Call my name

***

Пастор недовольно осматривает то, как упавший на его голову недородственник закидывает ноги на стол. - Ты бы хоть постыдился рядом с Библией свои ноги класть. - Я Бога не боюсь и не верю в него. От этих слов Ван хмыкает и присаживается на край своей кровати, - Не думаю, что это лучшая фраза, которую можно произнести в стенах Божьего дома, который, к слову, на неопределенный срок станет и твоим домом тоже. - У меня нет дома и никогда не будет, предпочитаю не задерживаться где-то надолго, - подросток берет в руки священную книгу и, повертев ее, кладет обратно, а затем обращается к "брату", - жвачку будешь? - Нет, спасибо, - Ван буквально ликует, услышав первые слова, и от этого становится несколько мягче. Однако хмурится, как только мальчишка упоминает своих родителей, - Разве дом не должны дарить родители, мать их, они же никак не могут успокоиться, так и суют меня в разные интернаты, школы, можно подумать, что я не знаю, как они перепихиваются каждую ночь, чего я там не слышал уже... - его монолог больше похож на мысли вслух, которые не требуют участия кого-либо еще. Пастор встает со своей кровати и прокашливается: - Так, все, пойдем, я покажу тебе твою комнату и расскажу распорядок дня. Парнишка поднимается и, взвалив на свои тонкие плечи увесистый рюкзак, фыркает, когда настоятель пытается ему помочь. Тот спокойно отстраняется, вспоминая себя в этом возрасте, но ничего не говорит, ибо не подобает доносить до подростка такие вещи. Однако, будто прочитав его мысли, Туан резко разворачивается, врезавшись в мужчину, и заглядывает тому прямо в глаза: - А ты в моем возрасте, братец, знал, что такое дом? - Думаю да, для каждого человека дом свой, поэтому и у меня был свой, - он натянуто улыбается и получает такую же ненастоящую улыбку в ответ. Когда они прибывают в комнату, Марк вскрикивает, увидев на столе стопки книг, - Я думаю, это мешает... интерьеру, давай уберем? - он в надежде смотрит на священнослужителя и, получив отказ, плюхается на кровать, которая со скрипом ломается под ним. Подросток вскакивает и виновато пятится назад, - Вам бы тут все обновить, я уверен, станет посвежее. Джексон прикрывает глаза, чтобы справиться с собственным гневом, и кивает, - Я тоже так думаю... только вот пока новой кровати нет, я не знаю, куда тебя деть, так что будешь ночевать в деревне. - Не хочу в деревне. - Есть такое слово - надо. - Только не в моем случае, а что с твоей комнатой не так? - С моей все так. - Ну вот и отличненько, значит, я буду спать там. - Половину ночи я провожу в молитвах, так что не думаю, что смогу уйти к другим людям и тревожить их... - А кто сказал тебе уходить, я не против твоего соседства. - Я против, - он выпаливает это и затем чуть тише проговаривает, - нам негде будет разместиться, поэтому я против этой затеи, Марк, прошу тебя, не противься, я собираюсь сделать твое проживание здесь... нормальным? Да, скорее всего так. - Я не пойду к чужим людям. - Меня ты тоже не особо знаешь. - Но ты же мой брат, так что ты не можешь быть чужим, - его глаза чуть блестят в свете тусклого фонаря, и Джексон отводит взгляд в сторону. Он вспоминает строчки из письма и думает, что этот мальчишка искренне считает его родным, а раз так, то он должен хоть что-то для него сделать. Однако добродетель Вана улетучивается в ту же секунду, когда Марк прилепляет жвачку пастору на лоб: - Ты надолго задумался, и я хотел проверить: ты тут с нами или уже отошел к своему Господу? Хранитель церкви вздыхает и, молча содрав с кожи липкую субстанцию, улыбается одним уголком губ, - Ты серьезно? - он делает шаг вперед и лепит жвачку тому на футболку, - Мне не нравится надпись на ней, она взывает быть свободной, а свобода ведет к греху, - пастор ухмыляется и выходит из комнаты, быстрым шагом пытаясь ретироваться и не получить такой же ответ, однако Марк настигает его и, обхватив руками за пояс, проговаривает, - Ты думаешь, что так просто отделаешься, испортив мою майку? - он хохочет, и по залу проносится раскатистое эхо, которое оповещает всех, что здесь есть жизнь, и она собирается только теплиться и нежиться в холодных стенах. Сдвинув стол и с горем пополам уместившись в комнате, Джексон укладывается на матрасе на полу, а мальчишка, свесившись с кровати, пытается придвинуть к себе матрас брата, - Нет, ну серьезно, а вдруг у тебя есть недоброжелатели, и они, пробравшись сюда, примут меня за тебя, и мне придется расплачиваться за твои грехи, - он протягивает руку и убирает пряди волос с лица священника, - Вот так хотя бы будет видно твое недовольное лицо, посмотри на меня, - Туан улыбается откидывая волосы назад, и, включив телефон, поворачивает его на мужчину, - и посмотри на себя, очевидно же, что я не совершал плохого, а вот ты какой-то мутный. - Марк, ты слишком много болтаешь, ложись спать, нам утром нужно рано вставать, - Ван закатывает глаза и корчит рожу в камеру. Туан щелкает брата и прячет телефон, чтобы тот его не отнял. Пастор смеется, думая о том, что непременно сделал бы также, окажись он на месте этого парнишки. Наутро Джексон просыпается с жуткой болью в спине, лежа одной частью тела на полу, а другой на матрасе. Рядом, свернувшись калачиком под боком, мирно сопит подросток, который должен быть на кровати. Мужчина аккуратно пытается вылезти, но Туан хватает его за одежду и сжимает, что-то бормоча. Ван думает, что опоздает на утреннюю службу, если так и останется здесь, однако дает Марку еще несколько минут беззаботного сна. А когда они проходят, резко дергается так, что парень сползает на пол и, недовольно щурясь, глядит на священника. Тот ухмыляется и проговаривает: - У нас очень много дел, молодой человек. - Отень многа дель. - Хватит, ты же не ребенок. - Хватить, ты же не лебенок. - Самому не стремно? Что бы подумали твои друзья? - У меня нет друзей, так что ничего бы они не подумали, - парень заглядывает в глаза Вана и проговаривает, - У тебя глаза слишком большие, ты делал операцию? - Что? О чем ты? - Да просто такие, будто щенячьи, щеночек Ван. - Ты со старшим братом разговариваешь, тем более... мои глаза такие же, как твои, и есть тут один посетитель, который сразу раскусил во мне азиата. - А я похож на тебя? - он поднимается и стягивает с себя футболку. Джексон нервно сглатывает и отводит взгляд в сторону. - Душ принимаем только вечером, а сегодня предстоит тяжелая работа, так что надевай те вещи, которые не будет жалко испортить. - Я уже понял что нам предстоит работа, чего ты заладил, сначала нужно позавтракать, - парнишка с умным видом проходит к своему чемодану и вытаскивает оттуда яркую оранжевую толстовку и баскетбольные шорты. - Не совсем то, что подходит для нашего скромного места, но... сойдет, - пастор отправляет своего подопечного в столовую, а сам принимается за подготовку к утренней Мессе. Прихожан с каждым годом становится все меньше и меньше, от этого и посетителей богослужений по пальцам можно пересчитать. Зато все, кто остался, знают настоятеля и с благоговением слушают его проповеди. Однако, в это утро он обнаруживает своего тринадцатого посетителя, который садится поодаль. Святой отец сразу замечает его, так как он выделяется не только местоположением, но и внешним видом. Если Марк оделся как подросток: ярко и вызывающе, то этот мужчина выглядел как гость из прошлого столетия. Длинный пиджак, классические брюки и рубашка, застегнутая на все пуговицы, манжеты и воротничок обрамляли, с виду, драгоценные камни, которые чуть поблескивали в лучах, пробивающихся через окна церкви. В конце службы он почтительно поклонился и направился к выходу, однако священник остановил его: - Здравствуйте, я раньше Вас не видел здесь. - А я раньше и не появлялся, отец. Джексон кивнул и не успел ничего сказать прежде, чем посетитель развернулся и последовал к выходу. В дверях он столкнулся с Марком и улыбнулся ему, отчего парнишка засветился еще сильнее. - Джекс, а кто это? - Я не знаю, сам впервые вижу, - пастор присел на скамейку, забыв о том, что нужно привести все в порядок и продолжать работу. Этот прихожанин казался ему очень странным, но ведь это абсолютно нормально, когда тебе могут не нравиться какие-то люди, даже если ты служитель церкви.