Чудовище

Соня совсем не похожа на него. И это Лёшу радует. Он бы никому не пожелал такой жизни, какая была у него. Она ходит в школу и общается с людьми с большей охотой, чем он. Она интересуется совершенно обычными вещами: рисованием, музыкой, новыми знакомствами. Соня даже засиживается по ночам допоздна, потому что ей нужно много времени, чтобы пожелать всем своим друзьям сладких снов и отправить сердечек. Магией его сестра владела плохо. Она была совсем обычным, счастливым ребёнком. Хорошей дочерью для своих родителей, хорошей сестрой. Но никак не больше. А вот Лёша рос и не мог соответствовать никому из этого списка. Не мог быть хорошим нигде. Лёша ненавидел себя уже за одно то, что существовал. Он абсолютно не умел строить какие-либо отношения. Лёша не умел не разрушать то, к чему прикасался. Он не умел не вредить окружающим. И это всё были мелочи по сравнению с тем, что проблема была не в нём — в его проклятии. Поэтому ему это приходилось скрывать. Все знали, что Алексей Шейнер обладает самыми заурядными способностями. Он провалил все экзамены, которые пытался пройти. Он провалил всё, что только можно было. Все знали: из этого парня уже ничего не получится. Эта ложь, этот надёжный полог создавался годами. Только в его семье действительно знали, что он мог натворить, если хоть раз эта сила вырвется наружу. И раз он не умел с этим справляться — зачем об этом объявлять? Никто из всего сообщества не был готов к этой силе. Как и сам Алексей. В большинстве случаев он видел смерть человека, стоило ему только заглянуть в его глаза. С некоторыми у него это не получалось, но Лёшу это только радовало. Он мог не бояться заглянуть в глаза смерти. На него часто находили какие-то видения. Галлюцинации, скорее всего, самые разные. Он вдруг слышал голоса, видел что-то перед собой, чувствовал запахи, чувствовал фантомные прикосновения к себе. Иногда он впадал в оцепенение — почти что терял сознание, погружался в свой мир. Но это было не самое страшное. Даже эпилептические припадки, начинавшиеся с дрожание левой кисти, были не самым страшным, что происходило в его жизни. Слишком рано Лёша понял, что его силы он не может направить во благо. Только на разрушение. Только на боль. Поэтому когда родилась Соня, ему пришлось тщательно следить за собой, чтобы никогда — никогда не навредить ей. Потому что если родители могли противостоять ему, сестра была беззащитна. Ей исполнилось тринадцать, а она до сих пор плохо работала с картами и рунами. Даже слабенькую, самую слабенькую ментальную защиту ей не удалось поставить. Это пришлось делать маме. Лёша боялся: не за себя, за Соню. Он видел её смерть как-то раз ночью. И счастлив был проснуться, поняв, что до неё ещё очень много лет. В остальном ему нечего было опасаться. Разве с ним что-то могло случиться? Как назло, его охраняли страшные, неподвластные никому силы. Не Лёше надо беречь себя и свою жизнь. В четырнадцать лет, когда на него напали по какой-то глупой обиде двое сверстников, Лёшу впервые из собственного тела вытеснил кто-то другой. Он ничего не помнил из произошедшего. Помнил только, как потом эти двое были напуганы. У одного мальчика был вывернут локтевой сустав, у второго — всего-то растекающийся синяк на скуле. В том же месяце он потерял несколько часов своей жизни — ссоры с родителями. Он очнулся, грозящим ножом. И разрыдался, обмякнув и упав на колени. Когда в семье узнали и об этих провалах в памяти, его уже серьёзно начали водить по врачам. Мозгоправы, вспомнил Лёша, все такие… как и остальные специалисты. Ни один врач не может вылечить его эпилепсию и его мигрени по вечерам. Никто не может сделать его жизнь чуточку яснее, без провалов и без ночных кошмаров. Иногда — без бессонницы. Без галлюцинаций в темноте… Он сходит с ума. Он точно сходит с ума. Лёша догадывается, от чего это, но он уже не может ничего изменить. Лучше быть бездарным магом, чем тем, кто он есть на самом деле. Чудовищем. Вся его жизнь напоминало спутанный клубок недоразумений, провалов, черноты. Иногда к нему возвращалась прежняя осознанность, а иногда он терял счёт дням, часам. Он лежал дома на кровати, видя перед собой, на потолке, расцветающие кляксы, складывающиеся то в смеющиеся лица, то в буквы. И Лёша читал по слогам, словно забыл всё, что учил: «Две-над-цать… ртов… и пастей… ко-раб-ли гас-нут…» Бред складывался в ещё более яркие образы, и именно таким находила его мать или сестра. Бормочущим что-то, со стеклянным взглядом, на спине. «Лёш? Лёша?» Кто-то трясёт его за плечо, да так, что весь его мир идёт рябью, волны накрывают с головой. Лёша моргает, подскакивает в постели, с ужасом смотрит на Соню. «Ты опять что-то видел? Да?» В её глазах столько энтузиазма, сколько он никогда прежде не замечал в других. «Расскажи! Это так интересно!» Она просит его рассказать очередной кошмар, очередные бредовые и бессвязные видения, словно это какая-то поучительная сказка… «Это ничего. Просто видел… море. И шторм. Чего тебе?» «Поможешь с задачкой по геометрии? Я помню, как ты мне объяснял делать в прошлый раз, но у меня опять ничего не получается». Лёша вздыхает с облегчением. Что может быть проще задачек по геометрии? Только бы забыться и поскорее выбросить из головы то, что он видел. Смерть. Смерть. Смерть. Разбухшие от воды, сморщенные синие пальцы, мягкие и рыхлые локти, изуродованное лицо, которое он не узнаёт, и проваливается в него, в кишащие червями впадины, открывает рот, пытается дышать, но заглатывает только эти толстые, белые тела, лопающиеся от небольшого усилия… Иногда Лёша смотрит на себя в зеркало, в свои глаза и мечтает увидеть свою смерть. Желательно — уже завтра. Самоубийство, несчастный случай. Да что угодно. Или даже от этого его спасут, откачают?! Может, он сам теперь обречён на бессмертие — на страдания без конца?