Ты моя ошибка

— Госпожа, не надо, прошу вас! — Менекше подняла на Султаншу умоляющий взгляд. — Это не доведет до добра! Аллах за такое накажет! Вы ведь обещали, что бросите колдовать! — Брошу, когда все мои враги сгорят в пламени! — Халиме хищно оскалилась, склоняясь​ над ритуальной чашей и шепча заклинания. Это была стройная черноволосая женщина лет сорока, как и многие черкешенки, она обладала тонкими чертами округлого лица, изящным изгибом бровей, белой кожей и миндалевидными карими глазами. В гареме ее когда-то считали первой красавицей, и конкуренцию ей составить могла лишь вторая хасеки* — когда-то в далеком прошлом гречанка Елена, а теперь Хандан — высокая, худая, темноволосая и зеленоглазая женщина с родинкой над губой и вечно напуганным взглядом огромных печальных глаз. — Госпожа, что же вы хотите сделать? — спросила служанка, про себя испуганно твердя молитвы. — Порчу наведу на Султана Ахмеда! — глаза женщины блеснули во мраке комнаты зловещим светом. — Нашлю на него проклятие, что день за днем будет выпивать из него силы и жизнь. Раз уж не получилось со львом, придется делать все самой. Но в любом случае, он должен умереть! Умереть, чтобы мой сын, мой Шехзаде занял свой законный трон! — Но Госпожа, — возразила Менекше неуверенно, — Повелитель ведь помиловал Шехзаде. Если Султан узнает, что это вы покушались на его жизнь, он очень разозлится, и тогда, он отменит свое решение. Может не стоит испытывать его терпение, ведь он добр к Шехзаде, он любит его! — Замолчи! Не будь так наивна и глупа! — прошипела Султанша. — Я не могу полагаться на случай! Я уже потеряла однажды своего сына, теперь пришел черед Хандан ходить в трауре и рыдать на могиле своего ребенка! Мне не достаточно питать себя надеждами на чужое милосердие, я должна быть уверена, что моему сыну ничего не угрожает! Вдруг, в дверь постучали, и в покои вошла служанка. Она что-то прошептала Халиме на ухо, что-то такое, от чего лицо женщины смертельно побледнело, а после быстро покинула комнату. — Об этом я и говорила. — Султанша тяжело опустилась на кушетку, словно ее разом покинули силы, и закрыла руками лицо. — Что же нам теперь делать?! — Госпожа! — воскликнула Менекше взволнованно. — Что с вами?! Что случилось?! — Повелитель запросил фетву на казнь Шехзаде, Менекше! Султан Ахмед казнит Мустафу! Как он может?! Ведь он же обещал! — Возможно, не стоило вам так спешить! — служанка потупила взгляд, избегая смотреть своей Госпоже в глаза. — Надо было дождаться, когда все успокоится, уляжется… А сейчас… Известно ведь, что зверь, загнанный в угол, сопротивляется лишь отчаяннее, злее, из последних сил пытается выжить! Сейчас он на все готов чтобы спасти собственную жизнь! — Я и так это знаю! — Халиме в гневе швырнула на пол стоящую рядом вазу. — Потому, мы и должны убить его прежде, чем он доберется до нас! — продолжила она уже тише. — Но сейчас, нам срочно нужно бежать! А когда мы вернемся, нас будет ждать опустевший трон. ***** Свой утренний обморок Ахмед сослал на последствия событий, произошедших прошлой ночью, однако, когда к вечеру ему стало не лучше, а лишь хуже, в душу его закралось зерно сомнения. К общей слабости и сонливости добавилась ужасная головная боль, тошнота и звон в ушах, словно бы его оглушили. «Может, когда​ я ударился о решетку клетки, то получил сотрясение, или лекарь недостаточно тщательно промыл раны и началось заражение крови?» — мелькнула в голове мысль, но быстро ушла, позволив юноше провалится в глубокий, больше похожий на беспамятство сон без сновидений. Однако, нормально поспать ему не удалось. В какой-то момент, внезапно, стало сначала очень душно, грудь сдавило так, словно что-то огромное тяжело навалилось сверху, не давая двигаться и даже дышать, а затем, легкие разорвало жуткой болью. Ахмед в ужасе распахнул глаза. Будучи не в силах сказать ни слова и даже вдохнуть хоть немного воздуха, он просто смотрел на гигантскую черную тень, что нависла над ним, что-то жутко то ли рыча то ли шипя и скаля огромные клыки, словно хищник над беспомощной жертвой. — Ты умрешь! — прошелестело чудовище. — Захлебнешься в своей же крови! Ты чувствуешь это? Чувствуешь, что ты уже умираешь? — боль нахлынула с новой силой и Ахмед с криком…проснулся. По лицу градом тек холодный пот, в горле совсем пересохло, а ощущение того, что в комнате он не один, не покидало до сих пор, нагоняя панику. Юноша протянул дрожащую от пережитого страха руку, беря с прикроватного столика подсвечник, а другой рукой нащупал под подушкой кинжал. — Что же это со мной?! — прошептал он тихо и поднялся с постели, напряженно озираясь по сторонам. Внезапно, боковым зрением, омега заметил какое-то движение, повернул голову и онемел от ужаса. Подсвечник с грохотом упал на пол из ослабевшей руки, огонь скользнул вверх по балдахину кровати, жадно пожирая шелковую ткань, но сам юноша не только не бросился прочь от источника опасности, а напротив — замер на месте, словно неподвижная статуя. Сзади, за спиной, бушевал огонь, а впереди, на оранжевой от всполохов пламени стене застыли две тени — его собственная и чужая, поднимающаяся до самого потолка и непроглядно-черная, словно чернильная клякса на белой бумаге. Она шевелилась, продолжала что-то бормотать протяжным, глухим, словно скрип деревьев под окнами поздней осенью, голосом, и приближалась, неумолимо и неизбежно. Ахмед, к которому наконец вернулся дар речи, зажмурил глаза, твердя шепотом: — Это все сон! Просто страшный сон! Мне все это кажется! Однако, чудовище пропадать никуда не собиралось, напротив, оно вдруг бросилось вперед и зачем-то с силой тряхнуло его за плечи. Юноше захотелось кричать, но крик комом застрял в горле, вынуждая хрипло закашляться, сгорбившись и прижав к груди ладонь. И только когда кашель немного отступил, Ахмед вдруг понял, что больше не чувствует боли, а жар огня не обжигает ему спину. Неуверенно и словно нехотя он приоткрыл глаза и увидел, что лежит на кровати, а над ним, склонившись, нависает Дервиш, с встревоженным и даже немного напуганным лицом. — Что случилось? — пробормотал омега слабо. Почему-то, несмотря на то, что сейчас он, кажется, проснулся окончательно, язык у него предательски заплетался, а глаза слипались. — Что случилось? — переспросил Дервиш. — Этот же вопрос я вам хотел бы задать! Вы кричали во сне и бились в судорогах. Перепугали всех. Ответил Ахмед молчанием, его отчаянно клонило в сон, чужой голос доносился словно сквозь вату, а перед глазами опять маячила чернота. — Да что за мерзкая вонь стоит в покоях?! — устав ждать ответа, поморщился недовольно Дервиш и тихонько ругнулся себе под нос. — Эти благовония просто ужасны! Такой резкий горький запах! Как вы вообще его терпите?! Хотя погодите… — мужчина нахмурился. — В самом деле, здесь же дышать нечем! Ну ка… — альфа приподнял воспитанника за плечи, пытаясь установить с ним прямой зрительный контакт, — сосредоточьте взгляд на моей руке! У-уу… Да у вас глаза разбегаются! Так, слуги, быстро уберите из покоев все ароматические светильники, лампады и свечи! Отнесите их главному лекарю, пусть проверит немедленно, что за дрянь в них намешана, а то даже мне уже мерещится начинает всякое! — Дервиш тряхнул головой. — И покои проветрите обязательно, как можно тщательнее! А вы, Повелитель, у меня в комнате сегодня поспите, здесь вам оставаться нельзя. Но сначала вы должны продышаться нормально. Альфа подхватил юношу на руки, вместе с одеялом, и вынес его на балкон. Свежий соленый воздух тут же ударил в лицо. Ахмед запрокинул голову и замер, жадно и рвано дыша. Едва мучившая его духота отступила, тело омеги, даже несмотря на теплое одеяло, пробил озноб. Дервиш это сразу же заметил, и уже несколько минут спустя, молодой Падишах сидел на ворохе подушек прямо у камина и задумчиво смотрел на огонь. — Повелитель, идемте! — позвал его вернувшийся с лекарствами альфа. — Вам надо поспать! К тому же, вредно так близко сидеть к огню, вы перегреетесь, и потом у вас будет болеть голова! — Мне холодно! — отозвался Ахмед, и в самом деле стуча зубами. — Я никак не могу согреться! — Идемте! — Дервиш приблизился и потянул омегу за руку, вынуждая подняться. — Сейчас вы ляжете в кровать и быстро согреетесь! Юноша послушно кивнул. — Только ты тоже рядом ложись! — попросил он. — С тобой мне точно будет тепло. Дервиш повиновался без лишних слов. Под одеялом, прижатый в объятиях к чужому горячему сильному телу, Ахмед действительно наконец перестал дрожать, однако лицо его так и осталось задумчиво-напряженным, а сам он и не собирался расслабляться. — Повелитель, что вас гложет? — мужчина мягко погладил омегу по голове. — Что вас мучает? Султан страдальчески поморщился. — Я не знаю, правильно ли я поступаю. Казнь Мустафы необходима! — выдавил он дрожащим голосом. — Мой разум признает это, но сердце не может принять. Чем я буду лучше отца, которого ненавидел всей душой, если стану таким же как и он братоубийцей?! — Не сравнивайте даже себя с ним! — отрезал Дервиш строго. — Вы совершенно другой человек! — Человек ли?! — в голосе юноши проскользнули истеричные нотки. — После того, что я сделаю, после того, как запачкаю руки невинной кровью брата, а на душу возьму тяжёлый грех, смогу ли я по-прежнему считать себя достойным называться человеком?! Нет, Дервиш, не смогу! Я даже сейчас уже себя последним мерзавцем ощущаю, чудовищем! Я лжец, тиран и клятвопреступник! — Замолчите! — прикрикнул альфа строго. — Не смейте так говорить о себе! Вы Падишах! Ваши решения, принятые во благо государства, не лежат на вашей совести, потому что приняты они по необходимости, а не исходя из вашего собственного желания! Понятно вам?! Ахмед неуверенно, но все же кивнул. — Вот и отлично! — мужчина тяжело вздохнул. — Запомните вот ещё что… Ваша жизнь всегда стоит на первом месте! Всегда! Если что-то, вернее кто-то, угрожает ей, то угроза должна быть уничтожена, вне зависимости от того, жестоко это или нет! Ваша жизнь — альфа нахмурился, четко чеканя каждое слово, — вам не принадлежит! Ваша жизнь принадлежит государству! Аллах вам в руки вверил Османскую империю и ее народ, на вас лежит ответственность за судьбу огромной державы и миллионов людей, ее населяющих! Ваша жизнь бесценна, и вы не имеете права подвергать ее опасности из-за личной слабости, даже если эта слабость — любовь! А ещё, — Дервиш крепко сжал в своей руке чужую ладонь, — вы не имеете права подвести тех, кто сделал все, чтобы сейчас вы были живы! Я понимаю, что вам очень сложно, но и нам не легче! Не обесценивайте наших жертв! Ваш путь к трону был тяжелым не только для вас! Ахмед в ответ промолчал и отвернулся, зажмурив горящие от слез глаза. — Не корите себя! Вы сделали все, что могли! — Дервиш погладил его по спине, пытаясь утешить. — Вы сохранили брату жизнь, и все могло бы быть хорошо, но Халиме ваш щедрый дар отвергла! За ваше милосердие она вам отплатила черной неблагодарностью! Вы пощадили ее сына, а она дважды уже за последние дни пыталась вас убить! Ахмед приподнялся на постели, выбравшись из чужих объятий, и сел. — Так значит это всё-таки она сделала? Дервиш кивнул. — Относительно льва я ещё сомневался немного, но отравить, или навести на вас порчу пыталась точно она. В ваших покоях во всех свечах, светильниках, курительных чашах, да даже в камине, везде колдовские порошки, травы, а еще нашли несколько амулетов. Только Халиме во дворце занимается колдовством, поэтому кроме нее нет даже других подозреваемых! Мда… — альфа хмыкнул, — видимо смерть сына повредила ей рассудок. Раньше она была куда как осторожнее и хитрее! — Ее уже допросили? — спросил Ахмед тихо, массируя пальцами виски. — Я уже отправил слуг, чтобы они взяли ее под стражу. Утром я допрошу эту предательницу лично. — Хорошо. Внезапно, кто-то принялся громко тарабанить в дверь. — Войдите! — Как ты, нечестивец, посмел нарушить священный покой нашего Повелителя?! — обрушился Дервиш на слугу гневной отповедью, едва тот перешагнул порог. Несчастный тут же рухнул на колени, лбом уткнувшись в пол. — Помилуйте! Ахмед скорчил лицо в брезгливой гримасе и жестом велел ему подняться. — Так зачем ты явился?! — спросил Паша строго. — Надеюсь у тебя были для этого веские причины! — У меня срочное донесение! Халиме Султан, она… — слуга перепуганно сглотнул, боясь продолжить, — она сбежала! — закончил он наконец. — Мы весь дворец и сад обыскали, но ее, Дильрубы Султан и Шехзаде нигде нет! Они словно сквозь землю провалились!