Ветер с севера

Видишь, тень скользит над водой, Это самая страшная птица, В её имени мрак и забвение, В глазницах её пустота. Её пища — последний вдох, Но сколько бы ей ни кружиться, Я всё равно не отдам тебя ей, Я тебя не отдам… Flëur

Скрип лыж по свежему снегу да своё громкое срывающееся дыхание — вот и всё, что Бриенна слышала. Вдох и выдох, один шаг, затем другой, и так без конца. Многие лиги пути позади, а сколько их ждёт впереди — об этом она даже думать боялась. В голове было мутно, она не помнила, когда последний раз спала и спала ли вообще за последние сутки. Сон и отдых — непозволительная роскошь на этом холодном пути. Нельзя стоять, никак нельзя, хотя всё тело кричит, что нужно встать и отдышаться. В лёгких саднит так, будто их изнутри ошпарили крутым кипятком. Кажется, ещё немного, и горлом пойдёт кровь, и это уже будет конец. Вдох и выдох. Шаг, затем другой… Винтерфелл казался местом, куда они идут половину жизни и никак не могут дойти. Призрачный замок, самый настоящий мираж, какие бывают только в пустынях Дорна, являясь истощённым от жары путникам; те бредут на них, уповая на спасение, но скоро гибнут, сбившись с пути в бесконечных песках, обманутые собственным зрением. Все знали, что он существует, но никто уже толком не мог сказать, где он и как выглядит. Промахнёшься мимо замка на пару миль — и север поглотит тебя, бескрайний и безжалостный. Невероятно тёмный и смертельно холодный. Винтерфелл — лишь точка на карте, давнее полузабытое воспоминание, кажущееся горячечным сном. Быть может, его не существует вовсе, он им только приснился, но спасительная мысль, что он где-то есть, ещё поддерживала их силы. Кто уверенно переставляя лыжи, кто скрючившись и вцепившись в палки, кто едва ли не ползком — все они медленно двигались вперёд через глухие леса и пустынные равнины Севера, и топливом в их груди служила одна лишь надежда. Бриенна не знала, давно ли они идут туда. Месяцы или годы? В кромешной тьме не было дней и часов — одно мутное безвременье, полное усталости и боли. Она совершенно отупела от бесконечной дороги, но каким-то чудом ещё передвигала одеревеневшие ноги. Котомка с вещами, тяжёлый меховой плащ и толстый кожух казались невероятной тяжестью, но бросить их сейчас равносильно смерти: мороз тут же запустит в тело свои ледяные зубы, и заметить не успеешь, как уснёшь навсегда. Она много раз видела, как это случается: сперва человек бодр и весел, пытается шутить и подбадривать остальных, после начинает мелко дрожать и стучать зубами, будто дробь на барабанах выбивает. Скоро ему кажется хорошей идеей поберечь силы и идти медленнее, а потом и вовсе чуть-чуть отдохнуть, самую малость поспать и отогреться во сне… Но такой отдых — верная смерть посреди этих стылых лесов. Другой вдруг начинает несвязно что-то бормотать, срывать с себя одежду, а то и вовсе закапываться в сугроб, пугая окружающих помутневшими глазами и совершенно звериным оскалом. Такие уже всё равно что мертвы. Кто-то просто замолкает на полуслове и умирает так быстро, что никто и опомниться не успевает. Сначала павших солдат ещё пытались укладывать на костры и сжигать, но скоро бросили это гиблое дело, оставляя их разрубленными на куски так, чтобы уж точно не встали. За войском короля Севера тянется жуткий след из частей человеческих тел. «Волчья пожива», — сказал про них Тормунд, и был прав. Местные волки скоро разведали, что к чему, и теперь следовали за ними, иногда даже пытались соваться в лагерь, но грозный вой Нимерии и стрелы охотников быстро научили их держаться на расстоянии. Еда, запасённая в Чёрном замке, кончилась так давно, что никто о ней, кажется, уже и не помнил. Лошадей тоже съели всех до единой. Несчастные животные верно служили им при жизни, а потом и после смерти, обеспечивая промёрзшей кониной. Её готовили на кострах, и заледеневшие шматы мяса обугливались дочерна, внутри всё равно оставаясь полусырыми… Конину они тянули так долго, как могли, но она вышла неделю как. Теперь при мысли о жареном мясе живот крепко сводило. Зимний лес не спешил снабжать их провизией, а таящиеся в ночи мёртвые не давали остановиться и разделиться для охоты. Да и какая бы ни водилась здесь дичь, запах и шум тысяч людей распугали её на десятки миль вокруг. Кажется, Бриенна ела многие часы назад, ещё на прошлом привале, нечто вроде горькой кашицы из желудей и подгнивших орехов, и это блюдо было вполне недурным для их похода. Кое-кто из ополоумевших от голода солдат принялся за человечину, и троих из них поймали за поджариванием своего насмерть замёрзшего товарища. Джейме полагал, что это были всего лишь те несчастные, кого застукали с поличным, а остальные скромно молчали, даже если сами имели в сумке парочку подозрительных кусков мяса. Леди Мелисандра с позволения Джона сожгла людоедов во устрашение другим, и запах их палёной плоти одновременно вызывал тошноту и острое желание съесть что-то мясное. «Мы — не звери, и каждый из вас должен это запомнить», — сурово сказал тогда Джон, а Джейме проворчал, что волки уж точно не жгут друг друга живьём. Дисциплина в таком походе — единственное, что может их спасти. Стоит ослушаться короля и начать творить, что захочется, как войско распадётся и перегрызёт друг другу глотки на радость Белым Ходокам. Северяне и их извечные враги одичалые — горючая смесь, навроде дикого огня, готовая полыхнуть в любое мгновение. Каждый это понимал, но тяготы пути делали своё дело. Бриенна часто ловила голодные взгляды, когда делилась своими запасами с Подриком. Кое-кто из одичалых или северян наверняка думал, что нуждается в еде куда больше, чем тощий оруженосец южной девки, и эти взгляды ей очень не нравились. Она не отпускала Подрика от себя и, благо, пока ничего дурного с ним не случилось. Джон наводил порядок в их разваливающемся войске, как только мог, да и собственный меч всегда был при Бриенне. На позапрошлом привале Под как-то умудрился сбить камнем сову, и втроём они пировали птичьей тушкой, сварив из неё нечто вроде похлёбки. Без перьев птица оказалась жалкой и тощей, а мясо нестерпимо воняло, но, должно быть, именно благодаря ей они до сих пор живы, в то время как пятеро северян нынешним утром не проснулись вовсе… Шаг и ещё шаг. Горло палило огнём, но Бриенну уже тошнило от безвкусной талой воды, которую они несли в бурдюках, упрятанных под верхней одеждой. Одичалые говорили, что нельзя пить один только талый снег, так что, когда им случалось идти мимо замёрзших рек и озёр, они запасали речную воду. Порой удавалось делать короткие остановки для рыбалки — тогда счастливчики могли насладиться вкусом свежей рыбы, которую не всегда удосуживались даже зажарить. Перед собой Бриенна видела лишь деревья, достающие до неба, спины впереди шагающих людей да бледные пятна факелов, плывущие по краям их обессиленного войска. Они словно тонули в бескрайней темноте, накрывшей мир своим колпаком. Лыжи держали их крепко и не давали проваливаться, но укрытые снегом овраги, кусты и камни, то и дело выраставшие на пути, казались непреодолимыми, будто горные кряжи. Лыжи застревали промеж веток, заставляя спотыкаться и терять равновесие, а палки, вырубленные из тонких деревьев, пробивали наст и не давали опоры. Снег громоздился на плечах и котомке, и Бриенна не находила сил его стряхивать. Шарф, которым было обмотано лицо, весь пропитался паром от дыхания, обмёрзнув вроде ледяного панциря, а ресницы покрылись инеем. Иногда луна выглядывала из-за туч, ненадолго освещая тёмный мир. Звёздное небо было прекрасным и таким далеким, что хотелось взвыть на него по-волчьи, оплакивая все горести, приключившиеся с ними и ещё ожидающие впереди. Больше двух с половиной тысяч человек, сотни лошадей, четырнадцать великанов и двадцать мамонтов выдвигались из Чёрного замка на юг. Сколько сейчас живо?.. Ни единой лошади, это точно. Они пали давно, да и кормить их всё равно было бы нечем. Большая часть мамонтов в ужасе разбежалась при нападениях мёртвых, а на оставшихся бросали голодные взгляды солдаты. Один мамонт обеспечивал мясом человек двести на целую неделю, а то и дольше, если тянуть. Великаны, правда, были не слишком довольны тем, что их животных кто-то ел, но приходилось смиряться. Джон строго запретил убивать мамонтов и позволил есть только павших животных, и пару раз над их трупами разыгрывались нешуточные драки. Мясо мамонтов было жёстким и жилистым, но Бриенне казалось, что ничего вкуснее она в своей жизни не пробовала. Великаны же, огромные и требующие много пропитания, падали один за одним, чтобы никогда больше не подняться. Пятеро умерли от ран, шестеро от голода, а трое живых представляли собой жалкое зрелище. Великаньи тела разрубали на части особенно тщательно, отдельно сжигая их косматые головы, чтобы наверняка. Сколько теперь осталось людей, Бриенна точно не знала и не тратила силы на то, чтоб считать. Быть может, треть от тех, кто вышел из Чёрного замка. В лучшем случае две трети. Бодрое настроение и шутки быстро сменились угрюмым молчанием, в котором они ползли по сугробам. Несколько раз их догоняли отставшие гарнизоны чужих замков, но Бриенна никого там не знала и не хотела знать. Тревога за тех, кто остался на Стене, скоро перешла в бессильное равнодушие. Плечи затекли, их нестерпимо резал самый малый груз. Меч оттягивал пояс, словно был сделан из чугуна, и мышцы ныли так, что хотелось закричать, вот только это значило бы нахлебаться морозного воздуха и лишить себя последнего тепла. Бриенна не знала, что на свете бывает такая усталость. Иногда, особенно в середине пути, она беззвучно плакала, когда никто не обращал на неё внимания, но быстро отучилась это делать. Слёзы противно промачивали шарф и замерзали на щеках, покрывая их холодной коркой. Слезами помочь всё равно было нельзя, оставалось идти пешком, шаг за шагом измеряя бесчисленные северные мили. Джон делал один длинный привал в сутки — на сон, изматывающий больше, чем восстанавливающий силы. Слишком дорого могли стоить им частые остановки, если Стена действительно пала… А там, за их спинами, таились в лесах мёртвые, словно выжидая момента, чтобы напасть. Лес мельтешил перед глазами, покрытый снегом и зловещий, и Бриенна не верила, что он когда-нибудь кончится. Она мысленно просила небесную Матерь помочь им, а Старицу — осветить их путь, но южные боги глухи на Севере, и сил становилось всё меньше, а путь их был тёмен, как никогда. «Как возможно, что в мире существует столь дикий край?» — изредка думала она, вспоминая Тарт, где на берегах через каждые две мили были раскиданы рыбачьи деревни. Или Штормовые Земли и Простор — густонаселённые и богатые… Север был пуст, одни волки жили здесь, шныряя меж вековечных деревьев. Никакого обитаемого жилья, будто все вымерли давным-давно, века и тысячелетия назад. За всю дорогу им встретились несколько разрушенных башен да дюжина покинутых деревень, в которых лишь ветер стучал в ставни. Джейме и Подрик двигались рядом с ней, и Бриенна переживала за них даже больше, чем за саму себя. Оба они казались невероятно уставшими. На лице Джейме просвечивали острые скулы и виднелись многодневные синяки, а глаза его, обычно весёлые и искрящиеся, теперь колко смотрели из темноты. Подрик выглядел чуть лучше, но Бриенна подозревала, что, если размотать с обоих слои шерсти и меха, под ними обнаружатся скелеты, обтянутые тонкой кожей. Как и под её собственным кожухом, вероятно. Она давно его не снимала и не собиралась снимать. Каждая кроха тепла была ценна в этом холодном мире. Её тело, ошалевшее от мучений, давно уже превратилось в тело солдата, а лунные крови перестали приходить к ней ещё в пещере Братства. Этому, пожалуй, стоило порадоваться — возня с тряпицами и водой была невозможна в таком походе. Одежда её поистрепалась от сражений и веток, цепляющих за плечи, но пока хранила тепло и позволяла выживать. На Бриенну было натянуто всё, что у неё имелось: полотно и шерсть, меховые штаны, шапка, кожух и плащ. Мороз только и ждал, пока она остановится, чтобы начать беспощадно её кусать. Особенно туго приходилось ногам. Тёплые сапоги на медвежьем меху были всунуты в огромные валенки, позаимствованные у мёртвого одичалого, и этого всё равно было мало. Упыри иногда нападали на них, и это было хуже всего. Люди были слишком измотаны дорогой, чтобы оказывать достойный отпор, и их потери всегда оказывались очень высокими. Впрочем, когда удавалось отразить их, Джон лишь сильнее хмурился. Однажды Бриенна услышала обрывок его разговора с женой, что покойников слишком мало, и, должно быть, их основные силы где-то в другом месте, вопрос только, где… «У Винтерфелла», — думал каждый, кто слышал его. Мелкие отряды, набредавшие на войско Севера, и те причиняли изрядный ущерб. Бриенна с тоской думала, что где-то мёртвых ещё больше, и все они поджидают их через пару миль. Где бы они ни были, главное, чтоб подальше отсюда… Джон говорил, что покойники прошли на юг под землёй, и Бриенна с ужасом представляла, как далеко они могли зайти. Сразу вспоминались пещеры, в которых их держало Братство… Сколько таких ходов проложено под землёй и куда они ведут — одним богам известно. Вместе с мёртвыми приходили ледяные пауки, проворно ползущие по снегу, как по собственной паутине. И Иные… Бриенна не хотела сейчас о них вспоминать, но всё равно невольно вспоминала. Жуткие чудовища из её детских кошмаров здесь, на Севере, явились во плоти. Холодные твари стрекотали на каком-то неведомом языке и двигались плавно и легко, как снежные тени. Бриенна видела их дважды за время похода. Один появился позади своего мёртвого войска, восседая на дохлой лошади с вывалившимися из брюха кишками. Он берёгся и не вступал в сражение, но Джон пробил к нему путь сам. Когда они схватились, мир вокруг будто замер в оцепенении. Каждый удар длинного ледяного меча мог лишить Север короля, но Джон оказался сильнее, и Иной умер, истаяв, как белый туман. Его смерть разрушила ту силу, что управляла телами мёртвых: они свалились на снег, и синие огни их глаз угасли. Так стало ясно, что в первую очередь нужно убивать не мертвецов, а их хозяев, и это знание в другой раз спасло жизни сотням человек. Ещё одного Белого Ходока Арья Старк сняла метко пущенной обсидиановой стрелой, когда ей удалось подкрасться к нему достаточно близко. С тех пор они перестали являться. Должно быть, поняли, что у ослабшего умирающего зверя, в которого превратилось их войско, ещё есть зубы и когти. Или просто решили, что люди и так скоро умрут от лишений, и ни к чему тратить на них силы. Порой Бриенне казалось, что так оно и есть. Сколько можно брести на лыжах в кромешной тьме через глухие леса, перемежаемые холмами и полями, где ветер лютует так, что с ног сбивает?.. Питаясь кониной, редкой рыбой, птицами и волчатиной, утоляя жажду растопленным снегом, настоями из древесных грибов и еловых лап? Должно быть, не слишком долго. Здесь, на Севере, Бриенна впервые воочию увидела, что значит последняя милость. Раненые не могли идти сами, а тащить их было некому. Поначалу их укладывали на сани, привязывая те к упряжи мамонтов, но без движения люди замерзали там в считанные часы. Сэмвел Тарли, сам исхудавший донельзя, делал всё, что мог, но даже и настоящий мейстер был бы бессилен здесь. Тогда друзья, пряча слёзы, оказывали раненым последнюю милость, лишая их жизни одним коротким ударом прямо в сердце. Северяне говорили, что в их суровом краю так уйти почётно: твоя смерть позволит выжить и сберечь силы другим. Север не прощает человеку слабости. Здесь же Бриенна услышала и другие истории, которые были немыслимы для её родных тёплых краёв. В суровые зимы старики уходили в леса, чтобы никогда не вернуться, позволяя спастись молодым, а матери душили детей в колыбелях, чтобы не слышать их голодный плач… Бриенна раздумывала, какое отчаяние могло на это сподвигнуть, и теперь знала ответ. Отчаяние близкой смерти. Все их жизни были жертвой богам Севера, а боги эти холодны, бесстрастны и кровожадны. Даже лики, вырезанные на чардревах, плакали кровью и изрыгали её из своих искорёженных ртов… Макушки деревьев вдруг зашевелились и ожили, сгибаясь от порывов внезапно прилетевшего ветра, и с неба снова посыпался снег. Бриенна уже всей душой возненавидела эту белую хмарь, мешающую видеть, пристающую к щекам и заползающую прямо в глаза. Снег прятал людей вокруг, словно их совсем не было, и тогда начинало казаться, что она бредёт через лес в полном одиночестве к цели, которой вовсе не существует. Мир вокруг сужался до нескольких ярдов, а разум готов был закричать от животного ужаса перед темнотой и смертью. «Идти вперёд. Нельзя останавливаться», — шептала она себе, когда пуховая перина снега начинала казаться слишком уж заманчивой. Она знала, что Королевский тракт они давно потеряли, и теперь шли наугад куда-то на юг. Шли, просто шли. Шаг, затем другой. Скрип лыж и шум собственного дыхания. Нельзя дышать ртом — говорили северяне, и Бриенна честно старалась не делать этого, хотя дыхания носом не хватало, чтобы напоить воздухом уставшие лёгкие. Джон возглавлял их войско, и Бриенна надеялась, что он знает, куда идёт. «Север — его дом, не может же он заблудиться в собственном краю», — говорила она себе, пытаясь утешиться. Без короля они давно передрались бы друг с другом и сгинули, но Джон был здесь. Два лютоволка, огромные и злобные символы Старков, всюду следовали за ними с Арьей, и от этого почему-то казалось, что их путь ещё может завершиться удачно. И красная жрица — воплощение самого огня… Никто не видел, чтобы она спала, ела или куталась в шубы, и оттого она казалась каким-то божеством, которое явилось с небес на землю, чтобы спасти их от погибели. Её молитвами костры горели ярко, а факелы возгорались без масла. Бриенну восхищало её волшебство, но она всё равно помнила чёрную тень в лагере Ренли и разговор колдуньи с Джоном, подслушанный на лестнице замка. Огонь дарит жизнь, но он же приносит смерть, и Мелисандра как нельзя лучше это олицетворяла. Если раньше войско было разделено обозом, то теперь смешалось и перепуталось, превратившись в одинаковые облепленные снегом фигуры, словно целый отряд снеговиков, бредущий сквозь лесные чащобы. Одичалые шли бок о бок с солдатами лордов, измеряя лыжами и снегоступами лиги Севера. Вольный народ, обычно шумный и весёлый, был погружён в какое-то мрачное молчание, и Бриенна уже которую неделю подряд не видела ни одной улыбки на лице обычно смешливого Тормунда. Чтобы отвлечься от боли в пояснице и ногах, Бриенна думала. Она вспоминала Тарт и размышляла об отце. Войска Эйегона Таргариена первым делом обрушились на Сапфировый остров, но ей говорили, что лорд Селвин жив и здравствует. Она надеялась, что там, на юге, он в большей безопасности, чем они здесь. Каждый шаг, который Бриенна делала к Винтерфеллу, был посвящён и ему тоже. Её не было рядом с отцом во время войны, но она попытается хотя бы так защитить его от куда худшей участи. Короли берут непокорных лордов в плен, мёртвый холод же — убивает, не различая, и лордов, и крестьян. Она могла бы попросить красную жрицу поискать отца в пламени, но от одного взгляда её жутких красных глаз нутро скручивало узлом. «Дейенерис против Эйегона… На чью же сторону встал отец, если оба короля — завоеватели, пришедшие из-за моря?» Бриенна надеялась, что он жив, и что им ещё суждено встретиться. Она со стыдом вспоминала свои глупые мысли о том, что на Тарте была одинока. Она многое бы отдала сейчас, чтобы снова обнять отца. Быть может, даже согласилась бы с его выбором, подчинив свою жизнь воле долга. Быть может… Тарт был невозможно далёк, почти как призрачные небеса, о которых говорили септоны, зато настоящая ледяная преисподняя окружала их со всех сторон. Бриенна думала о Сансе. Хрупкая юная девушка, но такая сильная и такая мудрая. Истинная дочь Кейтилин Старк. Бриенна должна была защитить дочь своей госпожи и исполняла эту клятву, как умела. Злобный дух в обличье леди Старк назвал Бриенну предательницей и клятвопреступницей, но это было не так. Бриенна металась между клятвами, честью и любовью, и сама выбрала свою судьбу, которая привела её в этот снежный лес. «Ради тебя, Санса. Ради вас, леди Кейтилин»… Воспоминания о леди Кейтилин заставили её обратиться мыслями к Арье Старк. Та двигалась где-то во главе колонны вместе с любимым братом, верным другом и собственным волком. Значит ли это, что обещание хранить её исполнено? Бриенна не приложила к этому никаких усилий. Арья сама выбралась из водоворота войны, и сама вернулась к родным. Однажды в Чёрном замке Бриенна набралась смелости и подошла к ней, изложив всё то, о чём говорила с Сансой. Арья, напряжённая, как натянутая струна, выслушала её в гробовом молчании. «Что мне до ваших клятв?» — спросила она недоуменно, точно вообще не поняла, зачем Бриенна говорит с ней. «Моя матушка давно мертва, а я не нуждаюсь в защите». Бриенна, обескураженная таким ответом, начала что-то мямлить, и Арья в ответ изобразила на лице улыбку, но в этой улыбке не было тепла. «Вы свободны, миледи Тарт. Клятвы, данные людям, заканчиваются вместе с их смертью», — сказала она и после недолгого молчания добавила: «Ланнистер тоже в чём-то клялся моей матери?» Бриенне стало не по себе от её слов. Имя Джейме она выплюнула, как самое грязное ругательство. Джон, имевший не меньше прав злиться на Джейме, и то обращался к нему куда более ровно. Должно быть, прохладный приём Арьи Старк был обеспечен Бриенне потому, что весь замок считает их с Джейме любовниками. Это было стыдно осознавать, но Бриенна готова была уплатить эту цену за счастье быть рядом с ним хотя бы короткое время. «Мы вместе обещали защитить вас», — пролепетала Бриенна, пунцовея, и Арья ухмыльнулась, точно не поверила ни единому слову. «Хорошо», — пожала плечами она, и Бриенна, окончательно сконфуженная, почти бегом покинула комнату, чувствуя себя невероятно глупой. Кажется, она и правда напрасно носится со своими бесполезными клятвами, тогда как сёстрам Старк до них и дела нет. «Большая наивная дурища»… Вести беседу с леди Сансой было намного проще. В Арье не было ни толики сочувствия, понимания или волнения, с какими слушала её Санса. Старшая сестра была тёплым солнечным светом, хоть и омрачённым тенью печали. Младшая была сработана из другого материала, схожего с валирийской сталью. Тёмная Сестра — так звался тонкий длинный меч, который она носила, и это оружие подходило ей как нельзя лучше. Была какая-то темнота на дне её глубоких серых глаз. И даже её волчица зыркала вокруг совершенно по-звериному, точно примеривалась, кого из людей сожрёт, когда отстанет от войска и вернётся назад по его следам… Вдох и выдох. Шаг, затем другой. Бриенна упрямо переставляла ноги и думала. Этот снежный мёртвый лес предоставлял сколько угодно времени для размышлений, загоняющих ещё глубже в темноту. Она думала о собственных глупых клятвах и брошенном где-то на Тарте отце. О потерянной матери и о синеглазом короле, которого не смогла уберечь. Её мысли были полны тоскливых сожалений: всё она делала не так, как должно, начиная с самого своего рождения. Она была плохой дочерью отцу и плохим защитником для Ренли. Она плохо исполняла свои клятвы, не сумела разыскать Сансу и Арью и не смогла выполнить своё предназначение, как велел ей долг перед семьёй. Какая-то пародия на женщину и на мужчину одновременно, не могущая в полной мере вести жизнь ни того, ни другого. Глупая неуклюжая пародия… Может, она была разве что хорошим другом. Она не в праве посвятить бедного Подрика в рыцари, зато может поделиться с ним своим ужином и проследить, чтобы с ним не случилось ничего худого. Ей никогда не суждено быть женой Джейме, но этой зимой она может дарить ему своё тепло и прикрыть спину в бою. Джейме сейчас шёл где-то слева от неё, и ей не нужно было поворачиваться, чтобы чувствовать его присутствие. Она давно угадывала его по шагам и по звуку дыхания, по одному только его появлению. Джейме был её путеводной звездой среди этого моря темноты. В её сердце жило тепло, которое остынет лишь вместе со смертью, и имя ему — Джейме Ланнистер. Встреча, перевернувшая всю её жизнь с ног на голову и подарившая всё самое лучшее, что было с ней за долгие годы. Если жив он, жива и она. Вместе они пережили столь многое, что, казалось, знали друг друга всегда, но он каждый день заново удивлял её. Он был вконец измотан переходом, но находил силы улыбаться ей, поднимая настроение. Уроженец Запада и сын богатейшего лорда, он никогда не ходил в пешие походы по Северу и теперь отчаянно костерил северный лес и лыжи, но всё равно шагал вперёд с невероятным упорством. Он жуткий упрямец, ещё похлеще неё самой, и, быть может, поэтому они до сих пор живы. Бриенна всегда делила их дневной паёк на на троих и оставляла им с Подриком чуть больше, чем себе, надеясь, что хотя бы так поддержит их силы. Однажды Джейме подловил её на этом и заставил съесть её собственную долю и его в придачу. «Если я ещё раз поймаю тебя за этим, делить буду я. Клянусь, тебе это не понравится», — сказал он ей, грозно прищурившись. «Никакой остановки, Бриенна Тарт», — говорил он ей, когда она пыталась встать и отдохнуть, а то и вовсе прилечь в этот манящий холодный снег. «Нет-нет, давай, топай вперёд. Иди к своему отцу или проклятой Сансе Старк, но не вздумай стоять», — и Бриенна шагала, слушая его ворчание, как самую желанную музыку. «В худшей заднице я просто не бывал. Даже Бравые Ребята меркнут перед Севером. Ненавижу чёртов Север и Старков с самого первого дня, как только увидел лорда Эддарда», — шипел он на подъёме по крутому лесному холму, проваливая палками снег. Но он поднимал оружие в защиту Винтерфелла и всех Семи Королевств, и Бриенна знала это. Не ради себя, не ради выгоды или славы — какая же слава найти конец в волчьем желудке среди бескрайних каменных пустошей? — но ради своих убеждений, которые не каждый мог бы понять. А она понимала. В другие дни он начинал рассказывать ей о весне. «Когда зима кончится, мы непременно искупаемся в море возле Утёса. Или на Тарте. Мы весь день будем валяться на солнце и не сделаем ни единого шага на этих грёбаных лыжах. Будем плавать в тёплой воде голышом и объедаться персиками прямо с деревьев. Честное слово. На Тарте растут персики? Что? Не хмыкай так, не то я решу, что ты мне не веришь». Бриенна улыбалась и не верила, но всё же шла вперёд. Сейчас мысль о том, чтобы снять хотя бы один слой одежды, казалась ей дикой, но она легко могла бы вообразить, как они вправду купаются в море на Тарте или ездят посмотреть на водопады, а над головой сияет солнце, и всюду одна сплошная зелень и лето. Лето, которому нет конца. Порой ей действительно становилось легче. Эти мечты отвлекали её от затёкшей поясницы и заледеневших ног. Больше всего на свете ей хотелось лечь в этот снег, обнять Джейме и уснуть. Спать так же безмятежно, как тогда, в палатке, давно брошенной ими где-то в лесу, или там, в Чёрном замке, в маленькой тёмной каморке, где можно было прижиматься друг к другу в полумраке. Обнять его и уснуть, забыв все горести и потери… Но те, кто ложился в снег хотя бы на несколько минут, устав от тяжести перехода, больше уже не поднимались, и каждый из них хорошо это знал. Сон — это смерть, но идти дальше с каждым шагом становилось всё труднее. Сладкое спокойствие смертельной дрёмы начинало казаться гораздо предпочтительней, чем ещё хотя бы один шаг. В темноте и застилающем глаза снегу Бриенна не сразу заметила, что войско выбралось из лесу на холмистые равнины. Только что вокруг стояли сосны, достающие до самых небес, а теперь над головой раскинулось небо, крошась им на головы клочьями снежных туч. На Севере их было немало — огромных, заваленных снегом пустынь, вслед за которыми вновь начинались непролазные леса. Впереди идущие солдаты уже взбирались на холм, и цепочки их факелов казались бледными змеями, медленно ползущими в гору. Ветер тут задувал такой, что Бриенна на миг задохнулась. Должно быть, факелы не гасли лишь благодаря Мелисандре Асшайской, и от их прыгающего света по всему холму скакали тени. Снежные копья летели навстречу, едва не пронзая насквозь. Настоящая буря — одна из тысячи, что настигали их отряд за время перехода. С падением Стены погода будто взбесилась и начала уничтожать людей ещё более яростно, чем прежде. Метели, бураны, холодный туман, лютый мороз, ледяной дождь и град сопровождали войско почти всю дорогу. Люди умирали от обморожений и простуд гораздо чаще, чем от ран. «Это они насылают стужу», — ворчали северяне, имея в виду Иных, но боясь произносить это слово вслух. Бриенна верила им. В конце концов, кому, как не жителям Севера, знать, что такое настоящая зима. — Проклятый Север, — в который раз пробормотал Джейме, и Бриенна была с ним согласна. Её руки вконец оледенели, а пальцев она и вовсе не чувствовала. Взобраться на эту снежную кручу было выше её сил, но она упрямо сжала зубы и крепче стиснула опорные палки, втыкая их в снег. Подъём дался ей непросто: мышцы задрожали от напряжения, но она повернулась и боком двинулась вверх. От непривычной нагрузки тело взвыло новой болью, которая молнией прострелила от пяток до макушки. «Если мы доберёмся до Винтерфелла, я не смогу подняться на ноги по меньшей мере неделю», — отстранённо подумала она, и оглянулась на Подрика, морщась от боли в затёкшей шее. Тот, укутанный в шарфы так, что виднелись одни глаза, упрямо сражался с подъёмом. «Что ж, мы точно прошли больше, чем ждёт впереди. Уже нельзя повернуть назад. Идти вперёд — всё, что нам осталось». Один из северян вдруг потерял равновесие на склоне и, размахивая руками, поехал вниз, повалившись на лыжню и чуть не сбив Бриенну с ног. Она помогла ему подняться и осознала, что даже это простое движение стоило ей слишком многого. Они идут все вместе, но каждый из них бережёт собственные силы. Она не раз видела, как люди проходили мимо тех, кто осел в снег, не пытаясь поднять их или подать руку. Всё, что было в них человеческого, медленно вытравливал холод, и концу этого пути они могут превратиться в злобных зверей, зубами выгрызающих друг у друга добычу. Не на то ли рассчитывают Иные? К чему вступать с войском Севера в сражения, если оно и так перемрёт от холода и лишений? Они добредут до Винтерфелла в полной готовности и сразу приступят к его осаде. Бриенна прикусила губу и запретила себе об этом думать. Один холм сменился другим, вдвое выше, и прямо на середине подъёма Бриенна поняла, что рыдает от изнеможения и бессилия. Слёзы были тёплыми — вообще самым тёплым, что она помнила за весь сегодняшний переход. Кажется, они забрели в какие-то непролазные горы, которые скоро начнут доставать прямиком до небес. Тело оглохло и отказывалось подчиняться приказам. «Ну же, давай, — шептала она себе. — Шагай же, проклятая». Тут она услышала, как за спиной испуганно ойкнул Подрик и оглянулась. Не хватало ещё, чтобы с ним что-то случилось. Это было вторым её главным страхом на этом пути. — Под? —  выговорила она, заслоняя глаза рукавицей от летящих снежинок. Звук, вышедший из горла, был похож на хриплое воронье карканье. Парень указал куда-то вбок, слева от неё. Бриенна с трудом повернула затёкшую шею, и сердце остановилось. Джейме Ланнистер распластался на снегу лицом вниз, беспомощно раскинув руки. Нет, нет, нет… Бриенна разом позабыла про собственную усталость, подобралась к нему и сбросила лыжи, переворачивая на спину. Сердце бухало, как сумасшедшее, словно пыталось разломать грудную клетку. Шарф размотался, и его бледное лицо было густо присыпано свежим снегом. Снег застрял в бороде, громоздился на приоткрытых губах и, кажется, даже не таял. «Он умирает», — осознала Бриенна, и ужас завопил в ней, пронзив до самых кончиков пальцев. «Нет. Нет. Нет. Нельзя. Ты не должен». Второй раз она не переживёт подобное. — Мы скоро дойдём, — пообещала она вслух, сама не зная, зачем. Джейме не отвечал ей, а Подрик, стоящий рядом, смотрел на них широко раскрытыми от страха глазами. Люди равнодушно брели мимо, кто-то даже выругался, вынужденный тратить силы на то, чтобы обойти их троих. Бриенна стащила рукавицы и принялась легонько смахивать с его бледного лица снег. Глаза Джейме были закрыты, а кожа казалась ледяной, но он дышал. Пока ещё дышал. Ветер издевательски хохотал над головой, визжа и улюлюкая голосами ночных чудовищ. Он устал, он смертельно устал. Он слишком давно не ел и не отдыхал. Бриенна со стоном поднялась и стащила с его ног бесполезные лыжи. Джейме Ланнистер уже не раз побеждал собственную смерть, победит и в этот раз. А если нет, ей тоже ни к чему идти в Винтерфелл. Она останется здесь, с ним. Прямо посреди этой долгой ночи. Быть может, их души воспарят в золотые чертоги Отца и будут вместе гулять по волшебным садам и пировать за высокими столами. Она не бросит его, это точно. Никогда. Они слишком многое пережили вместе и уйдут из этого мира только вдвоём… Бриенна рванула полу кожуха и вытащила из-за пазухи бурдюк, тёплый от её тела. Приложила горлышко к истрескавшимся губам, но вода бесполезной струёй потекла на бороде, прожигая снег. Людской поток огибал их, как медленная река. Скоро они останутся совсем одни посреди этих заснеженных холмов, в полутора милях от ближайшего леса. — Факел, прошу вас, факел! — взмолилась она, протягивая руки к тем, кто проходил мимо, но люди, иссушенные собственным бессилием и болью, словно оглохли и не откликались. Бриенну сковал ужас, она никак не могла сообразить, что им делать. Подрик помчался к солдатам, выпрашивая огня. — Нет, нет, нет. Слишком рано. Ты не должен… — повторяла она, как заклинание. Бриенна плакала, и слёзы замерзали у неё на щеках. Так плачет ребенок, который потерялся в лесу и никак не может найти дорогу домой. Так плачет женщина над угасающей жизнью любимого человека. Она попыталась поднять его, но тело было слишком тяжёлым и окостеневшим. Почти мёртвым. Наконец явился Подрик с факелом, осветившим бледное лицо с посиневшими губами. Бриенна подняла Джейме веки, и зрачки сузились, подтверждая, что он ещё жив. Жив. — Подрик, свяжи его лыжи. Потащим на них. Сколько сможем. Не слишком далеко, это точно, но просто сидеть и ждать его смерти было выше её сил. Если бы здесь был лес, они развели бы костёр и хоть как-то отогрелись, но между голых холмов завывал один ветер. Подрик завозился в своей котомке, вытащил моток кожаного шнура и принялся за дело, связывая вместе петли лыж и проделывая ножом отверстия на их пятках. Бриенна повернулась к Джейме и воткнула факел в снег, поднесла к нему его руку в обледенелой меховой рукавице. Собственная кожа, кажется, была готова лопнуть от мороза. Но она не замечала этого, сжимая и разжимая его пальцы, заставляя кровь ходить по жилам. Лежать без движения — верная смерть в этом холодном плену. Она прижималась лицом к его лицу и пыталась согреть его хотя бы своим дыханием, но губы Джейме были ледяными и твёрдыми, совершенно замёрзшими. — Живи, слышишь, живи. Я не позволю тебе умирать. Джейме ничего не ответил. Он пока был с ними, но уже находился где-то за пределами этой снежной бури. Жизнь ещё теплилась в нём, но с каждой секундой медленно покидала тело вместе с теплом, исчезая в безжалостной ночи. — Миледи, вы слышали? — спросил вдруг Подрик взволнованно. Бриенна ничего вокруг не слышала, слёзы душили её, а предчувствие близкой потери оглушало, как погребальный набат. — Рог, миледи! Сигнал рога! — Сколько? — мёртвым голосом спросила она, пытаясь сдержать рыдания. Если три, можно начинать прощаться с жизнью. — Один. Один сигнал означал, что рядом свои. Люди, уже достигшие вершины холма, закричали на десятки голосов, и Бриенна не сразу разобрала, что они кричат «Винтерфелл». Винтерфелл? Здесь? Откуда? Этого замка вовсе нет на земле, и никогда не было. Вся их прошлая жизнь приснилась им в мёрзлых лесах Севера, всю свою жизнь они только и делали, что шли. Проходящий мимо одичалый сжалился над ними и помог сгрузить Джейме на широкий настил лыж. Его ноги и руки волочились по земле, но ничего другого у них всё равно нет: почти все сани и волокуши давно пошли на дрова, а те, что остались, заняты огромными кожаными шатрами одичалых, где люди отогревались ночами. Бриенна укрыла лицо Джейме шарфом, обмотала тело верёвкой под мышками и привязала к петлям лыж, а потом впряглась в непосильную ношу. Лыжи никак не желали сдвигаться с места, ноги проскальзывали и подгибались, а боль в теле опалила огнём. Когда они медленно двинулись с места, Бриенна зарычала, как раненый зверь, настигнутый охотниками. Шаг, ещё один шаг. Всего один шаг, а после другой. Это не так сложно, они почти пришли… Подрик подталкивал лыжи Джейме сзади, что есть силы направляя их вверх. Каким-то чудом они сумели достичь вершины и увидели сквозь мрак сигнальный костёр, зажжённый на одной из башен замка, прячущегося в темноте. Их ждут. Эта мысль придала ей сил. Катиться вниз по длинному пологому склону холма было проще, чем взбираться наверх. Наст, твёрдый и скользкий, помогал и одновременно с трудом позволял сохранять равновесие. Бриенна мчала с той скоростью, какой сама в себе не подозревала. Подрик едва поспевал следом. Не имела значения боль и усталость, они отдохнут, когда доберутся до замка, лишь бы успеть. Лишь бы вовремя. Им нужно в тепло, нужен мейстер, все прочие хлопоты подождут. «У меня есть, ради кого жить, а если его не станет, не станет и меня». Мёртвые или живые стоят на пути — всё равно. Нужно успеть. Ветер резал кожу, будто пытался содрать её с лица длинными ледяными ножами. Ноги и спина были сделаны из отборной боли. В глазах всё плыло от тяжести и усталости, но Бриенна запрещала себе падать и проваливаться в забытьё. Ещё немного. Совсем немного. Верёвка, которую она тащила, врезалась в плечо, как лезвие меча. В глазах мельтешили снежинки, и между ними — один дальний огонёк, крохотная точка в безбрежном море тьмы и снега. Винтерфелл. Спасение. Жизнь. Ворота замка выросли перед ней так неожиданно быстро, что, должно быть, добрую половину пути она проделала без сознания. Бриенна не могла различить людских лиц — вместо них только светлые пятна и оранжевые блики огней между ними. Люди вокруг кричали и торопились, куда-то спешили и о чём-то спорили. «Мы дошли…» Бриенна сначала ещё видела их, а потом ноги вдруг разъехались, она упала и ткнулась лицом в снег. Всё вокруг затопила темнота.