In the right place

Два часа ночи, и на другом конце города Эмма до сих пор не спит. Ее мозг не может перестать гонять тысячу мыслей в минуту о том, каким же образом врачам удалось вытащить из нее номер телефона для экстренной связи, наверняка, тогда, когда она еще была в шоке от случившегося, и теперь ей нужно либо сменить его, либо свалить из города, чтобы никогда больше не встречаться с этими людьми, чтобы не пришлось рассказывать о том, что ее случайно приняли за невесту пострадавшей. Затем она переключилась на Зелену. Как она, интересно. Действительно, очень странно, когда видишь, как кто-то едва не умер, а потом не знаешь, что с ним. Не знаешь, очнулась ли она, или врачи полагают, что она не выживет. Может, они уже отключили систему поддержания жизнедеятельности. Эмма понятия не имеет, что происходит с тем, кто в коме. Возможно, она уже мертва. Или очнулась, и сбита с толку тем, что ее семья думает, что она обручена. В 2.10 Эмма не может больше выносить неизвестности. Она одевается и идет к метро. В это время в больнице только команда саночников, и девушке удается проникнуть в интенсивную терапию, когда медсестра за стойкой отвернулась, чтобы налить себе кофе. Свет люминисцентных ламп придает обстановке сюрреалистичный вид, и никогда не угадаешь, полдень сейчас или полночь. Эмма застывает в дверях в палату Зелены. По крайней мере, она жива. Глаза закрыты, но грудь, прикрытая простыней, мерно вздымается и опадает. В углу размеренно пикает кардиомонитор, нет ни маски на лице, ни трубок, опутывающих тело, и это, судя по скромным познаниям Эммы, которые она почерпнула из "Анатомии Грея", очень хорошо. Она проскальзывает в палату и усаживается рядом с кроватью. - Ум. Привет. "Здорово", - думает Эмма, - "теперь я пытаюсь общаться с коматозником". - Я - Эмма. Эмма Свон. Я, гм, я работаю на той станции, где ты упала. Воцаряется продолжительная тишина, но Эмма, наконец, немного успокаивается, наблюдая за дыханием Зелены и осознавая, что та не собирается пока умирать. - Эм, просто, чтоб ты знала, твоя семья думает, что мы помолвлены. Неожиданно, весьма. Я... это абсолютное недоразумение. Не волнуйся, я не сумасшедшая, клянусь. Я совсем не хотела, чтобы так получилось. Еще одна продолжительная пауза, и Эмма шепчет обещание, которое едва ли сможет сдержать. - Я все исправлю. Эмма просыпается рано утром от цоконья каблуков в коридоре, тут же понимая, что умудрилась заснуть в больнице. Она не успевает придти в себя до того, как дверь в палату распахнулась, поэтому Эмма, будучи в весьма непрезентабельном виде: с растрепанными после сна волосами и отпечатком вафельного одеяла, которым укрыта Зелена, на щеке, во второй раз встречается с Реджиной Миллс. Реджина удивлена увидеть здесь блондинку. Эмма бормочет: "доброе утро", и заправляет волосы за уши. - Вы здесь были всю ночь? - Тихо спрашивает Реджина, будто Зелена просто спит. - Эм, ага. Я подумала, может быть... медсестра сказала, что люди в коме могут слышать или тип того. Не знаю, поверила ли я ей, но подумала, что ей бы не хотелось быть одной, поэтому... Она неуверенно замолкает. Реджина смотрит на нее с выражением, которое Эмма никак не может идентифицировать; не враждебно, по крайней мере, но изучающе. Это нервирует. Их глаза встречаются, и Реджина долго смотрит Эмме в глаза, пока из-за спины брюнетки не появляется Генри. - Мам? - Реджина улыбается ему и мягко толкает к кровати. Он замечает Эмму и вспыхивает от радости. В груди Эммы разливается тепло, а на сердце появляется поразительная легкость, и это совершенно неуместная реакция на ребенка, которого она знает менее 48 часов. - Привет, Эмма! Она не может не улыбнуться. - Привет, Генри. Мальчик подходит ближе к кровати, но останавливается на приличном расстоянии и кладет свою маленькую ладошку на руки Зелены, лежащие поверх одеяла. Реджина подходит к сыну и проводит рукой по его волосам. - Ты можешь поздороваться, дорогой. Уверена, она бы хотела услышать твой голос. Генри снова смотрит на мать, будто ища одобрения, и она снова чуть подталкивает его к кровати и кивает. Он разворачивается к кровати и произносит тихо, но серьезно: "Привет, тетя Зи. Это Генри. Ты еще в больнице. Но ничего страшного, за тобой присматривают." - Он замолкает на мгновение и оглядывается, а Эмма пытается всеми мыслимыми способами прошмыгнуть к двери, но понимает, что не сможет, ибо Реджина в любом случае заметит. - Здесь мама и Эмма. Не могу поверить, что ты не рассказала нам про Эмму! Ну ничего. Она милая. Уже всем понравилась. Мама показала, какой может быть злобной су..., эмм... - Генри! ... - злой королевой, вчера, - тут же исправился Генри, - но Эмма даже глазом не моргнула. Руби сказала, что она потрясно отбивает удар. У Реджины вспыхнули щеки, а мозг Эммы, сейчас соображающий с черепашьей скоростью, зарегистрировал, что смотрится это потрясающе. - Надеюсь, что ты скоро поправишься, тёть. Только, постарайся очнуться после 12, хорошо? Мама заставляет меня идти в дурацкую церковь, а я не хочу пропустить этот момент. Реджина тихо смеется, и смотрит на часы. - Кстати, об этом, Генри, нам нужно идти. Иначе опоздаем. - Я не понимаю, почему мы должны туда идти, - возмущается Генри, - ты даже не веришь в Бога. - Это традиция. Всего раз в году. Идем. Он преувеличенно тяжело вздыхает, и именно это напоминает Эмме о таком же моменте из ее детства. Генри бормочет слова прощания и плетется к двери. Реджина задерживается, глядя на Зелену, и Эмма, пробубнив: "Дам тебе минутку", выскакивает за дверь. Мгновение спустя, Генри, копируя ее позу, прислоняется к противоположной стене. Они наблюдают за тем, как Реджина что-то говорит сестре, зачем-то поправляет и так лежащие идеально одеяла. Наклоняется, целует Зелену в щеку, аккуратно убирает с лица прядь волос, и Эмма уже в миллионный раз задается вопросом: каково это иметь семью? Тех, кто тебя бы любил вот также. Девушка смотрит на свой телефон. Без десяти семь. Не удивительно, что она чувствует себя ходячим трупом. Если Реджина переживает, что они могут опоздать, должно быть, они живут не в городе. - Ребята, вы далеко живете? - Спрашивает она, просто, чтобы что-то сказать. - Вроде того. - Отвечает Генри. - Ну, не то, чтобы очень далеко. Мы не так часто приезжаем в город. Мы с мамой живем в Сторибруке. Знаешь такой? Эмма отрицательно качает головой. - Он прикольный. Очень маленький, и все друг друга знают, но там довольно весело. Моя мама - мэр. - Ого. - Думаю, она круто справляется. Эмма смотрит на Реджину, которая с королевской осанкой выходит из палаты, в потрясающе сидящем на ней костюме, с идеально уложенными волосами, и бормочет: "Могу поспорить, так и есть". Генри внезапно поворачивается к Эмме. - Ой! Чуть не забыл! Ты должна приехать к нам на Рождество, Эмма! - Что? - Мы отмечаем Рождество сегодня. Ну, оно было вчера, но тетя Зелена попала в больницу, и у нас не было праздничного ужина, распаковки подарков, и так далее. Ну, то есть, я открыл подарок от мамы, но еще есть другие, от друзей и родных, а их можно открывать только после ужина. Мама подарила мне приставку, думаю, кто-нибудь подарит для нее игры. Поэтому, у нас сегодня ужин, ты должна придти! Эмма удивленно таращится на него. - Оу...Ум. Я не знаю, малыш. Реджина подходит ближе, и Генри резко разворачивается к матери. - Мам! Эмма должна придти к нам на Рождество, да?! Обе женщины смотрят друг на друга и теряются на мгновение. Но затем Реджина смотрит на Зелену, неподвижно лежащую на этой дурацкой кровати, затем на Генри, в какой-то момент успевшего ухватить Эмму за рукав, и выражение ее лица смягчается, а потом становится решительным. - Да, мисс Свон. Вы должны присоединиться к нам. Если свободны. Когда, спустя несколько минут, Реджина и Генри уходят, в заднем кармане Эммы лежит аккуратно сложенный листочек бумаги с их адресом, а в районе талии ощущается тепло от того, что Генри с какого-то перепугу решил ее обнять. __________________________________________________ Она абсолютно точно не планировала появляться на рождественском ужине в доме Реджины и Генри. Это было бы слишком странно, и, определенно, неловко, и, совершенно точно, ей нужно держаться как можно дальше от бедного семейства, и думать о том, как, черт возьми, исправить весь этот бардак, в который она сама себя же и втянула. Она просто останется дома, и если, вдруг, встретит случайно кого-то из них, просто скажет, что у нее уже есть планы на этот вечер. После того, как она вышла из больницы, Эмма некоторое время бродила по городу, купила несколько банок еды для своей кошки и стаканчик кофе, который в основном использовала для того, чтобы погреть руки, потому что она снова потеряла свои перчатки. Она выросла, мотаясь туда-сюда по всему восточному побережью, но Бостон был достаточно большим и уже знакомым, и она решила попытаться пустить здесь корни несколько лет назад, когда перестала мотаться по стране каждый раз, когда ей становилось страшно. Это получилось, в какой-то степени: у нее была достаточно большая для нее одной квартира на втором этаже с постоянной арендной платой; у нее была кошка, которая однажды ночью просто пошла за ней и, казалось, была достаточно счастлива ее видеть, когда Эмма возвращалась домой; и у нее была работа, с которой ее не уволят, пока она сама не будет готова уйти, что, как известно, случалось довольно редко. Конечно, это был не самый гламурный вид деятельности, но не нужно было особо много разговаривать с людьми, просто спрашивать, куда они направляются, и она, сидя в своей кабинке, могла выпить хоть весь кофе, который только захочет, и по ветке, на которой она работала, проходил прямой поезд до Логана (аэропорт в восточном Бостоне, недалеко от города. Прим.пер.), и она могла мечтать, что может поехать туда, и улететь в любое время, когда захочет, и куда захочет. Этого было достаточно. БОльшую часть времени. Той ночью она возвращается домой, в свою темную и холодную квартиру. Кормит кошку и пытается заставить ее полюбить себя чуточку сильнее, пока животному это не надоедает, и она не уходит на диван. Она наблюдает за мигающими огоньками на своей крошечной, уродливой елке, включает старенький, потертый электрокамин на полную мощность и думает, не заказать ли ей китайской еды, и внезапно чувствует себя такой одинокой, что ей становится трудно дышать. Адрес Миллсов до сих пор в ее заднем кармане, и Эмма думает, а не пошло бы оно все на хрен. К тому же, кто сказал, что она хороший человек. Как выясняется, Сторибрук такой крошечный город, что ей приходится брать такси от самой ближайшей к городу остановки, что стоило 30 баксов, и, несмотря на то, что она до усрачки паникует, стоя перед огромным белым особняком с колоннами, она не может заставить себя вернуться в машину, ведь, это было бы жутким расточительством. Эмма наблюдает за тем, как такси уезжает, а мороз начинает пощипывать ее за коленки. Дом Реджины Миллс невероятный. Это практически особняк, стоящий поодаль от улицы. Он весь укрыт рождественскими украшениями, симпатичными и стильными, но в некоторых местах неравномерно, из чего следует, что Реджина и Генри наряжали его сами. Она так долго стоит и пялится на здание, что не чувствует кончиков пальцев от холода, и задается только одним вопросом: какого хрена она, сумасшедшая, тут забыла, и не пора ли ей добровольно сдаться в психушку. Но потом Генри, должно быть, заметил ее из дома, потому, что дверь шумно распахивается, и мальчик выбегает наружу, в одном тоненьком свитерке. Он хватает ее за руку, тащит внутрь и кричит: "Ребята! Эмма приехала!!!", с такой радостью, с которой никто и никогда не объявлял о ее прибытии. В холле тепло и пахнет просто невероятно: рождественским ужином и дымком от потрескивающих в камине дров, и корицей. Как только Генри захлопывает за собой дверь, коридор внезапно наполняется людьми - некоторых Эмма узнает из больницы, кого-то видит впервые. Ее внезапно накрывает приступом клаустрофобии, и она стягивает с себя шарф, чтобы попытаться ослабить давление вокруг горла. Голос Реджины, низкий и манящий, пробивается сквозь гам: "Вы пришли." Эмма смотрит на нее и машинально улыбается, хотя и сама не знает, какого черта. - Привет. Да. Надеюсь, это нормально. Реджина чуть склоняет голову. - Я бы не дала Вам адрес, если бы это было не так. Эмма неловко переминается с ноги на ногу и вспоминает. - О. Вот. - Она достает из своей сумки бутылку вина, которую купила по дороге. - Я принесла это. Я, на самом деле, не умею готовить, поэтому не могла придти с чем-то съестным, но, думаю, вино не помешает. Реджина любезно принимает бутылку. - Очень предусмотрительно. Спасибо. Они пялятся друг на друга немного дольше, чем это было уместно, не зная, что делать дальше, а затем девушка, та, что в больнице была в супер-коротких шортиках, прокашливается и хихикает. И магия рассеивается. - Да, - говорит Реджина, не встречаясь больше с Эммой взглядом, - проходите в столовую, мы как раз садились ужинать. Все быстренько проходят в комнату, и Генри пересаживает гостей так, чтобы Эмма оказалась рядом с ним. Короткие шортики, как выясняется, это Руби. Она работает в городской закусочной и знает Реджину с незапамятных времен. Та, бывало, нянчила ее, когда Руби была ребенком. Пожилая женщина, которую Эмма также помнит из больницы, является бабушкой Руби; Раньше она нянчила Реджину. Блондинка - подруга Реджины, Кэтрин, и неофициальная тетя Генри, а парень спортивного телосложения, сидящий с ней - ее муж, Джим. Также имеется Арчи, друг семьи, и милая, короткостриженная женщина по имени Мэри Маргарет, которая является учителем Генри и сидит на самом дальнем расстоянии от Реджины. Ее муж, Дэвид, - рядом с ней, но это не мешает ему громко и радостно общаться с Генри через весь стол. Эмма замечает, что Реджина, похоже, терпит присутствие всех этих людей в своем доме только из-за Генри. Она, на самом деле, сама не вступает в разговор ни с кем, кроме Кэтрин, и пикируется с Мэри Маргарет, прекращая язвить, только когда Генри бросает предупреждающие взгляды в ее направлении. Сначала Эмма задается вопросом, отчего так происходит, но затем, когда Генри увлекается беседой с Дэвидом, и Эмма предоставлена самой себе, она обращает внимание на остальных болтающих, и до нее доходит. Никто из них не пытается разговаривать с Реджиной, кроме как через Генри; и довольно жестоким было то, что бабуля, замечая, что Эмма молчит, прошептала, но недостаточно тихо: «О, не волнуйся, дорогая. Реджина не совсем дружелюбный и гостеприимный человек, но ты прекрасно держишься». Эмма замечает, как замерла Реджина, не донеся до тарелки ложку с бобами, и как сильно сжала женщина челюсть. Блондинка хмурится на фразу бабули и машет в сторону стола. - Не знаю, - Эмма раздражена, как и Реджина, должно быть, - по моему, все это чертовски тепло и гостеприимно. Бабуля продолжает болтать, не обращая на ее фразу внимания, и, когда Эмма поднимает взгляд, видит, что Реджина смотрит прямо на нее. Ужин проходит в бесконечной череде еды, вина и эггнога, и Эмма невероятно благодарна компании Генри, потому что его болтовня спасает ее от необходимости разговаривать с кем-то еще. Это помогает ей избежать каких-либо более серьезных вопросов, которые могли бы раскрыть ее ложь. Эмма никогда не проводила много времени с детьми, когда повзрослела, но с Генри до странного легко общаться. Она искренне интересуется тем, что он говорит. Иногда, когда она поднимает голову, она ловит на себе взгляд Реджины, которая смотрит на нее со странным выражением лица. Эмма понятия не имеет, что оно означает, поэтому сосредотачивается на истории Генри о том, как его лучший школьный друг, Николас Циммер, случайно поджег учительскую и почти был исключен. После ужина, когда Эмма влила в себя достаточно вина, что помогло ей расслабиться немного, а неловкость и внутренняя паника чуть отступили, а Генри начал носиться по стенам от того количества сладких напитков, которые выпил за столом, все потихоньку начали стекаться в гостиную, чтобы развалиться на невероятном количестве подушек, находящихся в комнате. Эмма угнездилась на подлокотнике кресла и держала в руках чашку эггнога, потихоньку потягивая напиток, чтобы хоть чем-то себя занять. - Мам! - Пискнул Генри, когда все умостились, будто, только и ждал, когда все присутствующие разместятся на своем месте, - мы можем сейчас открыть подарки? Реджина преувеличенно тяжело вздохнула, а затем улыбнулась сыну. - Полагаю, ты достаточно долго этого ждал. Генри издал победоносный клич, спрыгнул с дивана, плюхнулся на коленки перед елкой и начал очень важную миссию: передавать всем их подарки. Это все так мило и интимно, что сердце Эммы сильно сжимается в груди, затем будто расширяется, и она отводит взгляд от сего действа, которого у нее никогда в жизни не было. Она сосредоточенно рассматривает свой маникюр, слишком сильно сжимая стаканчик с эггногом. Внезапно Генри оказывается прямо перед ее носом, держа в руках подарок с ярко-красным бантом, завернутый в необычную коричневую бумагу. - Это тебе, Эмма. Она испуганно таращится на пацана, а тот протягивает ей сверток. Она оглядывает комнату, но, к счастью, все слишком заняты своими собственными презентами и не замечают ее ступор: Арчи разворачивает большой шарф ручной вязки, Руби визжит от билетов на концерт какой-то группы, которую она хочет увидеть в Бостоне. - Гм... Эмма поднимает взгляд и видит, что Реджина очень внимательно за ней наблюдает, Эмма замирает. Реджина кивает в сторону Генри и подарка, и гадать не приходится, нужно взять подарок. Она забирает его у Генри и кладет себе на коленки. - Я... спасибо. Простите, я ничего не приготовила. Нужно было подумать... Реджина фыркает, затем встает и начинает собирать оберточную бумагу, которую Генри не постеснялся разбросать по всему полу. - Не глупите. Мы ничего и не ждали. Это просто мелочь. Она выходит из комнаты с бумагой, которую собрала, и, когда Генри отвлекается и убегает к Дэвиду, сидящему на другом диване и открывающему какой-то подарок, Эмма медленно развязывает бант на своем подарке и разрывает бумагу. Это свитер, очень симпатичная и ничем не примечательная вещица, которая, вероятно, была просто запасным подарком, и его можно было подарить кому угодно. Но он мягкий и дорогой, и пахнет Реджиной. Будто она хранила его в своем шкафу или прятала под кроватью с остальными подарками Генри, на всякий случай. Эмма прижимает его к своей груди весь оставшийся вечер, наблюдая за Генри, играющим с новыми игрушками, а Реджина так ярко, искренне улыбается сыну.