Ты моя ошибка

«Ты не сможешь переубедить меня. Даже не пытайся! — все еще звучали в голове Паши отголоски чужого едва слышного голоса, заставляя сердце болезненно сжиматься и застилая слезами глаза. — Я хочу умереть, потому что устал мучиться. Все уже конечно для меня. Так какая разница, сегодня я умру или завтра?! — Дервиш замер прямо посреди зловеще пустого дворцового коридора, словно потерявшийся в толпе ребенок, и, зажмурив крепко глаза, затряс отчаянно головой. — Я тебя подвел. — на этих словах, в совсем свежих еще воспоминаниях, Ахмед виновато улыбнулся и крепче сжал влажной от жара ладонью его руку. — Ты верил в меня. Ты всегда учил меня быть сильным, а я сдался. Прости!..» Ох уж это «прости». Уж лучше бы его не было. «Уж лучше бы я вообще не приходил к нему! — мужчина стиснул в кулак руку и несколько раз ударил по стене, до крови рассекая костяшки в приступе бессильной бесконтрольной ярости. — Я идиот! Как я мог не догадаться о том, что Шахин наверняка что-нибудь предпримет, чтобы спасти свою поганую шкуру?! Как я мог быть так беспечен?! Как я допустил все это?! Как?!» «Не вини себя! — Ахмед всегда понимал его даже без слов. Ахмед был раздражающе догадливым. — Уверен, ты сделал все возможное, чтобы меня спасти. Все и даже больше! — мутные от боли полуприкрытые глаза блеснули благодарностью. Легким жестом юноша велел собеседнику наклониться ниже и непривычно нежно погладил ладонью его колючую из-за отросшей щетины и влажную от слез щеку, а после замер, обвив тонкими руками шею альфы и прижавшись лбом к чужому лбу. — Спасибо тебе за все! Я люблю тебя!» Дервиш почти бегом добрался до своих покоев, а едва за ним закрылась дверь, пошатнулся от слабости и, прислонившись спиной к стене, безвольно сполз по ней на ледяной каменный пол, сотрясаясь в приступе сухих беззвучных рыданий. Увидел бы его кто-нибудь сейчас — наверняка бы осудил за столь явное проявление слабости, посмеяться над ним презрительно, с отвращением бросил в его сторону ядовитое замечание о том, что для альфы сущий позор — так себя вести. Но Дервишу было абсолютно все равно сейчас, что кто-то может подумать или сказать о нем. Дервиш всегда был сильным. Он не пролил ни слезинки, когда повесился отец, почти не плакал, когда сердобольные соседи опускали в могилу тело матери, никогда не плакал от голода, побираясь мальчишкой на улице, как не плакал и от боли, как бы сильно не избивали его поначалу другие новобранцы, издеваясь над ним толпой по той простой причине, что им не хотелось терпеть в своем обществе нищего оборванца, пусть и бывшего. Дервишу вообще казалось, что его сердце давно уже превратилось в безжизненный кусок льда, в принципе не способный на какие-либо сильные чистые чувства, кроме ненависти, но однажды в его жизни появился Ахмед, а вместе с ним сначала пришла в душу отеческая нежность, вслед за ней желание оберегать и защищать, а после вдруг накрыла внезапно лавиной любовь, слепая и отчаянная, возможно даже безумная. Она поглотила его целиком и полностью, растопила ледяное сердце, заставила его чувствовать, заставила сбиваться с ритма от звука любимого голоса, от мимолетных прикосновений любимых рук, от теплого взгляда любимых глаз, заставила его страдать, и с каждой секундой этого мучительного священного страдания влюбляться все сильнее и сильнее. «А ведь я даже не смогу выполнить последнюю его просьбу!» «Мустафа… Бедный мой брат! Даже я едва справлялся с правлением, а каково придется ему?! Не бросай его, Дервиш, пожалуйста!»  — об этом Ахмед взмолился отчаянно в момент прощания, и альфа, солгав, пообещал, что будет опекать и поддерживать Шехзаде по мере своих сил. Он так и не смог, не осмелился сказать воспитаннику о том, что его встреча с братом на небесах произойдет намного быстрее, чем он того ожидает, потому что Мустафа тоже болен и сам находится на грани жизни и смерти. Дервиш настолько погрузился в свои безрадостные мысли, что даже не сразу заметил, что в дверь кто-то отчаянно колотит. — В чем дело?! — крикнул мужчина раздраженно, не утруждаясь даже тем, чтобы подняться с пола. — Если это не что-то жизненно важное, то можете убираться к дьяволу! Я даже слушать не стану! — Паша, — отозвался слуга взволнованно дрожащим от испуга голосом, — тут с вами срочно хочет поговорить какой-то Искендер. Он говорит, что знает человека, который может вылечить Повелителя. Конечно же Дервиш был уверен на все двести процентов, что вылечить Ахмеда уже никак не получится, что это попросту невозможно, но терять ему было уже нечего, поэтому он поднялся быстро на ноги и, распахнув рывком дверь, замер на пороге, сверля слугу пристальным настороженным взглядом. — И где он? — процедил альфа холодно. — Где Искендер? — Я покажу! — слуга торопливо кивнул и махнул слегка рукой, приглашая последовать за ним. ***** — И кто же этот человек, который, как ты утверждаешь, способен совершить то, что не удалось сделать лучшим целителям Стамбула?! Искендер сначала растерялся, испуганно вжал голову в плечи, сбитый с толку чужим откровенно враждебным тоном, но потом сумел всё-таки взять себя в руки и ответил, дерзко глядя собеседнику прямо глаза в глаза: — Есть одна старая хатун, Господин, она колдунья. Сегодня, когда я по приказу старшин корпуса был на базаре, эта женщина сама подошла ко мне и сказала, что у нее есть лекарство для Повелителя. — Искендер замялся неловко. — Она знала все, слишком многое, то, чего никак не могла знать, поэтому я поверил ей. — закончил он почти шепотом. — И где это лекарство?! — Дервиш нетерпеливо взмахнул рукой. — Где оно?! Нужно время, чтобы его приготовить, или же твоя колдунья хочет золота?! Передай ей, что она столько золота получит, если вылечит Повелителя, сколько хватит на безбедную жизнь ей и нескольким поколениям ее потомков! — Паша, лекарство уже у меня! — прервал его Искендер на полуслове. — Я уже заплатил за него тем самым золотом, что вы же и дали мне в тот день, когда Повелителя укусила змея. Молодой янычар не солгал, хотя и умолчал о многом. Колдунья действительно взяла у него золото, а кроме него еще и его кровь, но главная цена была другой. «Я не могу точно обещать, что Султан исцелиться. — сказала она ему. — Все будет зависеть от самого Повелителя, станет он бороться за свою жизнь, или нет. Но если всё-таки Повелитель выживет, то он не будет помнить о прошлых ваших жизнях. Такова будет твоя цена. — Но что в этом такого страшного? — спросил тогда Искендер растерянно. — Почему это так важно? И почему вы сказали, что это моя цена? Колдунья неприятно усмехнулась наполовину беззубым ртом. — Глупый! — проскрипела она хрипло. — Если чувства Повелителя к тебе окажутся лишь отголоском прошлых жизней, то когда он очнётся, то и думать забудет о тебе. Ты станешь ему безразличен, он забудет тебя, полюбит кого-нибудь другого, а ты останешься ни с чем!» Искендер конечно возразил тогда, но в душе его зародилось всё-таки зерно сомнений. Однако одно осталось всё-таки неизменным: Ахмеда он был готов спасти любой ценой. Пусть бы даже омега и оставил его потом с выжженной дотла душой и разбитым сердцем, но главное — тот, кого он любил больше всего на свете, был бы жив. — И что же это за лекарство? — спросил Дервиш нетерпеливо. — В чем его суть?! Как оно будет действовать? — Хатун сказала, что это по сути яд. — ответил Искендер, нервно хмурясь. — В народе же говорят, что клин клином вышибают, так вот этот яд, если все получится, вступит в борьбу с другим ядом, и они уничтожат друг друга. Но… — Что но?! — Дервиш напрягся в предчувствие чего-то заведомо плохого, и интуиция его не подвела. — Но это будет долгий и очень болезненный процесс, во время которого Повелитель непременно должен быть в сознание, иначе он умрет раньше, чем все это закончится. ***** «За что ты так издеваешься надо мной, боже?!» — думал Дервиш устало, сидя на полу прямо под дверью и слушая полные боли нечеловеческие, жуткие до мурашек по коже крики, время от времени переходящие в жалкие жалобные завывания, или замолкающие ненадолго. В такие моменты Ахмеда рвало чёрной слизью, сгустками крови и желчью, сотрясая тело мучительными спазмами и пронзая приступами адской боли пустой желудок. Ахмед согласился не сразу. Выслушав все, он долго молчал, напряженно обдумывая услышанное, а после спросил наконец: «Ты уверен, что все получится?» «Я еще ни в чем и никогда не был так уверен!» — выпалил Дервиш торопливо. Никогда еще за всю жизнь он так не сомневался в своих словах. Крик вдруг оборвался резко. Затих на две секунды, три, десять, минуту, пять минут… «Неужели все кончено…?!»