Ветер с севера

Я прошёл двенадцать домов небес, Мне дышали в спину двенадцать ветров. Я прошёл край печали и мёртвый лес, Чтоб вернуться в дом среди этих холмов. Слышишь, я уже здесь, я ступил на порог. Я уже не уйду. Я пришёл, чтоб остаться с тобой. Постели мне постель, глаза мне закрой. Здравствуй, я вернулся домой… Иллет

Поляну окружали высоченные заснеженные сосны, восстающие из сугробов, как покойники из могил. Падающий снег делал ночное небо почти белым, сходным с окружающим белым миром. Сандор взмахнул топором и ударил по ближнему дереву, уронившему вниз целый ворох жёлтых иголок. Звук гулко отозвался в лесу и отправился бродить меж стволов деревьев. От следующего удара иглы опять повалились на плечи, а щепки дождём брызнули во все стороны, осыпая свежий снег. Сандор не замечал холода и усталости, вкладывая в эти удары всю свою силу. Глаза заволокла мутная пелена, странно похожая на слёзы, но он смаргивал её и снова принимался за дело. Дюжина сосновых стволов была готова, теперь дело за малым — нарубить сухостоя, чтобы разжечь достаточно большой костёр в этом вымерзшем лесу. «Костёр, чтобы сжечь надежду». Сандор сморгнул и ударил в последний раз. Высокое мёртвое дерево давно иссохло, но упорно цеплялось за землю и простояло бы ещё, да встретилось с топором. Оно рухнуло набок с жалобным скрипом, напоминающим человеческий стон. Сандор обрубил сухие ветви, сложив их отдельно, после принялся обтёсывать гнилую кору и пилить бревно на части. Ещё нужно расколоть их и хорошенько облить последним оставшимся маслом. Он даже не заметил, как из лесу появился Белка, насвистывающий какую-то одичалую песню. — Великан грозится уйти, если ты не поторопишься, — предупредил он, опасливо держась в стороне. — Срать я на него хотел, — сквозь зубы процедил Сандор, продолжая работать. Белка как-то странно посмотрел на него, пожал плечами и исчез. Пила застряла в дереве. Сандор выругался, плюнул на снег и зарычал. Хотелось искрошить этот проклятый лес в мелкую щепу, но быстрее подохнешь, чем сделаешь это. Северный лес — ровесник этого мира и, кажется, вообще бесконечен. Даже странно, что их отряд, бредущий по нему, до сих пор жив. «Мы живы, а вот Неведомый — нет», — тоскливо подумал Сандор, сглотнув тугой ком в горле. В глубине души он знал это с самого начала их путешествия. Южные лошади не годятся для того, чтобы бороздить северные снега. Для них здесь слишком холодно и вовсе нечего есть. Овёс кончился уже давно, сено и того раньше, а докопаться до какой-нибудь травы под четырёхфутовыми сугробами невозможно — копай не копай, внизу один замёрзший мох. Сандор берёг силы коня и все последние дни шёл на лыжах, сгрузив на него лишь их невеликую поклажу. Неведомый отощал и беспокойно ржал, поводя глазами, а Сандор всё сильнее стискивал зубы, зная, что каждый шаг вперёд приближает коня к смерти. Войлочная попона покрылась тяжёлой ледяной коркой, снег оседал на шее и путался в гриве, заставляя Неведомого дрожать от холода, и напоить его было нечем, кроме разве что ледяной воды. Люди и сами питались невесть чем, чаще всего всё той же кониной или редкой дичью. Неведомый ещё продержался довольно долго — другие издохли и того раньше. «Он всегда был крепким парнем. Он прошёл сотни лиг и размозжил рожи десяткам мертвяков, но теперь его путь окончен», — подумал Сандор отстранённо, бросив пилу и подняв топор. Он не позволит ледяным ублюдкам оседлать Неведомого после его смерти и не даст волкам поживиться им. Этот конь достоин куда лучшей участи. Когда Большой Джон Амбер услышал, что Сандор собирается сжечь своего коня, то смеялся добрых пять минут, чем вызвал нестерпимое желание двинуть ему в зубы. — Жареная конина вкусна, не спорю, но замороженная послужит нам гораздо лучше, — посоветовал он Сандору, не переставая гоготать. — Никто не будет его жрать! — оскалился Сандор так, что недоумение в глазах Джона сделалось почти осязаемым. Сандор не собирался ничего никому объяснять и просто остался на месте, когда весь отряд двинулся дальше. В конце концов они заметили, что что-то не так, и остановились, заслышав позади стук топора о дерево. Он и сам не знал, зачем ему всё это нужно, — насмешки окружающих и бесполезная трата сил, но упрямо махал топором, вымещая в ударах всю свою злость и отчаяние. Только так он мог спастись от этого клубка ядовитых змей, шевелящихся в груди, стиснувших горло узлом. Если он не займёт руки работой, то просто разревётся, как сопливая девчонка. По коню можно горевать сильнее, чем по человеку — он всегда это подозревал. «Мы пробыли вместе немало лет и пережили слишком многое, чтобы бросить тебя здесь на поживу ледяным тварям». Сандор слышал, что Иные порой седлают мёртвых лошадей, и эта мысль не давала ему покоя. Неведомого они не получат. И Большой Джон тоже. Только огонь. «Север подарил мне слишком многое — жену, дом и смысл моей грёбаной жизни, а теперь забирает уплату этого долга…» Амбер что-то говорил насчёт просто очередной павшей лошади, но Сандор знал, что не может так его назвать. Слово друг подошло бы куда лучше… Никто не бросает лучших друзей непогребёнными, а копать могилу в этом снегу всё равно, что в зыбучих песках Дорна — бесполезное занятие. Остаётся только огонь… Когда с дровами было покончено, Сандор взглянул на Неведомого, распластанного на снегу, и опустил руки. Одному его нипочём не сдвинуть, а звать на помощь северян он и не подумает. «Я законченный идиот, не зря эти ублюдки смеются. Будь я чуть поумнее, давно свежевал бы тушу», — подумал он мрачно, примериваясь, как обвязать окостеневшее тело, чтобы втащить его на брёвна. «Любой умный человек сожрал бы тебя, и дело с концом, да только не я», — пробормотал сам себе Сандор, смаргивая слёзы, одевавшие ресницы ледяной коркой. «Север безжалостен, и плату свою берёт кровью. Но лучше бы моей»… Он снял рукавицы и обвязал переднюю ногу коня верёвкой, шипя от холода. Пенька вся заледенела и плохо слушалась. «Иные так и найдут меня здесь рядом с мёртвой лошадью, но живым я им не дамся». — Я охрененно замёрз, Клиган, — неожиданно раздался за спиной голос. — Если ты не пошевелишься, мертвяки со всего леса сбегутся на стук твоего топора. — Иди в пекло, — проскрежетал Сандор, не оборачиваясь. За прошедшие месяцы голос Халлека он успел выучить достаточно хорошо. — Никогда не видел, чтоб плакали по дохлой лошади, — усмехнулся тот. «Неведомый. Так его звали. Не какая-то вислобрюхая кляча, а Неведомый. Я сам выбрал это имя долгие годы назад». Он не стал ничего отвечать — можно было начистить ему рожу, да толку. Напрасная трата сил. Халлек прав. Рыцари юга редко привязывались к своим лошадям, чтобы в случае чего не горевать о потере. Только не он. Старший брат как-то говорил, что Неведомый суть отражение его самого. Может и так. Конь во всяком случае мёртв. Наверняка и ему самому недолго осталось месить этот бесконечный снег. «Пёс короля Джоффри умер, и мы не будем больше о нём вспоминать», — некстати прозвучал в голове спокойный голос монаха. Верно, умер. «А теперь исчезло и последнее, что нас с ним связывало». Сандор слышал вдалеке голоса и различал среди них громовой бас Джона Амбера. Там, ярдах в двухсот, одичалые и северяне терпеливо дожидались его возвращения. «Должно быть, они опасаются идти вперёд без валирийской стали, иначе давно бы бросили меня одного», — кисло подумал Сандор, справляясь с верёвкой. — Зимой надо беречь силы и не тратить их зря. И еду тоже. Халлек всё никак не мог угомониться, напрашиваясь на расквашенный нос. Сандор медленно распрямился и повернулся к нему, кривя рот в злобном оскале: — Если бы я хотел послушать твои блядские советы, я бы их попросил. Тот усмехнулся в ответ своей обычной гадкой ухмылкой. — Давайте, парни, — кивнул он одичалым за его спиной. — Этот уже окончательно спятил, нам тоже недолго осталось. Конь у него и правда был славный. Погано будет, если он оживёт и покусает нас за задницы. Одичалые приблизились и впряглись в верёвки, затаскивая мёртвую тушу на брёвна. Голова коня жалобно запрокинулась, широко распахнутые глаза смотрели в белёсое небо, а снег оседал на них и больше не таял. Сандор выпустил верёвку из рук и пошёл к груде дров, хвороста и елового лапника. Он обложил тело Неведомого толстыми сухими поленьями, переложил их тонкими ветками и забросал сверху колким крошевом. Поверх вылил остатки масла, припасённые в кожаном бурдюке. Потом ударил огнивом и стал смотреть, как искра медленно разгорается в жадное пламя. — А теперь нам лучше уйти отсюда, не то я не выдержу и сожру его, — буркнул Торфи за его спиной. — Тогда Клиган сожрёт тебя, — расхохотался Халлек. Сандор не стал их дальше слушать. Ему давно не приходилось терять кого-то, кто был ему хоть немного дорог. Чувство привязанности было настолько позабытым, что казалось вовсе незнакомым. До недавнего времени. Дорожить кем-то — значит быть слабым, и он не мог себе этого позволить. Сейчас он чувствовал себя слабым, как никогда. Когда пламя как следует разгорелось, он коротко бросил: — Идём. Натянул на ноги лыжи и направился в сторону отряда, ни разу не оглянувшись. Костёр ещё долго бросал отблески на стволы деревьев, пока и его не поглотил бескрайний северный лес. На третий день после памятного погребального костра сосны и страж-деревья отступили, и перед глазами раскинулась широкая озёрная гладь, заметённая снегом. Здесь будет хорошо видно вдаль, если луна станет светить хоть сколько-нибудь ярко. Ни войска короля, ни мертвецов… Настоящая ледяная пустыня. Отряд двинулся по кромке воды, скованной толстым ледяным панцирем. Они старались не приближаться к берегу, но и не терять его из виду, чтобы не заблудиться окончательно. Идти стало легче, чем прежде, и они продвигались вперёд быстрее, чем по глухому, заваленному упавшими деревьями лесу. — Долгое озеро, — пробубнил Джон Амбер сквозь заледеневший шарф. — До Винтерфелла меньше ста лиг. Он был северянином и хорошо знал свой край, в этом Сандор уже убедился. Сто лиг… Он поморщился, представив, сколько ещё им предстоит идти. Он наивно надеялся, что они прошагали вперёд достаточно много, и теперь уже на подходе к замку, но реальность оказалась гораздо паршивее. Ноги гудели от целого дня, проведённого на лыжах, а глаза безбожно слипались. Сандор был не прочь свалиться прямо на лёд и остаться тут на пару суток, чтобы просто поспать, но стоит решиться на такую глупость, как вскоре будешь мёртв. Он и так позволил себе сглупить. Довольно и этого. Зимний поход на лыжах в кромешной тьме — точно самая выматывающая хрень из всех, в каких ему приходилось принимать участие. Живот возмущённо урчал, требуя, чтобы в него забросили хоть какую-то человеческую еду, но вместо этого Сандор жевал мёрзлый кусок древесного гриба, обнаруженного одичалыми, и надеялся, что останется после этого жив. Ноги двигались как-то сами по себе, и Сандор предпочитал не замечать, как ноет раненое бедро. Мозги отупели и заледенели, и большую часть времени в них не водилось ни единой захудалой мысли. Наверно, именно так должны чувствовать себя мертвецы, бредущие где-то вслед за ними в северных лесах. «Или осаждающие Винтерфелл». Даже после смерти этим беднягам нет покоя. Чаще всего он думал о Сансе, ждущей его где-то впереди. «Если вообще ждущей». Холод вымораживал из головы последние крохи надежды, зато мрачными картинами делился щедро. Ему воображалось, что Винтерфелл пал, и над опустевшим замком реют знамёна, истрёпанные ветром. Виделось, что войско короля Севера входит в ворота, и часовые ошибаются, впуская внутрь целую орду мертвецов. Грезился белый туман, заволакивающий весь свет, а после почему-то огонь, сжигающий всё вокруг, превращающий этот мир в белый пепел, похожий на белый снег. Порой он бредил наяву, и это пугало. Одичалые бодро переставляли лыжи, но по ним всё равно было видно, что они устали. Лица у всех заросли жёсткими ледяными бородами, шапки и шубы были плотно покрыты то ли инеем, то ли смертельным саваном, а громоздящаяся за плечами поклажа делала фигуры горбатыми и неуклюжими. Север окружал их всех, и не было ему ни конца, ни края. — Пойдём по Белому Ножу и повернём на Винтерфелл возле Лосиных скал, — сказал Джон Амбер на одном из озёрных привалов. — Королевский тракт замело, да и кто знает, что поджидает нас на нём… — После этого он тихо добавил себе под нос: — Надеюсь, дядюшки успели отвести наших людей в Винтерфелл… — и надолго замолчал. Дураку ясно, что даже этого северного великана вымотал такой поход. Сандор шёл, не особо интересуясь, каким путём идёт. В Винтерфелл — это всё, что ему нужно было знать. Затея идти по реке не лишена смысла. Быть может, так им удастся избежать засады… Или, напротив, нарваться на неё — никто не мог заранее этого знать. Они шли так долго, что все дни слились воедино, если эти промежутки между сном вообще можно было назвать днями. Скорее, одна тягучая ночь, морозная и жуткая. По крайней мере, река точно выведет их куда надо, а вот заблудиться в этом корявом лесу проще простого. Один он давно бы потерялся и сдох, тут даже и думать нечего. Белый Нож широко разливался в русле и петлял, как брошенная на землю лента. Северяне говорили, что эта река была судоходной, и весной по высокой воде корабли могли подниматься чуть ли не до самого Долгого Озера, а на плоских узконосых лодках можно было войти прямо в него, миновав каменистые пороги. Сейчас всё вокруг укрывал снег, и широкое ложе реки было белым и пустынным. Спустя ещё три перехода по правую руку от них вместо высоких песчаных берегов потянулись скалы, с виду казавшиеся совсем неприступными. Большой Джон долго придирчиво шёл вдоль них, потом наконец остановился и велел отряду поворачивать. Халлек крикнул Белку и приказал ему взбираться наверх и разведать обстановку. Тот понятливо кивнул, привязал лыжи на спину и стал примериваться, где лучше подняться. Скоро он ловко пополз по скале, находя зацепы для рук и ног там, где, казалось, была голая стена, и быстро растворился в высоте. Отряд напряжённо оглядывал берега и белую пустоту русла реки. Одичалого не было целую вечность. Люди встревоженно переговаривались друг с другом, строя догадки. Сандор уже решил, что можно с ним попрощаться, но тут хитрая дикарская рожа показалась над кряжем, и все облегчённо выдохнули. Бой с мёртвыми после целого дня на ногах — плохая затея, а теперь, когда у них даже костров нет, и вовсе был бы некстати. «Всё спокойно», — жестами показал Белка и сбросил верёвки. Сандор связал лыжи вместе, закинул их за спину и отправился покорять скалу, надеясь не ухнуть вниз с высоты. Вблизи Лосиные скалы оказались не настолько крутыми, как выглядели издалека: они были изъедены глубокими трещинами и выбоинами, напоминая выточенные ветрами ступени. В лунном свете их расписывали тени. Сандор стащил рукавицы, чтобы лучше чувствовать голый камень, и в полной мере ощутил, какой мороз стоит вокруг. Он впивался в выступы пальцами, хватался за верёвку и судорожно искал опору ногами, так и норовящими скользнуть вниз. Холод сочился прямо в пальцы, а под ногами простиралась звенящая пустота. На головы нижних сыпалась мелкая каменная крошка. «Хочется верить, верёвка выдержит». Сандор весь взопрел и дважды едва не свалился, шёпотом ругая Большого Джона на чём свет стоит. Амбер в ответ заверял, что лучшего места для подъёма им не найти в ближайшие десять миль. Он и сам покраснел, размотал свой шарф и дышал паром, как кипящий котелок. Когда Сандор наконец поднялся, то обнаружил на вершине скал мелкий перелесок, укрывающий их от чужих взглядов, а следом простиралось на мили вперёд снежное поле. Джон Амбер скомандовал привал. Не лучшее место, но хотя бы с одного боку они будут защищены от нападения в случае чего. Или будут прижаты мёртвыми к обрыву высотой двести футов, тут уж как повезёт. Костры никто не разжигал, чтобы не выдать своё положение всем, кому есть до этого дело. Полная луна зловеще пялилась на них своим светящимся глазом. На снегу виднелись следы лыж и два больших тёмных пятна, при ближайшем рассмотрении оказавшихся оленьими тушами. Белка сумел как-то сбить их, пока ходил на разведку, и притащить на связанных лыжах в лагерь. Сандор в который раз подивился умению одичалых выживать. Редкая удача — дичь в этом мёртвом лесу. Иногда они целыми днями шагали впроголодь и жевали мох или древесные грибы, чтобы совсем не свалиться с ног. Халлек вспорол еще тёплому трупу горло, и начавшая густеть кровь полилась в деревянную чашу. — Сюда, Клиган, — подозвал его вождь дикарей, губы которого уже были красны, как у какого-то полуночного вурдалака, — самое время пить её тёплой. Ну же, не морщись, — рассмеялся он, поглядев на его лицо, — оленью кровь за Стеной пьют даже малые дети. Давай, если не хочешь, чтоб зубы все выпали. Сандор не поверил ни слову, но в животе немедленно гулко заворчало. Единственное тёплое питьё, что они увидят в ближайшее время, кроме разве что талой воды, от которой мутит не хуже, чем от крови. «А без зубов я буду ещё краше прежнего». Он медленно отпил глоток, борясь с дурнотой. Хотелось выблевать густую солоноватую жижу назад, нутро судорожно сжалось, но приняло пищу. «Вот я и сам стал дикарём», — подумал он, вытирая рот. Одичалые ловко потрошили туши, сдирая шкуру и разрезая мясо на тонкие исходящие паром пласты. Люди Джона Амбера тоже приступили к делёжке. Разводить огонь на такой высоте — сразу выдать себя. Тем, кто захочет их найти, не придётся и пальцем о палец ударить, в морозном воздухе столб дыма взметнётся наверх до самых небес. Одичалые не расстроились и принялись отправлять в рот сырое мясо. Сандор подозрительно понюхал свой шмат и тоже последовал их примеру. Оленье мясо было пресным и тугим, но он, преодолевая отвращение, продолжил жевать его. Некогда воротить нос — ты либо выживаешь, либо нет. Это точно не самое пакостное из того, что ему приходилось есть в жизни. Живот негодующе забурлил, но, похоже, смирился. Джон сказал, что остановиться на ночлег лучше в этом перелеске, потому что дальше на лиги вперёд ждут открытые равнины и голые холмы, где невозможно укрыться. Сандор мешком свалился на еловый лапник, укутался в шкуры и намеревался спать, пока усталость ещё пересиливает чувство холода. Винтерфелл был близко. Определённо куда ближе, чем Стена, которая осталась в сотнях миль позади. Когда отряд выдвигался из Глубокого Озера, Сандор почти не верил, что они когда-то достигнут цели, но теперь был близок к замку как никогда. Амбер говорил, ещё несколько переходов, и они на месте. Что-то увидит он там?.. Впереди была неизвестность, позади одна темнота. Может, они так стремятся к замку, который давно захвачен мёртвыми… Они словно совсем пропали из этого мира и даже не верилось, что где-то живут своей жизнью большие города, в которых болтают на тысяче языков другие народы, а по морям плавают торговые галеи и пиратские суда. Казалось, будто во всём мире существует один северный снег… Громкий шёпот часовых, в тишине ночи показавшийся оглушительным, стряхнул с Сандора сон и заставил поднять голову. — Что там? — прошептал одичалый Ренди второму дозорному, северянину. — Кажется, люди идут, — ответил тот с неуверенностью в голосе. Сандор окончательно проснулся от этих слов. Что если король Джон заплутал и решил пойти по тому же пути, что выбрали они сами? Белый Нож точно вывел бы их на место, это единственная крупная река окрест. Он нехотя выпутался из одеял и приблизился к караульным, поплотнее укутавшись в свой плащ. Они прятались за большим камнем на краю обрыва, укрытые шкурами так, что сами казались валунами, и пытались разглядеть, что творится в ложе реки. — Трубить? — одними губами спросил Сандора Ренди. — Пока нет. Сперва посмотрим, что там. В русле и правда что-то двигалось, как будто какой-то отряд или большое стадо животных, но издалека в скупом лунном свете нельзя было понять наверняка. — Будите людей. Огни не зажигать. Навряд ли это наши друзья. Одичалые и северяне бесшумно просыпались и едва ли не ползком подбирались к краю, вглядываясь туда, откуда они сами пришли часы назад. Следы их лыж тёмными полосами расписывали речной лёд. Сандор весь закоченел без движения, но сильнее всего сковывало тело странное чувство, что что-то идёт не так. Что за молчаливый отряд их преследует? Огней не видно, но они и сами шли по реке без факелов и фонарей, луна давала довольно света. Он проверил, как ходит Скиталец в ножнах и на всякий случай вздел тетиву на лук. — Мёртвые… — вдруг негромко выдохнул Белка. Сандор тоже разглядел синие огоньки глаз, сияющие в пустых глазницах. Редкие тёмные точки фигур быстро превратились в целый поток, молча шагающий по льду прямо в их сторону. — Нам не справиться с ними, их там тысяча, — пробормотал Торфи. — Больше, — обнадёжил его Сандор. — Намного больше. Если все мертвяки сейчас полезут на кряж, люди успеют уложить пару сотен, пока остальные до них доберутся, но… Большой Джон было вскочил и вытащил меч, но Сандор шикнул на него: — Будем надеяться, они полные идиоты, и не заметят наших следов. — Или что у них есть цель повкуснее, чем наши тощие задницы, — усмехнулся Халлек. «Они идут на Белую Гавань», — подумал Сандор. «Или на Винтерфелл»… Всё новые упыри являли себя из речной дали, а первые их ряды уже почти поравнялись с укрытием отряда. Мёртвые люди, оборванные и страшные, наполовину иссохшие или совсем недавно убитые, одни только призраки прежних себя. Сандор разглядел среди них пятерых громадных великанов и каких-то идущих на четвереньках зверей — то ли медведей, то ли сумеречных котов. Никто из них как будто не замечал свежих лыжных следов, которые оставили живые, в ужасе вперившиеся с обрыва в войско ночи. Слепые синие глаза мертвецов смотрели вперёд. Покойники выглядели странно равнодушными и одновременно сосредоточенными, точно их правда вела какая-то цель, которую они боялись потерять. Сандор сбился со счёту, сколько их. Целый легион мёртвых шагает куда-то, чтобы истребить живых. Спать окончательно расхотелось. — Хватит пялиться, — зашипел Халлек. — Отходим. — Парни, за мной, — проговорил Джон каким-то придушенным голосом. — Пора идти к Винтерфеллу. Отряд снова натянул на ноги ненавистные лыжи и двинулся на холодные продуваемые равнины, быстро сменившиеся холмами, и на сей раз их подгоняло видение тысяч мёртвых, в молчании бредущих через морозную тьму. К третьему переходу Сандор начал думать, что это слишком даже для него. Две мелких оленьих туши быстро подошли к концу, а леса здесь не водилось, и добыть птицу или хотя бы древесные грибы стало совершенно невозможным. К тому же ударил жуткий мороз, и глаза вовсю щипало от северного ветра, продирающего меха насквозь до самых костей. Один из северян лорда Амбера отморозил себе ноги. Он жалобно стонал, не желая умирать, но тащить его всё равно было не на чем. «Слишком много смертей этой зимой», — подумал Сандор, глядя, как обречённый закрыл глаза и молча принял удар судьбы в виде кинжала в сердце. — Что будем делать с покойником? — спросил Халлек, гадко улыбаясь. — Дров негде раздобыть, — нахмурился Большой Джон. — Если оставить его так, он может навести на нас своих синеглазых дружков, — поморщился другой северянин. — Разрубим на части, тогда уж точно не встанет, — пожал плечами Халлек. Тело отнесли прочь и оставили в дальнем сугробе, а сами завалились на ночлег. Утром Сандор не увидел мертвеца на месте, и ему отчего-то не хотелось знать, куда он исчез, потому что ответ мог бы ему не понравиться. Грань между человеком и зверем на войне слишком тонка, он хорошо это знал. Особенно если речь идёт о выживании. Быть может, не только на Скагосе обитают людоеды… Холмы сменялись другими холмами, вдвое выше прежних, и Сандор угрюмо заставлял себя передвигать ноги, думая то о Сансе, то о войске мёртвых, наверняка идущем по пятам. Ступни мёрзли, несмотря на шерстяные обмотки и меховые сапоги, а воздух, проникающий в лёгкие, как будто оставлял там ледяные кристаллы. Небо вычистило, и на них смотрели лишь холодные мёртвые звёзды. Один их вид раздражал и напоминал глаза оживших покойников. «Интересно, живы ли ещё Ланнистер и Хант»… Странная мысль. Он не вспоминал о них целую вечность. Ланнистер всегда был упрямцем, а Хант, кажется, способен найти выход из любого положения, но эта зима всех может уложить в могилы. В голове было мутно и пусто, желудок сосало, а ноги отяжелели и ворочались всё неохотнее. Винтерфелл впереди, это верно, но упасть в этот мягкий снег и просто отдохнуть от перехода было тоже заманчиво. Стоять на холоде нельзя, Сандор давно это понял, но и идти вперёд не было никаких сил. Когда-то до Винтерфелла оставалась сотня лиг — немыслимое для пеших расстояние — а сколько теперь? Сандор попытался вспомнить карту и не смог вспомнить ничего… Он видел, как умирают от яда, ран, обморожений и кинжала прямо в сердце, да и сам отправил на тот свет бессчётное множество человек. Видел, как насилуют женщин и убивают младенцев, как избивают в кровь благородных леди и вспарывают животы честнейшим людям. Он видел в своей жизни слишком много всякого дерьма, а теперь ещё пил звериную кровь, жевал сырое мясо и шёл бок о бок с людоедами, нисколько не переживая на этот счёт. Жизнь в Винтерфелле была всего лишь волшебным сном. Какой-то невероятной сказкой, которая случайно приснилась ему посреди крови и боли… Он медленно переставлял ноги, закрыв глаза. В них мелькали белые мушки и почему-то силуэт Сансы, стоящей в тишине богорощи среди снега и тьмы. Как раз такая, какой он увидел её многие месяцы назад. «Вернись», — шептала она, и до сих пор он делал всё, чтобы выполнить это обещание, но есть что-то, что запредельно даже для самого большого желания. Что-то, что валит с ног самых упорных и заставляет остальных сворачивать с пути или умирать. Этим миром правят сильные руки и острая сталь. Если не можешь сам, уйди с пути и освободи дорогу другим. Тому, кто оказался крепче. Тому, кто сможет. Кажется, самое время… «Я должен вернуть меч», — подумал он вдруг, когда голова начала кружиться слишком сильно. Остановился перевести дух. Отдышался, прокашлялся, выпрямил спину и снова зашевелил ногами. «Санса доверила мне меч, я должен его вернуть». Меч оттягивал пояс, но вовсе не был тяжёл. Намного сильнее клонил к земле ворох шкур, примотанных к деревянной раме за спиной, и десяток слоёв одежды, обвивающих уставшее тело. Даже мысль о мёртвых больше не подгоняла вперёд, правильней казалось остановиться и подождать их здесь, чтобы всё наконец было кончено. Ветер прошивал толстый кожух насквозь, и мелкие колючие снежинки залетали в глаза, мешая видеть. Толстый шарф, промёрзший от дыхания, неприятно холодил лицо, кожа на руках вся истрескалась и саднила, а ноги оледенели. «Я прошёл пешком пятую часть континента, как глупо будет сдохнуть в конце пути», — подумал он краем сознания. С вершины холма, на который они только что взобрались, виднелись лишь новые холмы, занесённые снегом. Земля казалась смятой и бугрилась подобно титькам великанши. Почему-то вспомнился Тормунд с его глупыми байками и захотелось заржать в голос, как полоумному. — Давай, топай вперёд, Клиган, какого хера ты встал? — раздался позади глухой голос Большого Джона. Сандор и сам хотел бы ответить на этот вопрос. Он будто очнулся от забытья и понял, что не заметил, как остановился. Заснул он стоя, что ли? Седьмое пекло… Его ощутимо пошатывало из стороны в сторону, ноги сделались ватными и того и гляди грозили подогнуться, но признаться, что он окончательно выдохся, было бы слишком. «Я должен отдать меч и увидеть Сансу». Он промолчал и заставил себя сделать шаг, потом другой… Медленно побрёл вперёд, примериваясь, как скатиться с холма, не вспахав носом сугробы. Кто-то из северян не удержался на ногах и с воплями повалился вниз. Сандор даже не посмотрел в его сторону. «Если не можешь сам, уйди и освободи дорогу другим». Ноги ломило так, что хотелось взвыть, а голова кружилась всё сильнее, он едва сохранял разум твёрдым. Но больше всего хотелось есть. Идея слопать поджаренную на углях человеческую ляжку уже не казалась ему такой безумной, как пару переходов назад. В конце концов, ты жив, а он — нет, так какая ему, к чёрту, разница… Халлек шагавший где-то рядом, неожиданно сказал: — Огонь. — Что? — спросил Сандор, сам удивляясь, отчего его голос звучит так слабо. — Там огонь, — увереннее повторил Халлек, всматриваясь в кромешную тьму. — Ты спятил, — буркнул ему Белка голосом ничуть не лучше Сандорова. — Да нет же, огонь. Ослепли вы, что ли?! Сандор прищурился, и теперь сквозь мельтешащие снежинки ему и вправду привиделась крошечная огненная точка, одиноко горящая в тёмном небе. — Иные вас подери, неужели мы пришли? — обрадованно выдохнул Большой Джон. Сандор не торопился надеяться на чудо. Может, мертвяки научились разводить ложные огни, чтобы заманить их в ловушку. Или это горит окно в какой-нибудь охотничьей хибаре, невесть откуда взявшейся в этих холмах. — Движемся на огонь, парни. Это Винтерфелл, не иначе. Сердце глухо ёкнуло при этих словах. Он покинул замок давным-давно, когда солнце ещё всходило на небе, а холод был и вполовину не таким сильным, как сейчас. Теперь настала Долгая Ночь, и скоро им всем придёт конец, но если он успеет перед этим поцеловать Сансу, его паршивая жизнь определённо будет прожита не зря. Последние мили дались ещё тяжелее прежнего. Сандор решил, что никогда больше не встанет на эти проклятые лыжи. Истёртый ремень, как назло, лопнул, пришлось примотать ногу шнурком и волочь её по снегу, хромая, как столетний дед. Люди возбуждённо переговаривались, словно получили прилив сил. «Где эти хреновы мертвецы?» — раздумывал Сандор, пытаясь не замечать боль в ноге. Что если они сидят в засаде возле замка, поджидая их? Куда они вообще шли? Голова казалась дубовой колодой, а мушки перед глазам устроили танец, соревнуясь со снежинками. «Вот будет глупо не дойти до замка каких-нибудь поганых полмили… Интересно, если я упаду, потащат меня за собой или сразу окажут последнюю милость?..» Сандор не знал точного ответа и не хотел его когда-нибудь узнать. Замок, окружённый тьмой, выдавал себя яркими огоньками, которых вблизи стало ещё больше. Один сигнальный костёр горел на самой высокой башне, на стенах полыхали другие — поменьше. Винтерфелл. Санса… Он уже третий раз прибывает в этот замок, но только сейчас ощущает, что возвращается домой. В груди странно щемило, точно он готовился разрыдаться. Если на стенах жгут костры, значит внутри живые, а не мёртвые. Они ждут их. Сандору будто бы стало теплее, пусть вокруг и скрипел мороз. Он пристально оглядывал окружающие замок холмы, но они были пусты. Его не впервые интересовало, где мёртвые и чем они заняты. Те отряды, что они видели прежде, казались лишь малой частью идущего по Белому Ножу войска. Быть может, и оно не полно. Кто знает, вдруг им опротивел Север, и теперь они бредут на юг, чтобы погреться в пустынях Дорна… Сандор вообразил эту картину и хотел усмехнуться, но получилось слабо — губы не слушались, обожженный уголок рта едва дёрнулся. Оставалось надеяться, что рожу он себе не окончательно отморозил. Хватит с него уродств… Джон Амбер достал свой великанский рог и протрубил один раз. Со стен замка отозвался другой сигнал — громкий и призывный. Пришли… Потеряли всё, кроме собственных тощих тел, но пришли. Замок, издали казавшийся тёмным и маленьким, быстро рос и на глазах превращался в огромную величественную твердыню Старков. Кольцевая внешняя стена возвышалась почти на сотню футов и казалась неприступной на вид. Ворота распахнулись. Сандор, оказавшись на утоптанном снегу перед воротами, сбросил опостылевшие лыжи и согнулся, уперев руки в колени, чуть не застонав от боли в пояснице. Он попытался хоть немного растереть вконец одеревеневшие ноги. Одичалые Халлека с опаской разглядывали столицу Севера, Большой Джон по своему обыкновению страшно ругался и смеялся напополам, а стражники, спустившиеся со стен, взялись провожать их внутрь. Ворота накрепко заперли тяжёлым деревянным брусом со стальной оковкой. Сандор огляделся. Ров был вычищен от снега, подвесной мост опущен. Внутренняя стена, высокая и более старая, чем внешняя, тоже сияла кострами, выдающими на ней часовых. Замок готовится к осаде или уже осаждён. Когда он наконец решился прибавить шаг, то понял, что ноги плохо его слушаются, словно он в одиночку приговорил парочку мехов с вином. «Надо было почаще жрать и побольше отдыхать по пути», — хмыкнул он про себя. Этим он и планировал заняться в ближайшее время, вот только увидеть бы Сансу… Кожу ладоней саднило, ожог лица, похоже, заново покрылся трещинами от мороза, а раненая нога выла так, что хотелось её отрезать нахрен. Он заковылял за внутреннюю стену достойно какого-нибудь дряхлого пирата с деревянной ногой. Кажется, в замке сейчас ночь. Или то, что можно назвать ночью, если вокруг и так вечная ночь. Заспанные слуги торопились на кухню растапливать очаги и стряпать для вновь прибывших. Огни в окнах почти нигде не горели, из шатров выглядывали редкие сонные лица и тут же убирались обратно. Весь двор был занят палатками, поленницами и кострищами — не в пример пустому и чистому двору, который он покидал долгие месяцы назад. «Интересно, как они узнают, какое стоит время суток», — рассеянно подумал Сандор. Большой Джон на удивление бодро шагал рядом со своими людьми и, похоже, перебудил громким басом все соседние палатки. Сандор хромал по двору, пытаясь разглядеть свет в окнах Великого Замка там, где, он знал, жила Санса. За стёклами было темно. Неужто не слышала рога или Джон отправил её подальше отсюда, в какое-нибудь безопасное место?.. В Великом Чертоге, куда их послали греться, люди спали вповалку. Было дымно, пахло прелыми телами и несвежим тростником, но не было ничего желаннее, чем стоявшее здесь душное тепло. Сандор кое-как добрался до ближайшего стола и плюхнулся на лавку поближе к очагу. Тело, напряжённое и сосредоточенное на протяжении последних недель, сейчас как-то сразу раскисло, теперь он чувствовал себя кем-то вроде садового слизня, негодного ни к чему, кроме как свалиться и уснуть. Если бы Иные напали на них по пути, он даже и меч бы не смог поднять. Меч. Сандор вспомнил о Скитальце и вытащил его из ножен. Глубокая щербина, причинённая ему ледяным мечом Иного, никуда не делась и выглядела, как рана на живом теле. «Мне дали этот меч с зароком хранить его, но я и этого не смог сделать», — подумал он. Если завтра Рикон Старк явится к нему, Сандору придётся предъявить ему испорченное оружие. Санса точно расстроится. От этих мыслей его замутило. Слуги наконец притащили в чертог вчерашнюю похлёбку, толком не разогретую, чёрствый хлеб и, как ни странно, свежие овощи — редис и репу. Мясом тут и не пахло, но Сандор с благодарностью накинулся на еду. Наверняка ему станет плохо, но после стольких дней питания чёрти-чем удержаться было совершенно невозможно. Похлёбка исчезла в минуту, а хлеб, уже начавший засыхать, показался самым изысканным блюдом на свете. «Я дома», — подумал он с теплом. — Наконец я дома…» Нашлись и горячий травяной настой, и место для сна — прямо в углу за большой колонной, укрывавшей ото всех. Спальные шкуры, расстеленные на полу в тепле, манили слишком призывно. Сандор не стал им противиться. Халлек вместе со всеми своими людьми пропал неизвестно куда, и Сандору было не слишком интересно, где тот обретается. Едва он укрылся одеялом, как провалился в темноту, в которой не было ничего — ни кошмаров, ни жутких видений, только благословенное тепло. Рядом храпели какие-то люди, и иногда он слышал сквозь сон, как они вставали или ворочались, но большую часть времени не чувствовал вообще ничего, даже боли в ноге… Лёгкое прикосновение к лицу и прыгающие перед глазами блики огня заставили мигом проснуться. Он схватил человека, подкравшегося к нему чересчур близко, быстрее, чем тот успел отшатнуться. В кулаке оказалось запертым тонкое запястье, что-то со стуком свалилось на пол, и свет пропал. В полутьме зала было видно слишком плохо, чтобы что-то понять. Дрова в очагах прогорели, факелы угасли, а в его угол свет совсем не проникал. Разум даже осознать ничего не успел, и рука метнулась прежде, чем проснулись мозги. У него не было никаких богатств, но одолженный ему меч заменяет все сокровища этого мира, и его следует хранить подальше от чужих глаз и ловких пальцев. Воришка тихо ойкнул женским голосом, и Сандор по наитию угадал в этом полуночном госте Сансу. «Она пришла»… Тепло затопило грудь. Он не стал дожидаться, пока она скажет хоть что-то, дёрнул её к себе и затащил под одеяло, крепко обняв. — Миледи по-прежнему слоняется одна в темноте, — прошептал он ей на ухо, сглатывая предательский ком в горле. — Сандор… — выдохнула она, и его имя из её уст прозвучало самой лучшей музыкой на свете. Её рука, вскинутая к его лицу, лёгкие торопливые касания тонких пальцев, которые ему сразу захотелось поймать губами… Она будто проверяла, хотела удостовериться, он ли это на самом ли деле. А это точно она. Невозможно спутать её тихий голос и особый сладковатый тонкий запах, напоминающий о лете и тепле. Сандор прижал её к себе и замер, наслаждаясь этими ощущениями, пока не испугался, что случайно придушил её. Он протянул руку к лицу Сансы, и наткнулся на тёплую влагу слёз, бегущую по щекам. — Не вздумай плакать, — сказал он ей, сам не зная, что ему делать со всеми этими слезами. Утешать плачущих леди он совсем не умеет. Пусть даже свою собственную жену. — Ты вернулся… — снова тихий всхлип, который он скорее угадал, чем услышал. — Как обещал, — прозвучало донельзя глупо, но надо хоть что-то сказать, чтоб ей стало легче. Санса уткнулась лицом в его грязную пропотевшую рубаху и продолжила лить слёзы. Он тихо погладил её по голове и замолчал на время, позволяя себе поверить в то, что всё случившееся не сон. — Я проспала, представляешь, — горячо зашептала она, немного успокоившись, пока он вдыхал запах её волос, ощущая себя живым и невероятно счастливым. — Слышала рог, но не могла подняться с постели. Я думала, это сон. Мне снилось, что вы возвращаетесь. Каждую ночь. Будто вы приехали — и ты, и Джон — все, я слышу сигнал этого рога так отчётливо, но когда просыпаюсь, вокруг тишина… — Этой зимой всем снится всякая дрянь. — Я ждала тебя каждый день и всю эту Долгую Ночь. Сандор не знал, что ей ответить, потому что если он сейчас откроет рот, то утирать слёзы придётся уже ему. Он крепче прижал её к себе и намеревался не отпускать всю оставшуюся жизнь. — Какое сейчас время суток? — Скоро утро, если его можно так назвать. Теперь всегда ночь, но мы выучились отличать одно от другого. Ты цел? Как ты? Что с вами произошло? — засыпала его вопросами Санса. — Подрик сказал, что ты, скорее всего, мёртв. — Этот парень всегда говорит правду, если соизволит открыть рот. Долгая история. Оставим её до утра. Санса нервно хихикнула, и Сандору показалось, что лежащие неподалёку люди перестали храпеть, точно они разбудили их своим шушуканьем. Он повернулся на бок, загораживая её собой. — Ты должна уйти, — шепнул он как можно тише, хотя эта фраза далась ему тяжелее, чем весь этот проклятый поход. — Тебя заметят. Здесь слишком много глаз и ушей. — Я уйду, — неожиданно легко согласилась она, заставляя Сандора пожалеть о своих словах. — Сир Лотор будет меня искать… «Она слишком много переживает о том, что сделает этот старый пень», — с глухим раздражением подумал Сандор. Санса потянулась к его лицу губами, благоухая всеми оттенками лета, тепла и сладости. Сандор боялся задумываться, чем благоухал он сам после того, как неделями шёл без остановки и жрал сырое мясо, запивая его оленьей кровью, а мылся вообще страшно сказать когда, но не ответить на этот зов было выше его сил. Он запустил пальцы в мягкий шёлк волос, притягивая Сансу к себе, и быстро прижался губами к её. Не удержался и принялся покрывать поцелуями её нежное лицо, целуя наугад куда придётся — в трепещущие мокрые ресницы, точёный носик, гладкий лоб, бархатные щёчки, влажные от слез… Грудь разрывало от уже знакомого острого чувства. Сандор гладил её по вздрагивающим плечам, спине, касался губами волос, и не мог остановиться. Вобрать в себя, впитать её всю… чтобы вошла в его кровь, жилы, кости, и больше никогда, никогда не отпускать. Скажи ему кто раньше, он бы жестоко оттрепал насмешника: в своей прежней жизни он не мог представить, что однажды ему захочется вот так обнимать женщину, будто от этого зависит само его существование. Нуждаться в ней. Касаться, чувствовать её рядом. Знать, что она ждала и скучала. Его женщина, живая, из плоти и крови. Не сон и не плод его грёбаного расшалившегося воображения. — Я распоряжусь выделить тебе комнату в Великом Замке. Ты устал и должен отдохнуть, я пришлю за тобой позже, — наконец снова зашептала она, гладя его по щеке, и попыталась выпутаться из одеял и его рук. Внутри недовольно заворчало голодным зверем — «моя, не отпущу». Сандор нехотя разжал объятия, вслух буркнув: — Слишком много чести для такого бродяги, как я. — Тссс, — шикнула Санса, легко поцеловала его напоследок, и растворилась в темноте так быстро, что Сандор был готов подумать, будто ему всё это приснилось. Он натянул шкуры на голову и просто глупо улыбался под ними, надеясь, что ему хватит сил не рассмеяться в голос от счастья. «Я дома»…