Ты моя ошибка

— Да ты и не поймёшь наверное, — оживленно звучал, прерывая тишину полупустой комнаты, приглушённый мужской голос, — но в тот момент, когда я увидел его лицо, когда он стоял в каком-то полушаге от меня, опустив руку мне на плечо, я себя чувствовал слепцом, который прозрел внезапно и увидел впервые свет! — говорящий мечтательно вздохнул. — Его глаза… Какие же у него глаза, боже мой! Жизнью поклясться готов, что никогда еще не видел ничего прекраснее! — Да говори же ты тише! Не дай Аллах кто-нибудь услышит! Тебе точно конец тогда! — прошипел взволнованно крепкий молодой альфа (тоже новобранец, как и его собеседник) и, дотянувшись, слегка пихнул кулаком товарища в плечо. — Кто нас может услышать здесь, Али?! — отозвался в ответ Искендер и принялся остервенело тереть красные от слез глаза. — Да когда же кончится уже этот проклятый лук?! — воскликнул он отчаянно, в миг растеряв весь свой романтический настрой. — Я уже не вижу ничего, скоро так пальцы себе отрублю, а его в корзине словно и не убавляется вовсе! — Терпи! Я бы с тобой поменялся, брат, — Али вздохнул сочувствующе и с громким плеском уронил в воду очередную очищенную картофелину, — но Зульфикар Ага запретил, потому что ты наказан. — Да разве же это наказание?! Лучше бы уж палками отхлестали, чем все эти глупости! — Не дури! — прервал его альфа строго. — Тебя казнить по хорошему должны были за то, что ты натворил! Так что лучше не возмущайся в пустую, а благодари Аллаха и Повелителя за милость! — Да, ты прав! — Искендер шумно шмыгнул забитым носом и, виновато кивнув, с тяжелым вздохом вновь принялся рубить на мелкие кубики зловредный лук, так и норовящий выскользнуть из-под непривыкших к подобной работе грубых пальцев. На несколько минут на кухне воцарилась тишина, прерываемая лишь всплесками воды, мерным стуком ножа по доске и душераздирающим шмыганьем трущего время от времени то красный нос, то еще более красные глаза Искендера, который ссутулившись над низким столом, словно раб несущий на своей спине тяжелый груз, издевался как мог над несчастным луком, заранее просаливая его текущими бесконтрольным потоком по щекам слезами. Впрочем, на долго его не хватало, и вскоре уже, отложив в сторону нож, парень склонился ближе к товарищу и, оглядевшись лихорадочно по сторонам, зашептал: — Знаешь, Али, я вот смотрю на Повелителя, и вроде как он омега… Хрупкий, нежный, изящный… Красивый такой, ну просто сил нет! Так бы и глядел на него целую вечность! А как он взглянет на меня… — Искендер замолчал ненадолго и поежился, словно от холода, — так у меня душа в пятки уходит! Ты бы видел только, какой у него взгляд! Словно пламя костра. — альфа нахмурился задумчиво. — Слишком далеко стоишь — холодно, а слишком близко подойдёшь — сгоришь! Страшно даже… — И правильно! Правильно! Бойся! Так ты не наделаешь больше ошибок! И так уже достаточно натворил! — Да не хотел я… — Легких работ! Как проходит дежурство по кухне, новобранцы? — послышался внезапно со стороны двери чужой голос. Парни тут же вытянулись по стойке смирно, испуганно переглядываясь и пытаясь понять, как же они могли не заметить, что в комнату кто-то зашел. Но больше всего конечно их волновало: как много этот кто-то уже успел услышать из их разговора. — Али, выйди. — кивнул Зульфикар Ага, закрывая за собой дверь. — Но Ага, я… — Это приказ! — Я снова провинился в чем-то? — спросил тихо Искендер, когда они остались наедине, и очень удивился, вместо ругательств получив дружеское похлопывание по плечу. — Садись не бойся! — Зульфикар по доброму усмехнулся. — Наказывать я тебе не собираюсь, ты и так уже достаточно наказан. — Вы это про лук? — спросил парень осторожно. — Я это про страх. Даже смерть то она не так страшна, как ее ожидание. Искендер вздохнул шумно и опустил взгляд в пол, но так и не ответил ничего. — Да не переживай ты! — Ага хлопнул его еще раз ободряюще по плечу. — Никто тебя уже не тронет! Повелитель запретил. Я потому и пришел вообщем-то. Он за тобой слуг прислал. Велел немедленно тебя доставить во дворец. — Зачем это ещё? — Искендер настороженно нахмурился. — Тренироваться с тобой хочет. Так что быстро давай иди собирайся и впредь лишних вопросов не задавай! Приказы Падишаха не обсуждаются! Ты понял?! — Ну конечно понял, Ага! ***** *Неделю спустя* — Сынок Ахмед поднял взгляд от тарелки с супом, в которой ложкой выписывал круги последние пару минут, и по выражению лица матери, мигом сообразив, о чем именно она собирается его сейчас спросить, выпалил торопливо и даже как-то раздраженно: — Нет, матушка, я не заболел, у меня просто что-то совсем нет аппетита сегодня! Отговорка его женщину не особо убедила, поэтому она не успокоилась до тех пор, пока не приложила ладонь ко лбу юноши, проверяя, нет ли у него жара. — Ахмед, лев мой, раз ты не болен, то что с тобой? Ты сам не свой последние несколько дней, я переживаю! — Все со мной в порядке, Валиде! Оставьте свое беспокойство! — отрезал омега строго и, поднявшись, быстрыми шагами вышел на балкон. — Лучше сейчас не мучайте его расспросами, Госпожа! — заговорил тихо Дервиш Паша, который до этого сидел молча, стараясь не вмешиваться в беседу матери с сыном. — Наш Повелитель что-то не в духе. — Вот именно, Паша! — воскликнула Султанша нетерпеливо. — Вдруг что-то плохое случилось, а он ведь сам и не скажет никогда! И мы помочь ему не сможем ничем! Я надеялась, что хоть ты знаешь, в чем дело, но похоже надежды мои были напрасны! — Увы. — Дервиш устало кивнул. Вечерний воздух был приятно теплым и свежим. Солнце уходило в закат, окрашивая все вокруг в алые и золотые тона. В другое время Ахмед обязательно сказал бы, что это потрясающе красивое зрелище, но сейчас ему было ну никак не до этого. На самом деле он нагрубил матери вовсе не потому, что злился на нее за что-то, или вовсе не любил ее, а только из-за того, что понятия не имел, что же ей ответить, когда она начнет осыпать его вопросами. Он и сам не знал, что с ним происходит. Вот уже который день все валилось у него из рук, мысли не удавалось сконцентрировать ни на чём дольше, чем на жалкий десяток минут, ночами не шел сон, и не хотелось ничего. Все стало внезапно каким-то серым и невыносимо скучным, и только когда Искендер, этот мальчишка с глазами наивного ребенка и россыпью веснушек на переносице, появлялся рядом, жизнь вновь наполнялась красками и легче становилось дышать. «Никогда не делится своими переживаниями со мной, словно я чужая ему! — долетал обрывками из комнаты возмущенный голос матери. — Нет, не чужая…враг! Я словно птица, что не своего птенчика растит, а кукушонка!» Ахмед облокотился локтями на перила балкона и, опустив понуро голову, закрыл руками уши. «Не хочу слушать! Как уже надоело все это! — подумал он устало. — Что же происходит со мной? Я сошел с ума? Меня прокляли? Я влюбился?..Что?! — страшная догадка словно окатила тело ледяной водой. — Нет! — Ахмед затряс испуганно головой. — Нет! Невозможно! Быть этого не может! Нельзя! Я ведь Падишах! — сердце на пустые уговоры разума ответило лишь холодной колкой усмешкой. Оно уже давно все решило. — Нет! Я ведь дал Дервишу слово! — в отчаянной последней попытке воззвал юноша к совести, но и она сделала вид, что онемела и оглохла вдруг. — Но ведь…» — омега не договорил и замер, зажмурив глаза и запрокинув голову. «Когда же это успело произойти? Когда?! — билась лихорадочно одна единственная мысль в его голове. — Когда?!» И правда, когда? Они ведь виделись всего семь раз! Всего семь! Да еще и как… Первый раз в лесу, когда он, Ахмед, умирал, и ему явно не было дело до чего-то подобного, в следующий раз судьба свела их на тренировочном корте, и тогда все закончилось пощечиной для одного и оскорбленной гордостью для другого. А потом… А потом были тренировки, что с каждым разом становились все короче, плавно перетекая в непринуждённую беседу, затягивающуюся порой на несколько часов, в которой даже тема разговора была не так важна, как блеск в глазах напротив и чужая неловкая, но искренняя улыбка, в ответ на удачную шутку. — Аллах мой, что же мне делать теперь со всем этим?! — прошептал Ахмед тихо и оглянулся испуганно назад, словно боясь, что кто-то сейчас мог его услышать. — Что же я наделал?! — спросил он еще тише и зябко обхватил руками плечи, стараясь успокоиться. Знал бы он, что там, далеко за стенами дворца, в корпусе янычар, тот, о ком он думает сейчас, точно так же стоит на балконе и терзает себя той же мыслью.