Call my name

***

Джексон просыпается от громкого стука в дверь. Он сонно что-то бормочет и приподнимается на локтях, а когда стук усиливается, встает с кровати. В дверях, как и ожидалось, оказывается Марк с подушкой в руках: - Я к тебе хочу, не могу уснуть один. - А говорил, что уже не ребенок. - Я не ребенок для многих вещей, - он проходит в комнату и кидает подушку на кровать пастора, - например, я уже довольно взрослый, чтобы спать с тобой, - он улыбается и усаживается на кровать. Ван собирается идти за матрасом, но парнишка его останавливает, - я хочу здесь, с тобой, зачем тебе что-то еще? - Не думаю, что мы сможем поместиться и... - священник выдыхает, прикрыв глаза, он понимает, что это грех в своем самом настоящем обличии, потому что то, что делает этот мальчишка, выходит за все грани общепринятой нормальности. Священнослужитель этой церкви не всегда был таким сдержанным. Его всегда влекло ко всему, что можно назвать необычным. В совсем юные годы он стремился познать себя и других. Ему было все-равно: кем ощущает себя человек, какой он религии и нации, самое главное это то, что он мог ему дать в чувственном плане. Он любил смотреть на уставших и радостных людей, на тех, кто испытал самую настоящую обиду и видеть в глазах смотрящего любовь. Ему нравился стук дождя по крышам и раскаты грома, но он терпеть не мог, когда громкие звуки порождала не природа и поэтому, когда мать приводила собутыльников в дом, всегда накрывался одеялом и слушал в наушниках звуки природы. Все это было настолько далеко сейчас от Джексона, насколько и близко его понимание того, что этот ребенок испытывает. Они не родные, это пастор понимал отчетливо, и его не пугало то, что может произойти между ними с физиологической точки зрения, но моральная сторона заставляла мужчину сейчас стоять в дверях и считать до десяти, чтобы усмирить свое желание. Мужчина улыбнулся и, когда на улице стал накрапывать дождь, он лишь покачал головой и проговорил: - Я люблю спать один, Марк, чтобы ничего не стесняло естественные движения во время сна, поэтому, будь добр, подожди меня здесь, я принесу матрас. - Мне кажется, ты чего-то боишься. - Только если Божьего суда, ну и еще немного собак, - Ван подходит к парню и треплет его по волосам, - Ложись и засыпай, я хочу завтра кое-куда выбраться, и если будешь хорошим мальчиком, возьму тебя с собой. - Я и так хороший мальчик, только ты никак не используешь меня. - Почему же? Ты прекрасно моешь полы и оттираешь скамейки, я очень даже использую твои навыки, - мужчина подмигивает ему и выходит за дверь. Он останавливается на несколько секунд, прислонившись к дверному косяку, и делает шаг в тусклый коридор, в котором слышатся мелкие шаги. Он мотает головой, думая, что все это - просто игра сонного воображения, но все оказывается еще проще, потому что шаги отдаляются, и пастор решает проверить, что происходит в темных коридорах прихода. Распахнув комнату брата, он с удивлением обнаруживает парня, сидящего на кровати Туана и скрестившего ноги. Он хмыкает и протягивает, выставляя руки вперед, чтобы тот стоял на месте: - Зачем тебе брать что-то отсюда, он уже взял подушку, что ты еще хочешь? - Что ты здесь делаешь? Этот вопрос меня интересует куда больше, чем тебя должно интересовать, зачем я сюда явился. - А ты возмужал, Джексон, или, может, тебя назвать как-то по-другому? В любом случае, ступай обратно в комнату, твой мальчишка тебя уже заждался, - он спускает ноги вниз и раздвигает их, а затем скользит рукой по бедру и приглушенно стонет, - Интересно, что же делает этот бесстыдник в стенах церкви? Священник отворачивается и прикусывает губу: - Что ты делаешь в Божьем храме, уходи и прекрати посещать это место, тебя никто сюда не звал и не пускал, оставь свои грешные мысли при себе и даже не смей подходить к Марку. - А что такое? Испугался за своего мальчика? - парень в белом поднимается с места и подходит близко к пастору, - Ты его хочешь, ведь так? Интересно узнать, какой он на вкус? Джексон делает шаг назад и хлопает дверью перед носом непрошеного гостя. На его плечо ложится рука, и уже знакомый мужчина в черном проговаривает: - Да простит тебя Господь, ты не рад гостям? - Я не рад Вам двоим и совершенно не собираюсь закрывать глаза на то, что Вы здесь творите. - Какие мы бессовестные, ты слышал? - дверь открывается и парень недовольно протягивает, - А ведь мы с добрыми намерениями. Священнослужитель опять прикрывает глаза и улыбается одним уголком губ: - Если это Вы испортили священные книги, то нет, Вы не пришли с добрыми намерениями. Убирайтесь отсюда и не мешайте людям жить, не пугайте поселение и не устраивайте пожары. Джинен мило улыбается, обойдя хранителя этого места, и облокачивается на стоящего перед ним Има: - Ух, какой злой, ты погляди, какой злой, - он хихикает и заводит руки за спину, - Мы ничего не жгли, а книги портили, это правда, но если в них сокрыта ложь, то зачем такие писания? Разве ты стал бы покупать обычные камни, которые продавец выдавал бы за золотые слитки? - он отступает от мужчины, с которым пришел, и выставляет руки в позволительном жесте, - Проходи, чего стоишь? Или хочешь что-то сказать? - Я поражен Вами, нет, даже восхищен, отличный спектакль, мне нравится, - пастор складывает руки на груди и цокает, - Кажется, пора нанять охрану, чтобы не пускал таких жуликов, как Вы. - Может, но почему ты боишься нас? Я ведь вижу и чувствую это, - Джебом чешет голову и отшатывается в сторону, когда Ван отодвигает его, чтобы пройти. Он хмурится и пожимает плечами, глядя на Пака. Пастор злится на все происходящее, в который раз понимая, что эти чувства не должны быть ему присущи, однако, с этим пониманием приходит еще и принятие того, что его место может быть не здесь. Не в стенах церкви и не в рамках службы. Тяжелым шагом он направляется к своей комнате и останавливается перед дверью, услышав приглушенные стоны. Не трудно догадаться, чем занимается подросток, и что мешать ему в этот момент совершенно не стоит, хотя он и находится в не совсем подходящем для этого месте. Ван присаживается рядом с дверью, стараясь усмирить собственное желание и начинает читать молитвы. Когда парнишка громко стонет и затем затихает, Джексон прикрывает уши ладонями, повторяя про себя священные слова. Он силится встать, но сидит так еще какое-то время, пока дрожь не покидает его, затем он поднимается и аккуратно открывает скрипучую дверь. Младший, свернувшись калачиком поглядывает на священника и сонно проговаривает: - Ты долго. - Заплутал, не привык ночами ходить здесь, вот и не сориентировался, так что пришлось в итоге вернуться назад, вот я и без матраса. - Ты врешь, Джекс, разве ты не должен говорить только правду? - Правду знает только Господь Бог, а я могу только трактовать его замысел. - Ты можешь заткнуться и лечь спать? Как ты любишь говорить, завтра много дел. Ван нерешительно ступает в комнату и, подойдя к кровати, несколько секунд мешкается, однако, все же укладывается рядом с братом, чувствуя, как мурашки бегут по всему телу. Тот утыкается ему в плечо и начинает сопеть, а затем и пастор проваливается в сон. Наутро он просыпается один, вскочив от того, что его окатывают холодной водой. Марк испуганно смотрит на мужчину и отбрасывает ведро в сторону: - Ты будто умер. - Такое бывает, иногда я слишком крепко сплю. - Ты не дышал, совсем не дышал, что это за крепкий сон? - он усаживается на мокрую кровать и ударяет старшего в плечо, - Я испугался, блять, иди нахрен с таким сном, еще скажи, что дышал, только медленно. - Так и есть, - священнослужитель улыбается и притягивает настырного мальчишку к себе. Тот брыкается какое-то время, но все же прижимается к нему и бурчит что-то невнятное. К вечеру того же дня эти двое все-таки решают посетить деревню и поговорить с местными жителями, однако, когда они покидают пределы церкви, она остается без присмотра, что играет на руку тем, кто хочет разрушить это место.