Ты моя ошибка

То, что впереди его не ждет ничего хорошего, Ахмед понял, стоя за закрытыми дверями и слушая крики разгневанной толпы. Янычары и сипахи, разъяренные тем, что обещанный Бакшиш так и не был им выплачен, рвались штурмовать дворец, и страже с каждой минутой все хуже и хуже удавалось их сдерживать. — Они требуют меня. — прошептал юноша растерянно. — Что мне делать, Дервиш?! — Ну уж точно ни в коем случае не следовать их требованиям! Выйти к ним сейчас — значит умереть страшной смертью от рук обезумевшей толпы! — отозвался мужчина, напряженно хмурясь. — Проявите терпение, Повелитель! Каплю терпения! Оно того стоит, поверьте! Пройдет время, и они проникнуться к вам должным уважением, вы обретете силу и власть, возможность решать, стать справедливым и милостивым, или же кровавым тираном. Сейчас же, все что от вас требуется — остаться в живых! Сафие Султан сегодня имела с вами разговор… — Ты хочешь — Ахмед досадливо скривился, — чтобы я согласился на ее предложение? Ты же понимаешь, что этим обязательством она меня унизит, свяжет по рукам и ногам! Никто не будет ставить мне условия! Никто, слышишь?! Ни Сафие Султан, ни мать, ни презренные предатели, что штурмуют сейчас мой дворец, ни даже ты! Альфа больно стиснул воспитанника за руку, удерживая его на месте и не позволяя отвернуться. — Знаете, в чем главное различие между живыми и мертвыми? — Дервиш нахмурился. — И те и те сожалеют о чем-то, только мертвые бессильны исправить ошибки, в то время как у живых такой шанс есть! Зачем же тратить его зазря?! Повелитель, — мужчина склонил голову, пристально вглядываясь в чужие испуганные глаза, — я когда-нибудь ​подводил вас? Хоть раз подобное происходило?! — Нет. — Тогда доверьтесь мне и сейчас. Обещаю, все будет хорошо! Я жизнью готов поклясться! — Дервиш оглянулся по сторонам, желая удостовериться в том, что никто не подслушивает сейчас их разговор. Слуги и стража стояли на достаточном от них расстояние, но мужчина все равно, на всякий случай, понизил голос. — Вы для меня — самое дорогое сокровище! Пусть хоть рухнет в бездну этот проклятый дворец, вместе со всей столицей! Если при этом вы останетесь живы и невредимы, мне будет плевать на все те сотни тысяч жизней, принесенных в жертву, потому что я сочту их соразмерной платой за вашу жизнь! Я сделаю что угодно, чтобы спасти вас! Чего бы это не стоило! И я не позволю вам рисковать собой ради того, чтобы потешить свою гордость! Внезапно послышался грохот, и на пол, прямо под ноги Султана, упал камень, а следом, рядом с ним, и еще один. Юноша замер, словно впал в оцепенение, потом протянул руку и указал на один из камней, приказывая удивленному слуге: — Возьми. И отнеси в мою комнату. Будет напоминать мне о том дне, когда мои воины, что клялись меня защищать, подло осмелились восстать против меня! — пояснил он. «Солдаты, — слышались голоса из-за двери, — вернитесь в свои казармы! Вам еще не поздно одуматься! Раскайтесь, и наш милостивый Падишах дарует вам прощение!» «Что нам до его прощения?! Мы не вернемся в казармы, пока не получим свое золото!» «Золото выплатят вам сразу, как только придут обозы с казной из Египта! Сейчас же казна пуста! Нам не с чего выплатить бакшиш!» «Нам надоело терпеть, Паша! С вами нам говорить не о чем! У нас разговор к Султану, и разговор короткий! Либо он немедленно заплатит нам наш бакшиш, либо заплатит своим троном…и своим телом, раз уж у него, как вы говорите, совсем нет денег!» Толпа возмущенно загудела. Такая дерзость даже среди многих бунтовщиков вызвала отторжение, но тех, кто поддержал призыв, тоже оказалось отнюдь не мало. Ахмед побледнел от ярости, а рука его стремительным движением легла на рукоять сабли. — Не смейте, Повелитель! — Дервиш железной хваткой вцепился в чужие волосы, удерживая юношу на месте. — Какой толк будет от того, что сейчас вы выйдете к ним?! Они вас слушать не станут, а если и станут, — альфа прищурился строго, — что тогда вы скажете им?! «Вот он я! Стою перед вами один, без доспехов, без оружия, и никто не защитит меня! Убейте меня! Надругайтесь! Делайте со мной что угодно, и никто не помешает вам, кроме пары человек, которых вы тоже быстро убьете, набросившись всей толпой!» Так вы скажете им?! Если надо будет, — добавил мужчина уже шепотом, — я вас хоть свяжу, но к ним вы не выйдете, а если и выйдете, то только через мой труп! — Я должен снести этот позор, да? Этого ты от меня хочешь?! — прошипел Ахмед срывающимся от злости голосом. Он уже понял прекрасно, что в этом споре ему не победить, но упрямство не позволяло ему послушно замолчать и прислушаться к чужим советам. — Ты хочешь, чтобы мои рабы смели оскорблять меня и оставаться безнаказанными?! — Этот мерзавец не останется безнаказанным! Ему отрежут его грязный язык, выколют глаза, а после казнят на главной площади прилюдно, чтобы впредь это было уроком для всех! Лично я выпущу ему кишки и принесу вам на подносе его голову, если вы того пожелаете! — Дервиш нервно ухмыльнулся. — Но сейчас, не дайте ярости замутить ваш рассудок. Взгляните на ситуацию трезво, и вы поймете, что все это ловушка. Притом ловушка тщательно спланированная. Враг думает, что загнал нас в угол, заманил в сети, и это действительно так, но если мы будем хитрее, не мы, а наш враг попадет в яму, что сам и вырыл! — Хочешь сказать, у тебя есть план? — протянул Ахмед недоверчиво. — У меня он есть всегда, но для начала, вам надо остаться в живых! ***** — Этим договором, — Бюльбюль протянул Султану лист бумаги, — вы обязуетесь вернуть долг, в размере двух миллионов золотых, выданных в честь вашего восшествия на престол из казны нашей всемилостивейшей Госпожи, а так же, по этому документу, за Сафие Султан остается право и дальше жить во дворце Падишаха, без права высылки. Омега на секунду прикрыл глаза, сдерживая порывы ярости, а потом, со злобной обреченностью поставил на договоре печать. — Ну вот, наконец-то​ все наладилось, Слава Аллаху! — улыбнулась женщина. — Вы за это мне ещё заплатите! — огрызнулся Ахмед, прожигая ее ненавидящим взглядом. — Да что ты говоришь? Предчувствуя катастрофу, Дервиш решил вмешаться, пока не поздно.  — Уходите немедленно, Госпожа! Свое дело вы решили, больше вам незачем здесь оставаться! Убирайтесь прочь! — Что это за дерзость, Паша?! Знай свое место! — осадил его внезапно Падишах. — Как бы там ни было, она все еще Госпожа и моя бабушка, а следовательно, ты должен относиться к ней с уважением! Выйди из покоев! Нам нужно поговорить наедине! Сафие Султан довольно ухмыльнулась. — Ты правильно сделал, что прогнал его. Нечего слугам вмешиваться в семейные дела их хозяев! — Вы сами учили меня, что когда дело касается только кого-то двоих, то эти двое должны решать его между собой, а не выносить на всеобщее обозрение, делая достоянием сплетников! — отозвался юноша хмуро. — Что же касается Дервиша, то для меня он — такая же семья как и вы! Если бы разговор происходил не между мной и вами, а между мной и им, я бы выгнал вас прочь точно так же, как только что выгнал его! Вам же я велел остаться только для одного — чтобы сказать, что вы мне отныне враг! — глаза омеги блеснули сталью. — Сегодня вы победили, но уже завтра все может измениться! А теперь, убирайтесь прочь с глаз моих, и позовите ко мне Дервиша, когда будете уходить! — Война так война! — прошипела госпожа раздраженно. — Помни только, с кем ты имеешь дело! Отныне тебе стоит быть очень осторожным, наш драгоценный внук! — Скажу вам тоже самое! — юноша издевательски усмехнулся. — Оглядывайтесь теперь почаще! И уходите уже скорее! Не отнимайте мое время и не вынуждайте меня вызывать слуг, чтобы они вывели вас отсюда силой! Сафие Султан побледнела от ярости, но сдержалась и, процедив сквозь зубы: — Как прикажешь, наш внук-Повелитель! — направилась к двери. Ахмед ничего не ответил, даже не повернулся, когда она поклонилась, покидая его покои. И только когда в комнате не осталось никого, кроме него и вошедшего пару минут назад Дервиша, он наконец-то​ дал волю эмоциям, с грохотом сбросив на пол все, что было на столе, а потом замер, закрыв ладонями лицо. — Повелитель. — Мужчина успокаивающе коснулся его плеча. — Этого ты от меня хотел, Дервиш?! В этом заключался твой план?! Она меня унизила! Сквозь окна со двора доносились хвалебные крики толпы: «Слава Сафие Султан! Слава нашей великой Госпоже!» — Это позор! Она не просто заставила меня поступить по-своему, но и выставила перед моими подданными беспомощным глупым мальчишкой, за которого правят все, кому не лень! После такого, разве станут они уважать меня?! — У них выбора не будет! — хмыкнул альфа. — Повелитель, пусть Сафие Султан сегодня празднует победу, а завтра ее будет ждать другой день, совершенно другой! — мужчина предвкушающе злорадно улыбнулся, однако омегу его слова не особо то утешили. — Я так устал… Боже, как устал! — простонал Ахмед слабо. — Еще и эта странная болезнь, у меня раскалывается из-за нее голова! — Повелитель, может мне позвать лекаря? Вы желаете чего-нибудь? Омега досадливо скривил губы. — От твоей болтовни мне ничуть не легче! Толку от нее нет никакого! — Но Повелитель, — возразил Паша, хмурясь, — вы плохо себя чувствуете, может все же следует вызвать лекаря? И вообще, вам нужно… — Я кажется приказал тебе убраться вон с глаз моих, Дервиш! — Ахмед внезапно побледнел, как полотно, тело его пробило нервной дрожью, а голос сорвался на хриплый, переполненный до краев отчаянной, звериной злостью крик. — Достаточно! Хватит учить меня жить! — Но Повелитель, я… — Достаточно! — на глазах юноши выступили слезы, может просто от напряжения, ведь голос у него от природы был слабым и тихим, и каждый раз, когда он пытался кричать, горло словно сжимали невидимые тиски; а может и потому, что омега на мгновение потерял над собой контроль, и чудовище, сидящее внутри и поджидающее удобного момента, чтобы освободиться наконец, кинулось отчаянно вперед, одновременно разбивая грудь о крепкие прутья и все же круша их когтями. — Я устал постоянно тебя слушать! Я вырос! Мне не нужны больше твои советы! Кто ты вообще такой, чтобы указывать мне?! Я — Падишах Мира! А кто такой ты?! — юноша ядовито ухмыльнулся. — Бедняк Дервиш, мальчишка-оборванец с улицы, который стал человеком только благодаря милости династии! — Ахмед вдруг побледнел еще сильнее, пошатнулся, едва не падая, и, дойдя, шатаясь, до кресла, обессиленно осел в него, запрокидывая голову и закрывая руками покрасневшее вдруг лицо. — Проклятие! — пробормотал он слабым голосом. — Мне стоит быть сдержаннее, а иначе нервные срывы точно сведут меня в могилу однажды! У меня так сердце сжимается сейчас… Надо прилечь отдохнуть. — Простите за дерзость, Повелитель! — Дервиш напряженно нахмурился и упрямо продолжил говорить: — Хотя вы и гневаетесь на меня, однако, все же я вынужден буду вас ослушаться! Вам плохо, и я велю слугам немедленно привести лекаря! — Не надо этого! — Ахмед, морщась, приподнялся и сел прямо, как и подобает Падишаху. — Это все от волнения. Ничего серьезного! Я просто устал, мне нужно принять решение относительно судьбы брата, мне плохо, я хочу разобраться наконец со своими мыслями. Поэтому, прошу тебя, уйди. Я хочу побыть один! — Хорошо. — покорно склонился альфа, покидая покои. — Но прежде чем я уйду, хочу чтобы вы знали, Повелитель… Все они, те кто стал причиной того, что с лица вашего исчезла улыбка, заплатят за это, все они получат по заслугам, все без исключения! ***** День подошёл к концу. Солнечный диск закатился за горизонт, и на землю опустились густые сумерки. Дервиш только устроился удобно у камина с книгой, когда в дверь вдруг постучали. «Кто это может быть? Надеюсь ничего не случилось!» — подумал мужчина встревоженно, откидывая дверной засов. — Повелитель? — Так и оставишь меня стоять в дверях, или пустишь внутрь? — спросил Ахмед с грустной усмешкой и неловко переступил с ноги на ногу. — Проходите конечно! Нужно отдать какие-нибудь распоряжения слугам? Вы желаете… Юноша молча шагнул вперед и крепко обнял наставника за плечи. Тот в ответ растерянно замер, но тоже не сказал ничего и только, дотянувшись рукой, захлопнул дверь, закрывая происходящее в комнате от лишних глаз. — Я извиниться пришел. — заговорил Ахмед тихо. — Сегодня, да и вообще, я тебя зря обидел! Ты единственный, кто всегда ко мне был добр, а я так поступил с тобой… — омега замолчал ненадолго, переводя дыхание. — Мне очень стыдно! Очень, правда! И за вчерашнее тоже стыдно! Дервиш остался по прежнему безмолвным, из-за чего юноша только разволновался еще сильнее. Слова извинений давались ему с большим трудом. По натуре будучи гордым и упрямым, Ахмед очень тяжело переносил моменты, когда ему приходилось перед кем-то признавать свои ошибки. Сейчас же, чужое молчание и бездействие пугали его до дрожи, невольно рождая в голове мысли о том, что раз ему не отвечают, значит не хотят прощать. — Встреча с тобой — лучшее, что когда-либо случалось в моей жизни! И вообще, ты — лучший человек из всех, кого я знаю! Ты единственный, кто всегда был рядом, кто мог обижаться или злиться на меня, но никогда не отворачивался, всегда давал шанс на прощение! Ты единственный, кто никогда мне не лгал! — С чего вы так в этом уверены?! — заговорил мужчина наконец холодным тихим голосом. Странное дело, до момента, пока перед ним не начали извиняться, он вовсе не чувствовал себя обиженным, а вот теперь… Совесть велела немедленно даровать воспитаннику прощение, твердя о том, как дорого стоят эти неловкие извинения, ведь Ахмед обычно не имеет привычки извиняться никогда и не перед кем, но вот гордость возразила резко против подобного решения. Что уж, она просто взлетела мгновенно до небес, придя в восторг от осознания того, кто именно стоит сейчас рядом, несчастным виноватым взглядом сверля носки собственных сапог. Как можно было упустить такой шанс на то, чтобы отыграться за все несправедливые обвинения, истерики и грубые слова. В итоге, в споре с совестью, гордость всё-таки победила и отбила себе право немного помучить провинившегося, для того чтобы неповадно было ему в будущем слишком распускать язык и задирать нос. Подобные мысли, по правде говоря, даже самому Дервишу были противны, но поделать с собой он ничего не мог.  — Что если вы ошибаетесь? — продолжил мужчина все также холодно и даже как будто с издевкой. — Что если я все это время обманывал вас, чтобы войти к вам в доверие и потом извлечь из этого выгоду? — Нет, молчи! — Ахмед вздрогнул от этих слов, словно от удара, и, судорожно всхлипнув, закрыл дрожащей холодной ладонью чужой рот. — Аллахом заклинаю тебя, Дервиш, молчи! Не говори мне этого! От кого угодно, но только не от тебя! Я даже от родной матери готов предательство принять, но твоего предательства не переживу! Не от человека, которого люблю больше жизни! — холодные ладони обхватили лицо мужчины, а голос Ахмеда из жалобного и дрожащего стал неожиданно твердым и пугающе спокойным, что лишь подтвердило серьезность его слов. — Тебе не обязательно будет использовать нож, яд или удавку, если вдруг однажды ты пожелаешь мне смерти. Знай, тебе будет достаточно всего лишь нескольких слов… — конец фразы юноша договорил уже шепотом, а потом отвернулся и бесшумными лёгкими шагами выскользнул за дверь, оставляя Дервиша в одиночестве. На пару мгновений альфа замер в ступоре, пытаясь уложить все услышанное и сказанное им самим же в голове, а потом вылетел бегом из комнаты, надеясь, что успеет перехватить воспитанника в одном из коридоров, прежде чем тот скроется в своих покоях. Либо Ахмед шел слишком медленно, словно надеясь на то, что за ним погоняться, либо Дервиш очень быстро бежал, потому что Падишаха он настиг и чуть не сбил случайно с ног, едва свернув в первый же коридор. — Больше никогда не уходите! — выпалил он на одном дыхании, осторожно, но при этом крепко прижимая омегу спиной к стене. — И не нужно язвить сейчас и говорить, что вы не можете простоять всю жизнь на одном месте! Вы ведь все поняли!.. Вы молчите… — мужчина тяжело вздохнул, качая головой. — Вы на меня злитесь. — добавил он с короткой горькой усмешкой. — Верно?! Злитесь за то, что я сказал вам. И чего же вы теперь от меня хотите?! Или же не хотите ничего?! — Хочу. Скажи, — попросил Ахмед тихо, — зачем ты надо мной сейчас смеёшься? Я к тебе действительно прощения просить пришел, а ты только посмеялся. Ударить человека в самое больное для него место, да еще и тогда, когда он абсолютно беспомощен и открыт перед тобой, конечно это очень весело! — юноша грустно улыбнулся. — Не оправдывайся и не говори, что я опять все понял неправильно! Я бы не сказал так, если бы видел в твоих глазах раскаяние за сказанное. Но ты не раскаиваешься. Ты жалеешь только о последствиях своих слов, но не о словах! Альфа шумно вздохнул и отступил в сторону, позволяя воспитаннику уйти. — Спокойной ночи, Дервиш. Пусть Аллах хранит твой сон. — Ахмед коротко кивнул и снова улыбнулся, прочитав немой вопрос во взгляде собеседника. — Ты не понимаешь, почему я не злюсь на тебя? — Да. — Ты думаешь, что я на тебя обиделся, но это вовсе не так! Я не обиделся, мне просто больно, а это разные вещи! Разные… — омега покачал головой и, отвернувшись, быстро зашагал прочь.