству, ассасин любые ответы на интересующие вопросы, воспринимал как данность. — Бог с тобой. — Ассасин устало вздохнул, прикрыв слипающиеся веки. — Поведаешь о тонкостях мореплавания, когда разберёмся с тем, что пыталось убить нас. Лекарь хотел было кинуться на товарища с благодарными объятиями, мечтая, как они в тесной каюте при мелькающем свете огня будут наслаждаться друг другом в ближайший вечер. Ощущение смерти плотно приросло ко всем за время скитаний и постоянных сражений, поэтому страх перед неизвестным почти улетучился, оставив только холодный скептицизм и расчёт. — Беда большая близится. — Неутешительно сообщил охотник, подходя к товарищам. — Не ошибусь сказать, что восемьсот лет назад колдун отделил людской мир от Рая и Ада мощным запечатывающим заклинанием, поэтому души умерших со всех земель более не могут найти упокоения. Думаю, что в этой части океана находится пристанище душ. — Пристанище душ?! — Воскликнул изумленный Клауд. — То есть… Ты хочешь сказать, что под водой сотрите тысяч призраков умерших за восемьсот чертовых лет?! Удивился даже Хаябуса, однако, предпочёл смолчать, вглядываясь в окружение, в товарищей и моряков, ища возможные признаки иллюзии, и сверкающих фантомов, кружащих во тьме морской. — Души могла привлечь магия Госсена, ведь мёртвые тянутся к тому, что родом не из нашего мира. Ужасно, — охотник поджал губы. — Неизвестно, на сколько миль раскинулось пристанище, но это не самая большая из бед: непривязанные к телам души способны преследовать жертву везде, за исключением: священной земли, охраняемой крестом, мощным амулетом, печатью или помещением, окруженным солью или железным кругом. — Призраки соли боятся? Но морская вода солёная, не сходится. — Покачал головой лекарь. — Об это говорится в самых древних свитках, принадлежащих ордену. — В море добыть соль не проблема, только что ты собрался делать с ней, на голову насыпать или мешочек на шею повесить, как суеверные на западе? — Создать печать проще. — Хаябуса своим заявлением пресек возможный спор. — Добывать соль из морской воды требует слишком много времени. — Проще. — Согласился Грейнджер. — Но я не ношу с собой свитков с заклинаниям и не изучал магию. — Хочешь мне сказать, что не знаешь даже символы, требующиеся для создания печати? — Прищурился ассасин, упавшие локоны угольных волос создавали под глазами зловещую тень. — Дерьмо из тебя охотник. — Юноша ответа не дождался, по колебаниям Грейнджера он понял, что прок извлечь не выйдет. — Если уж ты все знаешь — предлагай варианты. — Недовольно прошипел демоноборец. — Мое ремесло — убивать живых, я же не спрашиваю, как правильно перерезать жертвам глотки. — Ваши раздоры ни к чему не приведут. — Наконец-то вмешался Госсен, дождавшись паузы между перепалками товарищей. — Эти существа не причинят зла, они только молят о спасении. — И заманивают наивных детей на морское дно. — С издевкой и долей упрёка молвил Хаябуса, обратив взор ледяных очей на волшебника. — Ты был бы уже мёртв, не окажись я заложником чар бесплотных ублюдков. — Согласен, от призраков нужно избавиться. — Заявил охотник, а Клауд одобрительно кивнул. — Они не исчезнут, потому что некуда уйти душам погибших. — Опечаленно лепетал волшебник. — Им нужно помочь… Не успокоятся души, пока упокоения не найдут, пока существует они в морских глубинах. — Твоё великодушие просто чудесно, но мы ничем не можем помочь мёртвым, говорю, как врач. — Я понимаю, но души кораблю не дадут покинуть море. — Беспокойно поделился Госсен. — О чём ты? — Лекарь суеверно плюнул, через левое плечо, опустил голову и тут же волна ужаса охватила юношу, он дёргал головой то к небу, то к земле, едва ли не взвыв от собственной невнимательности. — Солнце… Оно не двигается! Слепой крот! — Корил себя Клауд, оттягивая растрепанные волосы, метаясь по палубе, как одержимый. Хаябуса сорвал пропитанную кровью ткань, окончательно убедившись, что до сих пор находится в иллюзии, ведь рана, нанесенная им пропала, как и ощущение боли, преследующее его до сего мгновения. — Приди в себя! — Грейнджер пытался утихомирить товарища. — У тебя припадок бешенства что ли? — Ты что не понимаешь, корабль плывёт в слепую! Боже… Почему никто из команды не заметил?! Почему… — Лекарь осмотрелся вокруг, никто словно не замечал его паники, не слышал криков, пассажиров на корабле не существовало в глазах моряков. Юноша вцепился в плечо ассасина. — Хая, что нам делать?! — Уничтожим иллюзию — попадём в новую. — Хаябуса встревожился, окружающие действительно не обращали на путников никакого внимания. Юноша закрыл глаза, ощущая, как дует ветер, слышал шум волн, удары воды о корму, голоса, но прислушавшись осознал, что не может распознать речь, беспорядочное обрывки слов доносились отовсюду, но ассасин не мог их запомнить. — Иллюзию на Шан-Дзы создала не демонесса, вот и причина, почему морской путь не используется и почему нет отметок на карте, корабли, попавшие в эти воды заточены в иллюзию, если кто-то и возвращался, то лишь потому, что случайно пересекал границу заклинания. — Хаябуса сжал Клауда за плечи. — Ты менял курс?! — Д-да, в полдень… Солнце тогда ещё двигалось… — Юноша посмотрел на небо, светило склонилось к западу, одиноко наблюдая за людьми с просторов лазурного полотна. — Судя по углу наклона, от полудня прошёл час, но я уверен, времени прошло куда больше. Конечно, теоретически можно рассчитать курс в слепую, если взять за начальную точку момент времени, когда курс поменялся, учитывая угол поворота и то, сколько корабль проходит узлов¹, но в мореходстве даже просчёт над несколько градусов — может стать фатальным. Ветер просто собьёт корабль с курса, а то и отправит в противоположную сторону… И не забывай, что в сердце океана бушует водоворот, а создающие его подводные течения распространяются на гигантское расстояние и запросто могут подхватить нас, если движения ни координировать. — Верхнюю границу иллюзии преодолеть проще. — Ассасин пропустил предупреждение мимо ушей, повлиять на возможные опасности никак нельзя. — Вырывавшись на несколько мгновений, думаю, получится установить направление. — Гиблая затея, ты физически не сможешь стоять посреди открытого неба, а корректировать курс нужно довольно часто. Хотя… — Задумался Клауд. — Поток ветра тоже под контролем иллюзии? — Нельзя достоверно сказать, но океан — их поле. — Пожалуйста, дайте мне поговорить с душами. — Попросил Госсен. — Не просто так они пытались заманить меня на дно… Я им нужен. — Души хотят освобождения, ты — не поможешь, наоборот, разозлишь. — Отрезал Хаябуса, категорически отказавшись дать волшебнику свободу действий. — Призраками движет желания. — Добавил охотник. — Отказ их выполнения вызовет лишь гнев. — Иного способа нет. Иллюзию не развеять, её природа настолько могучая, что нам и команду разбросало по разным реальностям, это не считая того, что души создали несколько слоёв иллюзии. Представьте, насколько заклятие должно быть мощным, чтобы подчинить волю человека… — Неуверенно объяснял волшебник, пытаясь настаивать на своём. — Колдуну их моих кошмаров нужен я, ежели что-то произойдёт, он тут же явится. — Прекрасно! — Клауд схлестнул руками, нервно топая ногой. — Ещё безумного Агнца Божьего на нашей тонущей лодке не хватало! Ланселот прикончит нас быстрее, чем проклятые призраки! У Хаябусы нет больше запаса сил, чтобы принять бой! Давайте ещё демона, напавшего на нас призовём, чего скупиться на потенциальных спасателей? — Есть способ вырваться из иллюзии принудительно. — Признался ассасин. — Используй его! — Не выйдет. Освобожусь только я, и почти сразу же окажусь в другой иллюзии, следовательно, мы потеряю с вами связь. Чудо, что мы вчетвером оказались в одной ловушке… Кто знает, что сейчас с командой, вполне вероятно, их уже убили. — Юноша покачал головой. — Без посторонней помощи нам не выбраться, а заклятие скрывает корабль от реального мира, как и нашу энергию. — Призраков — не убить, снять заклятие — невозможно, остаются только переговоры. — Госсен сомневался в успехе, боялся холода морского дна, умерших, заманивающих его, но больше всего юноша хотел защитить товарищей, пожертвовать собой и с пользой прервать свое жалкое существование. — Командир, пожалуйста… Вы не всегда сможете защитить нас, я тоже обладаю магией… Грейнджер и лекарь переглянулись, больше других им докучал страх перед неизвестностью, голоса их, людей, не способных ничего изменить в сложившейся ситуации, роли не играли. Каждый с трепетом ожидал вердикт командира, Клауд беспокоился за юного волшебника, ведь его мягкосердечность может стать могилой, ежели мальчик поддастся жалости к мёртвым и добровольно станет их жертвой. Хаябуса стянул с лица пояс, временно служивший маской и обвязал ткань вокруг талии Госсена, а следом приказал раздеться остальным, использовав одеяния в качестве верёвки. В материальности предметов на корабле ассасин сомневался, до конца не разгадав, как глубоко иллюзия пропитала пространство вокруг. Волшебник взорвался на бортик, полным отчаяния взглядом он смотрел на бирюзовую гладь, белую пенку образующуюся под кармой, на сохранившуюся в воспоминаниях тьму океанических глубин и раздирающий душу холод. Ощущения напоминают смерть, думал юноша, тайно мечтал пережить их, обретая долгожданный покой, однако, тени, скитающиеся под водой, разрушили иллюзии о спокойной смерти. Госсен понимал, что больше сопротивляться пыткам колдуна не сможет и боль постепенно возвращается, лунная магия небесного храма угасала, напоминая о адском жжении внутри. — Время для мальчишки и для нас может протекать по-разному. — Объяснял союзникам Хаябуса. — Досчитаем до десяти и вытащим его. Рисковать жизнью второго по силе человека в отряде — слишком опасно. — Всё в порядке. — Волшебник прикрыл искрящиеся глаза и нежно улыбнулся, лучи солнца игрались с серебряными волосами, делая из юношу невиданного ангела, от чьего тело исходит чистейший свет. Госсен сделал роковой шаг, тело ушло под воду бесшумно; ни звука, ни брызг, только верёвка резко натянулась. Три пары глаз смотрели на спокойное море, как Клауд с ужасом закричал, отшатнувшись назад, едва ли охотник успел начать отсчёт, юноша вытянул пустую верёвку, чей конец заледенел и треснул. — О, боже… — Сбивчиво стонал от испуга лекарь, держа в руках куски перевязанных между собой одеяний. — Они утащили Госсена… На дно… Господи… Грейнджер судорожно вглядывался сквозь воду, но океан виделся удивительно спокойным, шёлковой скатертью, разложенной до конца горизонта. Ассасин прыгнул следом, позволив охотнику узреть то, как падающее тело, едва ли коснувшись воды, растворяется в воздухе, перепуганный юноша громко ахнул, впившись ногтями в доску. — Где Хая?! — В панике кричал Клауд, бросившись к борту, он едва ли смог удержать равновесие и не вылететь в неизвестность. — Что мы наделали?! Что… Мы же теперь погибнем… — Изнывал лекарь. Из-под воды внезапно вынырнул Хаябуса, оглядываясь по сторонам в поисках неизвестно чего, товарищи, продолжающие испуганно горланить, бросили за борт остатки верёвки. — Чёртовы твари! — Яростно повторял ассасин, спокойно встав на воде. — Они утащили мальчишку в другую иллюзию. Без помощи постороннего источника магии у меня не хватит сил спасти его. — Поднимайся на корабль! Хая! — Кричал лекарь, но наёмник не обернулся, словно не слышал голоса, продолжая ходить по воде, то ли в поисках корабля, то ли Госсена. — Мы пропали! — Клауд вцепился в демоноборца. — Придумай что-нибудь! — Что?! — Так же взволнованно отвечал Грейнджер, пытаясь удержать рвущуюся наружу панику, мысленно юноша уже был готов молиться Дариусу, выслушивать все его колкости и издевательства, лишь бы кошмарное плавание завершилось. — Мы увидеть этих призраков не можем! Как прикажешь сражаться?! — Демона вызывай, я знаю, ты умеешь! Они ведь сильнее призраков?! Сильнее же?! — Да, да. Успокойся. — Прерывисто дышал охотник, продолжая дергать брошенной за борт верёвкой. — Сейчас… Хоть бы нам не пожалеть об этом. Грейнджер достал небольшой нож, крепящийся к ремню, сделав на ладони надрез, боли он не почувствовал, льющаяся из раны кровь, упав, мгновенно впитывалась в доски. Нанести физический ущерб самому себе в иллюзии оказалось невозможно, от ужаса юноша рухнул на колени, компания демона привлекала его больше, чем бескрайние просторы зловещего океана. Последние надежды на спасение растворились, ни крови, ни боли, только гнетущий страх остался в душе, уже не ведаешь, что реальность, а что игра воображения. — Эй… Не говори, что бы даже адских тварей призвать не можем?.. — Клауд рухнул рядом, сложив руки на плечах товарища, весь дрожал, шмыгал носом, стараясь унять страх и желание расплакаться. — Хая! Помоги, прошу! — Иллюзия поглощает всё… Я даже не уверен, живы ли мы в реальности. Лекарь снова бросился к бортикам, продолжая кричать в след, уходящему в противоположную сторону, ассасину, родись юноша безрассудным — прыгнул бы в проклятые воды, благо, прекрасно понимал, что своим поступком усугубит ситуацию. На безоблачном небе появилась чёрная точка, чуть покачивающаяся в стороны, подумав, что сходит с ума, Клауд потер кулаками влажные глаза, за мгновение точка превратилась в ангельский силуэт. — Смотри! Грейнджер безынициативно поднялся, но его глаза наполнились ужасом, удивлением, неужели, пророченное Госсеном появление колдуна — свершилось, поджилки заледенели от страха, казалось, сердце либо остановится, либо разорвется в клочья, пробьет грудную клетку и обломки реберных костей, окрашенные алым, проткнут бледную кожу. Страх заставлял обоих путников прижаться друг другу, заикаясь от всех известных молитв, дрожать от одной мысли, что смерть на чёрных крыльях приближается к ним. Нечто на огромной скорости резко потеряло высоту и летело вдоль поверхности океана, застывшим в ужасе юношам воображение рисовало немыслимые картины горгулий, ангелов смерти, самого Сатаны, пришедшего из Ада сожрать всех обитателей морских глубин. — Стреляй! Стреляй! — Клауд схватил лежащий на палубе лук, передавая оружие товарищу. Натянутые дрожащей рукой стрелы, пропитанные трупным ядом криво летели в разные стороны и испарялись над водой, нечто всё больше приобретало человеческую форму, чёрное туловище дополнялось багровыми линиями. Когда летящий поравнялся с Хаябусой, продолжающим бездумные скитания по воде, лекарь смог узнать в незнакомце Сесилеона, от участившегося сердцебиения, дыхания, несчастный лекарь рухнул, шепча под нос бессвязный бред. Охотник продолжал в страхе стрелять, дрожь не позволяла прицелиться, от осознания тщетности сопротивления, юноша рваными шагами отходил назад, в этот момент лицо было бледнее, чем у статуи из белоснежного мрамора. С присущей элегантностью, вампир плавно опустился на бортик, придерживая ассасина одной рукой, позади развивался плащ, по форме напоминающий крылья, со внутренней стороны ткань сильно напоминала венозную кровь. Сесилеон вернул наёмника на твёрдую землю, последний виновато отводил взгляд, стыдясь беспечности, из-за которой корабль угодил в ловушку, а теперь, юношу спас человек, ранее упрекнувший за излишнюю самонадеянность. Хаябуса в полной мере почувствовал себя униженным, слабым и бесполезным, чем дальше юноша шёл по пути пророчества, тем яснее осознавал разницу сил между ним и противниками. — Где избранный? — Вместо приветствия, вопросил вампир, не собираясь давать время путникам прийти в себя. — Там… — Кое-как выдавил из себя Грейнджер, пальцем указывая вниз. — Прискорбно. — Сесилеон развернулся, изящным движением взобрался на бортик, держась одной рукой за канат, он повис над водой. — Давно он там? — Несколько минут. — Ледяным тоном, без доли благодарности, сообщил ассасин. — Мы сможем уничтожить иллюзию? — Сделаю, что смогу. Подобно пёрышку, вампир медленно опустился на спокойную поверхность, под ногами, облаченными в кожаные сапоги, формировалась чёрная субстанция, разрастающаяся, заполняющаяся собой безбрежный океан. Воды исчезали под плотным слоем смолянистой жидкости, неровной, ребристой, словно огибающей маленькие волны, замерившие внутри более плотного вещества. Чернота простиралась до линии горизонта, глаза Сесилеона, гранатовые с острым зраком, зловеще мерцали, и свет их заполнил небеса, обратив в кровавое марево, златое солнце багровая пелена окутала, подобно бумажному фонарю. Кружили в танце оттенки ало-черного: кровавый туман окутал смоляной океан, по багровому небу гуляли, рассыпанные угольной пылью облака. Всплывали вздувшиеся сине-жёлтые трупы, гнилые, разлагающиеся, сочащиеся гноем во всех дыр, покойники, как колоски в чистом поле, заполонили всю поверхность. Болтались, чуть покачиваясь на поверхности, ударилась о карму, друг о друга, смотрели заплывшими глазами на перепуганных путников. Казалось, корабль достиг конечной точки, к которой и должен был прибыть, в обитель мёртвых — Ад, ведь не было конца покойникам, собранных со всех земель людских. Клауд и Грейнджер убедились, что выход из проклятого моря — Ад, и сейчас они вошли в воды Преисподние, и души их обречены до скончания времён валяться, окутанные липкой смолой. Запах просыревшей тухлятины вызывал рвотный рефлекс, когда вампир ногами отталкивал лежащих на пути мертвецов, обнажая весь спектр приятных запахов гниющей плоти. Смола закипала, огромные, вздувающиеся над поверхностью, пузыри лопались, разрывая тела трупов, ошметки гнилой плоти, разложившихся тканей, обломки чернеющих костей разлетались в сторону, с хлюпающим звуком бились друг о друга покойники, подпрыгивали на пузырях, вызывая о наблюдателей на корабле ужас. Сесилеон опустился на одно колено, жижа и трупы учтиво расступались перед адской тварью, во тьме глаза блестели ещё ярче. Погрузив руку в вязкий омут, вампир сумел ухватить, тонущего в призрачных лапах, Госсена, насильно вырвав его из омута душ. Сесилеон оказался на палубе корабля, усеянного истощенного голодом телами, лишь тусклый свет луны и редкие звезды отражались на поверхности воды, судно бесцельно плыло в неизвестность. Первым пришёл в себя Хаябуса, он безжизненно валялся, упираясь спиной о борт, юноша резко подорвался, оглядываясь по сторонам и едва ли не рухнул снова, увидев пред собой вампира, чьи глаза зловеще искрились в ночи. — Сколько?! — Заикаясь, спросил наёмник, горло пересохло, тонкие стены потрескались, от чего каждый вздох и глоток приносил неприятное ощущение. — С момента вашего отплытия заканчивается третья луна. — Сесилеон слонялся по палубе, выискивая среди рядовых матросов, ослабленных голодом и иллюзией, Госсена. — Как ты нас нашел? — Приложив львиную долю усилий, Хаябуса заставил себя встать, следуя за спасителем. — Когда я перестал чувствовать магию избранного, то отправился на поиски. Не ожидал, что иллюзия кучки душ окажется настолько мощной. — Сесилеон с упреком посмотрел на исхудавшего наёмника, вампир с трудом различал жалкие крупицы энергии, сохранившиеся в тебе ассасина. — Если продолжишь напрягаться — тело не выдержит, к тому же, у тебя обезвоживание. Не выдержав, бледный, исхудавший Хаябуса, сполз спиной по мачте, колени дрожали от напряжения, тело благодарно ныло, когда наёмник рухнул на пол, затылком прислонившись к деревянной подпорке, уставившись пустым взглядом на, осыпанное звёздами, небо. — И как давно ты чувствуешь магию Госсена? — С той ночи, когда Луна источала чистейшей свет, в ночь, когда новорождённый издал свой первый крик. — Вампир, без тени брезгливости, перешагнул труп, направляясь к лестнице, ведущей на верхнюю палубу, сливающуюся с носом корабля. — Но энергия избранного столь ничтожна… Три луны назад, на рассвете я ощутил всплеск магии, а после — он пропал, меня насторожил этот феномен, поэтому я здесь. — Заглянув под лестницу, Сесилеон вытащил бессознательного мальчишку, от голода и жажды, его кода посерела, а без того худощавое, ломкое тело напоминало скелет, вместо ровных щёк образовались тёмные провалы скул. — Плохо, иллюзия его слишком ослабила. Вампир положил Госсена около ног ассасина, задумчиво прикрыв глаза: голод и жажда, как таковые, им давно позабыты, бессмертные не нуждаются в подпитке и отдыхе, поэтому юноше довольно сложно оценить: выкарабкается ли юный Избранный. Сесилеон продолжал бесшумно блуждать по кораблю в поисках живительной воды и яств, наличия дюжины трупов матросов его не волновало, вампир давно перестал различать жизнь и смерть, являясь истинным воплощением живого трупа, без сердца и крови, желаний, стремлений, даже привычные потребности давно оставили его. Притащив из трюма на палубу двух оставшихся путников, вампир положил их в один ряд с волшебником, элегантные телодвижения обессиленным взглядом провожал Хаябуса, в горле саднило от сухости, казалось нежные стенки горла покрылись кровавыми трещинами. Сесилеон вновь погрузился в мрачные, сырые помещения трюма, покрытые слоем плесени, чтобы вытащить бочку с застоявшейся и несвежей водой, серебряные лучи тонкими линиями проникали в трюм сквозь щели в полу палубы, гранатовые, безжизненные глаза блеснули с пугающей силой. Болезненно-рваное дыхание срывалось с уст Госсена, опутанный кошмарами со всех сторон, мальчик приходил в себя, нехотя он пытался разомкнуть слипшиеся очи, голова от долго сна нещадно раскалывалась, виски пульсировали, органы внутри скрутило вязкими нитями, от голода желудочный сок, казалось, разъедал всё. Мутная картина ночного моря, приятный свет серебра, падающий на бледное лицо немного успокаивал встревоженную душу, думалось, некто, в тысячах километрах над землей, пристально наблюдал за юношей, оберегал его, защищая от смерти, ставшей для волшебника единственным спасением и самым верным решением, ведь оправдать возложенные ожидания, Госсен не имел сил, он хотел во тьму, мечтал о ней, лишь бы душащие страдания прекратились. Умоляющим взглядом волшебник смотрел на луну, приоткрыв пересохший рот, просил прощения за слабость и, как бы не противился, заговаривал безмолвную богиню о смерти. Холодная рука легла на голову мальчика, Сесилеон осторожно приподнял мальчика за затылок, придерживая на весу, чтобы утолить невыносимую жажду, хоть немного сбить расплывающийся в груди жар. Безынициативно юноша пил из деревянного стакана застоявшуюся воду, поглядывая на спасителя, тело и разум слишком ослабли, чтобы задавать вопросы и интересоваться произошедшем, лучше бы он так и канул в безвестность. Хаябуса жадно хлебал из бочки, попавшая в организм жидкость привела ассасина в чувства, к чувству голода он приспособился ещё с детства, поэтому фактически не ощущал тянущей боли в желудке. Пошатываясь, ассасин побрел к лежащим товарищам, напоив сначала полумертвого Клауда, а потом, успевшего прийти в себя, охотника, Грейнджер пребывал в забвении, держась за голову, различать реальность и иллюзию становилось невыносимо трудно. — Что происходит? — Хриплым голосом, тяжело дыша от усталости и боли, вопросил охотник, оценивая свой внешний вид. — Где мы?.. — Смотря на, усеянную тощими трупами, палубу, безбрежный океан и излишне яркую луну, юноша сомневался в том, что иллюзия развеялась. — Между жизнью и смертью. — Несмотря на смертельную усталость, голос ассасна звучал также твёрдо и холодно. — Я виноват, ослабил бдительность и растратил слишком много энергии без веской причины. — На удивление всех, в особенности, вампира, Хаябуса легко признал свою ошибку. — Извинения не помогут, но более, я не потеряю контроль. — Мне понадобилось три луны, чтобы разгадать секрет иллюзии. — Сесилеон утомленно вздохнул, продолжая осматривать опусташенного Госсена. — Даже находясь на пике силы, вы бы не изменили исход, командующий. — Знаю. — Ассасин лёгкими пощечинами пытался разбудить, дрожащего у него в руках Клауда, из всей группы он — единственный, чей боевой потенциал равносилен нулю и подобные перегрузки запросто убьют человека. — Если бы я раньше понял природу иллюзии, не отдал бы приказ отправлять корабль в открытое море. — Юноша прикрыл глаза, растрепанная чёлка почти скрыла от окружающих скорбящее выражение лица. — Я не оправдываюсь, а показываю, что осознал ошибку и впредь буду действовать осмотрительнее, не уверен, что без этого остальные поймут, что я не тот, кто оставляет произошедшие события без должного внимания. — И как вам удаётся сохранять хладнокровие? — Задался риторическим вопросом Грейнджер, свернувшись комом, чтобы хоть как-то унять тянущую боль внутри и пульсацию в висках. — Признаться, я в ужасе, мне страшно. — Охотник посмотрел на дрожащие пальцы. — Госсен ещё хотел призвать сюда безумного колдуна своей попыткой самоубийства… Есть в нём что-то по иного мира. — Странно, что Ланселот не откликнулся на зов. — Достучавшись до лекаря, Хаябуса почти силой принялся вливать в полумертвого, трясущегося в лихорадке, юношу воду. — У него имелось невероятное количество возможностей убить нас, но, видимо, мы ещё нужны фигуры в его дальнейших планах, тогда почему он не пришёл спасти нас? Или же, — наемник, прищурившись, посмотрел на Сесилеона. — Ланселот послал тебя на помощь. — Ланселот не может здесь свободно находится. — Бархатным голосом начал объяснения вампир. — По его вине эти души погребены в толще океана, запечатав мир людей, колдун отделил его и от вместилища душ умерших, посему мёртвым некуда уйти… Их образы и отклики нашли пристанище в морской пучине. И желают они одного — освобождения от земных оков, им неведомо то, что люди, браздящие это море — смертны, души нападают не со злым умыслом, лишь надежда на покой манит их, а иного способа, как иллюзия, для взаимодействия с людьми у них нет. Рискну предположить, что призраков привлёк Избранный, ведь обладает схожей с Ланселотом магией, именно данное волшебство — причина мук мертвецов. Ежели колдун бы попытался вернуться в это море — гнев сотен тысяч мёртвых обрушился бы на него и что-то подсказывает мне, что заключение душ здесь, в Восточном море — дело его рук. — Существу, способному отделить целый мир — боятся призраков… Чушь несусветная. — Ядовито бросил Грейнджер. — Мёртвых не убить дважды. — Развёл руками Сесилеон, склонившись над безжизненным лицом волшебника, оценивая состояние пострадавшего. Открыв глаза, Клауд бросил оценивающий взгляд на спутников, а после — на кучу трупов, разбросанных по палубе и ужаснулся. Используя Хаябусу в качестве опоры, лекарь пытался подняться, ватные ноги не слушались, юноша обессиленно рухнул на колени, тяжело дыша от жажды и голода, у тела не хватало энергии даже на обыкновенную ходьбу. — Что?.. — Пролепетал Клауд, изнемогая от усталости. — Все погибли… Все? — Прижав ко лбу ладонь, юноша зарылся пальцами в растрепанные волосы, только осознав, что в небольшой группе появилось пополнение. — Ты… Ты спас нас? А команда? Их всех убили эти?.. — Видимо, — вампир, сверкая глазами, обхаживал безжизненные тела. — Из них выкочали жизнь. — Он провёл рукой по сухому, сморщенному лбу одного из покойников. — Судя по виду, матросы были уже мертвы в половину первой луны. — Такое ощущение, словно в голову залили расплавленную медь. — Сообщил Грейнджер. — Несколько жажда и голод убивают, сколько проклятый звон в ушах и непрекращающийся треск, словно нечто зудит… — Души вызвают к вам. — Тяжело вздохнув Сесилеон, начал сгребать трупы в одну кучу. — Для начала вам следует восстановить силы и избавиться от трупов, пока зараза он начала распространяться. — Для начала следует изменить курс. — Настаивал лекарь. — Даже с командой вероятность пройти этот океан — была критически мала, а теперь… Подобное не представляется возможным, судно за три луны слишком сильно отклонилось от курса и сориентироваться теперь… — Вскоре мы минуем область обители душ. — Сгрузив тела на верхней палубе, вампир взмахом руки призвал бурное пламя, горячие языки с жадностью насыщались человеческой плотью, оставляя лишь чёрный пепел. В воздухе витал запах горелого мяса, гнили, приправленной солёным ветром, что разносил едкий дым по округе. — Ваша первостепенная цель не меняется, время течёт против нас. — Вы, волшебники, все такие упёртые? — Недовольно фыркнул Грейнджер сквозь зубы. — После того, что мы пережили, надо валить с этого проклятого моря! — Не тебе волноваться об этом, юноша. — Сесилеон присел напротив охотника, проводя рукой по плащу. — Твоя душа носит метку Дьявола. Значит, ты встречался с Ним? — Чего ждут эти твари?! — От мыслей о связи с Дариусом, демоноборцу стало дурно, внутри все пылали от ярости и стыда, юноша насупился, плотнее кутаясь в одежду. — Почему бы просто не убить нас? — Не ведомы мне их мысли. Какой бы идеальный план не вынашивал Ланселот, любое отклонение от него с нашей стороны — несомненно принесёт ему трудности. — Да ну? — Саркатически переспросил Клауд. — Что-то мне подсказывает: этот безумец рассчитал всё вплоть до того, сколько раз на дню мы ходим справлять нужду. А вы направляетесь к нему прямо в ручки. Ну это же верх тактического искусства! — Перестань. — Приказал Хаябуса, устав выслушивать бесконечные жалобы. — У нас нет иного выбора, только при личной встречи с врагом можно его понять. Сейчас не до того, чтобы спросить, кто прав, а кто — виновник. — Ассасин, цепляясь за мачту, поднялся на ноги. — Для начала нужно поесть, иллюзия вытянула из наших тел слишком много энергии. Хотя ты и предсмертной агонии найдёшь в себе силы пререкаться. — Последняя фраза с уст Хаябусы показалась слишком живой, словно произошедшие события вытеснили из его души часть непробиваемой толщи льда. — Ну извините, господин ассасин, что я обычный человек и боюсь умереть! Пойми, Хая, я — доктор, а не воин, долгу, чести и прочему меня не обучали. — В нашей группе нет воинов. — Заметил наёмник, опираясь о палубу, погрузился в тёмный трюм. — Забудь. — Махнул рукой Грейнджер. — Его волнует выполнение миссии и сохранность Госсена, пора привыкнуть к тому, что мы с тобой — нежелательный эскорт. — Охотник вцепился в больную голову, казалось, нечто разъедает мозг изнутри, кровь в висках бешено стучала, выдавая какафонию невнятных звуков. — Господи, неужели ты не слышишь? — Из-за потери сознания и голода — головная боль обычное явление. — Объяснил лекарь, пожимая плечами. ‐ Я чувствую себя не лучше. — Нет же, словно кто-то говорит… Говорит и говорит… — Галлюцинации вполне себе могут быть следствием голода. Хотя, с тем, что творилось с нами последнее время, я не удивлюсь, что это очередная магическая чушь. — Это молва душ. — Сообщил вампир, наблюдая за гаснущем кострищем, волшебное пламя быстро расправлялось с трупами, не перекидываясь доски и паруса, находясь в абсолютном подчинении заклинателя. — Им не пройти созданную мной защиту, посему мёртвые пытаются связаться с вами ментально, так ведь, юный Избранный? — Тогда почему я ничего не слышу? — Поинтересовался Клауд. — На твоём теле мощная защитная печать, видимо, из-за неё ты избежал участи бедных моряков. Заклинание поглотило большую часть иллюзорного воздействия. Командующий как следует заботится о вашей жизни. — И что души говорят? — Осипшим голосом прошипел Грейнджер, массируя миски пальцами. ‐ Я слышу лишь свист. — Мне — ничего, фактически для них — я труп. Посему, до конца пути мне придётся остаться. — Наконец-то хорошая новость. — Облегчённо вздохнул Клауд. — Не уверен, что мы бы пережили ещё одну стычку с чумными тварями. — Юноша подполз к Госсену. — Ну, святой отец, как себя чувствуешь? Эй, куда ты смотришь? Во время переговоров, волшебник не проронил ни слова, безотрывно глядя в пустоту, словно нечто блуждало в ночной темени, прогуливаясь по морской глади. Юноша чувствовал в воздухе энергетические колебания, нечто, невидимым туманом оплетало корабль, неслышно кружило, наблюдало за путниками сквозь завесу. Души не оставляли в покое, чувствовали отголоски древней силы, пленившей их, заставившей сотни лет скитаться под толщами воды, страдать без права на упокой, их мольбы засыпали несчастного волшебника. Магия, растекающаяся по венам Госсена, одновременно и разрушала, и спасала его, издеваясь, как над игрушкой: ломала, чинила, наслаждаясь ломкой души человеческой, её страданиями, подавляла волю и подчиняла себе разум. Юноша уже и не понимал, чего желает, сам ли он принимает решения, идёт ли по выбранной им дороге или же следует под чёткую диктовку кукловода. Чем ближе волшебник подбирался к истине, тем сильнее осознавал свою никчёмность, все же по чьей воле он рождён: по воле богини Луны или по желанию Ланселота, что решился уничтожить всё живое, не дана ли ему магию потому, что он безвольное существо, не имеющее сил изменить что-либо. — Госсен, мальчик… — Клауд осторожно трепал чужие волосы, обнимая исхудавшее тело. — Приди в себя… Слышишь? Мы живы, теперь всё хорошо. — Освободи… Освободи меня… — Надломленным голосом шептал Госсен, продолжая смотреть в пустоту, лунный свет украшал его бледное лицо, подчёркивал накопившиеся в глазах слёзы. — Перестаньте, умоляю! — Говорил юноша словно сам себе. — Отпустите нас… Пожалуйста… — Плохо. — Сесилеон поджал губы, заметно напрягаясь. — Мальчик угодил в самые глубокие слои иллюзии, так просто обрывки видений не вытащить из памяти, они будут наплывать с новой силой. — Чёртовы призраки! — Раздражённо прокомментировал Грейнджер. — Получает, мы не можем отправить души в положенное им место? — В Ад — можем. — Прикрыл глаза вампир, проводя рукой над лицом Госсена, пытаясь погрузить его в мир своих иллюзий. — Тёмные твари пробираются сквозь завесу печати, это не случайность, но… Ад — теперь единственный мир, имеющий шаткую связь с людской обителью. Полагаю, бесполезно ввязываться в драку, ведь нужными знаниями для использования изгоняющего заклятия никто не владеет. — Сесилеон выдержал паузу. — Из присутствующих. — На что ты намекаешь? — Прищурился охотник. — Предлагаешь мне призвать ублюдочного демона, да?! И отправить в тартарары сотни тысяч душ без божественного судилища и прочей ерунды?! — Тебе решать. Моя иллюзия защитит вас от попыток душ вновь захватить контроль над вашими телами, но никак не избавит от ментального воздействия. Ежели вы готовы слушать их мольбы — я не буду противостоять, лишь озвучу способ облегчить наше плавание. — С какой радости демону нам помогать?! — Встрепенулся Клауд. — Он про того безумца, что напал на нас на пути в Най, да? И… и… Сотворил ужас с братом Хаябусы. — На лекаря будто сошло озарение. — Госсен ведь отправил его душу в Рай… Я видел своими глазами… — Разумеется, магия, коей владеет Избранный — частица небес, ему под силу открывать коридор в печати миров. — Объяснил Сесилеон. — Но сейчас у юноши не хватит сил на подобное волшебство. Я видел парящий в небе храм, печать укрепилась. — Значит, — из трюма вышел Хаябуса, держа в руках свёрток, наполненный овощами и фруктами, многие из которых уже начали покрываться мутно-желтыми пятнами от долгого хранения. — Лунная магия дарует способность проводника душ. Грейнджер с жадностью смотрел на принесённые яства, готовый наброситься на ассасина в любой момент, но исполнительный Клауд предупредил неугомонного товарища, ежели тот не поумерит пыл, то от переедания выблюет всю еду за зря. — Людская магия — в сравнение не идёт с волшебством иных миров. — Сесилеон вежливо отклонил, предложенный наёмником, помятый помидор. — Восемьсот лет назад я убедился в этом. — В ордене демоноборцев должны знать. — Задумался Клауд, принимаясь жевать овощи. — И более всех известно, как противостоять чудовищам. — Забытое столетие выжгло все зачатки истории. — Грейнджер покачал головой, тут же схватившись за лоб от новой порции пульсирующей боли, наблюдая за безуспеными попытками лекаря затолкать еду в рот волшебнику. — Даже главы ничего не знают о том, что произошло с миром и лучше бы продолжал думать, что это кара небесная за предательство Бога, чем противостояние армий тьмы и света на землях людских. — Госсен, прошу тебя, ешь. — Требовал Клауд, насильно приподнимая голову юноши. — Надо скорее поднять тебя на ноги, чтобы я пошёл и рассчитал курс. Волшебник, совладав с трепетом тысяч голосом, всё же вернулся в реальность, машинально, без рвения и удовольствия, принял пищу, недавнее желание защитить всех словно исчезло. Разумеется, Госсен всем сердцем желал, чтобы товарищи остались живы, но не был в силах ничего изменить, находясь на постоянном попечении, в глубине души поняв, что путь, уготованный судьбой, обязан пройти один. Догадывался юноша и о том, что спокойно погибнуть ему не дадут и даже сейчас, когда он спрятан в иллюзии, в месте, где бестелесные фантомы оплетают все вокруг энергетическим барьером, за ним наблюдают, пристально, без устали, видят и чувствуют каждое колебание хрупкой души. — Послушай, я понимаю, насколько тебе тяжело нести бремя избранного. — Печально вздохнул Клауд, обхватив тонкие плечи волшебника, обмякшие в чужих руках. — Мы все ввязались в это, боремся, пытаемся найти истину и выжить, просто сдаться — не выход. — Всего лишь комплекс жертвы. — Без всякой жалости процедил Хаябуса, отвлекаясь от восстановления собственных сил. — Если не хочешь доставлять или думать, что доставляешь всем проблемы, то стань сильнее, прими решение, а не жди пока это сделают за тебя. Будущее неведомо никому, никто не даст гарантию, что приказы, отданные мной — верны, сейчас, когда господина Линга нет, я делаю то, что считаю правильным, но ни я, ни господин, никто из живых не даст гарантию, что прав исключительно я. Настанет момент, когда придётся решать самому и ты должен быть готов. Говоришь, хочешь встречи с колдуном — я останавливать тебя не буду, однако, в твоём состоянии, ты ничего не добьёшься кроме разочарования. — Хая, перестань. — Лекарь заслонил Госсена собой. — Вы все требуете от него спасти мир, знаешь ли, это не очень мотивирует людей. — Я не требую стать сильнее. — Леденящим тоном произнес ассасин, прищурив глаза, от чего у Клауда по коже пробежала волна мурашек. — Нет, я приказываю стать сильнее. Моя задача — защищать вас, а не вытирать сопли. Попытайся установить наше положение и понять, куда плывёт корабль, а я придумаю, как разобраться с проклятыми душами. На этом всё. — Как можно быть таким бессердечным? — Лекарь удрученно вздохнул, странно улыбнувшись. — Боюсь, ваш командир прав. — Заключил вампир, смахивая с лица локон вороньих волос. — Мы не в том положении, что искать лекарство от душевных ран. Помни, Госсен, ты не один и никто не требует от тебя сражаться в одиночку, я ведь тоже рождён человек и прекрасно понимаю: мир не спасти без помощи и, чтобы ты не решил — я последую за тобой. — Даже, если я захочу спасти Ланселота… Вы сами говорили, что только я способен на это… — С дрожью в голосе прошептал волшебник, отводя виноватый взгляд. — Значит, такова твоя воля и я не стану противиться. Мне не известна судьба этого существа и я не исключаю возможность, что где-то в укромках своего сознания, он не молит о помощи. На слова Госсена, Хаябуса кинул лишь презрительный взгляд, оставив ключевое решение за избранным, заведомо зная, что мягкотелый мальчишка поступит именно так и никакими пытками не вытравить из его сознания жажду к всепрощению. Остальные путники скептически отнеслись к решению волшебника, но, по примеру, командира — смолчали, в конце концов, им осталось только верить в древние легенды и силу избранного, более, обыкновенные люди ничего не могли сделать.