Ты моя ошибка

Только спустя несколько дней, когда липкий туман желания наконец рассеялся, а мысли в голове прояснились, Ахмед осознал внезапно, что то, что он сумел каким-то невероятным образом в первый день течки добраться целым и невредимым до своих покоев через весь дворец, да еще и на глазах стражников и Пашей — самое настоящее чудо. «Мда, с моей стороны было очень неосмотрительно вести себя столь беспечно! И как только я забыл о том, что глупое тело так легко может предать меня?! — грызли юношу назойливые мысли, вызывая каждый раз приступ бессильной злости на самого себя и коварную судьбу, которая пожелала зачем-то чтобы он родился омегой — самым зависимым и слабым полом из имеющихся, как всем было известно. — Однако, — всякий раз подмечал Ахмед, вдоволь насладившись самоненавистью, — Искендер мог воспользоваться моей слабостью, но не сделал этого и вновь, вопреки всему, повел себя благородно, а это значит лишь одно — он действительно любит меня, а я люблю его.» — подобного рода мысли были даже по мнению самого Ахмеда черезмерно наивными, глупыми и недостойными человека, носящего титул Повелителя мира, но юноша ничего не мог поделать с собой и только фыркал раздраженно каждый раз, когда внезапно ловил себя на том, что улыбается до противного искренней счастливой улыбкой, стоит только ему подумать об Искендере. Прошла еще одна неделя. Встречи свои влюбленные даже и не думали прекращать, правда порой Ахмед заводил разговор на эту тему, но все заканчивалось одним лишь разговором. Так вышло и в этот раз… Прислонившись спиной к нагретому солнцем гладкому стволу старой раскидистой сейбы, молодой Султан сидел на траве, вытянув расслабленно стройные ноги и нежно перебирая тонкими пальцами густую копну коротких темнорусых волос лежащего головой на его коленях парня. — Странно правда? — спросил он внезапно, бесцеремонно прервав долгое, но приятное обоим молчание — Что странно, Повелитель? — Искендер открыл глаза и нахмурился непонимающе. — То что мы делаем, — принялся объяснять Ахмед, предварительно оглядевшись тревожно по сторонам, чтобы убедиться, что кроме птиц никто сейчас не может услышать их разговор, — мы ведь знаем, что это все неправильно, но все равно делаем! Наши прогулки, разговоры, поцелуи. Это все ведь запрещено, более того, это опасно! Альфа облегченно вздохнул и беспечно улыбнулся в ответ. — Ну не зря же люди говорят, что влюбленные слепы и глухи, а управляет ими не разум, а сердце! Знаете, Повелитель, — теперь голос новобранца звучал уже серьезно и даже почти строго, — чего бы оно нам в итоге не стоило, я любую судьбу покорно готов принять, потому что только рядом с вами я чувствую себя живым, счастливым, словно бы любовь к вам наполняет смыслом каждую секунду моего существования! — Тоже самое испытываю и я. И это меня, признаться, беспокоит! — Ахмед тревожно нахмурился. — Ты не можешь, наверное, этого понять, но я не распоряжаюсь своей жизнью. Я должен выйти замуж, родить наследника, чтобы обеспечить продолжение рода и стабильность престола. Это моя судьба. А ты — будущий янычар, даже если бы​ я не был Султаном, нам бы все равно не позволили быть вместе, ведь янычары посвящают свою жизнь служению Падишаху, им нельзя иметь семью. — омега перестал мягко ворошить пальцами густую чужую шевелюру и замер, задумавшись о чем-то. Говоришь, ты готов принять любую, даже самую ужасную судьбу за право быть со мной рядом? — Ахмед немного недоверчиво хмыкнул. Столь дерзкие слова были явно слишком уж громкими для наивного двадцатидвухлетнего мальчишки, не испившего пока ни глотка настоящей боли из чаши страданий и не запачкавшего руки в чужой крови. — В одной книге мне встретилась фраза о том, что тот, кто любит, должен разделять участь того, кому принадлежит его сердце. — юноша напряженно прищурился. — Скажи, Искендер, если моя участь — смерть от рук врагов, ты готов в любой момент вслед за мной отправиться в могилу? — Без вас и меня не может быть! — воскликнул альфа горячо. — Если вы умрете, то и я жить не стану! — Глупый! — Ахмед не больно, но вполне ощутимо стукнул любимого кулаком по лбу. — Как ты не понимаешь, что мы не можем быть вместе! Нам нельзя… — Я понимаю! — прервал его Искендер резко. — Если кто-нибудь узнает про наши отношения, — заговорил он тихо, — меня ждёт казнь… Но даже это не останавливает меня. Думаете, какие-то запреты способны поколебать мою любовь и верность сильнее, чем страх смерти?! Ахмед в этот раз так и не нашелся, что ответить. Этим разговором он изначально намеревался поставить точку в их отношениях, но вместо нее не только поставил в итоге запятую, так еще и открыл новую страницу своей жизни, первой же строчкой, вместо заглавия, оставляя на ней затейливый узор чужого имени — «Искендер». ***** Порой, когда бессонница жадно терзала его своими когтями и холодный соленый воздух обжигал легкие неправильно приторной свежестью, Искендеру удавалось на миг выбросить любовный дурман из головы и осознать, вновь и вновь, но с каждым разом всё отчётливее, больнее, что он играет с огнем. Залитый золотом солнечных лучей и окутанный ароматом цветов, благовоний и, неожиданно, чего-то горького, как привкус яда на языке, Ахмед казался ему таким близким и знакомым, но бессоными ночами, когда луна на небе горит огромным ораньжевым диском, Искендер тщетно пытался из раза в раз воскресить в голове тот самый чарующий лёгкий образ, но вместо смеющегося беспечно юноши, с жемчужно белой идеальной улыбкой и огромными, искрящимися счастьем глазами, видел в итоге лишь бледный серый призрак того человека, что знал и не знал одновременно, мальчишки-старика, с гладкой словно фарфор кожей, выжженной пустотой черных глаз и искривленными в кривой, словно трещина, ухмылке бледными губами. Ахмед был мягким, податливым и нежным, Ахмед был холодным, как сталь и жестоким, как смерть, которой все равно, кого забирать. Ахмед плакал порой, уткнувшись мокрым от слез, почти детским еще лицом в его плечо, он цеплялся за него, словно утопающий за соломинку, руки его казались такими слабыми и тонкими, словно стоит лишь сжать хрупкие запястья чуть сильнее, и кости треснут с тихим щелчком, совсем как сухие ветки, но уж Искендер то знал, как ловко управляются эти обманчиво слабые руки с ятоганом, а то и сразу двумя. А еще однажды Искендеру довелось увидеть, как Ахмед собственноручно казнил какого-то Пашу, тот даже не успел толком начать оправдываться, в ответ на озвученные обвинения, как молодой Султан приблизился к нему в пару широких стремительных шагов и, неуловимым движением выхватив из ножен саблю, снес ему голову. Казалось, острое лезвие прошло сквозь преграду позвонков, мяса и мышц так же легко, как разрезает нож подтаявшее масло, но Искендер то знал, что даже домашнюю птицу обезглавить топором и то не всегда удается с первого раза, а уж о том, чтобы срубить голову человеку и речи не идет… Альфа прекрасно видел, как в момент замаха и удара тело юноши напряглось до предела, словно натянутая тетива лука, удар нанесен был не просто рукой, это было единое, монолитное движение всего тела. Подобным, но куда как более слабым ударом Ахмед с легкостью выбивал тренировочный меч из его рук, когда игра в поддавки ему надоедала. В такие моменты омега всегда смотрел противнику прямо в глаза, и внутри Искендера все словно обрывалось, ломалось и обращалось в алое беспорядочное месиво из чувств и раздробленных костей. В такие моменты Искендер едва ли не умирал от ужаса, а потом задавал себе, развлечения ради, один и тот же вопрос: «А своим жертвам Ахмед так же, как ему порой, смотрит пристально в глаза, перед тем как убить?». Правда, после того, как разок ему довелось увидеть тренировку Султана с Дервишем, все вопросы отпали сами собой, став в одно мгновение незначительными и глупыми до невозможности. Эти двое сражались с таким остервенением, словно бы были злейшими врагами. Искендер не сомневался ни на секунду в том, что не успей Дервиш отразить хоть один из ударов, остался бы Паша без головы. Впрочем, это, как оказалось, было взаимным, потому что своего воспитанника и Повелителя Дервиш никогда не щадил и бил всегда в полную силу, словно и правда хотел убить. «Это просто какое-то чудо, что после той пощечины мне не вырвали голыми руками сердце, прямо там на тренировочном корте!» — думал Искендер иногда. Он быстро усвоил одну простую истину: страх и боль доводят Ахмеда до пика безумия, до иступленного бешенства, до ярости столь сильной, что будь они на войне, в огне этой ярости сгорали бы целые города, вместе со всеми своими жителями, а сам Ахмед стоял бы, запрокинув вверх голову и раскинув в стороны руки, под стеной их пепла, как любил стоять на балконе, под теплым весенним дождем, и смеялся. Искендер не признался бы в этом даже себе, но иногда он боялся своего двуличного, или сколько там у него лиц, любовника до дрожи в коленях. Ему хотелось убежать, спрятаться, вырваться из мягких объятий, словно мышка из кошачьих когтей, но Ахмед словно чувствовал его смятение и, будто стремясь развеять в пыль все страхи и подозрения, доверчиво опускал голову на чужое плечо, говорил с ним о каких-то наивных глупостях вроде стихов, названий цветов или новой освоенной тактике в игре в шахматы. Искендер обнимал его в ответ и думал о том, что именно о таких людях, как Ахмед, говорят обычно: «Змею нужно душить еще в колыбели, пока у нее нет ни клыков ни яда». Ахмеда вот не задушили, не успели, и вместо безобидной маленькой змейки сверкал теперь бритвенно острой черной чешуей дракон, пока еще не раскрывший крылья, но уже дышащий огнем и смертью. Общаться с Ахмедом было столь же опасно, как ходить по самому краю пропасти, один неосторожный шаг — неуместное слово или прикосновение и все… Искендер понимал это, но решался порой на риск и выходил победителем, например, как тогда, когда в разгар ласк неожиданно шепотом выдохнул в чужие припухшие от поцелуев губы: — С Дервишем нам надо порвать! Он будет мешать нашей любви! Нужно избавиться от него как можно быстрее! Я по взгляду вижу, что он что-то затевает! Ахмед побледнел смертельно и грубо отпихнул любовника в сторону, тут же оставив на его щеке алый след от хлесткой пощечины. — Мерзавец! — воскликнул он, задыхаясь от гнева. — Ты предлагаешь мне вот так просто убить человека, заменившего мне отца?! Ты хоть иногда следишь за тем, что говорит твой поганый язык?! — Вы не так меня поняли! Не убить! Ни в коем случае! — А что тогда? — Ахмед все еще хмурился настороженно, но больше не злился. — Отослать в какой-нибудь дальний санджак, или… — Женить! — выпалил юноша, раньше чем сам альфа успел это озвучить. — Знаешь, Искендер, — омега даже улыбнулся облегчённо, окончательно успокаиваясь, — а ведь Сафие Султан очень кстати имела со мной на днях разговор на эту тему. Она желает выдать замуж Фахрие Султан — мою дорожайшую тётушку. Кандидатуру Дервиша она рассматривала в числе первых. Не будь тебя, я бы, не задумываясь, сам заключил никях с ним, но ты есть, а его одержимость мною меня пугает, тем более, что Дервиш прямо заявлял, что жениться на мне, даже против моего согласия. — Вам ведь всего этого не хочется? — Спрашиваешь еще! — Тогда выход очевиден. Ахмед утвердительно кивнул. — Пожалуй да. ***** — Вы хотели меня видеть, Госпожа? — Дервиш почтительно склонил голову, войдя в покои старшей Валиде Султан. — Да, мы посылали за тобой. — кивнула Сафие. Полчаса назад она уже имела разговор с внуком, который едва ли не прибежал взволнованный до крайности в ее покои и с порога завел разговор о женитьбе Дервиша и Фахрие. «Значит, дорогой наш внук, ты не Дервишу свое сердце отдал. — подумала Госпожа удивлённо. — И кому же, интересно?» «Об этой тайне вы можете спросить у моего хладного трупа, если только доживете до этого момента, бабушка!» — ответил Ахмед одним лишь взглядом и натянуто улыбнулся. — Значит, все решено, Госпожа? — Да! ****** — Ты ведь не женат, Паша? И в отношениях ни с кем замечен не был. Что так? — дело осталось за малым. Дервиш — слуга, воле своих Господ он воспротивиться не сможет в любом случае, но кому нужен смертельный враг под боком, да еще и в роли зятя? Союзников привлечь к себе можно лишь по хорошему. Дервиш не тот, кого можно купить, иначе бы он уже служил ей, Сафие понимала это, а потому действовала предельно мягко и дружелюбно. — Государственные дела не оставляют на это времени. — отозвался альфа хмуро. Он не догадывался даже еще, чего от него хотят, но ничего хорошего не ждал. — Ну все равно, пора бы тебе уже остепениться, завести семью. Сам ведь знаешь: альфа без жены — что галера без руля… Куда ветер понесет, туда и плывет! А вот теперь Паша действительно удивился. — Простите, Госпожа, — протянул он раздраженно, — Вы об этом хотели со мной поговорить?! — Да, об этом. — Султанша невозмутимо кивнула. — Говоря прямо, наша дочь, Фахрие Султан, могла бы стать твоей женой. — Разве в последнее время мы с вами так ладим, что вы готовы доверить мне дочь?! — мужчина подозрительно прищурился. — Мы просто мыслим здраво и отлично понимаем, что более зрелого, умного, сильного, влиятельного и перспективного супруга для Фахрие нам не найти! — улыбнулась Валиде Султан.- Прежде чем дать ответ, подумай хорошенько! — Принять столь важное решение может лишь Повелитель! — Ну разумеется, мы уже беседовали с ним на эту тему, и он не против, если только ты сам не будешь возражать. «Не против значит! — подумал мужчина, едва удерживаясь от того, чтобы скривить лицо в злобном оскале. — Он, получается, нашел способ избавиться от меня! Ловко, не скрою!» — Я подумаю над вашим предложением, Госпожа. — согласился всё-таки альфа без особо энтузиазма. — Но говорю сразу, я верен Султану Ахмеду всей душой и это останется неизменным, до конца моих дней! — Наш внук-Повелитель — будущее династии, а забота о династии — смысл всей нашей жизни! — женщина растянула губы в улыбке. — Так что можешь не волноваться на этот счет! ***** — Так значит, ты согласен заключить брак с Фахрие Султан? — отозвался задумчиво Ахмед, выслушав объяснения Паши. На самом деле сейчас омега чувствовал себя глубоко обиженным, еще бы, Дервиш столько раз клялся горячо ему в любви, а тут вдруг не только не стал возражать против навязанной свадьбы с нелюбимой женщиной, так еще и сам, кажется, был рад тому, что обстоятельства сложились подобным образом. — Ты действительно этого хочешь, Дервиш? Альфа бросил на воспитанника долгий испытывающий взгляд, но тот сделал такое лицо, что эмоций на нем осталось меньше, чем у каменной статуи. — Я считаю, что в данный момент такое решение будет полезным для всех нас. — не сумев уловить на лице Ахмеда и тени сомнений, кивнул мужчина. — Став зятем Сафие Султан, я получу еще больше власти и влияния, которые позволят мне с большей эффективностью защищать вас и вашу матушку от происков врагов и предателей. К тому же, наш брак мог бы послужить началом перемирия. Сафие Султан по прежнему сильный противник. — Это конечно верно, но скажи, как ты будешь защищать нас, находясь в другом дворце?! — фыркнул Ахмед с досадой, но потом вспомнил, какую цель вообще-то преследует, и закончил мягко: — Хотя, конечно, брак — дело добровольное, я не желаю тебя принуждать! Поэтому, решение я оставляю за тобой. — юноша встал с кресла и подошел к двери. — Я женюсь на Фахрие Султан, Повелитель! — Чтож, — Ахмед странно улыбнулся, — не буду препятствовать. Надеюсь, что вы полюбите друг друга, и хотя бы твой брак будет счастливым. — Что вы имеете ввиду? — растерялся альфа, но за Падишахом уже закрылась дверь.