Ветер с севера

My heart lies where the darkness falls, It's buried deep beneath the forest floor. The silver eye shines on as snow descends. My summer sun, you're long since gone, I'll wait for you until the bitter end. I wish that summer never would let go, I wish that winter never got Its grip on my lost soul, I wish you'd be forever by my side And lead me through the falling devastating eventide. Sirenia

Стены маленькой каменной септы были покрыты копотью. Местами раствор кладки истрескался, а камни лопнули от жара огня, бушевавшего здесь годы назад. Кровлю наспех перекрыли свежими досками и оставили так до весны: другие строения Винтерфелла нуждались в починке сильнее, чем скромная септа чужих южных богов. Лорд Эддард Старк повелел выстроить её для своей жены, находившей тут успокоение во времена невзгод. Здесь леди Кейтилин молилась, возносила благодарения и просила помощи, сюда приводила детей и знакомила их со своими южными божествами. Санса любила материнских богов и всегда с радостью и каким-то восторженным благоговением входила в это святилище. Здесь отражался от стен голос матери и собственный детский шёпот, просивший богов подарить ей хорошего мужа и много красивых платьев. Здесь септон Шейли своим звучным молодым голосом читал Семиконечную Звезду и отпускал её глупые детские грехи вроде украденного с кухни пирожного… Когда-то на маленьких резных алтарях были возложены цветы и горели свечи, курились благовония, которые возжигали в честь Семерых. Теперь здесь было пусто и холодно. В щель под наскоро приделанной дверью наметало снег, и никакие цветы не смогли бы выдержать дыхание зимы. Лики Семерых на деревянных масках смотрели строго и горько, чем-то напоминая лик на стволе сердце-древа в богороще. Прежние резные маски сгорели в пожаре, которому предал Винтерфелл болтонский бастард, а нынешние были изготовлены куда менее искусным мастером. При свете дня они выглядели простыми и грубыми, но сейчас отсветы масляной лампы прыгали по стенам, и ветер, задувавший в щели, заставлял тени плясать и перемещаться, меняя выражения деревянных личин, делая их выразительными и живыми. Пожалуй, Санса знала, кто из них кто, только благодаря привычке — до того они были схожи между собой. Вот Отец — воплощение мирской справедливости, грозный судия, что разрешает споры и завершает войны одним взмахом руки. Его задумчивое лицо было обрамлено аккуратной бородкой, а волосы обозначены несколькими короткими завитками. Матерь была изображена в виде молодой улыбающейся женщины, но улыбка её вышла грустной и какой-то неестественной, точно она вот-вот разрыдается. Лицо Кузнеца получилось грубым, будто его вырубили из дерева топором, да так и оставили, не став доделывать работу. Мирный человек Кузнец и ко всякому тяжёлому труду способен, оттого к его маске прибили маленький железный молоточек на тонкой цепочке, отражая его стезю. Дева была задумана, как прекрасная юная девушка, но резчику не слишком удалось её лицо, и потому она казалось какой-то мужеподобной и некрасивой. Воин, защита и опора людская, покровительствовал всем солдатам и воинам этого мира, и его маска изображала нахмуренное мужское лицо, сурово смотрящее со стены. Старицу, мудрость и знания хранящую, постарались сделать старухой, нанеся ей морщины длинными тонкими надрезами, но от этого она больше походила на молодую, просто изувеченную шрамами, женщину. Неведомый же, воплощение темноты и смерти, и вовсе был изображён, как некто, скрытый под капюшоном, и на месте лика был очерчен круг, на котором сходились углом две длинных линии. Санса зажгла свечи на всех алтарях, кроме того, что был посвящён Неведомому, и в тишине септы заплясали шесть живых огоньков. Септон Шейли учил, что бог един в семи ликах, и, глядя на эти похожие друг на друга маски, как никогда хотелось с этим согласиться. Как ни старался резчик передать их отличия, казалось, что это одно и то же божество, просто выглядящее по-разному. «Семеро — один бог в разных его ипостасях, и оттого каждый его лик вмещает в себя все другие», — вспомнился ей голос септона Шейли. Отец сам когда-то был воином, да и Кузнец при случае может взять в руки оружие. Матерь может быть юна и красива, как Дева, а Дева свирепа, как Воин, если защищает тех, кто ей дорог. Знания Старицы помогут исправить всё изломанное, как Кузнец чинит изломанные вещи, и длань её осветит всем прочим путь в темноте. Воин же — суть рука Неведомого, отправляющего души врагов в иной мир… Джейни молча стояла рядом с Сансой и, закрыв глаза, о чём-то молилась. Санса тоже пыталась, но это место казалось ей пустым, будто боги покинули его вместе с матерью, септоном Шейли и септой Мордейн. Слышат ли Семеро молитвы здесь, на холодном Севере?.. Санса не знала. Даже лик в богороще казался ей намного более живым. Она хотела молиться, но слова не шли. Она так истово и долго просила в богороще, что, кажется, для Семерых совсем ничего не осталось. Санса опустошённо смотрела на грубые деревянные образы и винила себя за такое малодушие. Они казались ей смешными и нелепыми, как скоморошьи маски на празднике, и детское очарование магией этого места давно прошло, сменившись неприятной тянущей пустотой. — Сохраните их всех, — мысленно попросила она, но боги, должно быть, не вняли её молитвам: ветер прокрался в щель под дверью и задул свечи, оставив их в полутьме. Санса стояла и глядела вперёд, ничего перед собой не видя. Мысли о насущном, а никак не о божественном, одолевали её. Джон прислал со Стены полторы тысячи одичалых — всех как на подбор полуголодных и еле стоящих на ногах. Как они преодолели этот суровый зимний путь, и скольких потеряли по дороге, она даже вообразить не могла. Среди выживших детей не было младенцев или совсем малышей, и все оставшиеся были худыми, как палки, большеглазыми и испуганными. Женщины с серыми равнодушными лицами и пересохшими глазами да уставшие старики, собирающиеся умирать, — вот и всё пополнение в гарнизоне замка. «Эти люди не могут сражаться, так что я отсылаю их к тебе. Устрой их и приставь к любой возможной работе. Они — одичалые, но все они — люди, и каждый их них пригодится нам, если белый холод пройдёт за Стену», — писал ей Джон своим торопливым почерком. Сир Манфрид, услышав эти строки, чуть не вырвал последние седые волосы со своей лысеющей макушки. «Куда мы должны пристроить полторы тысячи голодных ртов?! — ворчал он, даже не пытаясь скрыть, как раздражён подобным приказом. — Мы сотни лет воевали с ними, а теперь обязаны давать им кров и тратить на них свои зимние запасы, которых и так чрезвычайно мало! Этот народ не годен ни к чему, кроме грабежа и насилия, а еды у нас не хватит даже и для собственных крестьян. Эти дети и старики первыми пойдут в жертву холоду, а после восстанут против нас с синими огоньками в глазах!» Санса отчасти разделяла его мнение, но не прогонять же их от ворот умирать в Волчьем лесу… Лагерь вольного народа разместили подальше от Зимнего городка и поставили там часовых, чтобы крестьяне не вздумали затевать с ними ссоры. Северян и одичалых разделяла кровная вражда, длившаяся многие столетия, и один приказ короля Джона не смог бы её изжить. Дикарям предоставили дрова, выделили еду, а всех пригодных к работе отправили расчищать снег, оперять стрелы, ухаживать за собственными больными, чинить сети и рубить дрова. Санса изредка приходила к ним в лагерь вместе с Халлисом Молленом, Лотором Брюном и десятком человек охраны, зато Рикон пропадал там целыми днями, беседуя с древними старухами из края Вечной Зимы, помогая старикам с работой и играя с одичалыми мальчишками в снежки. Никто не смог бы удержать его от этого, и только Лохматик следовал за ним по пятам, как громадная чёрная тень. Санса наблюдала за братом и иногда думала, что в нём намного больше от одичалого, чем от потомка королей и лордов Севера. Она не могла понять, нравится ей это или, напротив, пугает, особенно в свете той тайны, которую она узнала про Джона. «Настоящий король Севера — Рикон», — думала она, глядя, как ловко он гарцует на своём диковинном снежно-белом чудовище или стреляет в цель из короткого костяного лука, изготовленного специально по его руке. Эти мысли тревожили её и зудели в голове, как надоедливое насекомое; Санса боялась произносить их вслух и даже лишний раз думать об этом, словно слова могли ожить и разбежаться по всему белому свету, заползая в чужие уши. «Джон — законный потомок Таргариенов, он не может сидеть на престоле Старков, пока жив сын лорда Эддарда», — это знание было похоронено в её душе, а письмо, ставшее свидетелем тайны, запрятано в томе «Песен и сказаний Семи королевств». Звучит всё это и в самом деле, как сказка: прекрасный драконорождённый принц и дикая нравом северянка полюбили друг друга, и плодом их любви стал ребёнок, которого Эддард Старк всю жизнь скрывал под видом своего бастарда… Санса решила утаить это ото всех до окончания войны, а потом уже решить, обнародовать или, по примеру собственного отца, сохранить в тайне. Болтать языком её отучили ещё в Королевской Гавани, отучили жестоко и беспощадно. В конце концов, в Джоне тоже течёт кровь Старков, пусть и смешанная с благородными кровями древней Валирии, а вот Рикон совсем ещё мальчик, весёлый, наивный и непослушный. Тут Санса вспомнила ещё одно обстоятельство и в который раз устыдилась. Она нередко в последнее время допускала эту ошибку и всегда корила себя за это. Наследник Винтерфелла и всего Севера — Бран, а не Рикон. Второй её младший брат совсем недавно прибыл домой и теперь занимал комнаты в Великом Замке, но искренняя радость от встречи с ним быстро сменилась недоумением, а после и чем-то похожим на страх. Она знала, что Бран скрывался за Стеной, где провёл долгие месяцы вместе с Ходором и детьми лорда Рида, но вернулись оттуда только он сам и леди Мира. Санса больше не узнавала в нём прежнего живого и непоседливого мальчишку, который когда-то давно мечтал стать отважным рыцарем. Бран выглядел так, как должен выглядеть Брандон Старк в его возрасте, ему сшили нарядный парчовый дублет с лютоволком, вымыли и расчесали длинные рыжеватые волосы и умыли лицо, но душа его, казалось, навсегда изменилась после того падения. Он говорил сухо и странно, никогда не отвечал на её улыбки и не пытался рассказать, что с ним произошло, тогда как Рикон часами был готов трещать про остров Скагос. Санса с большим трудом вытянула из Брана какие-то крохи его истории, узнав о гибели Ходора и мертвецах за Стеной, но что они искали на севере и зачем двинулись в этот опасный путь, она так и не смогла понять из этих разговоров. Она надеялась узнать больше от Миры Рид и несколько раз заводила с ней беседы на эту тему, но та тоже не отличалась разговорчивостью, а вскоре и вовсе отправилась домой в Сероводье. Большую часть времени Бран сидел, уставившись в одну точку, а когда говорил, у Сансы по спине ползли мурашки. Ей казалось, что в глубине его глаз прячется нечто чужое, которое только притворяется мальчиком, а само в любой момент может явить себя наружу. Он нередко просил отвезти себя в богорощу и сидел там в молчании, наблюдая за красноглазым ликом на стволе чардрева. Он и сам напоминал дерево, на которое так любил смотреть: тонкие, узловатые, как у старика, руки, бледное длинное лицо, и слишком равнодушные глаза, точно юноша был лишь оболочкой для какого-то древнего жуткого существа. Первое время Санса заходила к нему по нескольку раз в день и подолгу проводила время с ним рядом, стараясь развлечь беседами, но скоро поняла, что делает это через силу, и позволила себе появляться реже, оправдываясь делами. От этих противоречивых чувств она порой вовсе забывала, что Бран вернулся в замок. Умом она понимала, что это её родная кровь, но душа никак не могла этого принять, словно Рикон по-прежнему оставался единственным её младшим братом и наследником Винтерфелла. «Как всё сложно и запутанно, — тоскливо думала она. — Как я устала от этих невзгод, этой зимы и этой войны… Как я устала быть одна.» Когда-то давно её мир был прост и понятен: тогда она мечтала стать королевой и мудро править любящим её народом, но сейчас не могла управиться даже с бурей мыслей, блуждающих в собственной голове. Санса в последний раз посмотрела на грубые деревянные маски Семерых и вышла из септы наружу. Джейни сразу последовала за ней, точно боялась остаться наедине с этими грозными ликами. Сир Лотор Брюн сидел на чурбаке возле септы и хмуро оглядывал тёмное вечернее небо. — Погода портится, — сообщил он. — Снег пойдёт. — Мне кажется, весна вообще никогда не наступит, сир Лотор, — тяжело вздохнула Санса, тоже увидев низкие снеговые тучи, взявшие замок в кольцо. — Ну же, миледи, всё плохое когда-нибудь заканчивается, — попытался подбодрить её верный рыцарь. «Хотелось бы мне в это поверить…» Нынешней ночью Санса снова долго не могла уснуть. Она выбралась из-под тяжёлых одеял и подошла к окну, развинув бархатные шторы. Мир вокруг накрылся белой завесью, и пухлые снежные хлопья сыпались так густо, что за стеклом ничего не было видно. «Зима близко», — повторила она фамильное речение её семьи. «Зима уже давно пришла». От окна тянуло холодом, и тело под тонкой шёлковой сорочкой покрылось мурашками. Санса обняла себя за плечи и стояла, пытаясь вообразить, что сейчас происходит на Стене. Джон писал ей, что всё по-прежнему, а от Сандора больше не было никаких известий — только одно-единственное письмо, прилетевшее ей многие недели назад с вороном из Чёрного замка. Мейстер Оливар передал его, не вскрывая печати, поскольку на послании крупными размашистыми буквами было выведено: «Лично для леди Сансы». Она тогда постаралась не измениться в лице, но сердце радостно ёкнуло от какого-то счастливого предвкушения, точно она была ребёнком, которому пообещали самый замечательный подарок на именины. Ей не нужно было когда-нибудь видеть почерк Сандора, чтобы догадаться, что послание от него. Санса вежливо поблагодарила мейстера, спрятала письмо в кармашек и принялась равнодушно обсуждать с Оливаром текущие дела, еле сдерживаясь, чтобы не отослать его прочь под любым благовидным предлогом. Когда он наконец вышел, она нетерпеливо сломала печать и развернула свиток. «Верный вам, Северу и всем принесённым обетам, С.», — гласила подпись, и Санса заулыбалась, чувствуя, как жаркий румянец заливает щёки. Радость затопила её с головой, хотелось кружиться по комнате и петь. Сандор писал сухо и скупо, но она легко вообразила, как он сидит за столом и хмурится, сжимая перо в своих больших мозолистых пальцах, пытаясь изложить мысли так, чтобы никто ничего не понял. Ему было важно сохранить всё, что случилось между ними, в тайне, да Санса и сама ни с кем не хотела делиться своими секретами. Люди жестоки и завистливы, а их любовь пока ещё хрупка, как росток, пробившийся сквозь весенний снег, и нуждается в защите. Санса была готова сражаться с любым, кто посмеет её опорочить или захочет разрушить. Сейчас, когда они так далеки друг от друга, не стоило давать кому-то повод для досужих сплетен. Когда война закончится, они будут стоять рядом друг с другом, взявшись за руки, и, не таясь, объявят всему свету о своём счастье. Когда война закончится, никто не посмеет им помешать, а пока не стоит ранить душу чужими острыми словами. До той поры только они двое — он и она — должны знать, понимать и чувствовать. Иногда, когда тоска и усталость от нескончаемой тревоги брали верх, она начинала сомневаться и гадать, почему Сандор больше ей не пишет, и думает ли он о ней так же часто, как она о нём. Санса гнала прочь подозрения и успокаивала себя тем, что у него просто нет такой возможности, иначе бы он непременно написал ей снова. Она не допускала мыслей о том, что Сандор может быть ранен или… Нет. Этого не может быть. Она его ждёт, и он обязательно к ней вернётся. Письмо Санса всегда носила с собой и доставала, когда становилось особенно грустно. Перечитывать его не было нужды — она давно выучила наизусть каждое слово и помнила каждую неровную строчку, каждую кляксу. Ей нравилось держать его в руках и смотреть на него, подолгу застывая над ним, бездумно водя пальцами по пергаменту. Это помогало всегда, и тоска в конце концов отступала, Санса будто начинала слышать голос Сандора, и ей становилось легче, она словно наполнялась силой и теплом изнутри. «Как жаль, что сир Давос отправился на юг через Восточный Дозор, не то я непременно расспросила бы его в подробностях, как он встретил Сандора и передал ему меч…», — не впервые подумала она. Сейчас она достала и снова перечитала дорогое сердцу послание в надежде хотя бы немного утешиться. Потом в последний раз взглянула на падающий снег и улеглась на кровать, укрывшись двумя тяжёлыми пуховыми одеялами. Холод окружал Сансу со всех сторон, пробираясь даже в её сны. Серое дремотное марево скоро сменилось густой чернильной темнотой, в которой всё так же сыпался белый пушистый снег. Сансе снилась зима — такая же, как и за окном, только куда менее дружелюбная к человеку. Зима укрывала весь мир белым плащом, не позволяя разглядеть ничего вокруг. Лишь снег и такая густая темнота, точно огни во всём мире погасли навечно и больше никогда не зажгутся. Снег шёл и шёл, а ветер постепенно набирал силу, превращаясь из лёгкого дуновения в настоящую снежную бурю. В этой кошмарной темноте что-то двигалось, скрежетало и шевелилось, будто вся она была живой, но снежные вихри не позволяли разглядеть, что именно таится там, во тьме. Сансе казалось, что она парит над замёрзшим миром, растворяясь в холодном воздухе, и каждая снежинка целует её щёки. Тут среди ночной мглы зажглись бледно-синие звёзды, и она обрадовалась было, надеясь, что они помогут разогнать этот бесконечный мрак, но вдруг поняла, что эти звёзды — всего только глаза, полные злобы и ненависти. Тысячи и сотни тысяч мёртвых глаз сияли в темноте, выпивая последние крохи надежды из самого сердца. Хотелось закричать от ужаса, но Санса не была человеком — она была целым миром, и оттого не могла говорить. Легионы мёртвых шагали через снежную бурю, и не существовало никакой силы, чтобы их остановить. Хотелось сбежать прочь из этого страшного сна, но бежать было некуда, и Санса против воли смотрела. Тут посреди бесконечного снега, как маяки среди моря, зажглись шесть ярких огней, освещающих тьму. Призраки ночи разевали рты и разбегались от них в стороны, позволяя увидеть фигуры в плащах с деревянными масками вместо лиц. Резные личины менялись и мигали, превращались то в старые сгоревшие маски из септы леди Кейтилин, которым Санса молилась всё детство, то в лица величественных статуй в септе Бейелора, то в настоящие человеческие лица. В этом слабом прыгающем свете они казались вырезанными из дерева и живыми одновременно. Семь человек в плащах стояли на освящённом пятачке, и пятеро из них держали в руках мечи, светившиеся ярким багрово-красным пламенем, точно были созданы из огня и жара, опоясанного дымными разводами. Строгие это были лики. Неземные. Санса разглядела среди них суровое лицо Джейме Ланнистера. Заросший бородой, с наполовину седыми кудрями он стоял, опустив свой меч, и казался то ли стариком, то ли изрядно пожившим на свете. С ёкнувшим сердцем узнала она в другой личине Сандора, грозного и нахмуренного, и звенья его кольчуги блестели в неверном свете меча. Рядом с ним разглядела высокую фигуру Бриенны Тарт, лицо которой в багровых отсветах казалось возвышенным и прекрасным. Плечом к плечу с ней стояла неизвестная Сансе хрупкая девушка с длинными серебристыми волосами, в которые были вплетены маленькие звонкие колокольчики, и её меч казался слишком большим для тонкой изящной руки. Высокая старуха в красном плаще держала в руках то ли фонарь, то ли настоящий живой огонь, лицо её переливалось и менялось, приобретая облик прекрасной женщины с яркими красными глазами и снова покрываясь глубокими морщинами. Завершали этот ряд двое знакомых ей людей: Джендри, сильно повзрослевший и почему-то похожий на короля Роберта — такого, как описывал ей отец — молодого и неудержимого, и даже кузнечный молот в его руках больше напоминал боевой. Странная тонкая тень под чёрным капюшоном сняла его и обратила на Сансу свои большие глаза, оказавшиеся глазами её сестры Арьи, и в руке её полыхал тонкий длинный меч. Кора высокого чардрева, возле которого они стояли, вдруг треснула и выпустила наружу человека, в котором Санса узнала Джона в короне с тремя драконьими головами. Длинный Коготь мерцал в его руке. Мёртвые синеглазые твари боялись этих людей, но холод понемногу смыкал вокруг них кольцо. Джон что-то беззвучно крикнул, махнув рукой, в тишине заметались тени и кинулись на них. Санса едва не разрыдалась, когда волна темноты захлестнула родные и знакомые ей лица, но их мечи плели огненную сеть, а высокая старуха в красном одеянии разожгла своё пламя, которое ослепляло и ранило демонов зимы, и вскоре его свет стал до того нестерпимо ярок, что Санса проснулась от ужаса. В комнате стоял холод. Порыв ветра распахнул приоткрытую ставню, и снег наметало в выстывшую комнату. «Семеро, спасите нас», — прошептала Санса и горько расплакалась. Этим утром она чувствовала себя разбитой ещё сильнее, чем обычно. Ей так не хотелось никого видеть, что она попросила принести завтрак прямо в её покои. Ночной сон никак не выходил из головы, и страх колол сердце тысячей мелких тонких иголок. Что всё это значило?.. Зачем Сандор был там и кто эти две неизвестных ей женщины? Значит ли это, что все они в опасности, или сон был всего только сном, навеянным холодом и снегопадом?.. Она не знала, у кого спросить, да и рассказывать кому-то боялась. Санса умылась, надела самое тёплое из всех имеющихся платьев и две пары чулок, закуталась в плащ и решила отправиться к мейстеру. Плохое предчувствие не покидало её с самого пробуждения, и страх заполз прямо в горло, застряв там комом. — Всё в порядке, миледи? — осторожно осведомился сир Лотор Брюн, разглядывая её опухшее от слёз и недостатка сна лицо. «Ничто не в порядке! Всё просто ужасно, как же вы сами не чувствуете?!» — хотелось воскликнуть ей, но Санса вежливо кивнула и заверила, что у неё обычная бессонница. Мейстер Оливар давно уже встал и теперь сидел возле очага в своей комнате, потягивая горячий, вкусно пахнущий настой и слушая, как вороны галдят на вышке. — Доброе утро, мейстер, — сказала Санса, присаживаясь поближе к огню. — Нет ли вестей со Стены или Рва Кейлин? — Письмо со Стены пришло ещё вчера, а в Ров Кейлин мы писали уже дважды, последний раз две недели назад, но так и не получили ответа. Быть может, у Барта просто замёрзли все чернила, и он не додумался разогреть их у огня, — попытался он шутливо успокоить Сансу. Барт командовал тамошним гарнизоном, но был далеко не глуп — это было ей хорошо известно, а потому утешение получилось слишком слабым, только разжигающим тревогу. — Как думаете, всё ли у них хорошо? — У них довольно провизии и дров, а болотные жители не чинят им никаких препятствий. Навряд ли с ними случилось что-то худое, миледи, ведь с юга крепость неприступна. Мейстер Кларенс недавно соизволил кратко ответить мне, что на юге творится чёрте-что. Война, ещё более разрушительная, чем та, что прошла недавно. Нисколько не удивительно, если у одной из сторон есть драконы. Не думаю, что король и королева Таргариен решатся идти на Север зимой. Сейчас они слишком заняты друг другом. — Неведение хуже всего, — тяжело вздохнула Санса. Она уже вся извелась от этой бесконечной неизвестности, и тревога не покидала её ни днем, ни ночью, с каждым днём становясь всё назойливее. — Вы правы, но в данном случае ничего больше не остаётся — только ждать. — Отправьте им третье письмо, — нахмурилась Санса. — Что прикажете написать? — Пусть скажут, всё ли у них в порядке, и немедленно докладывают обо всём, что увидят: странные люди, целые армии, драконы… Мейстер легко улыбнулся, и Санса сама уже поняла, что от волнения говорит всякие глупости. Оливар прямо при ней достал пергамент и чернильницу и вывел несколько аккуратных строк. Санса вместе с ним поднялась на вышку, чтобы убедиться, что он в точности всё исполнил. Молодой мейстер был приятным человеком, но она никому в целом свете больше не доверяла. Большой ворон, взмахнув тёмными, как ночь, крыльями, отправился в полёт, и Санса проводила его взглядом. Давно можно было спускаться вниз, но она всё стояла и стояла на вышке, будто ожидала немедленного ответа. Напрасно. В воздухе кружилась мелкая снежная пыль, а вороны, ровно как и долгожданные письма, не спешили появляться. После Санса ненадолго заглянула на кухню, отдав распоряжения относительно обеда и ужина, и направилась к кладовым, где сир Манфрид с чрезвычайно кислым лицом отсчитывал мешки с мукой, бочонки с солониной и замороженные свиные туши. Слуги грузили всё это добро на сани и отправляли их за ворота. Провизия для одичалых, живущих за стенами замка. — Такое расточительство не доведёт нас до добра, миледи, если хотите знать моё мнение, — пробурчал сир Манфрид, когда сани скрылись из виду. Сегодня его занудное ворчание отчего-то утомляло Сансу. Как будто она сама не знает, что эти припасы предназначены для обитателей замка на долгую грядущую зиму… — Это приказ короля, сир. Исполняйте всё, как велено, — сухо сказала она. Довольно с неё сегодня было предчувствий и предсказаний. Сир Манфрид понял её тон. — Простите, миледи. Вы совершенно правы, — натянуто заулыбался он и поспешил сменить тему. — Забыл сказать, что сегодня после обеда мы пойдём водружать крышку на гробницу вашей тётушки. Всё уже готово. Если вам будет угодно знать, мы долго подбирали подходящий по размеру камень, да и мастер у нас не слишком проворен, но он наконец довершил это важное дело. Возьмём с собой пятерых, уж больно тяжёлая получилась крышка. Санса рассеянно кивнула ему. Отчего-то гробница тётки занимала её куда меньше, чем полторы тысячи голодных одичалых и отсутствие ответа из Рва Кейлин. Если нужно, крышка подождёт хоть до весны, а вот они сами до весны могут и не дожить… Богороща могла бы подарить некоторое утешение её разбредающимся, как жуки, мыслям, но Санса издалека увидела между деревьев Брандона, сидящего там в своём кресле, и резко развернулась, сбежав обратно во двор. Сегодня она почему-то боялась разговоров с ним. С неё хватит страха, испытанного во сне. «Это мой родной замок, но я здесь будто чужая», — мрачно думала Санса, шагая мимо болтающих друг с другом солдат, служанок возле колодца и оруженосцев на тренировочном поле. До самого вечера она занималась бумагами, пытаясь разложить их в некоем подобии порядка. Записи о выплате жалованья, учётные книги, отчёты о закупке провизии из Белой Гавани, чудом уцелевшие в огне старые записи, короткие записки и пространные послания от лордов Севера, письма со Стены и немногочисленные скупые ответы лордов юга. Часть бумаг была исписана с двух сторон и не годилась для повторного написания даже короткой записки, а некоторые были ещё вполне пригодны для того, чтобы составить на них черновое письмо: Санса не любила, когда в её письма вкрадывались помарки. Она разложила книги по местам и отправила в огонь ненужное, после перебрала письма, с прискорбием замечая, как мало там весточек с юга. Север стал чужим королевством, отрезанным ото всех. Нынешней зимой на Севере нет ни монеты, ни людей, чтобы наладить торговлю. Их край богат только шкурами да снегом, и война высасывает из него последние силы. Разве что Белая Гавань производит впечатление богатого торгового города, но и то лорд Вилис Мандерли пишет о том, что зимние шторма и снега изрядно портят им сообщение с югом. Долина придерживает провизию до весны или ломит такие цены, что глаза на лоб лезут, Простор слишком занят войной, Речные Земли разорены, а Западные земли неизвестно какие игры ведут… Мейстер Оливар поднялся в её горницу через четыре часа после обеда, когда сумерки уже начали опускаться на замок. — Миледи, я не хотел больше приходить, но раз уж мы с вами сегодня разговаривали на этот счёт… Вернулся ворон из Рва Кейлин. — Что же они пишут? — спросила Санса с каким-то нехорошим предчувствием. Мейстер посмотрел на неё таким тревожным взглядом, будто в полной мере собирался оправдать все предчувствия Сансы и даже добавить ей новых. — Ответа нет, миледи. Птица прилетела с тем же письмом, что и улетала от нас две недели назад. Санса впилась пальцами в подлокотники, едва не оторвав их. — Что это может значить, мейстер? Тот развёл руками, не зная, что ей ответить. — Этот ворон умён и хорошо обучен. Он не стал бы бесцельно кружить по лесу и возвращаться обратно в замок, когда знает, что Барт заготовил для него свежее мяско в Рву Кейлин. Барт был единственным человеком из гарнизона, кто худо-бедно умел читать и писать. — Быть может, ворон всё-таки не добрался до места? Метели, снегопады, ветра… Может, ваша птица заблудилась и вовсе не нашла Ров… — Возможно, миледи, но свиток весь выпачкан кровью, — Оливар, кажется, сам корил себя за то, что начал этот разговор, но обрывать на полуслове не годилось, — а на его поверхности налипло два человеческих волоса. Ума не приложу, что это может значить. «Ваш ворон лакомился человечиной, вот что это может значить», — с ужасом осознала Санса. «Возможно, он выклевал глаза самому Барту, да только не скажет нам об этом». Мейстер, похоже, пришёл к тому же выводу, но не хотел напрасно её пугать. — Спасибо, что сообщили мне, — ответила Санса на удивление спокойным голосом, точно получила подтверждение того, о чём давно уже догадывалась. — Прошу, сообщите о случившемся лорду Риду. Может, он скажет нам, что произошло с гарнизоном. Оливар снова одарил её тревожным взглядом, поклонился и вышел. На этом плохие новости не закончились. Едва Санса собралась идти на ужин, как услышала крики со двора, такие страшные и пронзительные, словно кто-то увидел или услышал нечто жуткое и не может теперь держать себя в руках. Лотор Брюн, дремавший в кресле возле очага, встрепенулся и кинулся к окну. Во дворе, как перепуганные светлячки, метались факелы, и в их прыгающем свете было видно конюха Джоса, который, выпучив глаза, размахивал руками и пытался что-то объяснить собравшимся. Вокруг него теснились стражники и челядь, и новые светлячки неслись к ним со всех концов двора. — Идёмте вниз, сир. Должно быть, наши одичалые соседи что-то натворили, — обеспокоенно сказала Санса сиру Лотору, снимая с колышка свой плащ. Спуск вниз по винтовой лестнице показался ей слишком долгим. Если вольный народ нарушил условия, с которыми их сюда отправили, не миновать бойни и кровопролития. Джон будет очень расстроен, если они не уладят всё это миром. — Кровь, всюду кровь! — кричал Джос с совершенно белыми от ужаса глазами, нервно сминая в руках свою шапку. — Что случилось? Где кровь? — протолкался вперёд Лотор Брюн, освободив Сансе путь в толпе встревоженных людей. — В крипте, сир, — дрожащим голосом проговорил Джос. — Я пошёл звать их на ужин, а в крипте пусто. Раскиданы инструменты, и крышка валяется на полу, а их самих нигде нет. Только свежая кровь повсюду, целые лужи. — Кого ты, чёрт подери, имеешь в виду? — нахмурился сир Лотор, но Санса и так уже знала, кого. Сир Манфрид и пятеро его ребят должны были этим вечером водрузить крышку гробницы Лианны Старк на место. — Сир Манфрид, Эмрик, Косолапый Джон с братцем, Марк и мой Барри, — начал перечислять конюх, но Санса уже не слышала его, вцепившись в рукав куртки сира Лотора. В её замке творится что-то ужасное, и она не в силах этому помешать. Халлис Моллен, шумный, высокий и пышущий паром, как ледяной дракон холодом, выбежал из казармы на шум и потребовал повторить всё, что Джосу известно. — Кто-то убил их прямо в крипте, а тела утащил за собой, — воинственно нахмурил он брови, услышав этот жуткий рассказ. — Наверняка это наши одичалые засранцы, чтоб им пусто было. Сейчас мы отправимся к ним в лагерь и узнаем, кто это был. Клянусь, Иные за Стеной покажутся им добрее, чем я, — грозно проворчал он, хватаясь за рукоять меча. Санса не была уверена, что виной всему одичалые. Ей слишком хорошо было известно, кто живёт в лагере за крепостными стенами Винтерфелла — все слишком слабые, чтобы держать оружие. Многие и ходят-то с трудом. «Слишком много крови за этот день…» — Как же они проникли в замок, Халлис? Или ваши стражники на стенах зря едят свой хлеб? — устыдила она капитана стражи. — Отправьте побольше вооружённых людей в крипту, пусть найдут тела. К одичалым тоже пошлите, но не вздумайте нападать на них первыми, прежде нужно всё выяснить. Расспросите их поподробнее, но учтите, что там одни старики и дети. Как эти люди могли пробраться в замок и убить шестерых взрослых мужчин? У них даже оружия нет. Быть может, это был какой-то зверь или они передрались друг с другом, а после виновник драки сбежал… Поднимите на ноги весь замок, нужно понять, что там произошло. Винтерфелл закипел. Люди высыпали на улицу и принялись обсуждать невиданные события. Даже Рикон, вооружённый деревянным мечом, выбежал во двор, и они вдвоём с Лохматиком начали виться вокруг взрослых, собираясь принять самое активное участие в поисках тел. — О нет, малыш, тебя я не отпущу, — сказала Санса, видя, каким задором блестят его глаза. Кто или что убило людей в крипте — неизвестно, и отправлять туда наследника Севера было бы донельзя глупо, пусть даже рядом с ним вышагивает огромный свирепый лютоволк. — Санса, как ты не понимаешь? — насупился брат. — Я должен их найти! Сир Манфрид обещал подарить мне на следующие именины боевой нож! — Рикон, мой славный братик, — Санса опустилась на колени и взяла в ладони его лицо. — Посмотри на меня, ты же видишь, как мне страшно? Ты должен охранять меня, чтобы со мной не случилось ничего худого. Без тебя я просто сойду с ума от ужаса. Рикон глядел на неё с сомнением, точно не мог понять, что может пугать его глупую взрослую сестрицу. Он даже открыл рот, наверно желая сказать что-нибудь вроде «это же всего лишь кровь», но, видя её страх, промолчал. Похоже, его случившееся вовсе не напугало, а вот от отсутствия приключений он порядком расстроился. Должно быть, кровь и мёртвые тела для него совсем не в новинку. — Ну Санса… — начал нюнить он. — Отправь туда Лохматика, пусть он поможет всем, кто будет исследовать крипту, а сам охраняй меня в Великом Замке. Сир Лотор, конечно, силач, но втроём с тобой мне будет спокойнее. Рикона это немного утешило. — Санса, а как же Бран? Пойдём расскажем, наверняка ему тоже будет интересно. «Мне страшно, а вовсе не интересно, мой милый маленький брат», — подумала Санса, но вслух ничего не сказала. Возле дверей Брандона Старка нёс караул скучающий часовой, которому, судя по его лицу, позарез хотелось узнать, что за шум творится в замке. — В крипте кровь! — важно бросил ему Рикон, проходя мимо, чем оставил парня в ещё большем недоумении. Брандон Старк сидел в специальном кресле на колёсах, которое ему соорудили для перемещения по замку, и молча смотрел на огонь, сложив руки на животе. Золотоглазый волк Брана водил носом по сторонам и подозрительно косился на вошедших. Кажется, ему тоже было неспокойно. — Бран, — начала Санса с порога, — в замке произошло что-то ужасное. Говорят, в крипте пропали люди, там на полу кровь и … — Они пришли, Санса, — сообщил ей братец таким спокойным голосом, точно знал обо всём заранее. — Они? — оторопела Санса. В голове мелькнул разом десяток предположений, кто мог бы прийти за сиром Манфридом и его подручными. — Мёртвые, — ответил Бран. — Они пришли.