Ветер с севера

Я уже не помню, как это стало, Берег мой тонет в закатной мгле. Слишком много соли на землю упало, И цветы не стали расти в золе... Йовин

Камера снова встретила их сумраком и запахами прелой земли и сырости. Бриенна, слишком опустошённая, чтобы говорить, сидела на соломенном тюфяке и просто смотрела в одну точку — на пляшущий по стене отблеск факела. В голове гулко стучало, и мысли метались, как перепуганные мыши. Джейме ходил из угла в угол и пристально рассматривал стены, словно пытаясь запомнить каждый дюйм этого серого камня, пока свет ещё горит. Когда леди Кейтилин отдала приказ вернуть их обратно в темницу и снова запереть, Бриенна, уже смирившаяся со скорой смертью, почти удивилась. В нынешней леди Бессердечной немного осталось от прошлой леди Старк — одна только жгучая ненависть к врагам её разорённой семьи. «Наверняка она приготовила для нас самую жуткую казнь», — грустно думала Бриенна тогда, шагая извилистыми тёмными переходами назад, в свою тюрьму. Но факел напротив двери снова зажгли, на прибитую перед их окном доску поставили две миски густой похлёбки, а за дверь бросили драное, видавшее виды одеяло. Бриенна решила, что их смерть, если и будет жестокой, то, по крайней мере, случится не сегодня, а может даже и не завтра. Заново видеть обезображенное смертью лицо леди Кейтилин было невыносимо. Бриенна помнила её как гордую и сильную женщину, на всё готовую ради спасения своих дочерей… Кейтилин Старк, пожалуй, была единственным человеком за пределами Тарта, кто принял Бриенну всерьёз, не смеялся и не зубоскалил на её счет. Леди Кейтилин всегда держалась и говорила с ней на равных. Она вытащила её из жуткого кровавого помешательства возле тела Ренли, увела прочь от толпы его обезумевших солдат и приняла клятву на верность, позволив служить ей. Она расспрашивала Бриенну о детстве, делила с ней мясо и мёд, делила свои печали и потери, но теперь ненавидела и желала ей смерти. Это было словно удар ножом прямо в сердце… Нынешний вид леди Кейтилин вызывал боль, но ещё больнее было видеть в этой тёмной сырой пещере Джейме Ланнистера, такого неуместного здесь, среди всего этого грязного сброда, среди кипящих враждой и злобой лиц. «Ты сама привела его сюда»… Бриенна очнулась от своих невесёлых мыслей только тогда, когда Джейме плюхнул ей на колени миску с остывшей похлёбкой. — Время ужинать, миледи. Похоже, сегодня наша казнь отменяется. — Скорее, ненадолго откладывается… За что все эти люди нас так ненавидят? Ведь мы не жгли их дома и не убивали их родных. Мы дали обещание леди Кейтилин, но не смогли его сдержать, и только… Джейме проглотил еду и усмехнулся: — Леди Старк, если это теперь она, а не какая-то злобная тварь в её личине, положим, и правда имеет повод нас с тобой ненавидеть. Она рискнула всем — свободой, доверием своего сына и его вассалов, чтоб получить назад дочерей, и не получила взамен ничего, кроме перерезанного горла. Её дети гниют в могиле, а мы с тобой здесь, целые и невредимые, едим её похлёбку и лопочем свои оправдания. Что до остальных… Тут и правда немало тех, чьи дома мой отец предал огню, но ты видела руки того одноглазого, что привёл нас в эту дыру? Он сидел в кандалах в темнице какого-нибудь лорда задолго до того, как началась война. Был насильником или вором, скорее всего. Добрая половина всех этих ребят была до войны ничуть не лучше его, и лишь принадлежность к Братству придаёт их делишкам благородный смысл. Мы виноваты перед ними только в том, что по праву рождения выше их, за это они нас охотно и вздёрнут. Бриенна поёжилась. Сир Джейме был прав, но от этого было ничуть не легче. — Ты разговаривал с «Псом»… Кто это? Откуда ты его знаешь? — задала Бриенна мучавшие её с самого начала вопросы. Она вспомнила, как загоготали разбойники, когда леди Старк приказала запереть их с Джейме в одну камеру. «Не слишком ли жирно им сидеть в одной темнице, а вдруг они там трахаться начнут?» — немедленно завопил кто-то. «Второй камеры у нас всё равно нет, так что зовите меня посмотреть на это кошмарное зрелище», — веселился «Пёс». Он совсем не был похож на настоящего рыцаря, но Джейме, кажется, знал его и даже называл «сиром». — Братство зовёт его Лим, но это только нелепая кличка. На самом деле его имя — Ричард Лонмаут, это друг и бывший оруженосец принца Рейегара. И он опаснее их всех вместе взятых: он, в отличие от остальных разбойников, был рождён в семье лорда и всё потерял, когда Роберт убил принца на Трезубце. Ричард, как и леди Кейтилин, пойдёт до самого конца; его нельзя подкупить или уговорить: им правит только ненависть ко всем, кто разрушил его жизнь. И мы, как Ланнистеры, относимся к их числу. Да, даже ты, раз у тебя при себе оказался меч со львами. Бриенна вздохнула и отправила в рот похлёбку. Мясом она пахла слабо, но овощи и крупа имелись в избытке. Кто знает, когда в следующий раз доведётся поесть… — Как думаешь, — подозрительно заметил Джейме, — особая кара, обещанная нам леди Кейтилин, находится прямо в этой миске? Бриенна, поражённая внезапной догадкой, отложила еду и в ужасе посмотрела на него. Она уже ела здесь, когда впервые попала к Братству, и поэтому сейчас без подозрений отправляла ложку в рот. Джейме рассмеялся: — Шучу. Если бы они хотели нас убить, давно бы это сделали, а не переводили на нас наверняка ценную в этой пещере похлёбку. Они оставили нас для чего-то другого, важного… Вопрос только, для чего… Вдвоём они обследовали стены и пол пещеры, особенно внимательно изучили дверь, прикидывая, нельзя ли будет открыть её изнутри. Камера была не слишком просторной, но для подземной пещеры казалась почти роскошной: тринадцать футов в ширину и столько же в длину, с довольно высоким неровным потолком. Стены и потолок темницы, в отличие от земляных ходов за дверью, были сплошь каменные, но неведомый каменотёс вырезал в них несколько узких, едва кошка пролезет, шахт, уходящих в толщу скалы. Из них слабо струились потоки воздуха, приходящего издалека, с поверхности. Дверь была толстая, свежая и крепкая — попробуй её выломать плечом, и на звук ударов сбежится всё Братство. К тому же, они оба так и не запомнили обратного пути, пещеры немыслимо петляли и раздваивались: как знать, где тупик, а где нужный ход. Заблудиться здесь было проще простого. Возле самой двери виднелась копоть — следы давнего пожара, а в каменной толще были оставлены длинные отметины, похожие на следы огромных когтей. В конце концов, Джейме признался, что от этого холма на него веет какой-то древней жутью. — Он гораздо старше, чем Братство. Они только заселили его, как крысы, но построил или углубил эти пещеры кто-то другой. Того и гляди, из темноты вернутся прежние хозяева, и съедят нас заодно с разбойниками, то-то леди Кейтилин удивится. Тсс… Слышишь, кажется, они уже шуршат за дверью… В этот момент прогоревший факел торжествующе пшикнул и погас, оставив их в полной темноте. Бриенна вздрогнула от неожиданности и тихо охнула. Он мог сколько угодно смеяться, но Бриенна чувствовала, что ему здесь так же не по себе, как и ей. И разбойники здесь были вовсе ни при чём… На поверхности, наверное, уже давно наступила ночь. Бриенна, устав от прошедшего дня так, словно он длился целую вечность, нащупала тюфяк и без сил опустилась на него. Уже засыпая, она почувствовала, что Джейме втиснулся в пространство между ней и стеной, поворочался немного, поворчал что-то себе под нос, устраиваясь поудобнее, и натянул на них обоих одеяло. Спустя мгновение она уже провалилась в сон. Утро они опознали по приближающимся к их двери голосам. Факел снова горел, а визгливый женский голос спорил с мужским, нимало не заботясь о том, слышат ли их пленники: — Какой смысл переводить на них еду, если они всё равно мертвецы, Дик? — Я бы давно повесил их обоих, но Леди сказала, они будут нужны ей живыми и, по возможности, здоровыми. — Хорошо нашей леди говорить, сама она вообще никогда не ест, а вот нашим парням еда нужна, и много! — Подойди и скажи ей в лицо, Белла, если тебя что-то не устраивает. — Ну уж нет, я на неё и глядеть-то не могу… В окно, презрительно фыркнув, посветили свечкой, и две пустых миски из-под похлёбки исчезли, заменённые двумя другими. Туда же брякнули какой-то кувшин, и голоса удалились. — Что я говорил, — зевнул Джейме, потягиваясь, — травить нас точно не собираются, и славно: я слышал, что смерть от яда бывает мучительна… Бриенну смущало, как запросто он рассуждает, словно не заметив, что они снова провели эту ночь под одним одеялом. Это казалось ей неправильным и неприличным; в голове сам собой зазвучал голос старой септы Роэллы, наставляющий её, что большинство мужчин ведомы похотью, и оттого молодая девушка не должна оставаться с ними наедине и позволять касаться себя. Впрочем, септа вряд ли предвидела, куда занесет судьба её воспитанницу: военные лагеря, пустынные дороги, разбойничьи логова… Здесь действовали другие правила, и главным из них было — выжить. Любопытно, что септа сказала бы о том, что Бриенна вторую ночь подряд спит в одной постели с мужчиной, не будучи замужем за ним. Эта мысль её почти позабавила, Бриенна всегда втайне недолюбливала строгую старуху, так любящую указывать на её недостатки. Джейме торжественно отметил углём на стене первую чёрточку в новом, начатом им ряду. Она сиротливо чернела на сером камне и значила, что они провели в этой темнице один-единственный день. Сколько их ещё впереди?.. Прогоревшие факелы меняли, пустые миски уносили, оставляя взамен полные, да изредка приходили вынести переполненное ведро. Так один за другим потянулись дни странного плена, конечной точкой которого должна была стать их смерть. Первые дни заточения они проводили в мрачном молчании, лишь изредка переговариваясь и думая каждый о своём. Бриенне всё время казалось, что вместе с людьми, приближавшимися к камере, придёт и их погибель, но это снова и снова были только мальчишки с факелами или женщины, приносившие еду. Мальчишки даже не подступали к двери, словно бы опасаясь пленников, но женщины поневоле были вынуждены подходить ближе. Иногда они были одни, иногда их сопровождали мужчины, но каждый раз они с опаской заглядывали в окошко, требовали отойти к противоположной стене, если видели пленников слишком близко, забирали пустые миски и приносили взамен полные. Джейме предложил как-то схватить одну из них за руку или горло и вынудить открыть дверь, но Бриенна отказалась, пояснив ему то, что он и сам, скорее всего, понимал. У этих женщин не было ключей от их двери, а сопровождавшие разбойники ни за что не оценят жизнь стряпухи выше, чем жизнь двух ценных заложников. После первой же такой выходки, если она провалится, их повесят в тот же день. Даже если всё удастся как задумано, велик риск заблудиться в лабиринте ходов, попав в лапы Братству или каким-нибудь подземным обитателям. Кто знает, какие твари могут водиться в этой темноте… Бриенна всё время сидела на стуле или тюфяке, изредка вставая размять затёкшие мышцы. Сломанная рука часто болела, и лишний раз шевелиться ей совсем не хотелось. По правде говоря, больше всего она мечтала уснуть и проснуться где-то в другом месте, осознав, что всё случившееся был всего лишь плохим сном… Один раз она даже украдкой ущипнула себя за плечо, но чуда не произошло, и стены темницы не развеялись, как ночной кошмар. Джейме, напротив, почти всегда находился в движении, странно напоминая этим запертого в клетке льва, которого Бриенна с отцом однажды видели в трюме корабля, зашедшего на Тарт. Он подходил к дверям, зачем-то в сотый раз изучал их, выглядывал в дверное окно, пытался дотянуться до потолка и простукивал стены. Глупо было надеяться, что Братство посадило их в камеру, из которой можно бежать, но он, видимо, не мог просто сидеть и ничего не делать. Бриенна почти кожей чувствовала, как он раздражён, хотя по его словам ничего такого нельзя было понять, его голос был спокоен и добродушен. Иногда он даже принимался шутить, но в этом подземном полумраке любая шутка звучала натянуто и неестественно. Она понимала его состояние. Джейме уже хлебнул плена в прошедшей войне: сначала в заключении Робба Старка, затем в кандалах под конвоем самой Бриенны, после — у Бравых Ребят и Русе Болтона, затем — снова под конвоем Уолтона Железные Икры… И вот, только он вернулся к семье, любимой женщине и своим обязанностям командира Гвардии, как на его пути появилась глупая страшная девка со своими дурацкими клятвами и снова завела его в заточение. Опять сидеть в темнице, не имея права голоса в решении собственной судьбы, не зная, что ждёт впереди и когда всё это закончится, наверняка было мучительно для него. Джейме Ланнистер не казался человеком, которого устроит жизнь в неволе — его уделом была свобода. Иногда Бриенне казалось, что общество её самой ему смертельно надоело, и он говорит с ней только из вежливости. Она всё время помнила, по чьей вине они здесь находятся, и это давило не хуже верёвки Братства. Порой она принималась думать о чём-то приятном, чтоб отвлечься от мрачных мыслей, но каждое её воспоминание было отравлено. По правде говоря, по-настоящему счастливых моментов в её памяти хранилось не слишком-то много. Она думала об отце и Тарте, вспоминала своё детство в Закатном замке, но ранние годы её жизни были омрачены целой чередой смертей. Две её старших сестры — Алисанна и Арианна — умерли ещё до её рождения, не прожив и года. Отец долго горевал тогда, и даже рождение третьей дочери, Бриенны, не смогло убрать тень этого горя с его лица. Когда вслед за сёстрами отправилась и её матушка, отец вовсе ушёл в себя и почти месяц не покидал своих покоев. Бриенна, конечно, сама не могла осознавать этого — она была слишком мала, но нянька рассказывала ей. Бриенне был всего год, когда мать их покинула, и она не помнила ни её лица, ни её голоса. Иногда она думала, сложилась бы её жизнь по-другому, если бы матушка была жива, но так толком и не смогла этого решить. Быть может, она научила бы её петь, красиво одеваться и вести себя как леди, да только вот её безобразия всё равно не скрыло бы ни одно самое прекрасное платье… Сколько она себя помнила, рядом с ней в детстве была только нянька, полная добродушная женщина, так любившая рассказывать истории о знаменитых рыцарях. Бриенна и сейчас словно бы слышала её голос, звучащий в полутёмной комнате и повествующий своей маленькой подопечной перед сном очередную историю о подвигах сира Галладона из Морна, Флориана-Дурака или принца Эйемона Драконьего Рыцаря. Старший брат Бриенны, Галладон, утонул в море по недосмотру слуг, когда ей было четыре. Она немного помнила его, но только отрывочно, и самым ярким воспоминанием о нём стали не совместные игры и проказы, а маленький украшенный цветами гроб в септе Закатного замка. Отцу понадобилось немало времени и душевных сил, чтобы пережить все постигшие их потери, и Бриенна оказалась единственным родным человеком, которого боги ему оставили. Быть может, поэтому он сквозь пальцы смотрел на её интерес к сражениям и мечам. В конце концов, что могло быть дурного в том, что дочь попросит сира Гудвина, их мастера над оружием, показать ей пару приёмов… Лорд Селвин и сам иногда присутствовал при этом, одобрительно хохоча, когда его крошка делала успехи. Вот только когда игра перестала быть игрой и начала вмешиваться в настоящую жизнь, отец разом погрустнел, видимо осознав, что совершил ошибку. Вскоре няньку с рассказами сменила старая септа Роэлла с проповедями и нравоучениями. Она была строга и не слишком щадила её самолюбие, предпочитая ругать, а не хвалить. Никаких доблестных историй она знать не знала, зато любила читать Бриенне «Семиконечную Звезду», не переставая ворчать от нелепых вопросов воспитанницы и непонимания ею божественных истин. Чего только Бриенне не пришлось услышать о себе в те времена, и «глупая» считалось в устах септы почти похвалой. Она же просветила её насчет того, что рост и внешний вид Бриенны не подобают знатной девице, но если уж она такая уродилась, выбирать будущего мужа ей не придётся, останется только удовольствоваться тем, что достанется. Слова септы часто бывали жестоки, но они были чистой правдой. Первый жених, сын лорда Карона, появился в жизни Бриенны в семь лет. Это было волнительно и приятно — ощущать себя почти взрослой, просватанной девицей, которая сразу после расцвета выйдет замуж и заведёт собственную семью. Вот только боги решили отнять у неё жениха вместе с мечтами о спокойной жизни в замке мужа, а две последующих помолвки она расстроила сама. Одну — с сиром Роннетом — своим уродством, а вторую — с сиром Хамфри — своим упрямством. Септа тогда напророчила ей жизнь страшной старой девы, а отец только тяжело вздыхал и вскоре прекратил попытки выдать её замуж. Теперь она думала о том, как тяжело пришлось лорду Селвину. Единственная дочь и наследница разрушила все его планы и чаяния, навлекла позор на его седую голову. Он наверняка знал о тех слухах, что ходят по всем Семи королевствам о смерти Ренли. Быть может, он думает, что его дочь — гнусная убийца — и знать её теперь не желает. Мало он натерпелся от её прежних выходок, теперь же она окончательно разбила ему сердце. Отец сам отпустил её в войско Ренли, зная, что это была её самая заветная мечта — мечта служить своему королю. Он поверил ей, приняв и поддержав её решение, но она и тут его подвела… Бриенна пыталась думать о Ренли, вспоминать тот пир в Закатном замке, когда он пригласил её на танец и вёл себя с ней так галантно, словно она была самой настоящей принцессой. Она вспоминала и о другом счастливом событии её жизни — дне, когда он накинул ей на плечи полосатый плащ своей Радужной Гвардии и позволил служить ему… Но даже и эти воспоминания теперь отдавали горечью. Она вдруг особенно ясно увидела время, проведённое в его войске, и картина своей глупости складывалась в голове, заставляя краснеть. Бриенна ходила за ним, словно собачонка, ловя каждый взгляд, и старалась не замечать, как над ней смеются его рыцари. Они-то, конечно, сразу поняли, что Бриенна-Красотка по уши влюблена в короля. Предположения, какого рода «службу» она желает ему оказать, тоже не замедлили себя ждать. Тогда это казалось ей неважным, только бы видеть, наблюдать, касаться… Но теперь она вдруг обречённо осознала, что Ренли, её прекрасный король, тоже считал её нелепой, хотя ничем этого и не показывал. Прошедшее время сбросило пелену с глаз, и она вдруг вспомнила, как он чересчур театрально к ней обращался, словно бы играл с ней в какую-то забавную игру. Видела его многозначительные улыбки, посылаемые сиру Лорасу, и смех на дне глубоких сине-зелёных глаз, смотрящих на неё. Бриенна была первой среди ста шестнадцати рыцарей в турнирном сражении у Горького моста, но так и не заслужила его искреннего уважения, так и не стала своей в этой армии. «Летние рыцари, летний король». Думать о Ренли и его пренебрежении было слишком больно. Раньше у неё были и другие счастливые воспоминания, которые вызывали на душе тепло. Прежде она с гордостью думала о том дне, когда леди Кейтилин приняла её к себе на службу, но теперь даже вспоминать об этом не стоило. Ещё можно было размышлять и о том, как сир Джейме вручил ей меч и торжественно направил на поиски Сансы Старк. Она так гордилась этим, так страстно желала не подвести его… Но теперь они оба сидят в плену в темноте и ожидают своей казни, а славный волшебный меч, достойный героя, — Верный Клятве — навсегда потерян. Как и меч королевского правосудия — Вдовий Плач. Теперь разбойники будут рубить ими головы вражеских солдат или продадут на торгу, и гордая сталь, насчитывающая сотни лет истории, никогда не защитит детей Старков от беды… Вся её жизнь — от самого рождения до скорой смерти — казалась ей теперь бесполезной и глупой. Ночи они с сиром Джейме так и проводили вместе, под одним тонким одеялом. Они словно бы негласно договорились не придавать этому слишком большого значения и не обсуждать это днём. В их камере было прохладно, а два тела лучше сохраняли скудное тепло. Иногда она молча лежала в кромешной темноте и слушала его спокойное ровное дыхание. Он никогда больше не обнимал её, даже случайно, будто опасаясь повторения её слёз. Бриенна даже сквозь одежду плечом чувствовала тепло его тела, и это спокойное касание отчего-то было нестерпимо горячим. Она и сама не могла понять, почему это её так волнует. Днём сир Джейме, измаявшись в ожидании, не раз пытался заговорить с приносившими еду женщинами или сопровождающими их разбойниками, суля им золото и помилование, но те неизменно презрительно молчали или грубо обрывали разговор. На заданные вопросы они тоже не отвечали, и он, в конце концов, прекратил свои попытки. Бриенна же покорно и, по большей части, молча ждала своей судьбы, придавленная угрызениями совести и отчаянием. Её терзал стыд за своё подлое предательство; за свои невыполненные обещания и неисполненные клятвы; за их глупое, бесконечно тянущееся заточение; за загубленные судьбы Подрика и Хиля Ханта; за потерянное дорогое оружие — бесценный дар и знак доверия; за то, что её во всеуслышание объявили шлюхой Джейме; за их смех над собой; за необходимость справлять нужду в нескольких футах друг от друга; за запах своего немытого тела и пришедшие лунные крови… Последнее и вовсе надолго выбило её из колеи, когда, проснувшись однажды утром, она обнаружила выпачканные бриджи и тюфяк. Джейме без слов понял, что произошло, снял с себя тонкую нижнюю рубаху и, помогая себе зубами, изорвал на лоскуты. Раньше Бриенна думала, что за свою жизнь изведала все грани унижения, но этот простой добрый жест едва не заставил её заплакать от жгучего стыда. Бинты, служившие повязкой на лице, ей тоже пришлось снять. Когда угольные чёрточки на стене оповестили их, что минуло три недели плена, утром вместо женщины-стряпухи явились двое мужчин. Бриенна с Джейме тревожно переглянулись, пока те возились с замком у двери, решив, что день их казни настал. Свет двух толстых восковых свечек был нестерпимо ярким по сравнению с отблесками факела из-за двери, и Бриенна не сразу привыкла нему, запоздало узнав в вошедших Тороса и Дика. Дик сморщил нос и брезгливо пнул их ведро с нечистотами: — А я слышал, что все Ланнистеры срут золотом… Выходит, и это враньё. — Из вашей дерьмовой еды только дерьмо и получается, — глухо отозвался Джейме. — Унеси это, — коротко сказал Торос, и Дик, ворча, удалился, захватив с собой ведро. — Надеюсь, вы не наделаете глупостей, сир, миледи… Без меня найти выход отсюда будет затруднительно. Я пришёл поговорить с вами, — продолжил Торос и сел на кривой деревянный стул посреди их темницы. Бриенна внимательно осмотрела жреца в поисках оружия, которым можно завладеть, но тот пришел безоружным. Джейме мрачно уставился на него: — Чего тебе, Торос? Только не говори, что пришёл полюбоваться на наши счастливые лица. Когда нас убьют? — Когда придёт время, сир Джейме. Ваш командир, сир Аддам Марбранд, и ваш кузен, сир Давен Ланнистер, немного спутали нашей леди её планы. Они переворачивают вверх дном весь лес по обе стороны Красного Зубца в поисках вас, но под землю им всё равно хода нет. Рано или поздно они перестанут искать, и тогда леди осуществит задуманное. Она зла, очень зла… — Я раскусил план вашей леди, Торос. Она надеется, что я сдохну тут от старости. Хочет посмотреть, как я буду шамкать беззубым ртом про нарушенные обеты и невыполненные клятвы. Торос громко рассмеялся. Бриенна, не дожидаясь его ответа, спросила: — Что стало с Подриком и Хилем Хантом? — О, они живы, миледи. Леди Бессердечная помнит о своих обещаниях. Вы видели, что она приказала отпустить их, но они сами решили остаться. Надо сказать, я удивлён: ещё ни один пленник этой пещеры, приговорённый на смерть, не проявлял такого рвения задержаться здесь подольше. Намерения Подрика мне кажутся ясными: он дорожит вами всем сердцем, миледи, и наверняка надеется, что вам удастся спастись. Что до сира Хиля… Возможно, ему просто некуда идти или он решил, что Братство повесит его сразу по выходу из пещеры… Мы приставили их обоих выполнять все грязные работы: свежевать дичь, мыть котлы, чистить вёдра с нечистотами, помогать женщинам стирать… Они, кажется, не слишком довольны, но особого выбора у них нет. Они в тепле и накормлены, чего ещё желать, если вы, миледи, оказались им дороже свободы. Что с ними будет после… Мы ещё решим. Пока же пусть живут. Они также будут дополнительным залогом того, что вы не попытаетесь бежать. — Отпусти нас, Торос, — прямо сказал Джейме. — Ты знаешь, что эта война окончена, а зима уже пришла. Время разбойников на исходе. Ни я, ни леди Бриенна ничего не делали тебе, а наши клятвы были нарушены не по нашей вине. Мы с тобой никогда не враждовали в Королевской Гавани… — Королевская Гавань, да, я помню… — отозвался Торос мечтательно, — Пиры, сражения и хорошенькие девицы. Я был счастлив в столице, но был счастлив и потом, среди моих братьев, под руководством лорда Берика. Сейчас всё переменилось, но я всё ещё верен Братству, и не могу вас отпустить. Я слишком уж далеко зашёл, и мой нынешний путь тёмен. — Ты уверен, что твои так называемые братья так же будут верны тебе в случае чего? — напрямик спросил его Джейме. Торос посмотрел на него долгим пронзительным взглядом. — Все они — рыцари, как и вы, сир. Каждый из них посвящён лордом Бериком и каждый давал клятву служить нашему Братству, защищать невинных и выполнять приказы командира… Джейме презрительно фыркнул, но удержался от замечания. Торос продолжил: — Но вы правы, сир. В наши дни клятвы и обещания расточаются с лёгкостью, и не все способны держать своё слово до конца. Бриенне показалось, что слова Джейме задели жреца, и он теперь замолчит или уйдет, но Торос неожиданно добавил: — Лим ушел от нас. Навсегда. Джейме удивлённо вскинул брови: — Вот уж не подумал бы, что Ричард способен оставить свою месть. — Он и не оставил её, сир Джейме. Мы перестали быть ему нужны, он ушёл к принцу Эйегону. Принц и десять тысяч Золотых Мечей отбыли на Семь Королевств из Волантиса; сейчас они захватили Дождливый Лес, Штормовой Предел, Эстермонт и Тарт, и движутся всё дальше. Грядёт новая война… и Лим решил, что его место рядом с принцем, а не с нами. Сердце Бриенны заколотилось, в висках застучало одно только слово: «Тарт. Тарт. Тарт». Они захватили Тарт. Она не могла поверить в слова жреца, они были какой-то бессмыслицей. Золотые Мечи, принц Эйегон… Бриенна сходу даже не смогла сообразить, что это за Эйегон и откуда он взялся. В роду Таргариенов оставались лишь двое детей — мальчик и девочка, изгнанники за Узким морем — но того принца звали, кажется, Визерис… «Отец. Я должна была всё это время быть рядом с отцом», — с горечью думала она. Джейме был поражён не меньше Бриенны, но лучше сохранял самообладание. — Что ещё за Эйегон? Голову принца Эйегона Григор Клиган разбил о стену Красного замка. Не станешь же ты меня уверять, будто он выжил после этого? — Не стану, — хмыкнул Торос, — но говорят, что Варис подменил ребёнка перед осадой, и так спас настоящего наследника. — Этого евнуха давно надо было придушить, зря я не сделал этого раньше. — Что сталось с моим отцом? — севшим голосом спросила Бриенна. — Насколько я слышал, он жив, — ответил Торос. — Принц не трогает прежних лордов, если те сдаются ему. Но в наше подземелье новости приходят с большим запозданием. Увы, больше я ничего не знаю. — Отпусти нас! — снова повторил Джейме. Торос грустно покачал головой. Джейме яростно стукнул кулаком по каменной стене. — Какой смысл держать нас в этой вонючей темнице, если вы решили нас убить? Нельзя ли покончить со всем этим побыстрее? Зачем тогда вы кормите и поите нас, зачем жжёте этот проклятый факел?! — Темнота не предназначена для людских глаз, сир Джейме. Во тьме живут холодные слуги и порождения Иного, и незачем хорошим людям становиться на них похожими. Я много чего видел в пламени, пока мы не свернули с истинного пути, и то, что мне открывалось, было наполнено жуткими кошмарами. Огонь хранит людей от призраков ночи, а ночь темна и полна ужасов… Поэтому я велел зажигать для вас факел. Бриенна впервые увидела, как у Джейме от удивления отвисла челюсть. — Торос, — вкрадчиво, словно обращаясь к душевнобольному, сказал он, — в Королевской Гавани ты мог пить наравне с Робертом, но даже Роберт не допивался до таких видений. Однажды спьяну ему привиделся Варис в женском платье, но и только. В вашей сырой пещере, вы, небось, делаете настойку из местных белых поганок… Торос снова рассмеялся громовым смехом. — Я, может, полный безумец и к тому же разбойник, но честь у меня имеется и былое я не забыл. Лима теперь нет с нами, а у леди Кейтилин много забот за пределами холма. Я не могу отпустить вас, но могу исполнить пару ваших просьб касательно вашего содержания. Разумных просьб, — уточнил он и посмотрел на пленников своими сумасшедшими глазами. — Я хочу вымыться, — сказала Бриенна, надеясь, что её просьба не прозвучит слишком глупо. — Я хочу получить два меча, — добавил Джейме.