Так прими же мой меч, вместе с ним моё благословенье. Слышишь, мальчик, меня: ты теперь не ребёнок — ты рыцарь.
Тэм Гринхилл
Джейме окружала кромешная тьма. Даже его привыкшие ко всякой темноте глаза не могли разглядеть ничего, как ни старались. Казалось, будто он утонул в чернильной ночи, которой вовсе нет конца. Впрочем, это не так уж далеко от истины: весь мир теперь погружён в такую ночь. Свеча давно погасла, крепкая дубовая дверь не пропускала свет из коридора, а за окнами замерла в гробовом молчании тёмная богороща. Даже очаг не горит, в Винтерфелле он без надобности: в стенах замка, точно кровь в человеческом теле, течёт по трубам крутой кипяток. Древний замок, мудрый и живой. Их последнее пристанище и единственная надежда в этой ночи. Там, где должен быть потолок, была только темнота, и Джейме представлялось, будто он то ли падает вниз, то ли бесконечно плывёт вверх, не находя опоры. За пределами его покоев давно угомонились все, кто шумел, и на Винтерфелл опустилась тишина. Люди расползлись по своим кроватям, лежакам и палаткам, чтобы урвать у этой бесконечной ночи хоть немного отдыха. Лишь часовые мозолят себе глаза, всматриваясь в окружающий мрак, да на стенах и башнях горят сотни огней. Со стороны замок, должно быть, походит на утыканный свечами именинный пирог, позабытый кухаркой в тёмной кладовой. Джейме толком не мог вспомнить, как добрался сюда. Помнил холод и ночь в пятнах мельтешащего снега, помнил, как перестал чувствовать руки и ноги, как кружилась голова и болело всё, что только могло болеть. Не помнил, но, конечно, знал, что оказался здесь стараниями Бриенны. Похоже, спасать его жизнь давно вошло у неё в привычку. Джейме улыбнулся от этой мысли. Сейчас она где-то в своих покоях гостевого дома. Должно быть, уже спит или тоже смотрит в темноту большими красивыми глазами, видевшими слишком много такого, чего никому лучше вовсе не видеть. Они с Бриенной снова спаслись и ненадолго отсрочили собственную смерть, но та давно точит на них зубы и рано или поздно запустит их поглубже. Пожалуй, Джейме ни за что не согласился бы повторить путь, проделанный от Стены. Он всегда подозревал, что Север не для него, а теперь просто искренне возненавидел снега и вымерзшие леса, которыми была покрыта эта суровая земля. Лишь такой безлюдный край мог породить Иных, и не удивительно, что они расхаживают здесь, как у себя дома. В Винтерфелл они пока не совались, но Джейме сам видел их мёртвые войска по дороге сюда и слышал разговоры разведчиков, когда те вообще возвращались. Ничего хорошего их не ждёт, это точно. Когда-нибудь эти твари явятся, и тогда людям крепко не поздоровится. А впрочем, в этом жутком безнадёжном ожидании случались и чудеса. Чудо, что сам Джейме сейчас в тёплой комнате гостевого дома Винтерфелла, а не ковыляет мёртвыми ледяными ногами на юг. Чудо, что Бриенна Тарт тоже здесь и любит его. Самое невероятное и прекрасное чудо из всех, что ему пришлось увидеть в своей жизни. Не иначе как чудом нашёл дорогу в замок и Клиган, долго плутавший по лесам вместе с северянами и дикарями. На прошлой неделе ко всеобщему удивлению и восторгу здесь объявился ещё и целый отряд копьеносиц из гарнизона замка Бочонок, лежащего в тридцати лигах к востоку от Чёрного замка. Воинственных девиц сопровождали несколько ночных дозорных с Хилем Хантом и Скорбным Эддом во главе, и их приход довершил череду всех случившихся чудес. Король Севера чуть не придушил Толлетта в радостных объятиях, а Ханта постигла та же участь от них самих. Прибывшие выглядели так скверно, словно всю дорогу проделали без сна и еды: сквозь тонкую серую кожу их лиц едва не просвечивали черепа, а руки, извлечённые из рукавиц, напоминали тощие куриные лапы. Джейме с Бриенной и сами смотрелись немногим лучше, когда добрались сюда. Путь от Стены никому не дался просто, разве что старковским волкам. Хиль еле держался на ногах, но находил в себе силы улыбаться и шутить, Подрик рыдал в три ручья, обнимая его, и даже Клиган явился похлопать Ханта по плечу. «Хиль не даром обихаживал одичалых баб, — задумчиво сказал Сандор, провожая взглядом измождённых людей, идущих в чертог. — Должно быть, они всю дорогу кормили его титькой». Джейме тогда смеялся этому долго и искренне, обрадованный тем, что на свете ещё бывают хорошие вести. Хант говорил, Стена пала, но они и сами это знали. Не знали только, как. «Клянусь всеми богами, это был Рог Зимы, — рассказывал он, когда как следует отогрелся и выспался. — Одичалые думали, что Красная Ведьма сожгла его, но ошибались». Сир Хиль как раз покинул лазарет, когда всё произошло. Они поднялись на Стену, чтобы защищать её от мёртвых, но защищать нужно было от живых… «Мейстер Крей, так его звали, — вещал им Хант возле очага в общей комнате. — Он поднялся на самую вершину Стены и поднёс к губам чёртов рог. Проклятую невзрачную штуковину, которой самое место на помойке. Никто и подумать не мог, что в ней заключена такая силища. Мы чуть не оглохли, а когда очухались, лёд начал уходить из-под ног. Куски Стены откалывались и летели в семисотфутовую пропасть. Не знаю, пьян был или подкуплен этот мейстер, но он первым свалился вниз, прямо в расщелину, а следом за ним и весь оставшийся Дозор. Глыбы крошились и падали, мы с Эддом сумели запрыгнуть в железную клетку, в которой братья поднимались на Стену. Вокруг был этот проклятый туман и ни зги не видать, только ветер выл, будто прямо из преисподней», — говорил Хант простуженным голосом, и каждый воображал, как страшно было тогда на Стене. Никто уж точно не хотел бы там оказаться, даже если эта история была хоть немного приукрашена. «Знатно мы прокатились по льду в этой клетке, и влепились прямиком в десятифутовый сугроб. Три фута левее, и наша клетушка разлетелась бы вдребезги прямо о глыбу льда в полумиле от Чёрного замка. Потом мы, конечно, пришли в себя, но только чтобы понять, что надо позавидовать мёртвым. Павшая Стена — не то зрелище, которое я хотел бы ещё разок увидать. Весь замок накрыло льдом, разломав его в мелкие куски, ни единой башни не осталось. Лишь остатки Стены скалились, как зубы у ледяного дракона. Кухни и кладовые начисто замуровало, так что пришлось выдвигаться в путь на пустой желудок. Выжили ещё трое парней и мы, да толку от такой жизни. Хвала богам, мы повстречали гарнизон Бочонка, не то точно передохли бы все до единого. Хорош бы я был с синими глазёнками под стенами Винтерфелла», — морщился Хант, запивая свой рассказ подогретым вином. Джейме и Бриенна слушали эту историю с открытым ртом, а Клиган под конец расхохотался так, что чуть не вывихнул себе челюсть. «Сир Хиль, отважный предводитель копьеносиц», — выдавил он, когда перестал ржать. Поистине, Хант умеет удивлять. Сам Джейме подозревал, что без Бриенны тоже не протянул бы на Севере так долго. Только благодаря ей он ещё жив и вообще чувствует себя живым. Она прошла вместе с ним через самую тёмную тьму: была рядом после потери руки, пела ему в подземной пещере Братства и вернулась за ним в мёртвый Риверран, она прошагала рядом весь морозный путь от Стены и в который раз вырвала его из лап смерти. Когда они отогрелись и пошли на поправку, расставшись со своими лохмотьями и обмороженной кожей, Санса выделила им те же комнаты, что они занимали раньше. Всё было почти так же, как месяцы назад, и одновременно совсем иначе. Эта война всех изменила, а ему и вовсе раскрыла глаза, которые он старательно закрывал всю свою жизнь. Показала такие чудеса, каких он никогда не чаял увидеть, и дала ощутить то, чего никогда не ощущал. Похоже, этот мир летит прямиком в чёрную ледяную пропасть, но ему ещё есть, ради чего цепляться за жизнь. Хотя бы ради того, чтобы видеть, как улыбается Бриенна. Неуверенно и робко, точно смущается это делать. Видеть, как она хмурится, волнуясь за судьбу леди Сансы, видеть её ладонь на рукояти Верного Клятве… Здорово было бы любоваться этим зрелищем всю жизнь, но навряд ли ему много осталось. Бриенна Тарт. Это имя гладко ложилось на язык и отдавалось в груди тягучим потоком тепла. Невероятно сильная, непоколебимо верная и до одури упрямая женщина, готовая схватиться с самой смертью, если придёт нужда. Она никогда не сдаётся и не изменяет себе. Она необычно красива на свой лад и нежна, как только она одна умеет. Её объятия дарят покой, отгоняя прочь кошмары и призраков ночи. Видеть её, говорить с ней, касаться… Это было мучительно необходимым, но здесь слишком людно и полно чужих глаз, а он и так уже позволил себе чересчур многое. Он знал, что Бриенна пойдёт за ним до самого конца, и это резало сердце по живому. Он всю жизнь заблуждался, веря в несуществующую любовь, и теперь запутался окончательно. Бывает ли так, что тебя любят без лести и притворства, без корысти и бесконечного вранья? Только за то, что ты есть, со всем твоим прошлым и настоящим? Выходит, бывает, но едва он повстречал такого человека, как жизнь решила над ним посмеяться. Он хотел бы сказать Бриенне, как она дорога ему, но не станет давать ей напрасной надежды. «Она была бы моей перед всем миром, если бы не то, что я совершил». Он уже всё равно что мёртв, а у неё ещё есть шанс спастись и начать жизнь с чистого листа, не измарав своё имя связью с ним. Для неё ещё есть будущее, Джейме хотел в это верить больше всего на свете… Бриенна Тарт. Самое светлое воспоминание в этой ночи. «Я люблю тебя, Бриенна», — прошептал он одними губами, надеясь, что она услышит и почувствует. Винтерфелл был полон людьми, как никогда ранее. Шагу некуда было ступить от северных лордов, их людей и одичалых в придачу. Замок гудел и дымил во тьме, ожидая грядущего, а оно не торопилось наступать, и от этого становилось только тоскливее. Мир будто замер в томительном ожидании неизвестности, и казалось, что вечная ночь и вечное предчувствие смерти будут длиться и длиться. Здесь, на Севере, смерть и так была их постоянным спутником. Джейме так свыкся с мёртвыми, словно никогда прежде не встречал никаких других соперников. Белый холод проникал в их сны и сопровождал весь путь до Винтерфелла. Мёртвые глаза, оскаленные пасти и гниющая плоть — всё это стало каким-то до странности привычным и бесконечно неважным. Важным было другое — мягкость прикосновений, единение взглядов и тепло рук Бриенны. Особый запах, тёплый и нежный, особенно возле шеи и ключиц, куда хотелось уткнуться носом и блаженно закрыть глаза. Её смех и голос. И то, что она жива. Вопреки всему произошедшему, жива и улыбается ему. В другое время и в другом месте всё могло бы быть иначе, и в то же время так же. Потому что Бриенна Тарт останется собой и в кромешной ночи, и на белом свету. Порой она была надёжна и тверда, как валирийская сталь, а порой казалась ранимой и хрупкой, как самый тонкий хрусталь. Больше всего ему хотелось, чтобы она когда-нибудь ещё увидела солнце… Когда короткий и не приносящий облегчения сон окончился, унеся с собой кошмары и кровь, Джейме проснулся. В коридоре шумели люди: раздавались шаги, смех и ругательства. Через две комнаты от него обитают братья Амберы, рядом с ними их племянник Большой Джон с детьми, здесь же другие лорды и командиры Севера, просто менее громкие, чем эти. Этой зимой он окружён северянами, как капканом. А впрочем, он и южан не хотел бы сейчас видеть. Никого в целом свете, кроме Бриенны Тарт. Когда он наконец выбрался наружу из тёмных покоев, в коридоре и общем зале давно было тихо. Лорды разбрелись до хрипоты спорить о своих лордских делах, а слуги унесли их опустевшие миски и ушли сами. Раздумав, Джейме поднялся наверх, к Бриенне, но двери её комнаты оказались заперты. Наверняка сопровождает Сансу Старк, как часто теперь бывало… Джейме быстро проглотил оставленный на столе завтрак и вышел во двор. Там царило какое-то странное оживление, точно весь замок пробудился ото сна: сани и повозки с дровами мельтешили туда-сюда, костры горели на всех башнях, двери арсенала были распахнуты, оттуда тащили оружие и доспехи, ворота во внутренних стенах тоже были открыты, впуская и выпуская людей. На псарне стоял жуткий скорбный вой, и люди кричали друг другу, пытаясь перекрыть его. Двор чем-то напоминал громадный муравейник, разворошённый медведем. Джейме встал возле гостевого дома, пытаясь понять, с чего такой переполох, но тут заметил бегущего к нему Подрика. — Сир, сир! Миледи искала вас. Излишне спрашивать, которая леди. И так ясно. — Приятно это слышать, — усмехнулся Джейме, разглядывая телегу с дровами, в которую вместо лошади впряглись разом десяток человек. — Говорят, мёртвые идут! — сообщил ему Подрик с важным видом. Вот как. Что ж, должно же это когда-нибудь случиться… — Кто говорит? — болтать можно всякое, куда важнее знать наверняка. — Лорд Брандон, — сказал Подрик и тут же поправил себя: — Принц Брандон. Джейме скривился. Он уже слышал, что после падения у мальчишки будто бы открылись способности видеть будущее или настоящее, но не слишком этому верил. Любой кабачный пропойца за медяк уверит тебя, что предсказывает грядущее, и сколько в его словах будет правды — одним богам известно. Брандон точно был странным парнем, но видеть и знать всё на свете — это уж слишком. — Где Бриенна? — Она с леди Сансой. Скоро вернётся. Джейме решил подождать её, идти к Сансе Старк ему совершенно не хотелось. Они с Подриком вернулись в гостевой дом и уселись возле камина. Здесь было на удивление тихо и спокойно, будто всеобщая суматоха не затрагивала эту комнату. Толстые свечи в простых кованых подсвечниках разгоняли полумрак, и шум снаружи слабо проникал через заколоченные окна первого этажа. Подрик приблизился к огню и грел руки, невольно заставив Джейме вспомнить, как они всё время пытались согреться по пути от Стены. Удивительно, что они вообще выжили. Каждый, кто прошёл этот путь, определённо заслуживает чего-то большего, чем просто умереть этой Долгой ночью. Подрик никак не мог усидеть на месте: он садился к камину или принимался ходить по залу, то скрещивал руки на груди, то снова протягивал их к огню, обнажал свой меч и обратно вгонял его в ножны. Кажется, весть о том, что мёртвые наконец явятся сюда, обрадовала его и напугала одновременно. Джейме впервые всерьёз задумался о судьбе парня. Круглый сирота и дальний родственник сира Илина — вот всё, что он знал о нём когда-то, а потом узнал многое другое. Подрик до крайности застенчив, но храбр и верен, он всегда держит слово и неплохо сражается. Его преданность Бриенне превышает всякое разумение, а отвага порой граничит с глупостью. Он быстро стал совершенно своим в их странной стае обездоленных и потерянных людей. Джейме всегда считал Подрика мальчишкой-оруженосцем, но только сейчас обратил внимание, что тот незаметно превратился в молодого мужчину. Должно быть, вечные лохмотья и тряпьё, да ещё тяжесть и темнота Чёрного замка мешали это разглядеть. Под стал выше, руки его были крепкими, а на щеках давно пробивались усы и борода. «В его возрасте я уже вступил в Королевскую Гвардию. Думал, что впереди невероятные подвиги и целая гордая жизнь», — подумал Джейме отрешённо. «А вот умирать в его возрасте чертовски жаль». Он отвёл взгляд от парня и уставился в огонь. Спустя пять минут тишины в коридоре хлопнула дверь и раздались шаги, которые Джейме легко узнавал из тысяч похожих. Бриенна возвращается. Они слишком давно не виделись: целую длинную ночь в этой вечной ночи. Кажется, она была не одна, и Джейме с некоторым неудовольствием расслышал встревоженный голос Сансы Старк. Он не питал к ней ненависти, но это время хотел провести с людьми, которые ему дороги. Старки точно к таковым не относятся. С Сансой после их давнего памятного разговора он не говорил больше ни разу. Это было ещё до войны, и те воспоминания ему не слишком нравились. Тогда она выплеснула ему в лицо всю свою горечь, а после он довёл Бриенну до слёз идиотской правдой. Что-то будет в этот раз? Что Санса скажет ему теперь? Можно было бы исчезнуть из этой комнаты, но Джейме знал, что не успеет, да и не станет этого делать. Через пару мгновений в дверном проёме явились две женщины, и Джейме замер, разглядывая их. Санса Старк, утянутая в траурно-чёрное, будто в доспехи, держала Бриенну под локоть. Бриенна в своём обычном мужском одеянии без украшений и вышивки возвышалась над ней на добрый фут, и единственным ярким пятном на ней были дорогие ножны Верного Клятве на поясе. Они обе казались неожиданно похожими, хотя более разных женщин тяжело отыскать. Быть может, всё дело в огромных голубых глазах, какими могли похвастаться обе. Красивых и по-своему печальных глазах. Вот только на лице Сансы Старк Джейме читал испуг и какую-то обречённость, словно она едва сдерживает слёзы, а Бриенна была по обыкновению спокойной. Санса вцепилась в её локоть так, будто боялась отпустить его хотя бы на миг. Джейме привстал, соблюдая приличия. — Миледи, — сказал он с лёгким полупоклоном. Бриенна улыбнулась ему уголками губ. — Во дворе ужасный переполох, — сообщила она. — Если вы с Подом не против, мы побудем здесь, чтобы успокоить мысли. Санса нервно кивнула словам Бриенны, перебирая складки своего длинного траурного платья. Толстая медно-рыжая коса перекидывалась ей через плечо и спускалась на грудь, перечёркивая голову вышитого серебром лютоволка. «Чёрный ей к лицу, но траур смотрится ужасно на такой юной женщине», — подумал Джейме, пододвигая им кресла. — Так что же, мёртвые идут? — спросил он, чтобы не создавать неловкое молчание. Сказанное и дураку ясно: шум во дворе только нарастал, но в гостевом доме, хвала старым и новым богам, было тихо. Санса вскинула на него испуганные глаза. Ей страшно. Ей невероятно чертовски страшно, но она держится. Весьма смело для леди. — Мой брат сказал, это так. Не знаю, как объяснить, но у него есть особый дар. Он может видеть. Они бредут сквозь тьму прямо на Винтерфелл, но большего он пока сказать не может. Леди Мелисандра твердит то же самое, — произнесла Санса таким обречённым голосом, что захотелось сказать ей нечто утешительное, но у Джейме не осталось слов утешения в этой Долгой ночи. — Что ж, мы с ними давно не встречались, я почти скучал, — усмехнулся Джейме. — Вы уже видели их, верно? — Не только видели, но и убивали, — хмыкнул он. — И их, и их хозяев. Санса замолчала. Похоже, лорды и король спровадили её на поруки к Бриенне, чтобы та успокаивала её. Или же Санса сама искала утешения. Можно её понять. Перед первым боем с мёртвыми Джейме не мог найти себе места, и отчасти успокоился лишь когда стало ясно, чего от них ждать. Но совсем привыкнуть к этому всё равно нельзя, как ни старайся. — Где будете вы, когда они явятся? — осведомился он. — Джон велел всем, кто не может держать оружие, отправляться в Великий Чертог. Его можно заложить изнутри, а окна там давно крепко заколочены. Разумно, хотя и бесполезно. Джейме подумал, что от мёртвых и холодного тумана всё равно не укрыться, но только этот чертог сможет принять всех женщин, детей и стариков. Он достаточно большой, а его стены выдержали уже тысячи северных зим, может быть, выстоят и в эту. Бриенна молчала, но Джейме мог по выражению её лица читать, о чём он думала. Она бросала взгляды, долгие и тревожные, то на Сансу, то на Подрика. Она тоже боится, но её страх иного рода: она боится, что не сумеет их защитить. Дверь снова хлопнула, и Джейме тяжело вздохнул. Тишина этой комнаты странным образом успокаивала его. Треск дров в камине, покой и полумрак, Бриенна, сидящая рядом… Определённо прекрасно, чтобы готовиться к смерти. Чужие голоса и лица никак не нужны ему в это, возможно, последнее утро на земле. Трое ввалившихся в комнату снеговиков оказались Хантом, Тормундом и крайне печальным Эддисоном Толлеттом. Удивительное сборище, в самый раз подходящее для этой удивительной зимы: южный рыцарь, вождь одичалых и глава несуществующего Ночного Дозора. Они протопали по каменному полу, оставляя за собой снежные следы, и без лишних церемоний плюхнулись в кресла, стащив с себя рукавицы. — Дрянная погодка сегодня, — заметил Хиль Хант, стряхивая с плеч снежинки. — Харр! Ты просто никогда не бывал за Стеной, Хиль, — хохотнул Тормунд. — Погодка там тебе даже не снилась. — Я вот бывал за Стеной, но тоже согласен, что дряннее некуда, — скорбно сказал Эдд. — Но помяните моё слово, будет ещё хуже. — А вы надумали погреться, я смотрю? — спросил Тормунд, ни к кому особо не обращаясь. — Хорошее дело. Во дворе все бегают, точно надеются убежать от мертвяков, но если это невозможно, какой прок тратить силы? Лучше подождать их у очага в приятной компании. Джейме тоже не находил их компанию неприятной, поэтому рассеянно кивнул, глядя на Бриенну. Мыслями она была где-то далеко отсюда. Она буравила взглядом огонь в камине, но ничего сейчас не видела и не слышала, он мог бы в этом поклясться. — Где вы потеряли Клигана? — неожиданно для себя спросил Джейме. Их с Хантом нередко можно было увидеть вместе, но последние пару дней Сандор не попадался Джейме на глаза. — Он в разведке. Скоро вернётся, — ответил Хиль, а после глухо добавил: — Возможно. Этой зимой надежда покидает даже самые жизнерадостные сердца. Когда Сандор прибыл в замок, он принялся без устали пропадать в разведках или на стенах, точно готовился защищать свой родной дом. Должно быть, так и есть, ведь он принёс присягу Северу. Каждому человеку на этом свете нужен дом, и ему повезло его обрести. Редкое счастье в нынешние времена. — Какие-то у вас кислые лица, — заметил Тормунд, оглядев их. — Сегодня ночью мы славно погреемся. Санса вздрогнула и подняла на него взгляд. Джейме всё казалось, что сейчас она скривит лицо и заплачет, но её глаза оставались сухими. Он хорошо знал, как выглядит страх, и это был именно он: жуткий, животный страх, который сворачивает всё тело узлом и не даёт вдохнуть. Должно быть, только отменное воспитание позволяет ей сохранять лицо. Он поспешил перевести тему, не то леди Севера хлопнется в обморок прямо посреди гостевого дома, и как потом объяснять это Старкам?.. — Что вольный народ делает, если их дела плохи? — спросил он у Тормунда. — Веселится, конечно. Со смертью мы всю жизнь шагаем бок о бок, так к чему горевать? — Боюсь, сегодня мы не в настроении плясать, — буркнул Джейме. — Спойте нам, Тормунд, — неожиданно сказала Санса. Джейме удивился этой просьбе. Тормунд, кажется, удивился не меньше, но его трудно было смутить. Он хитро подмигнул и произнёс с невероятной для одичалого учтивостью: — О чём вам спеть, миледи? Это прозвучало до того непривычно из его уст, что Джейме усмехнулся. — Что-нибудь северное. Сильное и героическое. Такое, чтобы сердце оттаяло. Тормунд задумался на мгновение, а Джейме некстати вспомнил какую-то непристойную дикарскую песню, но благоразумно смолчал. — Что ж, я знаю одну. Вдохнув во все свои объёмистые лёгкие, Тормунд запел, и Джейме удивился его выбору. Героической эту песню трудно было назвать, скорее печальной. Последний из великанов, так она называется. Тормунда звали Великаньей Смертью, и она ему удивительно шла.О-о-о, я последний из великанов, Народ мой исчез навсегда. Когда-то мы правили миром, Но те миновали года. На смену великим и сильным Ничтожный пришёл человек, Он занял леса и долины И выловил рыбу из рек…
У него был зычный и громкий голос, который гудел прямо в ушах, проникая в самое сердце. Джейме видел великанов, они прошли весь этот путь от Стены к Винтерфеллу и многих потеряли по дороге. Огромные и сильные, их осталось ничтожно мало. Их народ и правда исчез с лица земли, а теперь, быть может, настало время исчезнуть царству людей… Хиль Хант, не понаслышке знавший одичалые песни, вскоре присоединился к Тормунду, как и Подрик, тихо подпевавший себе под нос. Бриенна молча слушала, крепко сжав губы, а по щеке леди Сансы катилась одинокая слеза. На половине песни Джейме поймал себя на том, что у него в горле тоже стоит тугой ком, готовый прорваться слезами, оплакивающими все горечи последних лет. И когда он успел дойти до того, что готов рыдать над песнями дикарей об их дикарской земле?…О-о-о, я последний из великанов, Услышьте же песню мою. Умрёт она вместе со мною В украденном вами краю.
Ничего жизнеутверждающего не получилось, но, право, глупо было бы петь что-то натужно-весёлое посреди вечной ночи в замке, окружённом мёртвыми. Чёрное горе, превращавшее Сансу в застывшую ледяную статую, наконец хлынуло наружу слезами, и она уткнулась Бриенне в плечо. У самой Бриенны глаза блестели тоже подозрительно ярко, но она просто молча смотрела в огонь. Джейме вздохнул и сжал зубы. Этой зимой слёзы замерзали у них на щеках, превращаясь в холодные дорожки льда, а сердца каменели, не в силах вместить всё происходящее. Эта зима сполна заставила их плакать. Тормунд виновато покосился на Сансу и замолчал. Сир Хиль тоже хмурился, а Подрик подозрительно часто зашмыгал носом. — Спасибо вам. Это чудесная песня, — выдавила Санса. — Очень проникновенная и глубокая. Вель уже пела мне её однажды. Тормунд хмыкнул что-то невразумительное, точно был раздосадован тем, что расстроил благородную даму. — Пойте-ка вы, миледи, — предложил он. — Я не мастер петь. Лучше всего я травлю байки, да только не стану, не то они скоро у всех из ушей полезут. Санса неожиданно улыбнулась ему ярко и открыто, а слёзы смахнула со щеки каким-то до странности привычным движением, обретя благодушный и расположенный вид. — Извольте, — сказала она с лёгкой улыбкой. — Я тоже знаю печальные песни. Сейчас я вспомнила одну, что поют на юге. Дженни из Старых Камней. Это о девушке, что любила слишком сильно и погибла до срока. Санса не стала дожидаться, пока её попросят, и начала сама. Ветер завывал за окном, огонь потрескивал в камине, а голос хрустальной чистоты разносился в комнате, заставляя сердце щемить от какой-то неизбывной тоски.Призраки с Дженни танцуют, кружась, В чертогах былых королей. Призраки тех, кто остался не с ней, И тех, кто любил всех сильней. Призраки тех, кто ушёл столь давно, Что имён их не вспомнить впотьмах, Кружат её среди Старых Камней, Прогоняя печали и страх. И ей так бы кружиться всегда… Так бы кружиться всегда…
Пока Санса пела, Джейме закрыл глаза, и вокруг него кружились его собственные призраки. Серсея, его дети и родители, все, кого он когда-то убил, и те, кто погиб по его вине. Жители Королевской Гавани, северяне, тётка Дженна, Давен, Эйерис, дети Рейегара с Элией и сам драконий принц. Целое полчище мертвецов, тянущих его душу во тьму. Они всегда вместе с ним, даже на Севере. Порой ему казалось, что они пропадали на время, но в темноте Долгой ночи они вернулись и обрели силу. «Простите меня», — хотелось прошептать ему, но любой звук потревожил бы голос Сансы, чистый и неземной.Танцуют они день и ночь напролёт, И снег вместе с ними кружит. Закончилось лето, зима настаёт, И время уж стены крушит. А ей так бы кружиться всегда… Так бы кружиться всегда… Призраки с Дженни танцуют, кружась, В чертогах былых королей. Призраки тех, кто остался не с ней, И тех, кто любил всех сильней*.
Настал черёд Тормунда хлюпать носом — Джейме слышал, как он кряхтит и шмыгает. Сам он не хотел открывать глаз, потому что тогда на щёки прольются его собственные слёзы. Прошлое он всегда носил в своём сердце, и теперь ясно чувствовал: настало время подводить его итоги. За тоскливыми мыслями он совсем упустил момент, когда петь взялся Хиль Хант. Тот затянул песню о Зимней Розе — что-то о покинутых детях, смертях и утерянном счастье, но Джейме его почти не слушал. Призраки ночи и призраки собственной чёрной жизни одолевали его. Ещё немного, и с этими балладами они вовсе расклеятся и не смогут воевать. Довольно грустить. Когда Хиль наконец закончил, Джейме сказал: — Это ведь песни вольного народа, сир Хиль. Когда война окончится, вы сможете выступать по трактирам Семи Королевств. Ручаюсь, сир, вы заткнёте всех наших менестрелей за пояс: они никогда не слыхивали столь продирающих мотивов. — Благодарю, сир Джейме, — рассмеялся Хиль. — Если я вообще выживу, буду рад стать хоть придворным шутом, лишь бы больше не видеть мертвецкие рожи. Тормунд неожиданно вставил: — Знаете что, южане, чем дольше я за вами наблюдаю, тем больше думаю, что на юге живётся слишком легко и совершенно нечем заняться. Как ещё объяснить, что к своим именам вы вечно лепите всех этих сиров и лордов? Они делают каждую фразу слишком длинной — пока договоришь, уже и забудешь, что хотел сказать. — Прошу заметить, это говорит человек, полное имя которого я выучил с пятидесятого раза, — хохотнул Хант. — Будь по вашему, сир Хиль. Сир Подрик, передайте-ка мне вина, от этих песен у меня пересохло в горле. Подрик изумлённо вылупил на него глаза, точно Тормунд сказал какую-то совершенную нелепость, но бутыль всё же передал. «Сир Подрик… А ведь и верно. Как я раньше до этого не додумался?..» Джейме стал оруженосцем в одиннадцать, а рыцарские шпоры получил в пятнадцать после памятного сражения с Братством Королевского Леса. В таком возрасте это была безмерная честь и великая слава. Сам Эртур Дейн, Меч Зари, опустил легендарный Рассвет на его плечо. Достойнейший рыцарь и искуснейший мечник прошедших веков. Сейчас Подрику точно больше пятнадцати, и всего, что выпало на его долю в этой войне, сам Джейме, пожалуй, тогда и совершить бы не смог. Мёртвые, белые тени, инеистые пауки, ледяной холод и смерть, всюду смерть. Переход в сотни лиг на грани человеческих сил… Подрик не его оруженосец, а сам он далеко не Эртур Дейн, но он обязан сделать это, чтобы встретить смерть спокойно. — Что же, — между тем продолжал Тормунд, — не добавить ли мне слово сир к моим титулам? Сир Тормунд Великанья Смерть — до чего хорошо звучит… — Для этого надо верить в Семерых, — заметил прежде молчавший Эдд. Тормунд нахмурился и похлопал себя по брюху, точно собирался кого-то сожрать: — Ну тогда нет. Семерых богов мне будет маловато. Старым богам нет числа, вот это в самый раз по мне. — Веруешь ли ты в Семерых, Подрик Пейн? — спросил вдруг Джейме, глядя юноше прямо в глаза. Тот снова выпучил их и от неожиданности даже не сразу ответил. — Верю, сир. Я часто им молился, да только они не всегда меня слышали. «Они никого не слышат», — подумал Джейме. — Боги вовсе глухи». — Самое время вознести им молитвы. Я хочу посвятить тебя в рыцари. У парня отвисла челюсть, и он больше минуты не мог ничего сказать. Хиль Хант хлопнул себя по лбу и пробормотал нечто вроде «седьмое пекло, как я сам не догадался». Санса Старк на время забыла о своих печалях и широко распахнула глаза, улыбаясь. А во взгляде Бриенны Джейме вдруг увидел такое восхищение, точно он исполнил её самую заветную мечту. Мальчишка открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег, краснел, снова бледнел и шёл багровыми пятнами. — Давай скорее, Подрик, не то сюда явятся Иные. Умирать рыцарем почётнее, чем оруженосцем, — усмехнулся Хиль. Подрик зажмурился и зашептал что-то, больше похожее на заклятие, чем на молитву. Не так всё должно быть. Должны быть септа и ночное бдение, лики Семерых и чистосердечная исповедь, ещё достойнейший рыцарь Королевской Гвардии, своим словом скрепивший обеты и оказавший великую честь. Но на проклятом Севере нет ни единого живого септона и целой септы, а сам Джейме давно не королевский гвардеец, а простой межевой бродяга. Подрик наконец закончил шептать и открыл глаза. Столько ужаса, смешанного с восторгом, Джейме не видел ещё ни на чьём лице, смотрящем на него. — Преклони колени, — сказал он одуревшему парню, который пялился на него, как на самого небесного Отца, сошедшего в эту комнату. Подрик расслышал его только со второго раза и бухнулся на пол так ретиво, что Хиль Хант поморщился, услышав стук его коленей. Джейме обнажил Вдовий Плач и выставил его вперёд. — Подрик из дома Пейнов, — начал Джейме, коснувшись клинком правого плеча оруженосца, — именем Воина я обязую тебя быть храбрым. — Меч лёг на левое плечо. — Именем Отца обязую тебя быть справедливым. — Опять на правое. — Именем Матери обязую тебя защищать юных и невинных. Именем Девы обязую тебя защищать всех женщин. Именем Кузнеца — преданно служить своему господину. Именем Старицы — чтить Семерых, исполняя их заветы. Поклянись в этом, Подрик Пейн. «Должен быть и Седьмой, но его именем клятв не дают», — вскользь подумал Джейме, глядя, как меч поднимается с замызганного шерстяного колета на плече парня. Подрик, совершенно обалдевший, мелко закивал головой и срывающимся голосом прошептал: — Я клянусь. По нему было видно, что он готов вскочить и немедленно исполнять принесённые обеты даже ценой собственной жизни. Далеко не все рыцари так усердны и достойны своего посвящения, как этот мальчишка. — Встань же, сир Подрик, — торжественно сказал Джейме, убирая меч в ножны и улыбаясь. Он никого ещё не посвящал в рыцари, хотя у него была целая толпа оруженосцев. Для него это тоже впервые. Подрик поднялся на дрожащие от волнения ноги и оглядел зал таким взглядом, будто только что заново родился. Даже плечи его словно бы распрямились, а сам он стал выше и как-то величественнее. Хиль Хант радостно завопил, хлопая в ладони, Тормунд удовлетворённо крякнул, а Бриенна поднялась со своего места и обняла Подрика так крепко, как обнимают того, кто справился с самым сложным заданием. Она была счастлива, совершенно и бесповоротно, Джейме точно это знал. Он давно уже выучился чувствовать её. Она стояла рядом и излучала искреннее счастье, улыбаясь так, как он никогда ещё не видел. «Быть рыцарем — редкий и драгоценный дар, — вспомнил Джейме какой-то их давний разговор. — Дар, которого ты, женщина, отчаянно желаешь, но никогда не получишь». «Она получит его от меня», — понял вдруг Джейме так отчётливо, как самую очевидную вещь на свете. Это было неправильно, невозможно и против всех законов, но Бриенна Тарт должна быть посвящена в рыцари этой Долгой ночью. Ни один из рыцарей-мужчин не соответствует так данным обетам, как соответствует им эта женщина с далёкого острова Тарт. Сейчас, на краю гибели этого мира, Джейме так ясно это осознал, что даже удивился, почему не понимал этого раньше. «Все зовут меня Цареубийцей. Я нарушил свои обеты, презрел десятки обычаев и не выполнил множество клятв. Что для меня разрушить ещё одну глупую традицию? Совершить ещё один выбор из двух невозможных вариантов?.. Но на сей раз он будет правильным». — Ваш черёд, миледи, — сказал он Бриенне серьёзно. Лица всех присутствующих мгновенно вытянулись, кроме разве что Тормунда, который совершенно ничего не понял и продолжал благодушно пялиться на них, поглаживая седую бороду… Но хуже всего было лицо Бриенны. Огромная радость и гордость за Подрика вдруг сменилась в её красивых глазах горькой обидой и… страхом? Она бросала тревожные взгляды на сидящих, потом на Джейме и на дверь, словно собиралась всерьёз броситься прочь из этой комнаты. Было так больно видеть это, будто в груди провернули боевой нож. «Она боится, что я смеюсь над ней. Она не верит мне. Что ж, это легко объяснить. Тысячи человек с раннего детства смеялись над её мечтой, и я громче всех»… — Ваш черёд, — повторил Джейме ещё раз, слыша, как дрожит собственный голос. Если она отвергнет его предложение, что-то в этом мире станет неправильным. Навечно сломанным. Он поклялся бы всеми богами мира, что делает это от чистого сердца, но Бриенна всё равно бы ему не поверила. Он боялся отвести глаза от её глаз, потому что чувствовал: если она увидит хоть каплю сомнения и насмешки, то кинется вон, и всё, что возникло между ними когда-то, будет разрушено. Навсегда. — Вы шутите, сир, — наконец произнесла она тихо, то ли спрашивая, то ли утверждая. Тяжело это слышать, но женщин никто никогда не посвящал в рыцари, не удивительно, что она не верит. — Я не шучу, Бриенна Тарт. Преклоните колени, — Джейме сказал это так строго, как мог, не разрывая их взглядов. Молчание между ними было долгим. Бриенна недоверчиво разглядывала его лицо, словно искала там признаки насмешки и грядущего унижения, но, кажется, не нашла. Все в этом зале тоже затихли или просто Джейме совсем перестал их слышать. Наконец что-то дрогнуло в её глазах, и она медленно, как во сне, опустилась на колени. Джейме снова вытащил Вдовий Плач из ножен и только сейчас заметил, как трясётся его вспотевшая рука. Слова рыцарских обетов, которые он с раннего детства зазубрил наизусть, путались в голове, а Бриенна смотрела на него так, будто ждала удара. — Бриенна из дома Тартов, — начал произносить он слова, освящённые обычаем. — Именем Воина я обязую тебя быть храброй… Меч опустился на её плечо, и Бриенна вздрогнула, словно он прикоснулся к ней раскалённым железом. Всё вокруг исчезало и кружилось, оставалось только её лицо в бликах пламени, на котором недоверие сменялось тревогой, страхом и старой затаённой болью. Джейме говорил и краем сознания надеялся, что верно всё произносит и делает. Ему мерещилась прочная нить, связующая их. Виделся целый светлый поток любви, которую он мог выразить, приняв и исполнив её самую заветную мечту. Ему не нужно было спрашивать — он и так это знал, судя по тому, как эта отчаянно храбрая женщина цеплялась за пустые рыцарские обеты и стремилась им следовать. «Сир Дункан Высокий, благороднейший образец рыцарства, должен посвящать тебя сейчас, никак не я», — думал Джейме, видя, как недоверие в её лице обратилось в робкую попытку поверить. Меч касался её плеч легко, как поцелуи, и тишина, в которой звенел его голос, казалась оглушительной. Должно быть, люди забывали дышать, глядя на невиданное доселе святотатство. На невиданное таинство. — Встань же, Бриенна Тарт. Рыцарь Семи Королевств. Голос был чужим и непослушным, и Бриенна какое-то время словно не могла поверить, что это сказано ей. Он смотрела на Джейме совершенно непонимающим взглядом, но наконец застенчивая улыбка озарила её лицо. Губы задрожали, а глаза наполнились невероятным светом и любовью. Он ещё никогда не видел её такой красивой. Громкие вопли зрителей заставили его очнуться от этого сна и понять, что он, кажется, всё сделал правильно. Джейме опустил взгляд и убрал в ножны меч. Огромное облегчение и безмерная радость затопили его. Ни одно нарушенное правило не было таким истинно верным, как то, что он сейчас совершил. Эта комната казалась ему храмом, в котором боги сами освятили его меч. Теперь всё так, как должно быть. Он дал Бриенне то, что, быть может, только он один в целом свете мог бы дать, но этого все равно было слишком мало… Бриенна утирала бегущие слёзы и прятала лицо в ладонях, и Джейме подумал, что она слишком часто плачет этой зимой. Но по крайней мере, теперь — от счастья. «Я люблю тебя, Бриенна Тарт»... Грохнувшая снаружи дверь заставила Джейме обернуться. Тяжёлые быстрые шаги зазвучали в темноте коридора, и в дверном проёме явился заметённый снегом Сандор Клиган. Он быстро оглядел зал и нахмурился, точно ожидал увидеть здесь кого-то другого. — Как дела в разведке, Клиган? — спросил его Джейме, пока тот не надумал выяснить, какого чёрта тут происходит. Тот мрачно зыркнул на него и бросил: — Через пару часов мы умрём, Ланнистер. — Ох, ты всегда жизнерадостен, Сандор, — рассмеялся Хиль Хант. — Леди Санса, — сказал Клиган, проигнорировав выпад, — могу я отвлечь вас для срочного дела? Санса вскочила и со всей возможной учтивостью поспешила вон из комнаты, не забыв на ходу поблагодарить присутствующих за тепло и компанию. Джейме вернулся на своё место и посмотрел в огонь. «Через пару часов мы умрём. Но вместе. Ради этого стоило жить».