Ветер с севера

Ветер легенды поёт на тысячи голосов, Ткёт малых легенд узор и малых творений вязь, И сети его дорог сплетают любовь и власть… Ветер легенды зовёт, и сердце мчится на зов, И каждый вступивший в хор хоть раз шагнёт за порог, Чтоб новой судьбой упасть в созвездие вечных строк. Дженерлен и Морган

В лагере полыхали костры — сотни маленьких солнц посреди бесконечной тёмной ночи. Сандор ненавидел огонь. Если слишком долго смотреть на него, можно вообразить, как шипит и плавится кожа, как твоё лицо поджаривается и шкворчит, запекаясь, будто окорок на углях. Можно заново почувствовать боль, которая пронзает до самых кончиков пальцев, вплавляется в мозг и лишает возможности дышать и думать. Вспомнить чувство собственной беспомощности, когда вырваться ты не можешь — остаётся только гореть и терять сознание от ужаса и боли. И вспомнить долгие дни, проведённые на грани жизни и смерти, когда плаваешь в бесконечном тумане слабости, не узнаёшь склонившихся над тобой лиц и глохнешь от своих криков и стонов. Мерзкое чувство. Ещё поганее было понять, что человека, который сотворил это с тобой, боготворят, а сам ты предоставлен заботам старого полуслепого мейстера, который порой путает собственное имя, не то что названия лекарств. Сандор помнил всё, как будто это случилось вчера. Оно накрепко врезалось в память и теперь останется там до самой смерти, но он выжил и научился жить с этим. Выжил назло всем — отцу, мейстеру, Григору и тем, кто когда-то считал, что он обречён. Сумел кое-чему научиться и кое-чего добиться. Не добился только того, чтобы изгладилась собственная ненависть к огню. Но огонь — не всегда боль и ужас, огонь — это жизнь. В этом мире нет ничего без огня: без его тепла ни пожрать, ни согреться. Особенно остро это чувствуется здесь, на Стене, в этом проклятом ледяном холоде. Сандор кутался в меха, но всё равно мёрз. Пора уже отправляться искать место в казармах, хотя там, насколько он слышал, ничуть не теплее и воняет человеческими телами так, что слезу вышибает. Он ещё раз повернулся на бок и подтянул к себе замёрзшие ноги. Вокруг жил своей жизнью лагерь дикарей из-за Стены. Вопили волынки, стучали барабаны, у палатки Хиль Хант распевал слезливые песни в обнимку с одичалыми бабами… Кто-то орал, где-то неподалёку громко хохотали, и все отмечали очередную победу над зимой. Пожалуй, отмечать и правда было что. Всю жизнь Сандор только и делал, что сражался, но прошлой ночью узнал о битвах немало нового. Такого, чего никогда не довелось бы узнать, если бы не приехал на Стену. Например то, что твой боевой меч, острый и смертоносный, с отличным балансом, вовсе бесполезен в борьбе с холодом. Когда ублюдские белые тени кружились вокруг и намеревались отхватить ему башку, стальной меч был так же бестолков, как простая деревянная палка. Зато грубые каменные орудия, какими сражаются безнадёжно отсталые дикари, делали своё дело, и зубастые твари с воплями дохли от них. Ещё он заново осознал, что огонь может быть оружием, и неплохим. Если поджечь грёбанных мертвецов, они прекрасно горят, и их судорожные метания и корчи выглядят даже приятнее, чем кровь, хлещущая из распоротого горла человеческого соперника. Узнал он и то, что против холода всё равно, сколько вас. Только треть от всего войска Стены защищала ворота, и этого было слишком много и одновременно слишком мало. Холод был всюду, от него не было спасения ни одному человеку, ни целой армии… Можно было держать строй или отбиваться поодиночке: тени были везде и нигде, и им были безразличны умения человеческих солдат… Воротами в Стене служил узкий выдолбленный во льду туннель, который заканчивался крепкими деревянными дверьми, обитыми сталью. Для их обороны довольно было и куда меньшего войска, чем отрядил на их защиту Эдд, но в то же время ворота вовсе не были помехой для липкого белого тумана, сочившегося с той стороны Стены. В нём кружили синеглазые призраки, которые хотели уничтожить защитников и дать пройти через Стену мертвецам. Покойники не умеют ползать по льду: для этого они так же неуклюжи, как и люди, которыми они были при жизни, и единственной их дорогой на юг был тощий коридор в этой ледяной глыбе. Когда из-за решётки ворот медленно пополз густой белый туман, Сандор сразу почуял, что дело нечисто. Настоящий туман никогда так себя не ведёт, а этот словно бы обладал разумом и мог мыслить. И холод. Жгучий холод, будто стоишь на морозе совсем без одежды, пусть на тебя и намотан десяток слоёв шерсти и меха. Сквозь мельтешение снега и эту мутную завесу ни черта не было видно. На Стене орали люди, кони в конюшнях бесились от страха, костры тускнели и угасали, а в белом мареве кружились тени с глазами и зубастыми пастями. Сандор впервые взял в руки тренировочный меч ещё в детском возрасте и всю свою жизнь сражался, но в тот момент понял, что его мастерство почти ничего не стоит. Холод был противником иного рода, и сотни боевых приёмов, которые он знал, оказались бесполезны против него. Сандор рычал и ругался, вертелся и прыгал, пытаясь отбиться, и в конце концов очутился прямо возле самой Стены, ярдах в пяти от ворот. Строй войска давно уже разбился на мелкие кучки людей, обороняющих спину друг друга. Сложно было сказать, сколько времени прошло — часы слились в единое тягучее время, которое, казалось, никогда не окончится. Рядом каким-то чудом оказался Хант, и выглядел он так же ошарашенно, как наверняка и сам Сандор. Из белой пелены на них вдруг выскочил ночной дозорный с огромным пылающим факелом в руке. Дайвин. Эдд оставил его внизу за командира. В ледяном коридоре внутри Стены туман вился вихрями, и оттуда слышались глухие удары. Кто-то или что-то било по деревянным воротам, надеясь их сломать, и если оно это сделает, то всем настанет конец, потому что три железных решётки ненадолго задержат покойников. Дайвин прислушался и клацнул своими деревянными зубами: — Седьмое пекло, где Артос? Ключи от решёток! Артос, молодой стюард Дозора, обнаружился рыдающим под лестницей, и выглядел он почти таким же белым, как окружающий снег. — Ключи! — рявкнул Сандор, и парень затрясся, едва не обделавшись от ужаса, но всё же протянул ему связку. «Должно быть, я сейчас выгляжу хуже, чем мертвец». Спустя часы сражения на таком холоде, неудивительно. Пот разъедал глаза и сразу же замерзал на морозе, покрывая лицо тонкой ледяной коркой, а зубы стучали, как барабаны, созывающие войско на битву. Дайвин достал откуда-то два факела, которые поджёг от своего. Он всучил их Сандору и Хилю, а потом махнул рукой в сторону ворот: — Идём в туннель! Сандор кивнул. Дураку ясно, что кто-то должен остановить ломающую ворота тварь, иначе все здесь станут покойниками. Почему бы и не они. — Ты сумасшедший, Клиган, — нервно хохотнул Хант, разглядев его решимость лезть навстречу смерти, но всё же двинулся за ними прямо в клубящиеся вихри. Зубы сводило от холода, пар от дыхания смешивался с туманом, и мурашки ползли по спине от какой-то потусторонней жути. В темноте туннеля удары слышались ясно и гулко, отражаясь от стен. Ход был тесным, как глотка ледяного дракона, а идти приходилось прямо между кип хвороста и дров, щедро политых маслом. Эдд распорядился положить их тут, чтобы поджечь в случае, если мертвяки пройдут через деревянные ворота. «Только огня мне тут не хватало», — подумал Сандор, поскальзываясь на пролитом масле. Раненое бедро, нывшее уже несколько часов подряд, отозвалось тянущей болью. Снаружи кто-то ломился в створки ворот и с силой дёргал их на себя. Дайвин отпер решётки, и они оказались прямо перед содрогающимися деревянными дверями, между огромных связок хвороста и рядов брёвен. Дайвин сунул Ханту ключи: — Если прорвутся, бросай нас, запирай решётку и всё поджигай. Кажется, Хилю не слишком понравилась эта мысль. Сандору тоже. Умереть между стеной огня и целой толпой мертвецов он никогда не мечтал. Спустя десяток ударов снаружи настала странная долгая тишина. Туман клубился вокруг, и вдыхать его было до боли холодно. Вдруг раздался какой-то жуткий хруст, снаружи кто-то взялся за створку ворот и сорвал её с петель одним мощным рывком, лёд в проёме полетел в разные стороны, и в образовавшуюся брешь стало видно молочно-белую стену тумана. Сначала в ней синими звёздами загорелись глаза, а потом зашевелилось нечто мерзкое и тёмное, оказавшееся рожей дохлого великана, заглянувшего внутрь туннеля. Он выпрямился, протянул свои волосатые лапы и начал отдирать оставшуюся створку. — Остановим его! — завопил Дайвин. Сандор рванулся вперёд и вытащил меч, припомнив, что против мёртвой плоти обсидиан бесполезен. Хант выскочил следом. Снаружи ничего не было видно, кроме белой пурги и бесконечного снега. Громадная тварь молча повернулась к ним и растопырила лапы. Сандор одним ударом отсёк одну из его мерзких гнилых конечностей, но великан будто и не заметил. Хант хватил ему по ногам, и меч крепко застрял в мертвечине. Великан замахнулся оставшейся рукой, закатив рыцарю изрядную оплеуху, свалившую его с ног. Весь снег у ворот был изрыт, перемешан со стрелами и камнями, а местами и вовсе растоплен маслом, которое защитники лили сюда с вершины Стены. Ноги разъезжались в этой каше. Сандор саданул чудовище по первому, до чего дотянулся — громадному животу, — и оттуда чуть ему не на голову вывалились гниющие кишки. Мертвецу, впрочем, было всё равно. Его истлевшая рожа с торчащими сквозь щёки зубами скалилась в отвратительной ухмылке, а яркие синие глаза ничего не выражали. Распоротый живот замедлил его на пару мгновений, которых хватило, чтобы отсечь ему вторую руку. Барахтающийся в снегу Хант наконец встал на ноги, выдернул свой меч и подсёк гнилые сухожилия. Великан рухнул на колени. — Ах ты грёбанный ублюдок! — заревел Сандор и ударил по толстому, заросшему жёстким волосом загривку, раскроив серое мясо. От трупа воняло чем-то мерзким и тошнотворным — то ли посмертным гниением, то ли он и при жизни так смердел. Тварь огрела его обрубком руки, чуть не сбив с ног. Сандор выругался и вытащил из ножен обсидиановый кинжал, кинулся вперёд и с силой всадил его в светящийся синий глаз. Сияние погасло, и тело накренилось прямо на него, он еле успел отпрыгнуть в сторону. Хант предостерегающе крикнул, Сандор оглянулся и увидел, как к ним полукругом приближаются мертвецы — на сей раз людские. Дохлые и страшные. Дайвин не терял времени даром, поджигая наваленные возле ворот горы дров. Чёрный дым вмешался в белую пелену, огонь взвился и загудел, и в его треске им послышалось женское пение. Странное, колдовское. — Отходим! — крикнул Дайвин. Огонь заплясал прямо под ногами и перебрался на шерсть великанского трупа. Они быстро перелезли через громадное тело, и мертвецы поползли вслед, загораясь от пламени. Те, кого охватил огонь, шипели и корчились, и плоть их оседала вниз, похожая на растопленный свечной воск. Дайвин подпалил хворост внутри туннеля. «Бл*дский огонь». Сандор закашлялся от дыма и кинулся вслед за убегающими Хантом и чёрным братом, изо всех сил стараясь не оступиться. — Эта хренова Стена сейчас лопнет пополам от жара и завалит нас, — крикнул он. — Не лопнет! Её защищает магия. «Надеюсь, что ты не окончательно спятил, старик». Они заперли все три решётки и бросились на воздух. Позади гудела сплошная стена огня. За воротами что-то затрещало и обрушилось. Должно быть, часть Стены всё же свалилась, но, по крайней мере, точно не самый верх, где сражались с туманом защитники. Твари не полезут в туннель, пока всё это не прогорит: там внизу были сложены толстенные брёвна. Наверняка на пару-тройку часов их хватит, да и решётки задержат их на какое-то время. Из ворот валил дым, а на улице было по-прежнему нихрена не видать. Тут и там сновали тени и поднимались ожившие мертвецы из числа бывших защитников Стены. Яркие синие глаза выдавали их. Были передышки, когда казалось, что всё кончилось, но были и такие моменты, когда он думал, что подохнет прямо сейчас, так и не вернувшись к Сансе… Определённо, это был самый выматывающий и самый жуткий бой из всех, в которых он когда-либо принимал участие. Сейчас, лёжа под своими мехами, он неожиданно подумал, что Санса бы им гордилась, если бы узнала, что он завалил великана. Прямо как дурак Флориан из песни. Он ясно представил, как она округлила бы глаза от ужаса, прикрывая ладошкой хорошенький рот, чтобы не выглядеть глупо, пока выслушивала бы всю эту историю. Мысли о ней заставили его улыбнуться. Снаружи раздались радостные вопли, вырвав его из воспоминаний. Сандор прислушался. Девки Хиля уламывали Бриенну и Джейме идти с ними на праздник. Он представил, как эти двое вопят и скачут среди одичалых, и его разобрал смех. Бриенна Тарт не слишком похожа на человека, который любит подобное веселье, а однорукий Ланнистер и вовсе смотрелся среди одичалых так же нелепо, как ухоженный домашний кот среди ободранных уличных кошек. Как бы то ни было, они всё равно решились пойти. Север всех сводит с ума. Полы палатки вдруг открылись, и Джейме бросил на меха меч в ножнах, следом за ним появился и другой. Лев ничего не сказал, но и без слов было ясно — они решили оставить оружие Сандору, пока он тут лежит и мёрзнет, а они изучают нравы и обычаи одичалых. Когда голоса стихли, он сел и достал клинки из ножен. Ему ещё ни разу не приходилось держать в руках такие мечи, и сердце тоскливо заныло. Идеальное оружие. Он едва не порезался, поднеся палец к кромке. Один был потолще и потяжелее, на полдюйма шире и на три дюйма длиннее, чем другой. По одному мечу пролегали три глубоких желоба, по другому — только два, но они всё равно были удивительно похожи. Даже в неверном свете углей в жаровне он видел их багрово-дымные разводы, как волны из крови и тьмы. Клинки казались живыми, и Сандор успел в красках представить, каково было бы сражаться такими в бою… Мечи странно подходили своим владельцам. Эти двое тоже имели что-то общее друг с другом, хотя двух более разных людей было бы трудно отыскать. Оба высокие, широкоплечие и светловолосые, одетые в одинаковую меховую одежду и посылающие друг другу одинаковые глупые взгляды. Они редко разлучались, и порой даже к канавам ходили вместе, словно боялись расставаться надолго. И правильно делали. Среди этих дикарей надо держать ухо востро. Тормунд сегодня много чего им порассказывал, и про их брачные обычаи в том числе. У них было принято насиловать девиц и называть это «кражей», причём украденная должна непременно восхититься удалью насильника и родить ему десяток детей, никак не меньше. Мысли о насилии вдруг заставили его вспомнить Григора, и он нахмурился, отложив мечи в сторону, чувствуя, как рот перекосило от злобы. Григор любил похвастаться тем, скольких девок он перепортил в своих землях. Братца это отчего-то забавляло. О том, что он сделал с их сестрой, Сандор даже вспоминать не хотел, хотя с того времени прошло уже почти двадцать лет. Остаётся надеяться, что Григор, эта тупая тварь, перед смертью принял все возможные муки, как и его жертвы. Что он кричал долго и громко, что испытал достаточно боли. Это было возмездие. Стоит, пожалуй, возблагодарить Оберина Мартелла, потому что сам Сандор не сдержался бы и убил Григора слишком быстро… Он повернулся на бок, потянулся к сумкам и вытащил оттуда тряпицу, в которую был завёрнут льняной платок с локоном волос. Мысли о Сансе куда приятнее, чем воспоминания о долбанном братце. Сандор аккуратно развернул ткань и достал перевязанную шёлковой нитью прядь. Мягкие волосы, красивые, блестящие. Цвета тёмной меди. Он сам отрезал их после того, как они занимались любовью. Не будь этого платка и этого локона, он подумал бы, что ему всё приснилось. Но вот оно — живое подтверждение того, что это был не сон. Он поднёс прядку ближе к лицу… Слабый, но ясно различимый сладкий аромат достиг его обоняния, и Сандор снова ощутил себя глупым и счастливым, как влюбленный мальчишка. Он ехал в Винтерфелл с мыслью поступить на службу Старкам, а покинул его женатым на самой потрясающей женщине в мире. Похоже на какую-то грёбанную сказку, героем которой он случайно стал. Санса очень редко выходила у него из головы все эти дни. Как там она? Наверняка уже одумалась. Хорошо, что они сообразили оставить всё это в тайне. Сандор вспомнил Сансу обнажённой, вспомнил её божественное тело, тонкую кожу и дурманящий запах, приоткрытый от удовольствия рот и разметавшиеся по подушке волосы. Как вышло, что она захотела его и пришла к нему в комнату сама — он до сих пор понять не мог. Красивая, безупречно красивая и такая воспитанная леди, она была бы настоящей королевой, если бы Джоффу хватило ума достойно обращаться с ней. Вместо этого он предпочёл издеваться и вколачивать в неё страх. И где он теперь? Жарится в одном пекле с Григором, а Санса стала леди Севера и обнимала Сандора прямо на его собственной постели. Невозможно, нереально, но это так. Все эти идиоты, прошлые её мужья, не были достойны её. Он и сам не был достоин, но она сделала этот выбор, и ему оставалось только принять его и таять от наслаждения. Это было так сладко, что дух захватывало. Ничего подобного он во всей своей дурацкой жизни никогда не испытывал и точно не испытал бы, если бы тоже однажды не сделал выбор. «Найти своё предназначение в жизни — вот что в конечном счёте важно», — говорил ему когда-то Старший брат. Сандор свой путь выбрал и решил идти по нему с лёгким сердцем. Он заново распорет животы и выколет глаза сотням мёртвых великанов, изведёт тысячи ледяных теней и опять отправится в горящий ход Стены, если это даст ей возможность выжить, спастись… Пусть поёт песни, расплетёт вдовий узел и выходит замуж по своему выбору. Пусть не ставит на себе крест. Пусть будет жива. Если судьбе угодно, они ещё встретятся, и тогда уж он никому её не отдаст. Она будет его, если сама этого пожелает, а он сделает всё ради этого… Сандор покрепче закутался в меха и собрался засыпать. Быть может, Санса приснится ему в землях вечного лета. Там, где нет снега и ледяного ветра — только тепло и всё, что она любит: цветы, песни, красивые платья, южные специи и фрукты. И музыка. Много музыки и глупых волшебных историй о вечной любви. Из блаженной истомы его вырвали голоса. Ланнистер со своей девицей возвращались с одичалых гуляний. Они встали возле палатки и теперь задумались о том, что нехудо бы высушить белье. Сандор едва не рассмеялся вслух, до того они напомнили ему престарелую семейную пару. Тут Лев начал разговор о звёздах, и Сандор закатил глаза. О чём ещё можно болтать под этой безобразной Стеной? Седьмое пекло, ну разумеется, о звёздах. У всех просто голову сносит от близкого присутствия смерти: Хиль охмуряет одичалых, а эти двое изучают звёздное небо. Бриенна начала перечислять известные ей созвездия и заткнулась на полуслове так неожиданно, будто ей в горло прилетела стрела. Подозрительная тишина, наступившая после этого, ясно говорила, чем они там заняты. Конечно же, целуются. Стоит сказать им правду об их переглядках, как они делают вид оскорблённых невинностей, но целоваться под звёздами и вместе ходить мыться им это не мешает. Ещё одна хренова история любви, о которой некому сложить песню. Впрочем, а ведь Хант сегодня одну сочинил, и весьма недурную. Сандор чуть не умер от смеха, наблюдая выражение лица услышавшей её Тартской Девы. Хант тоже не заставил себя долго ждать, и вскоре Сандор услышал, как он и две потаскухи возвращаются с праздника. Когда они сегодня знакомились с Тормундом, обе прилипли к ним, как пчёлы к мёду. Сначала они уселись возле Тормунда, и тот со всей одичалой галантностью представил «дам» новым соседям. Услышав, что они с юга, с самого дальнего юга, какой только у дикарей в голове помещается, те расцвели и подсели поближе. Светленькая к Ханту, а тёмненькая облюбовала самого Сандора. Она была неплоха для шлюхи — молодая и сильная, с дерзким лицом и тёмными похотливыми глазами. И она нисколько его не боялась, в отличие от южных девок, которых дрессировали в борделях. Те хорошо умели изображать восторг и желание, но скрыть отвращение, спрятанное в их глазах, не смогли бы никакие уловки. В былые времена он, может, и не устоял бы, но не сейчас. Тискать девок после того, как они с Сансой гуляли по богороще и приносили брачные обеты, было бы чересчур. Тёмные глаза дикарки были маленькими, близко посаженными и нахальными. Глаза Сансы были огромными, голубыми и ослепительно красивыми. — Иди-ка к Ханту, дамочка. Я не в настроении, — сказал ей Сандор, и на её лице отразилось искреннее изумление. — Клиган, негоже отказывать леди в удовольствии погреться рядом с тобой, — рассмеялся Хиль. — Что на тебя нашло? — Я же сказал, иди к нему, — повторил Сандор чуть грубее, чем нужно, и девка прыснула прочь. Хант принял её в свои объятия и зашептал что-то на ухо, отчего та немедленно покраснела и захихикала, точь-в точь как дешёвая шлюха из таверны. Наверняка выдумал какую-то оправдывающую гадость. Да и в пекло, ему всё равно. Теперь они втроём возвращались с праздника и планировали завалиться спать в Хантову палатку. Если вернётся бедняга Подрик, придётся Сандору впустить его, а то нынче просто плюнуть некуда от влюблённых. Он повернулся спиной к голосам и закрыл глаза. Хант времени даром не терял и сразу же принялся щупать дикарок, судя по звукам и непристойностям, доносившимся из его палатки. Надо бы встать и бросить в них поленом, но выбираться из-под тепла мехов ради этого было лень. В войсках в походе всегда откуда-то берутся женщины, которых солдаты таскают из одной палатки в другую, а здесь женщины сами были солдатами. Всё в мире перевернулось с ног на голову, и он вынужден лежать в темноте и слушать чужие стоны. Эти стоны напомнили ему те две ночи, что они провели с Сансой. Она тоже стонала и тоже хотела его. Он крепко прижимал её к себе и тяжело дышал. Он входил в неё глубже и глубже, а она смотрела на него своими небесными глазами и не отворачивалась. Не воображала кого-то другого — она видела его и хотела его. Просила ещё… Член немедленно отозвался от этих мыслей. Чёрт подери, он слишком долго проторчал на Тихом острове и слишком мало пробыл с Сансой. Он хотел бы провести остаток жизни с ней и каждую ночь брать её по нескольку раз, но даже и этого не хватило бы, чтобы утолить его желание обладать ей. Она была слишком хороша. Слишком невероятно прекрасна. Некоторое время он терпел, но напряжение в паху не проходило, а стоны из соседней палатки только сильнее распаляли воображение. Он снова вспомнил лицо Сансы, каким оно было в момент наивысшего наслаждения, и чуть не спустил в штаны, так это было восхитительно. Тихо выругался сквозь зубы и потянулся к завязкам — придётся помочь себе самому, иначе заснуть ему точно не удастся… Он вернётся к ней, и у них будут тысячи ночей. Когда кончится эта треклятая война… Под утро Сандор совершенно окоченел и вылез из палатки. Первые лучи холодного зимнего солнца тускло освещали мир вокруг. Лагерь понемногу оживал, но вчерашняя попойка многим далась тяжело. Возле некоторых костров копошились бабы и редкие мужчины, все прочие продолжали храпеть на разные лады. Сандор сгрёб остывшие угли в кучу и сложил из поленьев костер, который разжёг огнивом. Любишь ты огонь или нет, уметь его разводить — главное для жизни хоть на юге, хоть на севере. Набрав снега как можно дальше от лагеря, он вернулся и повесил котелок над костром. До завтрака ещё много времени, можно успеть выпить горячего. Сандор протянул руку за пазуху и достал оттуда платок, который вышила ему Санса. Ему хотелось ещё раз разглядеть его при утреннем свете. Она выбрала лён, и он уже порядком измялся, зато вышивка на нём была шёлковой. Тонкой и умелой. Санса же благородная леди, и с самого детства колола руки об проклятые иголки, пока не научилась вышивать так мастерски. Ярко-алые листья чардрева казались живыми, а маленькая пичуга на ветке щебетала весело и беззаботно. Он провел пальцем по вышивке и ощутил её гладкость. — Прекрасный платок, Клиган. Сам вышивал? — спросил насмешливый голос Джейме Ланнистера, некстати выбравшегося на свет. — Иди, куда шёл, Лев, — оскалился Сандор, пряча платок в ладони. — Я шёл отлить, — пожал плечами тот и направился к канавам. В кое-то веки один, без своей драгоценной покусанной женщины. Когда он вернулся, Сандор сунул ему оба их меча. — Спасибо, что сохранил, — сказал Джейме, и на сей раз его голос звучал искренне. — Надеюсь, одичалые не оттрепали вас обоих на этом празднике жизни? — Только сира Хиля, — лукаво улыбнулся Ланнистер, и Сандор заржал. Джейме отправился в свою палатку и ещё пару часов не показывал оттуда носа. После завтрака к их столу подошёл Эдд и сказал, что король и королева хотят принять их в своей башне. Джейме с Бриенной тревожно переглянулись. Сандор тоже не ожидал ничего хорошего от этого разговора. Джона Сноу он помнил плохо. В Винтерфелле тот жил на правах бастарда лорда Эддарда, так что при королевской свите его не сажали рядом с законными детьми и не допускали на тренировочное поле к принцу Джоффри. Наверняка парень с детства вкусил, каково это — быть изгоем. Джона избрали лордом-командующим, когда здесь было куда больше дозорных, чем сейчас. Значит, командовать и вести людей в бой он точно умел, да и Санса отзывалась о нём с теплотой и уважением. Он — король целого Севера и чёрт его знает, как он к ним отнесётся. Навряд ли прогонит, если уж даже одичалые расхаживают тут, как у себя дома. Эдд проводил их пятерых на самый верх Королевской башни. В комнате мерно потрескивал огонь в очаге. Возле узкого окна стояли двое — король и королева. Для такого случая они даже нацепили на головы короны — у одного была бронзовая, с железными зубцами в виде девяти мечей, а у другой — простой тонкий обруч. Джон был одет в тёплые шерстяные одежды тёмных цветов, а королева была вся в белом. Покрытое шрамами лицо Джона хранило всю печаль всего мира, зато его женщина улыбалась весело и непринуждённо; даже и не скажешь, что она одичалая — вон как хороша. Джон был темноволосым с изрядной примесью седины, у его жены через плечо перекидывалась толстая коса медового цвета. Разные, как полдень и полночь, как зима и лето, и оттого ещё сильнее подходящие друг другу. Король Севера молча оглядел каждого из них, и Сандору показалось, будто он медленно сдирает с него и Ланнистера кожу одним только взглядом. Не слишком-то приятно ему принимать Пса и Цареубийцу гостями, но обратного хода нет. Всё теперь переменилось. — Король Севера Джон и королева Вель, — церемонно представил их Эдд, точно они сами не догадались. Никто из вошедших не склонил колен и не назвал Джона Величеством. Прискорбное нарушение этикета. Король Севера бросил хмурый взгляд на Эдда и начал говорить: — Добро пожаловать на Стену. Леди Санса известила меня о вашем прибытии. Я слышал, что недавно вам довелось вместе с нашими людьми сразиться с войском мёртвых… «Интересно, что именно написала ему про нас Санса». — Это так, — отозвался Ланнистер. — Жаркая выдалась ночь. Джон кивнул. Кажется, он боролся с собой, чтобы не заехать тому по его самодовольной роже. Вот было бы зрелище… Но он теперь король, а не обиженный мальчишка. — Мне также доложили, что у вас, сир, и вас, миледи, мечи из валирийской стали. Напряжение так и висело в воздухе, такое густое, что его можно было черпать ложкой. — У меня и леди Бриенны валирийские мечи. Вам донесли верно, милорд, — отозвался Джейме со своей бесящей наглой улыбкой. Тут подала голос королева Севера, глядевшая на них, как на диковинных южных зверушек. Задорно поблёскивая большими серо-голубыми глазами, она сказала: — Я думала, поклонщики с юга только и делают, что падают на колени и называют королей Величествами… Конечно же, Лев Ланнистеров не смог бы выдавить этот титул из своего высокородного горла. Это было бы слишком для его золочёной гордости. — Миледи, я не приносил присяги Северу, так что при всём желании не могу этого сказать. Помнится, последним Величеством, которому я присягал, был король Томмен, но он теперь мёртв, — сладким голосом сообщил ей тот. Сандор ухмыльнулся. Джон с неудовольствием посмотрел на всех, будто эта возня с титулами занимала его в последнюю очередь, и продолжил: — Валирийская сталь — действенное оружие против мёртвых, и я рад, что в нашем войске появилось ещё два таких меча. Лорды с юга не ответили на наши просьбы. Сандор чуть не фыркнул, представив, как солдафон Рендилл Тарли или дерзкий Лин Корбрей по первому же письму какого-то северного короля расстаются с фамильными мечами, за цену которых можно купить и вооружить целое войско. — Будем надеяться, они послужат хорошей защитой Севера и всех Семи Королевств, — сказал ему Ланнистер, тонко улыбаясь. Кажется, Джону очень хотелось превратить его лицо в кровавую мешанину из выбитых зубов и переломанных костей, но вряд ли он мог отрицать пользу от двух новых солдат с валирийской сталью в руках. Слава Цареубийцы как мечника далеко летела впереди него, даже на Стене должны были об этом слышать. И мало кто знал, чего он стоит сейчас — лишь бледная тень себя прошлого. — Леди Бриенна, — обратился Джон к Тарт, — я рад видеть вас здесь. Санса объяснила мне причины, по которым вы приехали на Север. «Причина здесь одна, — подумал Сандор, — Джейме Ланнистер. Интересно, это ли написала Санса». — Ваше Величество, я буду защищать Север и леди Сансу по мере своих сил. Я давала клятву её матери и так намерена исполнить её, — торжественно заявила Бриенна. Король согласно кивнул. По крайней мере, среди всей их компании она точно не вызывала у Джона никаких неприятных воспоминаний. — Сандор Клиган, — сказал король, оглядывая его и особенно задержавшись на обожжённой стороне лица. — Леди написала мне, что вы принесли присягу Северу. «Интересно было бы увидеть лицо Старка, когда он впервые прочёл это письмо». — Я принёс клятву на верность леди Сансе, и она приняла её. — Уважаю её решение, хоть и не вполне понимаю его мотивы. Вы с ней были знакомы в столице, верно? Вы были охранником принца Джоффри, а она была за него просватана. «Всё упирается в засранца Джоффри и всех Ланнистеров с ним заодно», — подумал Сандор с раздражением. — Я охранял его, но потом ушёл с этой службы. Джон промолчал, не став упрекать его в дезертирстве. Король Севера осторожно выбирал выражения, чтобы вся эта комната не заполыхала от старых обид и смертельной ненависти, и это было самым правильным решением. Когда мёртвые стучатся тебе в стенку, приходится поступиться кое-какими своими принципами. — Говорят, прошлой ночью вам пришлось сражаться на той стороне Стены? — Мы были там вместе с тем стариком с деревянными зубами. Дайвином, кажется. Пытались поджечь вашу льдину, но ничего не вышло. Джон изобразил нечто похожее на кривую ухмылку, но его лицо быстро обрело прежнее серьёзное выражение, когда он озвучил своё решение: — Между некоторыми из нас лежат кровные обиды, но этой зимой есть нечто куда более важное, чем они. Сейчас есть только жизнь или смерть. Я рад видеть каждого из вас на Стене. Если у вас есть какие-то просьбы, то обратитесь ко мне или Эдду, и мы постараемся вам во всём помочь… Леди Бриенна? Та вздрогнула, словно испугалась, что её сейчас отправят домой сторожить юбки Сансы и выносить за ней ночной горшок. Джейме Ланнистер поднял бровь, будто готовя ответ на любой укор его женщине. — Эдд сказал, что не знал, где вас разместить. Как девице благородного дома, вам негоже жить в палатках с солдатами и одичалыми. Я выделю вам покои в Королевской башне, где вы сможете разместиться в безопасности и с удобством, если можно назвать удобством жизнь на Стене. Щеки Бриенны порозовели. Сандор ухмыльнулся. Ей, конечно, куда приятнее валяться в мехах, прижимаясь к Ланнистеру, и целоваться с ним под звёздами, чем ворочаться в тёмной башне, слушая пение красной жрицы. — Благодарю за заботу, но меня всё вполне устраивает, — сказала она, запинаясь и краснея, как варёная свёкла. Королева Вель заулыбалась, точно такого ответа и ждала, но ничего не сказала. Джон нахмурился, но, похоже, решил этим утром потакать дамским капризам. — Вы в любой момент можете передумать, если станет слишком холодно, но должен вас предупредить, что обычаи одичалых сильно отличаются от обычаев юга. — Мы проследим, чтобы одичалые вели себя смирно, — высокопарно произнёс Хиль Хант. «Кому, как не ему, следить за поведением одичалых». — Благодарю, что откликнулись на наш призыв. Мёртвые приходят нередко, и мы должны быть готовы, — сказал Джон, давая понять, что их разговор окончен. На памяти Сандора это была самая короткая и самая странная королевская аудиенция из всех когда-либо виденных. Джон подошёл и пожал руку каждому из них, и Сандора это так же удивило, как, похоже, и Ланнистера. Старки не врут, зима наконец пришла… Вечером они вчетвером расселись возле костра. Ветер утихомирился, и небо было угрожающе спокойно, будто море перед грозой. Должно быть, это Иные напускают вьюги и холода, а позапрошлой ночью они неплохо получили по своим ледяным мозгам, так что наверняка запрятались в сугробы и зализывают раны. Ланнистер сел рядом с Бриенной, только что за талию её не обнял. Хреновы скромники. Хиль Хант блаженно протянул руки к огню, а Подрик отправился отсыпаться после ночного караула. — Не знаю, интересно тебе или нет, Клиган, но я внёс твоё имя в Белую книгу, — вдруг задумчиво протянул Джейме Ланнистер. — Что ещё за Белая книга? — Помнится, ты носил белый плащ, хоть и совсем недолго. Там описаны все подвиги королевских гвардейцев. Я, как лорд-командующий Гвардии, обязан был её заполнять. Так что твоё имя отныне вписано в историю Семи королевств. — Паршивая будет история… — криво усмехнулся Сандор, но всё же полюбопытствовал: — И что же ты там написал? — Всё, что я о тебе знаю. И всё, что мне передали о твоей службе в моё отсутствие. Твоё участие в штурме столицы моим отцом, осаду Пайка, службу Серсее, охрану Джоффа, победу на Турнире Десницы и ещё с десяток турниров, которые я припомнил… Спасение девицы Старк от разъярённой толпы и битву на Черноводной. Мне сказали, ты там так отличился, что даже скакал по палубам кораблей на своём коне. И трижды водил отряд на вылазку прямо в горящее пекло. У меня были небольшие затруднения с концовкой этой истории, так что пришлось написать, что ты покинул службу по своей воле, как, собственно, и было. Сандор задумался. Его имя в истории звучало как-то нелепо. Да, он был королевским гвардейцем, но не приносил их обетов. В детстве ему казалось, что Королевская Гвардия — самые лучшие воины и настоящие люди чести. Кто не слышал историй о Дункане Высоком и Эйемоне Драконьем Рыцаре? Жизнь быстро вернула его с небес на землю как в отношении благородства Королевской Гвардии, так и рыцарства в целом. Те же проклятые приспособленцы и трусы, что и везде. А стоять и охранять покои короля, пока он срёт и жрёт, навряд ли можно назвать почётной службой. Тем более такого короля как Джоффри. Ублюдка, которому хватает наглости избивать благородную девицу за деяния её брата. Чем дольше Сандор ему служил, тем больше ощущал себя кучей дерьма, а не королевским гвардейцем. Ему было безразлично, что написано о нём в какой-то глупой книге, но мысль о том, что Джейме упомянул про спасение Сансы, ему почти польстила. Ей бы это точно понравилось. Но вслух он сказал: — Мне плевать, эту книгу не читает никто, кроме лорда-командующего. — Нет, ещё читают септоны. Великий мейстер справляется по ней для своих научных изысканий и делает копии для Цитадели, а заскучавшие короли порой любят листать её страницы. — Даже не знаю, поблагодарить тебя или отругать, Ланнистер. Имя в истории — слишком опасная вещь. — Это верно, — рассмеялся Джейме. — Жаль, что я больше не лорд-командующий. Насколько я помню, победы над дохлым великаном ни у кого из белых рыцарей не записано. Это очень украсило бы твою страницу… Сандор фыркнул, а Лев продолжил: — Я и о тебе написал там, Бриенна. — Обо мне? — она непонимающе захлопала ресницами. — Я написал, что был возвращён из плена в столицу благодаря Бриенне Тарт. Та зарделась: — Но ведь это не так. — Мне лучше знать, — загадочно сказал Джейме, и они обменялись своими влюбленными взглядами. Даже стыдно смотреть на это. Сандор переглянулся с Хилем, и тот закатил глаза к небесам. Костёр полыхал, разгоняя холод и темноту. Пламя гудело, пожирая дрова, и трещало, когда ему на зуб попадалось слишком сырое полено. Было так тихо и спокойно, что Сандор едва не подскочил с места, когда из темноты появился призрак, которого тут быть никак не могло. — Доброго вечера всем, — сообщил он и уселся рядом с Сандором на бревно, служившее им скамейкой. — Торос из клятого Мира, — сказал Сандор озадаченно, пытаясь сообразить, как он мог тут оказаться. Тот рассмеялся: — Рад снова видеть тебя, Сандор. И вас, леди Бриенна, сир Джейме, сир Хиль. Лев и Бриенна как будто не удивились внезапному появлению жреца: похоже, они видели его здесь раньше, но ни с кем не поделились своими наблюдениями. Джейме не спешил его приветствовать и глядел так, будто раздумывал, не стоит ли укоротить Тороса на голову. — Ах, Торос. Далековато тебя занесло от Речных земель, — сказал Хиль Хант. — Помнится, последний раз мы с тобой виделись в подземной пещере. — Все последний раз виделись с этим мошенником в пещере, — протянул Джейме насмешливо. — Ты прикупил себе новую мантию или просто покрасил старую, жрец? Мантия его была ярко-красной, нисколько не похожей на ту линялую розовую тряпку, которую он носил прежде. Поверх неё он натянул тонкий шерстяной камзол, и Сандор невольно задумался, как он не мёрзнет. Торос снова рассмеялся: — Сила моей веры выросла, и моя мантия обрела приличествующий ей цвет. — Должно быть, ты просто по-идиотски смотрелся рядом с леди Мелисандрой. — И это тоже, — легко согласился Торос, улыбаясь во весь рот. — Как тебя сюда занесло? Эдмур Талли выгнал тебя из Риверрана? — Я не был в Риверране, сир Джейме, — вдруг посерьёзнел Торос. — Свадьба сира Давена прошла без меня. — Отрадно это слышать, — голос Джейме был полон яда. Кажется, он выхватил бы из ножен меч, если бы жрец не пришёл безоружным. — Зато мы там немного погостили. — Мне была отвратительна мысль о том, что Братство собиралось там совершить, сир. Одно дело — схватиться с отрядом Горы и потрепать их, и вовсе другое — убить безоружных людей во время свадебного пира. Но после смерти лорда Берика мало кого интересовало моё мнение. Леди Бессердечная обещала им месть, но и золото, конечно. А за золото, увы, люди готовы сделать слишком многое. Не всем пришлось по душе новое Братство, возглавляемое призраком в сером плаще. Энги и Меррет, к примеру, покинули его сразу, как только умер лорд Берик. Эдрик вернулся домой, а сам я метался между долгом и честью, но в итоге сделал свой выбор. Быть может, слишком поздно, но я его сделал. Благодаря вам в том числе. — Жаль, что нам твои метания не помогли, — презрительно процедил Джейме. — Если бы я отпустил вас, вы бы недолго пробыли живыми, зато сейчас вполне живы и здоровы, и над нами высится Стена, как я и говорил. Глаза Ланнистера метали молнии. Видимо, цена, уплаченная за их жизни, его не слишком устраивала. — Лорду Берику я говорил, что королевский Пёс ещё нужен Владыке Света, и это тоже исполнилось, Сандор. Наш бог недаром очистил тебя от вины. — Просто твой Берик был тщедушным ублюдком с дурацким горящим мечом, а я был сильнее его, и боги здесь ни при чём, — отозвался Сандор. — Пусть будет так, если тебе легче в это поверить, — хитро ухмыльнулся Торос. — Что ты делаешь на Севере? — спросил Хиль Хант, почесывая отросшую бороду. — Здесь идёт великая война, и мой бог — одна из сил, что сражается тут, а я — всего только его орудие. В этом моё предназначение, а вовсе не в том, чтоб сидеть под землей или глазеть, как вешают Фреев. В тот вечер, когда я приходил к вам, сир и миледи, я увидел в пламени Стену и увидел себя на ней. Увидел и короля, заключённого в теле волка, а на звериной голове красовалась бронзовая корона, что пылилась в пещере у леди Бессердечной. Это корона Молодого Волка — Робба Старка — и должна была принадлежать истинному Королю Севера и его наследникам, а не безумному серому призраку. Пришлось мне забрать её, пока леди была занята местью, и привезти сюда. Вместе с собственным бренным телом и несколькими нашими парнями, конечно. — Вот оно что, — хмыкнул Джейме. — А я-то думал, как корона, которую я видел на шлюхе Римана Фрея, оказалась на голове Джона Старка… — Это я привёз её, а Римана Фрея Братство давно повесило вместе с его шлюхой. — Невелика потеря, — скривился Джейме. — Что там тебе шепчет на ухо твой Красный Бог? — спросил жреца Сандор. — Когда кончится эта война? «Когда я вернусь к Сансе?» — Настал век ужасов и чудес… Время богов и героев, смертей и кошмарной темноты. Так что нескоро, Клиган. Нескоро. Торос нёс очередную околесицу, но от этих его слов стало куда холоднее, чем от ледяного ветра на самой вершине Стены.