Чудовище

Сны о настоящем и никогда не произошедшем были всё такими же смутными, долгими, слишком реалистичными и неподъёмными. Кажется, ещё недавно Лёша сделал шаг вперёд: он сумел справиться со своим состоянием и даже перебороть его — иногда. Теперь он будто обернулся и побежал назад… Мало что ему из этого времени запомнилось. Только немного — суд над ним. Сони, к счастью, не было. Мама всё ещё лежала в больнице. Кажется, Лёша ничего не смог тогда произнести в своё оправдание: промямлил что-то и как обычно затих. За ним пришёл на следующий день Матвей. Вот это он хорошо запомнил. Хмурый, с недовольными складками на лбу. Он пришёл за ним. За ним, Лёшей. — Ты свободен, — объяснил Матвей. — Почему? — Ты прослушал свой приговор? С тебя взяли только штраф. — Но я не платил ничего. — Я, — сказал Матвей, — платил. Пойдём отсюда. Мне не нравится находиться среди мусоров. Лёша следовал за ним как в тумане. Да, наверное, стены полицейского участка, камеры, суд — всё это напоминало ему об убийстве отца. Для этого не нужно было заглядывать ему в голову. Лёша даже почувствовал себя… виноватым? Он заставил его пройти через всё это опять? Они прошлись по городу. Мимо только просыпающихся магазинов, пекарен, которых вообще в последнее время стало в изобилии, мимо аптек… Лёша косился на последние и побыстрее прятал глаза. — Сколько это всё стоило? — Не скажу. Лёша повернулся к Матвею. Он был удивлён. — Это ещё почему? — Ты собрался мне деньги возвращать или что? Лёша только головой в ответ помотал. Нет, наверное, не это ему хотелось узнать. — Зачем ты это сделал? Я бы сам разобрался. — Ты разобрался. А как же. — Он хмыкнул. Это была недобрая усмешка. — Я рад, что ты такой в себе уверенный. Я — нет. Это моя вина, и хватит об этом. — Послушай, — начал Лёша. — У меня были два варианта. Сказать, что это я, или сдать тебя. Ты хочешь, чтобы твою квартиру обыскали? Чтобы тебя судили за всё что только возможно? И чтобы я больше никогда тебя не видел? — Мог бы придумать какое-нибудь третье лицо. Заказал услуги по интернету, тебе передали — сам ты ничего не знаешь. Было бы ещё проще. Фантазии у тебя нет, малой. Лёше очень сильно захотелось огрызнуться в ответ. — Сам бы пришёл и нафантазировал за меня. Матвей этого не заметил. — Что ты делал у меня ночью? Что это было? Маг совсем и думать об этом забыл. Такие сны у него в голове не задерживались. — Ты читал… записку? — А ты как думаешь? Ты же хотел, чтобы я это прочитал. Я взял её, пробежался один раз по ней глазами, сунул в стопку других рецептов… и потерял. Не знаю, всё перебрал. Я не понимаю… — Я сам ничего не понимаю. На нём не могло быть ничего написано. Я ведь не был у тебя тогда. — Ты был, — упрямо продолжал Матвей. — Я… Лёша не закончил: предложение оборвалось на тяжёлом вздохе. Из его рта вырвалось облачко пара. — Куда мы идём? — На остановку. Тебя домой везти. — Меня… домой? — А что? Лёше не хотелось возвращаться и видеть лица разочарованных родителей. Больше того — Сони, от которой даже спрятаться нельзя. — Я… не могу переночевать у тебя? Я не уверен, что готов сейчас видеть… — Ты? Переночевать? С каких это пор ты у меня ночуешь? Прописан, что ли? Лёша прикусил язык. Это неожиданная грубость в его голосе была незнакома. Точнее, смутно… Он поначалу с ним так разговаривал. Будто не верил в его существование вообще, только общался с каким-то надоедливым призраком. — Я понял, — отозвался Лёша в конце концов. Матвей нервно спрятал руки в карманы куртки. Из-под воротника выглядывала его чёрная толстовка с капюшоном. Его волосы, небрежно рассыпанные, а не собранные, как обычно, почти сливались с одеждой. Лёша посмотрел на него немного, а потом опять отвернулся. Находиться с ним рядом порой бывало очень тяжело. Непонятно, что сказать, как объяснить происходящее. Хотелось бы владеть таким даром… Да только вместо дара Лёша получил на всю свою жизнь чёртово проклятье. Они дошли до остановки. Автобус должен был подойти нескоро: предыдущий они пропустили только что. Матвей сел на лавку, опять стал нервно перебирать что-то в карманах. Лёша на миг отвёл глаза. В следующий он уже щёлкал по нескольку раз зажигалкой трясущимися руками, держа во рту сигарету. Почему у него так сильно дрожат руки? Почему он так ведёт себя? — Ты куришь? — Тебе какая разница? — резко ответил вопросом на вопрос Матвей. — Что-то не нравится? Он выдохнул свою первую затяжку, и клубы дыма смешались с паром из его рта. Лёша понял, что ему лучше сегодня с ним не разговаривать вообще, пока Матвей не успокоится. — В колонии я столько курил, — вдруг произнёс он задумчиво. — Постоянно за всякую ерунду стреляли сигареты. Я два дня заснуть не могу… Опять бессонница. Всё к чёрту катится. Лёша вздохнул. Возможно, не в нём дело. Возможно, он просто перенервничал и устал. — О чём ты думаешь по ночам? — спросил Лёша, всё-таки решившись. И зря. Матвей не собирался открывать свою душу. — Лучше тебе никогда о таком не думать. Знаешь, что ещё было в колонии? Родительские дни. Ну и свидания всякие постоянно. У всех. Знаешь, почему ко мне никто никогда не приходил? — Лёша знал, но не стал обрывать его. — Я своих родителей убил. Всех убил. Приехал автобус. Матвей бросил окурок в урну, но промазал. Никто не видел, куда он упал. Они оба дошли до дома Лёши. Там Матвей его и оставил, сухо распрощался, повернулся и пешком пошёл в сторону. Но не так быстро. — Лёш, — обратился он к нему вдруг, — почему… почему ты никогда не пользуешься своей магией? — В смысле? Матвей сунул руки в карман и вытащил пачку. Лёша опустил глаза и увидел на ней крупными буквами слово «Ампутация» и чью-то ногу в очень плохом состоянии. — Ты такое мог бы устроить. Где тебя поймали? В аптеке? Почему ты просто не остановил людей и не ушёл? Ты мог бы, если захотел. А если нет… В участке. Ты любому бреду их убедил бы. — Я никогда не пробовал, — признался Лёша. — Я… — Знаю. Лучше ведь просто мучиться, верно? Ждать, когда тебя по голове ударит и произойдёт очередной приступ? «Господи», — подумал Лёша. — Уходи. Уходи уже». Матвею не нужно было повторять это дважды. Он что-то увидел в его глазах, пожал плечами и отвернулся. Лёша тоже пошёл — в подъезд. Сделал вид, что теперь-то он очень торопится.

***

Маму выписали в тот же день. Лёша подозревал, что она уже обо всём знает. Так это или нет — он не понял. Она вела себя как обычно. Разве что слишком много сил у неё уходило на поддержание этого самого образа. Готовила что-то на кухне, убиралась, как она сказала, в абсолютно заросшей плесенью и пыли квартире. Никто не упоминал ничего о задержании Лёши. Соня смотрела на него как обычно. Отец не задавал лишних вопросов. Мама и словом об этом не обмолвилась. Странно: если бы она чего-то не знала, она бы быстро догадалась, что произошло. Ведь это была его мать — не менее проницательная, чем сам Лёша. Этот дар догадываться и чувствовать перемену вокруг был у них в крови. Но в этот раз что-то не состыковывалось. Ближе к вечеру Лёша выдвинул ящик стола, вытащил оттуда все пакетики и начатые упаковки таблеток. С одной стороны, ему хотелось их все смыть и повыкидывать. С другой — хотя бы в последний раз… Лёша нашёл большой пакет, сгрёб все медикаменты туда, завязал и сунул под стол. Завтра разберётся. Его тошнило при одной мысли о том, чтобы принять что-то: слишком свежи были воспоминания о последней неделе. Делать было нечего: Лёша лёг на кровать, оставив только свет лампы, завернулся в одеяло и взял руки в телефон. Его ненадолго оставили в покое: в дверь постучались, и ему пришлось опять вставать. — Что-то случилось? Это мама — для неё это было так необычно — зашла к нему в комнату, чтобы поговорить. — Есть пара мыслей, которые меня очень беспокоят, — объяснила она. — И что это? Ком в горле, только-только рассосавшийся, опять стал мучить Лёшу. Серьёзного разговора о том, что он натворил, всё-таки не избежать. — Что насчёт твоих лекарств? Что тебе выписал психиатр? — Ничего. — Лёша проглотил ком. — Я чистый. Почти неделю ничего не принимал. — Ты молодец. — Мама улыбнулась ему и села на краешек кровати. Лёша отодвинулся. — Это было не так уж и сложно, правда? — Ну… — с сомнением пробормотал он. — Первые пару дней. У меня завтра сеанс. Я пока ещё ничего точно не могу сказать. — Я не только поэтому зашла, — сказала наконец женщина, будто выдохнула давно мучивший её груз. — У меня есть кое-какие подозрения… Возможно, всё дело просто в днях Гекаты. Я не всегда хорошо чувствую себя в это время, так что… Но лунные дни Гекаты длятся пару дней, и фаза давно прошла. А это продолжается уже… долго. — Ты о чём? Мать протянула ему ладонь: из-под кофты показалось запястье с чёткими синими и фиолетовыми венами. Среди них был уже старый шрам: поперечный разрез кинжалом, сделанный очень давно, для какого-то ритуала. Этот шрам Лёша хорошо знал и, сидя теперь в кровати, недоумевал. — Сделай диагностику, пожалуйста. — Ты думаешь, кто-то.? Его мать покачала головой. — Я не думаю, что это чужое вмешательство. Я чувствую, как в последнее время я всё больше и больше утомляюсь. Я просыпаюсь… усталой. У меня нет сил. И я даже не о тех, обычных силах… Во мне иссякает магия. Я не могу даже сама посмотреть, что со мной. Лёша сглотнул. Волнение немного успокоилось в нём, но теперь поднялось что-то другое, не менее опасное и злое. — Ты уверена? Он взял её руку, безошибочно найдя то самое место на запястье, где лучше всего прощупывался пульс. Лёше не нравится делать этого, вторгаться прямо в душу кому-нибудь, даже если его об этом просят. Лёша не просто не любил — он боялся, что сможет увидеть то, чего не стоит. — Это ты мне скажи. Лёша попытается. Он закрывает глаза. Пульс мягко перетекает из запястье ему в руку, полностью сливаясь с его собственным биением сердца. Потом Лёша также быстро и уверенно подхватывает дыхание женщины, всё ещё немного сиплое и скованное приступами кашля, которые продолжали её мучить. Что с ней не так? Лёша повторял про себя этот вопрос и пытался на него ответить. Он погрузился в пространство, состоящее сплошь из густой и прилипающей к нему материи. Открыл глаза: сквозь темноту и редкие проблески сияния, будто на чистом ночном небе, Лёша увидел золотистый огонёк. Размером он был едва ли с ноготь и смутно напоминал язычок огня. Такого Лёша ещё не видел. Он уронил руку и посмотрел на мать. — Ну что? — Это не чужое вмешательство. Ты права. В твоей ауре нет никаких прорех, я это и сейчас хорошо вижу. Но… Там другое. — Лёша вздохнул. — Кажется, скоро ты лишишься магии. Её совсем в тебе не осталось. — Я знала. — Она просто пожала плечами. — Все мы к этому приходим так или иначе. — Но… Тебе рано ещё. Разве нет? — Это не мне решать. — Женщина опустила руки на простыни, совсем без сил. — И что, ничего нельзя сделать? Я могу попробовать что-то и.? — Я сомневаюсь. Придётся тебе скоро занять моё место. Хотя… Почему скоро? Прямо сейчас. Я уже никуда не гожусь. Лёша вновь почувствовал себя мальчиком. Как тогда, перед первым его испытанием. Никуда не годящимся, беспомощным. Больше того — банально не умеющим себя контролировать… Его мама поднялась, с усмешкой взлохматила волосы на затылке Лёши. Раньше он это любил, а теперь невольно отстранился. Какой смысл делать вид, что всё хорошо? На следующее утро, словно предчувствуя что-то, завтракая вместе со всеми, Лёша неожиданно решил проверить свою теорию. Он не стал никого брать за руки. Только закрыл глаза и подождал немного. Пространство сгустилось, стало плотным: рядом с ним сиял красный огонёк Сони, догорали последние остатки магии его мамы, а папа… Он хорошо знал, как выглядел отец на этом уровне. Некогда яркий синий цвет серел. Его сила в прямом смысле этого слова выцветала и тлела. Лёша понял, открыв глаза: завтра её уже не будет.