Ты моя ошибка

Согревшийся и немного охмелевший от вина, Ахмед сидел на кровати, поджав под себя ноги. Волосы его были распущены и волной густых шелковых кудрей укрывали спину, широкая холщовая рубашка соскользнула немного вниз, оголяя острое плечо, отблески огня в камине бросали золотые блики на бледное лицо, а глаза омеги сверкали, словно черный жемчуг. Искендер пристроился рядом и смотрел на Султана с таким откровенным восхищением во взгляде, что юноша даже засмущался немного. — Что-то не так? — спросил он с несвойственной ему обычно робостью. — О чем ты так задумался? — Я думал сейчас о том: чем же именно заслужил столь щедрый дар. Молодой Падишах вопросительно вскинул бровь. — Увидеть своими глазами ангела и даже прикоснуться к нему — это величайшая честь, какую только можно себе представить! — прошептал Искендер и, протянув руку, легким движением пригладил чужие волосы на виске, заправляя за ухо непослушный локон. Омега подался слегка вперед и доверчиво опустил голову ему на плечо. Прошло несколько минут. — Скажи, — попросил Ахмед, внезапно отстранившись, — тебя действительно совсем не смущает то, какой я? — Я не понимаю! — альфа растерялся. — Что вы имеете ввиду? Что именно должно меня смущать? — Ну… — протянул омега неуверенно, — может тебе больше девушки нравятся? Всё-таки у них есть формы, они более послушные и милые. Или вообще у тебя, возможно, уже есть кто-то, а ты изображаешь чувства ко мне лишь потому, что боишься мне отказать! — И как только вам такие глупости на ум могли прийти?! — возмутился Искендер. — Разве, если бы я действительно притворялся, что люблю вас, вы бы не почувствовали фальши?! — Почувствовал бы… — выдохнул Ахмед тихо, но лицо его так и осталось грустным. — И все же, — продолжил он, — такие как я…мы странные! Разве не так? — голос юноши дрогнул. — Непонятные какие-то, несуразные. Словно бы половину тела парня и половину девушки сшили вместе и зачем-то оживили и выпустили в мир такую вот богомерзкую ошибку природы! — под конец своих слов омега нервно вцепился пальцами в одеяло и низко опустил голову. — Бред какой-то! — вспылил Искендер. — Да кто вам такую мерзкую глупость сказал?! Кто посмел?! — прошипел он, тяжело дыша от ярости. — С чего вы это взяли?! — в последнее время парень сам себя не узнавал. Раньше всегда спокойный, дружелюбный и не агрессивный, теперь он словно стал другим человеком. Проснувшийся внезапно собственнический инстинкт сводил его с ума, ревность душила змеёй, а при мысли о том, что его омеге кто-то может причинить вред, альфу охватывало прямо-таки звериное бешенство. — Почти все так считают, — продолжил Ахмед упрямо гнуть свою линию, — хотя и не говорят прямо, но я ведь слышу, как они шепчутся у меня за спиной! — в глазах молодого Падишаха блестели злые слезы, а голос дрожал от обиды. — Да, не секрет ни для кого, что многие меня вожделеют, но ведь это не меняет того факта, что они не видят во мне человека, того, с кем можно создать семью, воспитать детей, пройти жизнь рука об руку… Они смотрят на меня только как на диковинную зверушку, как на вещь, которой можно пользоваться вдоволь, а потом выбросить! — Ну и пусть смотрят, сколько хотят! И пусть говорят, что хотят! — Искендер мягко приподнял чужое лицо за подбородок, осторожно вытирая дорожки слез с бледных щек. — Разве вам должно быть до них дело? Да, вы странный, не такой как все, ну и что с того? Почему это как-то должно меня отталкивать? Человек видит то, что хочет видеть. Кто-то скажет, что вы ошибка, а я скажу, что вы исключение из правил! Скажите, — парень ободряюще улыбнулся, — бриллиант ведь тоже редкий камень, но разве из-за этого его можно считать уродливым? Если вы не такой как все, это вовсе не значит, что вы хуже, чем остальные! И вообще, — подытожил альфа строго, — умный человек судит другого человека не по внешности, а по его поступкам. А глупцы же, которые на это не способны, не заслуживают того, чтобы прислушиваться к их мнению! Вот и не слушайте их! Единственным словом, на которое Ахмед обратил внимание, по всей видимости, оказался именно приказ «не слушай», потому что он действительно пропустил мимо ушей все, что ему только что сказали, и продолжал что-то бессвязно и неразборчиво бормотать. Его трясло, на лбу выступили морщины, голос то и дело прерывался судорожными всхлипами, а худая ладонь сжала чужую руку так сильно, что на ней, кажется, даже остались потом синяки. — Я почти не знаю тебя совсем, — шептал он глухо, — но выворачиваю наизнанку перед тобой всю свою душу, и все это лишь потому, что рядом со мной больше нет никого, кто бы выслушал меня и дал совет! Ах, была бы моя Валиде мне не только Валиде, а настоящей матерью, как бы сильно мне хотелось этого, если бы ты только знал! — юноша закрыл глаза и покачал горестно головой. — Я ненавижу Халиме, но она хорошая мать. Сколько помню, она всегда очень много времени уделяла своим детям, заботилась о них, готова была сделать что угодно лишь бы им помочь, если происходило что-то плохое… Я так завидовал всегда братьям за то, что им есть к кому прийти за советом, лаской и утешением! А моя мать другая…между нами словно стена всегда была, — омега осекся, — да что уж была, она и сейчас есть и вряд-ли исчезнет когда-то! И я даже не знаю, чья в этом вина, моя или ее! — на пару минут Ахмед замолчал, а потом выдавил хрипло: — Это все так невыносимо унизительно и горько! — истеричная кривая ухмылка тронула его побелевшие от волнения губы. — Зачем все это, скажи, Искендер?! Зачем?! Для чего Всевышний создаёт несчастных людей?! Для того чтобы другие, глядя на них, осознавали, как на самом деле счастливы, потому что все познается в сравнении? В самом деле, нельзя же понять, что ты богат, пока не увидишь бедняка. Но разве это честно?! Разве честно?! — А может быть причина в вас? — задал Искендер встречный дерзкий вопрос. — Может быть вы сами не хотите попытаться стать счастливым?! — А что я могу сделать?! — выражение беспомощности на лице омеги мгновенно сменилось усталой злостью. — Вы можете не усложнять то, что и так сложно! Поговорите с матерью, например! Решите все между собой прямо, а не тратьте впустую время на попытки догадаться, в чем же дело! — А с тобой?! — огрызнулся Падишах раздраженно. — Что ты, умный такой, посоветуешь мне сделать с тобой и нашими отношениями?! — А то же и посоветую! Если вы любите меня, так не задумывайтесь над тем, хорошо оно или плохо, стыдно или не стыдно, не обращайте внимания на сплетни, просто любите! — выпалил парень, не сдержавшись, а в следующий момент, не давая собеседнику опомниться, притянул его к себе и поцеловал, неумело, но жадно. Ахмед сначала попытался вырваться, задёргался, уперся руками в чужую грудь, пытаясь оттолкнуть наглеца, но потом расслабился и сам уже стал проявлять ответную инициативу. Когда поцелуй прервался наконец, он долго ещё сидел неподвижно на постели, смотря на огонь в камине, задумчивый и молчаливый, и только когда Искендер уже поймал себя на том, что вот вот заснет, Ахмед наконец заговорил. — Спасибо! — кивнул он благодарно. — Правда спасибо! Все твои слова сегодня… Мне никто еще и никогда не говорил ничего подобного! Я поговорю с Валиде, завтра же. А на счет моей сущности… — Ахмед ненадолго замолчал, подбирая слова. — Мне почему-то всегда было стыдно за то, каким я родился, я ненавидел себя, но после того, что ты сказал, мне стало легче. Знаешь, я пытался как-то обсудить эту тему с Дервишем, но он меня не понял. — юноша тяжело вздохнул. — Он уже настолько привык ко мне, что все мои странности воспринимает как нечто естественное и должное. — омега шмыгнул тихонько носом и слегка усмехнулся. — А ты другой…мне так легко с тобой общаться, словно бы я знаю тебя не несколько дней, а всю жизнь и даже больше! Спасибо тебе за то, что выслушал меня и понял, Искендер. Альфа от похвалы смутился и даже покраснел немного. — Не стоит благодарности! Право, я ведь ничего такого особенного не сделал, просто сказал вам правду и все. — Правда сейчас дорогого стоит! — Ахмед легко сжал ладонью чужую руку, переплетая пальцы с пальцами собеседника. — Знаешь, ты хороший человек, действительно хороший: добрый, честный, искренний! Таких мало сейчас, особенно в моем окружении. Ты не похож на остальных, с тобой мне очень легко общаться! — омега широко улыбнулся. — Я так только с Настей и Мустафой могу. — А кто такой Мустафа? Он ваш друг? — в голосе неожиданно даже для самого Искендера проскользнула нотка ревности, однако Ахмед этого, по всей видимости, не заметил. — Нет. — ответил он, не обидно усмехаясь. — Мустафа — мой младший брат, ему даже пяти еще нет, он совсем кроха. Друг у меня есть только один — Настя. — А Дервиш? — альфа напрягся в ожидании ответа. — Вы разве не друзья с ним?! — Нет. — омега отрицательно покачал головой. — Мы не друзья с ним! Дервиш… Наши отношения — это что-то гораздо более сложное и странное. Он заменил мне всех и все, когда я был абсолютно одинок, я не могу назвать его просто другом. Ведь он и друг, и наставник, и учитель, и как отец для меня. Понимаешь, — Ахмед нахмурился, — это как весь мир, только заключенный в одном человеке. — Вы его очень любите? — Да, люблю. От этих слов в душе альфы что-то словно надорвалось. — А полюбить кого-то столь же сильно вы бы смогли?! — спросил он, едва дыша от волнения. Ахмед не ответил ничего, только нагнулся слегка вперед и коснулся робко губами чужих губ, мягко обвивая тонкими руками альфу за плечи. — Мне кажется, смог бы… ***** Проснулся Ахмед на рассвете, быстро переоделся в свою высохшую уже одежду, и собрался было заплести волосы в косу, но в последний момент передумал и едва ощутимым движением ловко завязал вышитую серебром черную ленту на чужом запястье. — Ты красивый! — омега улыбнулся и осторожно убрал со лба альфы густую челку. — Глупый, но красивый! — себя самого Ахмед красивым никогда не считал. Ему казалось, что нос у него слишком крупный, да еще и кривоватый, что глаза чрезмерно большие, что кожа какая-то сероватая, телосложение неприятно тощее и костлявое, спина невероятно уродливая, вся в буграх и не сошедших еще бордовых полосах. В своей внешности юноше не нравилось почти все, а в особенности слишком подвижная мимика, которая в один момент могла как преобразить лицо, так и сделать его почти уродливым. С Искендером все было иначе. Он был силен и мускулист, отлично сложен, лицо его, загорелое и открытое, выглядело одновременно мужественным и почти по детски мягким, а веснушки, густо усыпавшие нос и щеки с приходом тепла, придавали его облику толику наивной непосредственности. — Мы еще увидимся сегодня! — прошептал Ахмед альфе на ухо и скромно, почти как брата, поцеловал его в щеку, после чего на цыпочках быстро вышел из комнаты, так и не заметив, как чужие губы тронула мечтательная улыбка. ***** На дворцовой площади Султана уже поджидали, так что незаметно прокрасться в свою комнату и избежать неприятного разговора ему, увы, не удалось. — И как вы объясните свой поступок?! Бредовую историю про встречу с тайным осведомителем можете даже не повторять! — судя по выражению лица Дервиша, никакие объяснения ему не требовались, он бы просто не стал их слушать. Ахмед по привычке уже осклабился в неприятной ухмылке и прошипел раздраженно: — С каких это пор я должен перед тобой отчитываться?! — но вдруг, он замер задумчиво, глубоко вздохнул, и продолжил, но уже спокойным ровным тоном: — Хочешь верь, хочешь считай меня лжецом, но я с тобой ссориться не хочу! — Скажите прямо, — огрызнулся альфа, пытаясь не выдать того, что ошарашен таким странным поведением своего воспитанника, — что вы просто не хотите меня слышать! — Я сказал именно то, что хотел сказать! — возразил Ахмед терпеливо, в душе наслаждаясь произведенным эффектом. — Ты мне не враг, и я вовсе не хочу портить с тобой отношения! Я тебе дам один совет, Дервиш, — юноша нахмурился напряженно, — чтобы не создавать проблем ни себе ни мне, пройди мимо и прости мне мое счастье!