Ветер с севера

Ничего не останется от нас, Нам останемся, может быть, только мы, И крылатое бьётся пламя Между нами, Как любовь во время зимы. Мельница

Санса положила последние цветные стежки и отрезала нитку. Быть может, получилось не слишком вычурно, зато просто и красиво: тонкая ветка чардрева с пятипалыми красными листьями и небольшая птичка на ней. В уголке Санса разместила первую букву своего имени. — Что ты вышиваешь, Санса? — заинтересованно спросила Джейни. Чем ближе был день отъезда обоза на Стену, тем благодушнее становилось настроение её подруги. — О, ничего особенного. Просто платок, — ответила ей Санса. — Льняная ткань грубовата. Может, лучше было взять шёлк? Санса расправила на коленях свою работу и ещё раз осмотрела её: — Мне кажется, лён в самый раз подходит. Шёлк слишком тонок и холоден, хотя и красив. Возможно, лён и груб, но при этом крепок. — Очень красивый узор, леди Санса, — похвалила её Джонелла Сервин. — Спасибо, миледи. Санса хотела было в ответ похвалить её старания, но леди Джонелла за вечер сделала едва ли десяток стежков. Большую часть времени она мечтательно смотрела в окно, перебирая в руках ткань, так и не ставшую вышивкой. — Последние дни ты какая-то странная, Санса. У тебя усталый вид и даже круги под глазами. С тобой всё хорошо? — обеспокоенно спросила Джейни. «Последние дни я сплю самое большее пять часов подряд. Было бы удивительно, если бы я выглядела хорошо», — подумала Санса, но вслух ничего не сказала. — У меня бессонница. Надо зайти к мейстеру Оливару и попросить у него успокоительных трав. Джейни кивнула и вернулась к своему шитью. За окном наступили серые сумерки, и в комнате давно уже затопили камин и разожгли свечи. Санса в задумчивости смотрела на пляшущий по дровам огонь. За последние шесть дней её жизнь внезапно круто изменилась. Она ощущала, будто в её теле живут два разных человека, как это было в те времена, когда ей приходилось изображать незаконнорождённую дочь Петира Бейлиша. Похоже, что перевоплощаться теперь ей не составляло никакого труда: она научилась это делать, ещё будучи Алейной Стоун. Для всех она по-прежнему оставалась благородной и серьёзной вдовой лорда Мандерли, раздающей хозяйственные распоряжения и ведущей учёт; она писала письма и принимала просителей, советовалась с Халлисом по поводу обороны замка… Но наступала ночь, и она распускала вдовий узел, сменяя его небрежной косой, облачалась в тёплое серое платье и гуляла по богороще с Сандором Клиганом, выбросив из головы все заботы и хлопоты. Эти часы, проведённые наедине с ним, как бы возвращали из небытия её саму, позволяли ей почувствовать, что она ещё молода. Она неожиданно вспомнила, что умеет смеяться и что в ней ещё полно живого огня. Легко похоронить себя, потеряв четырёх мужей, но Санса вдруг поняла, что хоронить себя ей совсем не хочется. Когда-нибудь эта проклятая война закончится, зима пройдёт и наступит цветущая весна. Она снова будет радоваться теплу и солнцу, дышать полной грудью и чувствовать себя легко и весело каждый день. А пока — хотя бы ночами. Порой Санса с волнением думала, зачем она это делает. Чего ищет в этом общении, на что надеется. Довольно скоро она с удивлением призналась себе, что каждый день с самого утра ожидает вечера, предвкушая, как увидит Сандора за столом на ужине, как они обменяются взглядами… Он кивнёт ей, ничем не выдавая их секрета, и будет спокоен и сдержан, как подобает охраняющему леди рыцарю. А потом придёт ночь, и они снова будут гулять вдвоём в тишине богорощи, и можно будет не заботиться о том, чтобы держать лицо и соблюдать приличия. Можно будет говорить всё, что вздумается, задавать любые вопросы и получать прямые ответы, смеяться его шуткам — иногда грубоватым, но всегда метким, — и поддразнивать его самой, с удовольствием слушая его смех. Ей нравилось смотреть, как он улыбается уголком рта, другой, незнакомой улыбкой, которая совершенно не портила, а, напротив, смягчала его черты. Вначале ей казалось невероятным, но теперь она знала точно — он приехал на Север ради неё. Он не говорил об этом прямо, но ей было достаточно того, как он смотрел на неё, чтобы, доверяясь безошибочному женскому чутью, понять это. Он был совсем не против часами разговаривать с ней, и их первые натужные беседы вскоре стали куда свободнее. Она расспрашивала его о прошлом или говорила о своём детстве, каждый раз с горечью осознавая, как мало хорошего её собеседник видел в своей жизни. Собственная семья, хоть она и рано лишилась её, оставила в сердце несравнимо больше света, и этот свет согревал в самые холодные годы. У неё были воспоминания о счастливых и беззаботных временах детства, Сандор же такой опорой похвастаться не мог. Он вырывал зубами и зарабатывал кровью всё, что другим доставалось слёту, без труда. Теперь Санса стала лучше понимать, почему он был так резок и зол. После всего, что ему пришлось пережить, ненависть бурлила в нём яростным ключом, и её не так-то просто было укротить. Иногда она ужасалась, как он вообще смог выжить, перенести всё то, что выпало на его долю, и не озлобиться окончательно… В столице Сандор Клиган нередко поражал её безжалостной прямотой и грубостью, а сейчас он непостижимо располагал к себе, притягивал и манил узнать получше. Он ни разу не притронулся к ней, хотя раньше позволял себе это. Он говорил с ней спокойно, уважительно и часто смешил. Его низкий хриплый голос, звучащий в темноте, вызывал какое-то странное волнение и удовольствие в груди. Он больше не казался ей неприятным, наоборот. Рядом с Сандором она чувствовала себя живой и сильной — не маленькой глупой девочкой, не брошенной женой и не чёрной вдовой, а взрослой женщиной, которая имеет право решать, как ей поступать. И с ним Санса ощущала себя безопасно, хотя, пожалуй, нет более глупой затеи, чем ходить с одиноким мужчиной в ночной лес. Но, как бы это ни было нелепо, она ему безотчётно доверяла. Она чувствовала, что он не причинит ей вреда, в то время как опыт нашёптывал: будь он другим, всё могло бы закончиться не так благонравно уже в первый же вечер. Сердце при мысли об этом начинало биться быстрей, и смущение горячей волной заливало щёки. Сансу ужасно забавляло, что никто из слуг и солдат так ничего и не заподозрил, даже славный сир Лотор вёл себя совершенно обычно… Впрочем, что с того? Неужели леди не имеет права ходить в богорощу ночами? Должен же её кто-то охранять. Сегодня, как только замок уснёт, она снова отправится туда. Неподобающее поведение для леди Винтерфелла, сестры короля и вдовы лорда, но ночью она была просто Сансой. Темнота прятала наследные имена и титулы, оставляя только силуэты и голоса. После ужина она еле вытерпела заунывные причитания стюарда о том, что крестьяне в Зимнем городке требуют рассудить их спор по поводу проживания в заново выстроенных домах. На улице давно было темно, и Санса тоскливо посмотрела за стекло. Вечерами она едва могла заставить себя вникать в чужие споры. — Давайте оставим всё на утро, сир Манфрид. Сегодня у меня болит голова, — сказала Санса с вежливой улыбкой. Стюард кивнул и убрал свиток с пометками в сумку на поясе. Сир Манфрид Мандерли приходился дальней роднёй её бывшему мужу лорду Виману и был оставлен им тут для управления замком в отсутствие леди Сансы. Когда она возвратилась в Винтерфелл, то предложила ему должность стюарда, и он согласился. Это был грузный и чрезмерно серьёзный мужчина, однако считать он умел, надо отдать ему должное, и в хозяйственных делах разбирался неплохо. Иногда он бывал чересчур зануден, но искупал этот недостаток усердием и честностью. Санса вернулась в свои покои и приказала слугам наполнить ванну. Приятно было полежать в горячей мыльной воде и расслабить уставшие за день мышцы. Марисса капнула в ванну ароматное масло, и в комнате запахло летом. Душистое мыло из Белой Гавани гладко заскользило по коже. Марисса вымыла ей волосы и размяла затёкшие плечи. — Не слишком горячая вода, миледи? — обеспокоенно спросила она. — Всё в порядке. Ты можешь идти, дальше я справлюсь сама. Служанка оставила полотенце на спинке стула и с поклоном удалилась. Санса откинулась на борт ванны и закрыла глаза. Одна из немногих радостей, что согревали её сердце зимой. Так легко представить себе, что вокруг стоит вечное лето, а на севере нет никакой войны. Тонкое благоухание проникало в нос ароматом диковинных цветов и специй из стран за Узким морем, блаженно разливаясь по телу. Должно быть, в тех дальних краях всегда тепло и все навечно счастливы… Когда вода начала остывать, Санса выбралась из ванной и принялась сушить волосы возле очага. Сегодня ей было как-то особенно томительно и сладко. Хотелось потягиваться и мурлыкать, как кошка. Чёрт знает, что с ней творится. Она высушила волосы и голышом подошла к зеркалу, заплетая косу. Красивая женщина, очень красивая, а в глазах какой–то озорной ведьминский блеск. Кажется, это наступление ночи так влияет на неё. Санса улыбнулась себе и надела шёлковую сорочку, поверх неё — серую шерстяную рубаху с поясом и меховой плащ. После зажгла от свечи небольшой светильник и вышла за дверь. Вход в Великий Замок караулил Толстый Джек. Он даже не удивился её появлению. Санса ничего ему не сказала, только кивнула. Наверняка он озадачен, отчего его госпожа повадилась каждую ночь ходить в богорощу, но спрашивать об этом прямо, конечно, не осмелится. Над головой сияли тысячи ярких звёзд, а тоненький месяц был еле заметен на тёмном небе. Санса проскользнула в богорощу знакомым путём и закрыла за собой ворота. Держа в руке светильник, она пробиралась сквозь густой молочно-белый туман по каменной дорожке прямо к сердце-древу. Она делала это который день подряд, и каждый раз в груди что-то замирало то ли от восторга, то ли от ужаса. Это было неприлично и запретно, но от этих встреч ей было тепло на душе и хотелось длить их, пока это было возможно. Впервые она пришла на место раньше Сандора, и её это озадачило. Быть может, Клиган спрятался в темноте и хочет напугать её, внезапно выпрыгнув из-за деревьев? Нет, он не станет так поступать. Может, он сегодня вообще не придёт? Или что-то случилось? Санса обратила взгляд к вырезанному на чардреве лику. Его глаза смотрели на неё скорбно и строго, но как будто не осуждали. За тысячи лет, что дерево стояло на этом месте, оно несомненно видело куда худшие события, чем целомудренные прогулки наследницы Севера с мужчиной. К тому же, она теперь вовсе никакая не наследница, а всего только сестра короля, прославленная четырьмя неудачными браками. Приглушённые туманом шаги раздались по каменной дорожке спустя десяток минут. Санса испуганно прислушалась, но быстро успокоилась: это был Сандор, она точно знала. Вскоре он явился из тумана и подошёл к ней. — Хиль Хант задержал меня, — сказал он вместо приветствия. — Ему непременно нужно было, чтоб я выслушал все его восторженные любовные излияния. А если бы я этого не сделал, он наверняка увязался бы за мной. Голос Сандора явно говорил, что это далось ему тяжело. — Добрый вечер, Сандор. Сир Хиль влюблён? — улыбнулась Санса. — По уши, седьмое пекло. — Кто же его счастливая избранница? — Твоя подружка Джонелла. Санса всплеснула руками: — Ах вот отчего она так задумчива в последние дни! Выходит, у неё появился тайный поклонник… — Есть отчего задуматься, — ухмыльнулся Сандор. — У этого поклонника за душой ни гроша. — Зато как он галантен, — протянула Санса, смеясь. — Передай ему, чтобы он был учтив с леди Джонеллой. Она — наследница своих земель, и не хотелось бы никаких неприятных историй. — Всё вполне невинно, насколько я знаю. Но ваша леди слишком засиделась в девках. Как бы она сама не затеяла какую–нибудь неприятную историю. Голова Хиля ему ещё дорога, да и мне не хочется видеть её отдельно от тела. Санса хихикнула и села на камень, поставив светильник за ним. Слабые блики огня запрыгали по чёрной глади пруда. — Ты меня напугал, Сандор. Я почти четверть часа простояла тут одна. Что, если бы на меня напал какой-нибудь одичалый и украл? — она произнесла это с преувеличенным ужасом, но никто не поверил в этот испуг. — Тогда я нашёл бы его и вспорол ему живот, намотав ему на шею собственные кишки. А перед этим вырезал бы ему глаза и заставил их сожрать, — грозно нахмурившись, проговорил он, и она поверила, что именно так он бы и сделал. Санса сморщила нос и вздохнула, изображая отвращение: — До чего же ты злобный. Словно дикий… «Пёс» — просилось на язык, но Санса уже поняла, что называть его Псом глупо. За все прошедшие дни он ни разу не упомянул об этом прозвище, и оно ему больше не шло. Теперь он вовсе никакой не королевский Пёс, а воин Севера, давший ей присягу на верность… Вдруг ей ни с того ни с сего вспомнились дорнийцы при дворе короля Джоффри. Они вечно задирали латников Тиреллов, а один из них действительно вспорол их солдату живот, выпустив наружу кишки. По крайней мере, так шептались слуги. — … словно дикий дорниец! — закончила Санса, вполне довольная собой. Сандор рассмеялся, и его отрывистый смех больше не напоминал ей собачий лай. — Что за нелепое сравнение, Санса. А впрочем, справедливое. Эти черноглазые ублюдки — самые драчливые люди в Вестеросе. — О, дорнийцы прибыли на свадьбу Джоффри, и я сумела их оценить. Принц Оберин был самым ершистым из них, настоящим предводителем задир. Дня не проходило, чтобы слуги не пересказывали про него новую пикантную байку. Он творил всё, что хотел, и даже представил ко двору свою любовницу-бастарда, точно благородную леди. Серсея была в жутком бешенстве. — Представляю, как она истекала ядом… Я наслышан о подвигах этого змеиного принца. Болтали о его хитрости и воинском мастерстве, но он оказался не слишком-то быстр, подставившись под удар моего братца. Пусть теперь оба катятся в пекло… — Сандор замолчал, а когда продолжил, голос его звучал как-то иначе. — Знаешь, а ты почти угадала, Санса. Во мне и правда есть дорнийская кровь. Самая капля. — Не может быть, — сказала она удивлённо, — ты же родился в Западных землях. — Моя прабабка была чистокровной дорнийкой. Тансель, так её звали. Она ездила с бродячими кукольниками и прижила от кого-то дочку по имени Дунка, мою бабку. Нелепое имя, но чёрт этих скоморохов разберёт. Когда они давали представление в Ланниспорте, Дунку приглядел себе мой дед. Он тогда ещё не владел землями и был обычным псарём на Утёсе Кастерли, а она была незаконного происхождения, так что никто не воспротивился этой свадьбе. Говорят, она была красавица и высоченная — едва ли не выше деда*. Может, от неё у меня тёмные волосы. — Или скверный нрав, — поддразнила его Санса, смеясь. — Тоже верно, — легко согласился Сандор, улыбнувшись. — Но я её никогда не видел, она умерла ещё до моего рождения. Когда я был мал, в наш замок приходили какие–то кукольники и уверяли, что они нам дальняя родня, но мы их знать не знали. Отец задрал нос и родство с дорнийскими скоморохами вспоминать не любил. Один из них даже устроил свою лавку в деревне возле замка, надеялся на благосклонность отца. Оттуда Григору и прислали размалёванного рыцаря, за кражу которого он сунул меня лицом в угли. Сансе стало неуютно от этих воспоминаний. — Это… было очень больно? — тихо спросила она. — Лучше тебе не знать этого, Пташка. Ей захотелось подойти и обнять его. Расспрашивать дальше она не решилась. Под сенью деревьев повисла неловкая тишина. Внезапно прямо с неба раздался какой-то странный свистящий звук. Чёрные тени и шорохи заметались над кронами, разом захлопало, зашуршало и зашевелилось небо над головами, и мелкие ветки вперемешку с последними листьями посыпались вниз сквозь пелену тумана. Пламя в светильнике тревожно затрепетало, грозя совсем погаснуть — то ли от ветра, то ли от ужаса. Санса только и успела, что охнуть от неожиданности и испуганно подскочить. Сандор метнулся к ней и загородил своим телом, укрыв в кольце рук. Санса безотчётно прижалась к нему крепче и зажмурилась, пряча лицо у него на груди. Спустя пару мгновений Сандор сказал: — Проклятье, это всего лишь вороны. Я было подумал, что небо рушится на землю. Что они позабыли здесь ночью? Санса выглянула, но отстраняться от него не спешила: приятно было хоть на минуту побыть под чьей–то защитой. Ей было так тепло у него на груди, и то, как его большие сильные руки обнимали её, ей тоже понравилось… К тому же, она и правда сильно перепугалась. На ветвях чардрева расселись не меньше сотни воронов, и все они молча глядели на них блестящими чёрными глазами, перебирая лапками. Жутковатое зрелище, но всё же объяснимое. — Пока Винтерфелл был разрушен, вороны жили здесь. Рамси Сноу сжёг замок, башня мейстера тоже сгорела, а мейстер Лювин был убит. Им было негде жить, они задичали и переселились в богорощу. Быть может, сейчас они решили навестить свой прежний дом. — Странное время они выбрали для визита. В другие дни они не прилетали сюда, — буркнул Сандор. Один из воронов, громадный и чёрный, повернул голову и пронзительно каркнул несколько раз подряд, призывая кого-то, и крик этот вышел до того страшным, что мурашки забегали по спине. — Иди прочь, чёртово отродье, — ругнулся на него Сандор. — Не то запущу в тебя сапогом. — Сандор, — сказала вдруг Санса испуганно, — сюда кто–то идёт. Вдалеке сквозь завесь тумана и правда мерцал небольшой огонёк. Санса бросилась к своему еле горящему светильнику и задула его, потом схватила Сандора за руку и утащила в темноту. Убегать напролом она не решилась, они замерли за ближайшим громадным ясенем и затаились, не смея шуршать и хрустеть ветками. Тень и туман должны были скрыть их от людского глаза, если этот кто-то вообще был человеком, а не ночным чудищем из детских сказок. Санса от ужаса так и не выпустила руку Сандора. Не хватало ещё, чтобы их застал Халлис Моллен или Манфрид Мандерли — они мигом напишут Джону или в Белую Гавань, выставив ситуацию в невыгодном свете. Огонёк медленно двигался через белёсую мглу, и вскоре стало понятно, что это небольшой масляный светильник под стеклянным колпаком. Свет от него чуть подпрыгивал, будто его владелец хромал. — Это Теон, — облегчённо выдохнула Санса и зажала себе рот рукой, чтобы не издать больше ни единого звука. Сандор напоминал огромный камень — недвижимый, молчаливый и тёмный. Он крепко держал её руку, и ощущение его жёсткой ладони успокаивало, дарило уверенность: пока он рядом, никто и ничто не сможет её обидеть. Теон Грейджой и его сестра Аша оказались пленниками Станниса, и король намеревался судить их. Теона — за разграбление Винтерфелла и убийство Брана и Рикона, Ашу — за захват Темнолесья. Санса с трудом узнала в этом беззубом хромом старике прежнего, вечно улыбающегося Теона. Она думала, что должна испытывать к нему ненависть, но испытывала только отвращение и… жалость? Впрочем, лорд Мандерли вскоре просветил её, что Теон не убивал её братьев и не сжигал замок. Однако за нападение на Каменный берег, захват Винтерфелла и убийства челяди и детей мельничихи он всё равно должен был понести наказание, и Станнис посадил его в темницу, предоставив решение его судьбы северянам. Леди Ашу король забрал с собой на штурм Торрхенова Удела, а после увёз на юг, как ценную заложницу. Когда Станнис окончательно отбыл, а Санса вернулась домой, она пришла в темницу к Теону и слушала его рассказ, полный боли. Он плакал, просил прощения и говорил ей, насколько сильно любил Робба и лорда Эддарда. Так сильно, что сам этого не понимал. Он каялся, молил казнить его за все преступления, валялся у неё в ногах, а Санса рыдала вместе с ним… Теон приблизился к сердце–древу, и вороны пронзительно закричали на сотню голосов. — Я пришёл, как вы и велели, — сказал он им серьёзно. Сандор наклонился и шепнул Сансе на ухо: — Он умалишенный? Санса беззвучно хихикнула. — Теон приходит сюда говорить с богами, — ответила она. — Я думал, вы молитесь деревьям, а не воронам. — Уходим. За шумом он не услышит нас, — сказала Санса. Она потянула его за руку дальше в темноту. Кажется, в её жизни давно не было таких весёлых приключений, разве что в детстве, когда они с братьями и сестрой играли здесь в прятки. Богороща представляла собой почти три акра дикого древнего леса, и передвигаться здесь ночью было не слишком удобно. Тут и там за волосы цепляли кусты, вырастали прямо перед лицом громадные деревья или выползали из земли узловатые корни. Свет давали только звёзды, но ветви деревьев сплетались единым навесом, загораживая их. Санса нисколько не боялась: она знала этот лес наизусть. Сандор за её спиной то и дело шипел, когда на его лицо наматывалась паутина или колючие лапы страж-деревьев били наотмашь прямо из тумана. В волосы Сансе набились ветки и иголки, а тонкие нити паутины опутали голову, словно диковинная сетка для волос; главное, чтобы в эту сетку драгоценным камнем не вплёлся паук. Они дважды заплутали в густых кустах, едва не свалились в горячий пруд и бесчисленное количество раз споткнулись, прежде чем перед ними наконец выросла стена вокруг богорощи. За ней негромко разговаривали друг с другом стражники на втором этаже арсенала. Они крадучись прошли вдоль стены и добралась до гостевого дома. — Спасибо, что охранял меня этой ночью, Сандор, — сказала Санса. — Я буду ждать тебя завтра. — Доброй ночи, Санса, — ответил он. — Завтра я приду в последний раз. Он коротко кивнул ей и, чуть задержав её руку в своей, ушёл в дом. Санса вышла в ворота и медленно двинулась через двор к дверям Великого Замка. Всё, как обычно. И все-таки уже не так. «В последний раз», — отдавалось эхом в голове. Её вдруг ушатом ледяной воды окатило осознание, что на севере идет война, и Сандор вместе со своими попутчиками отправится туда послезавтра. Отправится, чтобы, может быть, никогда больше не вернуться. «Глупая, глупая, глупая». Она так заигралась, ей было так весело и так тепло. Жестокая правда пахнула в лицо мертвенным холодом, и сердце застыло от страха близкой потери. Тонкий месяц повис на небе свежевальным ножом, а звёзды показались каплями разбрызганной крови. Она остановилась возле дверей Великого Замка и уже протянула к ним руку, но сразу резко отдёрнула её. «В последний раз». Ей неожиданно захотелось плакать, но она усилием воли сглотнула ком в горле и прогнала слёзы. Санса прислонилась к холодной стене, лихорадочно пытаясь сообразить, что ей делать. «В какую ловушку я угодила…», — думала она. «Что, собственно, вообще всё это значит для меня?.. Почему мне сейчас так горько?» Сандор вызывал в ней какую-то непонятную, но отчётливую тягу. Скрывать это бесполезно, стоит признать очевидное — он ей нравился. Прежний детский интерес напополам с жалостью вырос во что-то необъяснимое, но приятное. Это было неясное, непохожее ни на что из прежде испытанного чувство, оно волновало её и заставляло краснеть, вызывало улыбку на губах и какое-то щекочущее ощущение в груди, которому она боялась дать название. Даже его простое присутствие рядом наполняло её спокойствием и… теплом? Да, это правильное, хорошее слово. Тепло. От него исходило какое-то ощутимое тепло, и Санса не могла бы с уверенностью сказать, было ли это ощущение телесного тепла — «с чего бы? Он до сегодняшнего вечера ни разу меня не коснулся» — или внутреннего тепла, когда он говорил с ней, шутил и сам смеялся своим тихим отрывистым смехом… Так она простояла какое-то время, стараясь отдышаться, и тут ей пришла в голову спасительная мысль: она забыла передать ему подарок. Надо вернуться и отдать его. Кто знает, может завтра за всеми сборами и волнениями она не успеет этого сделать… Неслышной тенью она пробежала через двор и скользнула в двери гостевого дома. Сердце колотилось прямо в ушах, оглушая подобно грохоту барабанов. Коридор, общая комната, уборные, череда покоев… Комната Сандора на первом этаже в левом крыле, она знала это: стюард подробно рассказал ей, как расположил гостей. «Главное, случайно не вломиться к Джейме Ланнистеру. Вот он удивится», — подумала она и нервно улыбнулась. Она встала возле дверей и испуганно замерла. «Что я делаю… Какая глупость… Быть может, ему не нужны никакие подарки. Наверно, он уже спит». Она не решилась стучать, только протянула дрожащую руку к дверям и легко коснулась их, а они неожиданно поддались и открылись. Сандор сидел в кресле и правил точильным бруском свой кинжал в свете свечи. Он был в одних только холщовых бриджах, насколько она видела, и это было вопиюще непристойно, но отступать было поздно. Он её заметил и смотрел на неё с изумлением, как на призрака, который внезапно явился посреди комнаты. — Санса? — недоумённо спросил он. Кажется, сам у себя, а не у неё. — Я забыла отдать тебе подарок, — сказала она, и собственный голос не показался ей уверенным. Сандор встал и медленно подошёл ближе. «Какой он огромный, — подумала она некстати, — и совершенно раздетый». Она достала из поясной сумочки свою работу — аккуратно сложенный льняной платок. Сандор принял подарок и развернул его на широкой ладони. Маленькая птичка чирикала на ветке чардрева, и листья его были красными, как свежая кровь. Пташка больше не была в клетке — она была на свободе. И она была дома. — Спасибо, Санса, — сказал он, и голос не сразу ему повиновался. — Я буду хранить его. — Однажды в столице тебе пришлось испортить свой платок ради меня. Ты утёр мне кровь из разбитой губы. Я возмещаю тебе убыток, — сказала она, чувствуя, что дрожит. Он повернулся к ней и посмотрел на неё долгим пристальным взглядом. Она замолчала, не зная, что ещё сказать. Так на неё ещё никто никогда не смотрел. — У тебя в волосах паутина, — сказал он, но не притронулся, чтобы убрать. Санса подняла руку и резко провела по волосам. — Я провожу вас до дверей, миледи — глухо сказал Сандор. Он был близко, слишком близко, и она читала в его глазах совершенно другое желание. В животе сладко заныло. Казалось, она кожей ощущала звенящее напряжение, протянувшееся между ними. «В последний раз»… Санса вскинула подбородок и скрестила руки на груди: — Что, если я не хочу уходить? «Чересчур откровенно. Слишком вульгарно. Недостойно для леди». Сандор усмехнулся и сказал: — Тогда вы можете вляпаться в неприятную историю, миледи. Негоже молодой девице оставаться ночью в мужских покоях. — Я давно не девица, — вызывающе ответила ему Санса. — И это мой замок. Я могу находиться здесь везде, где хочу. Она сама не знала, чего от него добивается. Его упрямое спокойствие таило в себе угрозу, и от этого в груди всё переворачивалось. Она хорошо помнила, каким он может быть. Сандор оскалился, обожжённый уголок его рта задергался, и в полумраке комнаты ей показалось, что в его глазах сверкнули искры: — В таком случае вы знаете, что вам грозит. Боюсь, я не отвечаю за свои поступки, если вы задержитесь здесь дольше положенного, миледи. Санса проиграла битву с его взглядом и опустила глаза. Увиденное заставило её щеки вспыхнуть. Сандор хотел её, и тонкая ткань штанов нисколько этого не скрывала. Чего ещё она могла ожидать, прокравшись в мужские покои ночью? Разве не этого она добивалась? О Боги, он точно решил, что этого. Она облизнула пересохшие губы. Сандор обошёл её и открыл дверь, нарочно стараясь не коснуться её:  — Прошу, миледи. — Нет, — сказала она упрямо, закрывая дверь. Их руки соприкоснулись на дверной ручке. «Было бы нелепостью уйти, когда я уже так далеко зашла…» Сандор был настолько близко, что, наклонись он чуть ниже, мог бы легко её поцеловать, но он этого не сделал. Она явственно ощущала жар, исходящий от его тела. — Не дразни меня, Санса! — сказал он предостерегающе, и она на мгновение узнала прошлый, почти звериный рык. Глупо было пытаться оправдываться или бежать прочь, Санса этого совсем не хотела. Вместо этого она шагнула к нему и встала на цыпочки, дотягиваясь до его губ. Покачнулась и упёрлась ладонями в горячую твёрдую грудь… Неожиданный, нелепый поцелуй, но она не хотела останавливаться. Будь что будет. Она решила оставить все сомнения на потом. Попробовать счастье на вкус нужно сейчас, пока не стало слишком поздно. Сандор замер, не двигаясь. Кажется, он даже на время перестал дышать. А когда ответил… Это был осторожный, почти что робкий поцелуй. Как будто он сам боялся того, что делает. Как будто хотел дать ей шанс прекратить, передумать. Точно сам до конца не верил в происходящее. Его губы были мягкими, горячими… и несмелыми. С обожжённой стороны она ощущала гладкую плоть рубца, но ей не было неприятно. Она с удивлением поняла, что эти губы ей незнакомы. С одной стороны они сгорели и давно зажившая кожа была гладкой и упругой. Отчего его рот запомнился ей жёстким и грубым? Теперь всё было совсем иначе, чем грезилось ей тогда. То ли она была ничего не смыслящей от испуга девчонкой, то ли он вовсе был глупой выдумкой — тот их поцелуй. Воспоминания расходились с реальностью, словно солнце расходилось с луной. В затуманенной голове некстати промелькнула мысль: «а целовал ли он кого-нибудь вообще?..» Она потянулась выше и обвила его шею руками, заставляя наклониться, притягивая ближе к себе. Он обнял её, вначале осторожно, как бы боясь причинить боль, а потом все крепче, и наконец прижал прямо к двери так, что она не смогла бы вырваться, даже если бы захотела. Он целовал её долго, жадно, не давая перевести дыхание, и его руки, сильные и непреодолимые, крепко прижимали её к нему. Близость его горячего тела и его неприкрытое желание пьянили получше самого крепкого вина. Неожиданно Сандор отстранился, тяжело дыша, опёрся рукой о дверь. Оглядел её тёмными от похоти глазами и прошептал: — Ты должна уйти. Сейчас. — Нет, — тихо ответила Санса. Если она уйдёт, это будет большой ошибкой. Довольно их совершено. Засов щёлкнул. Клетка захлопнулась. Сандор дёрнул её к себе и резко расстегнул пояс, тот свалился на пол, и будь он тканевым, а не кожаным, то разорвался бы надвое от его усилия. Он подцепил подол её шерстяной рубахи и стащил её одним махом, оставив одну тонкую шёлковую сорочку. От сапожек Санса избавилась сама. Сердце колотилось, между ног стало жарко и влажно. Ей было стыдно, но остановиться она не могла и не хотела. Она уже бывала с мужчиной, и не раз, но всё бывшее прежде даже отдалённо не напоминало то, что происходило сейчас. Только теперь она по-настоящему почувствовала желание плоти. Все рассказы Миранды оказались правдой. Она ощущала, как что-то глубоко внутри её женского естества томительно сжималось, как будто там образовалась странная пустота, заполнить которую мог, должен был этот мужчина, к которому её так сильно тянуло. Ей хотелось отдаться, принадлежать. Хватит с неё масок и притворства, сегодня ночью она разрешала себе быть собой: чувствовать то, что она хотела чувствовать, позволять себе то, что никогда не могла позволить прежде. Сандор подхватил её на руки и уложил на постель, а сам начал распутывать завязки своих бриджей. Санса с волнением смотрела на его сильные, покрытые шрамами руки и на то, как он освобождается от штанов. Он навис над ней, раздвинув ей ноги. Тяжесть его большого тела вдавливала её в кровать, но Сансе это понравилось. Он вошёл в неё с глухим стоном одним единым движением, и Санса на миг задохнулась от его напора. Сандор обхватил её бедра так сильно, что наверняка останутся синяки, но ей не было до этого дела. Он вжимал её в себя все крепче, ближе, горячо дыша ей в волосы. Санса чувствовала пряный, чистый мужской запах его кожи. Ей нравился его запах. Нравилось обнимать его и чувствовать его руки на своём теле. «Мой. Мой. Мой» С каждым тяжёлым толчком внутри неё, с каждым её ответным движением Санса словно присваивала его себе, отдаваясь ему, раскрываясь навстречу всё больше. Она не знала, что это бывает так. Ей ещё никогда не было так хорошо с мужчиной. Она шире развела ноги, чтобы впустить его глубже, и застонала, когда он вошёл в неё особенно глубоко. Санса уткнулась носом в могучее плечо, касаясь его губами при каждом толчке. Это было так приятно: целовать мужчину, который тебе нравится, чувствовать, как он движется внутри тебя, видеть его искажённое наслаждением лицо и слышать тяжёлое, шумное дыхание. Она не знала, сколько длилось это сладкое, туманящее разум забытьё. Вдруг Сандор несколько раз резко толкнулся внутри неё и дёрнулся, издав сдавленный стон. Её живот залило тёплое семя. «Он предпочёл не оставлять мне бастарда», — с нежностью подумала Санса. Сандор отодвинулся в сторону, лёг рядом с ней и обречённо посмотрел в потолок. — Что мы наделали, Санса? Что я наделал?.. Санса села на постели и посмотрела ему прямо в глаза. — Ничего, за что нас стоило бы винить, — сказала она спокойно. — Представь, что я тебе снюсь, и оставь сомнения. — Слишком сладкий сон, как бы не умереть от счастья, — хрипло сказал он. Санса протянула руку и погладила его лицо. Прикоснулась к зажившим шрамам, ощутила кончиками пальцев неровную бугристую поверхность его кожи. Теперь это было не страшно. Ей нравилось его трогать, хотелось разгладить хмурую морщинку возле брови, приласкать здоровую щёку. Нравилось смотреть на него, разглядывать его тело. Оно одновременно смущало и завораживало её, притягивало взгляд, и она поняла, что находит его привлекательным, даже красивым. Она желала почувствовать, каково это — быть счастливой. Вдруг ей больше никогда не удастся этого узнать… Две ночи — не так уж много, но и не слишком мало. Она успеет запомнить. Санса легла рядом, устроив голову на его плече, и крепко прижалась к его тёплому боку. Сандор немного помедлил и обнял её, и приятная тяжесть его рук согрела её. Она отчаянно нуждалась в тепле посреди этой холодной зимы. Хотелось согреться самой и согреть его. Быть может, это тепло сохранится в её сердце навсегда. Быть может, оно согреет и его на войне. Они молчали, проживая их совместное счастье. Слова были не нужны. Сандор крепко прижимал её к себе, словно боясь отпустить, и тихо гладил её волосы. Санса млела, думая, что хотела бы провести так всю свою жизнь. Хотела бы знать, что впереди сотни таких ночей, и никуда не надо торопиться, никогда не нужно расставаться… Можно просто лежать и нежиться в объятиях, согревать, чувствовать друг друга и узнавать. Эти глупые мечты были достойны слезливой песни, но в эти минуты она как никогда желала верить, что её собственная жизнь может быть хоть немного на неё похожа. Свеча давно потухла, и за окном уже начало светать. Должно быть, они провели так несколько часов, но это время пролетело незаметно. — Ты должна вернуться к себе. Пойдут разговоры, ты испортишь себе жизнь. — Я вернусь, но не раньше, чем ты меня поцелуешь, — сказала Санса, озорно улыбаясь. Она села на постели и стащила с себя испачканную его семенем мятую сорочку. Собственное шальное бесстыдство кружило голову и одновременно окрыляло. Ей хотелось, чтобы он смотрел на неё, чтобы запомнил её такой. Нежной, молодой, красивой. И он смотрел. Она тоже запомнит, как он взирал на неё с таким благоговением, будто она была богиней во плоти или по меньшей мере королевой. Коса давно растрепалась, а тонкая перевязь потерялась среди простыней. Санса тряхнула головой, рассыпая волосы по плечам, наклонилась к нему и начала поцелуй первой. Это было не сложно, стоит только осмелиться, а с ним она ощущала себя смелой. Сандор отвечал ей спокойно, но Санса не удовлетворилась таким целомудренным касанием и прижалась к его губам крепче. Она дразнила его, то касаясь его губ своими, то отстраняясь… Ей всё больше нравилось то, что она делала. И то, что он ей позволял. Внезапно Сандор сгреб её в охапку, и она не успела ахнуть, как оказалась лежащей на спине с прижатыми к кровати руками. — Пташке нравятся поцелуи? — прорычал он, вминая её в тюфяк. Санса сглотнула. Кивнула, закрыла глаза и прошептала: — Поцелуй меня, Сандор… Вначале ничего не происходило. А потом она почувствовала, как он освободил её запястья и запустил руки ей в волосы, перебирая длинные пряди, уткнулся носом в висок. Это было щекотно и в то же время приятно, по всему телу прошла дрожь удовольствия. Огромные ладони обняли её лицо, жёсткие пальцы шевельнулись у щеки и замерли, будто спрашивая разрешения погладить. Она потёрлась о его руку, как кошка, что ластится к хозяину. Сандор её поцеловал. Санса не знала, откуда, но была уверена — до неё он никого так не целовал.… Это было впервые у них обоих. Она не думала, что можно так сильно желать прикосновения. Ей ещё никогда настолько не хотелось ощущать на себе мужские губы и руки. Она с радостью впитывала каждую неумелую ласку, каждое неловкое проявление нежности, которые дарил ей этот огромный грозный мужчина. Здесь и сейчас, с ним она чувствовала себя желанной и… любимой?.. Это было так похоже на то, что представлялось ей в её девичьих мечтах… — Обними меня, Пташка, — тихо произнёс Сандор, согревая дыханием нежную кожу возле уха. Ей показалось или она услышала мольбу в его голосе?.. Тепло разлилось в груди и затопило её целиком, до кончиков пальцев. Санса с удовольствием исполнила его просьбу — обняла широкую спину, насколько хватало рук, ощущая, как подрагивают под пальцами мощные мускулы, и прижалась к нему ближе. Он был очень горячим, и Сансе тоже стало жарко. Сандор шумно выдохнул и сжал её в объятиях так, что она задохнулась на миг, издав какой-то сдавленный писк. Он тут же ослабил хватку и пробормотал извиняющимся тоном, пытаясь отстраниться: — Прости меня, Пташка, я такой болван… Я чуть не раздавил тебя. Она обхватила его лицо руками и сама нашла его губы. «Молчи». И он послушался. Их жадное и грубое соитие утолило первый голод, и теперь обладание друг другом было совсем непохоже на то, что они делали прежде. Во второй раз они не спешили. Санса чувствовала растущее возбуждение, её лоно снова было влажным, когда он скользнул в неё. Сандор нарочно не торопился, будто раздумывая, двигался медленно и размеренно. Скоро ей стало казаться, что на неё накатывает мощная волна, бьющая в самый центр её естества, с каждым разом отзываясь всё сильнее в глубине её женственности. За волной следовал откат, тягучий и плавный, она замирала в покорном ожидании, закусывала губы и ахала, когда он возвращался назад, заполняя её до отказа. Санса напряглась и приподняла бёдра, желая быть ещё ближе, хотя, казалось бы, ближе было уже невозможно. Сандор резко втянул воздух сквозь сжатые зубы, и она успела заметить, как изменилось его лицо. Она распознала страсть, которая крылась за этой сдержанностью, и ей захотелось выпустить её наружу снова. Санса притянула его голову к себе, заставляя опуститься ниже — он держал себя на весу, помня о том, как чуть не раздавил ее, — коснулась его губ и прошептала: — Сандор, прошу тебя… Она не знала, как высказать ему то, о чём хочет попросить. Он замер и посмотрел на неё с тревогой, в хриплом голосе послышалось беспокойство: — Что, Пташка? Тебе больно? Ты больше не хочешь? Она замотала головой и смущённо улыбнулась. — Я хочу… ещё… — зажмурясь, выдохнула она одними губами. Сандор издал какой-то странный звук, опустился ближе и уткнулся лбом в подушку рядом с ней, переводя дыхание. Когда он начал двигаться снова, она не отрывала глаз от его лица, чтобы он был уверен — ей нравится то, что он делает. Каким-то чутьём Санса угадала, что ему приятно, когда она двигается вместе с ним, и стала сильней толкать бёдра ему навстречу. Внутри неё что-то отзывалось нарастающим напряжением там, где их тела соприкасались. С каждым движением она точно взлетала все выше, выше на самый гребень волны… Тело натянулось, как струна, она вцепилась в плечи Сандора, дыша часто и прерывисто, не замечая, что царапает его ногтями. Ещё волна… ещё… ещё… Вдруг её словно накрыло с головой, перед глазами все поплыло, и Санса выгнулась под ним, упираясь затылком в подушку, затрепетав от острого наслаждения. Из горла вырвался протяжный стон, и она с трудом узнала собственный голос. Сильные руки сомкнулись вокруг неё в стальной хватке, не давая опомниться. Сандор тяжело дышал и что-то неразборчиво шептал ей в висок, прижимаясь губами к её волосам. Санса изумлённо хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, кончики пальцев покалывало, а между ног пульсировало, судорожно сжималось и разжималось… Сандор перестал сдерживаться, его движения стали быстрее и резче. В несколько коротких мощных толчков он достиг пика, и, зашипев, как от боли, резко вышел из неё. Содрогаясь всем телом, он с глухим стоном излился ей на живот. Мелкая дрожь всё ещё сотрясала её, постепенно успокаиваясь и уступая место приятному расслаблению. Она будто покачивалась на лёгких волнах. Казалось, всё тело расплавилось и стало мягким, как оплывший свечной воск… — Санса?.. — услышала она его шёпот и повернула голову. Он коснулся её волос, погладил по щеке. В тёмно-серых глазах стояло беспокойство, а ещё… Она едва не задохнулась от невысказанной горькой нежности и какой-то затаенной тоски, которые она прочла в них… Он хотел, чтобы она посмотрела на него, она понимала это без слов. И она смотрела. И ей не хотелось отворачиваться. Санса улыбнулась ему. Она подняла руку и погладила Сандора по изуродованной стороне лица, влажной от пота. Он неловко ткнулся губами в её ладонь, и её снова затопило щемяще-острое чувство, разливаясь в груди уже знакомым особым теплом. «Мой мужчина…» С первым лучом солнца Санса вернулась в свои покои. Она улеглась на кровать, счастливо улыбаясь. Она чувствовала ещё не утихшее возбуждение и вязкую влагу внизу живота. Впереди ещё один тяжёлый день, но и ещё одна восхитительно-сладкая ночь. Она не желала ни о чем думать, во всем мире существовали и были важны только они двое — Санса и Сандор. Она успеет отдохнуть и выспаться после их отъезда. Или после войны, если она когда–нибудь закончится…