Ветер с севера

Ни надежды, ни веры не надо нам, Нам тревога родная сестра. Я запомнила все имена героев, Гордость их, честь и страсть, Но в конце им останется страх… Мельница

Завидев Сандора, Санса бросилась вон из комнаты со всей быстротой, какую позволяли приличия. Облегчение и радость хлынули в сердце тёплой волной, и она снова остро почувствовала себя счастливой. Её муж рядом, он вернулся. Он всегда возвращается к ней. А значит, всё будет хорошо. Это была какая-то наивная, почти детская вера, которой Сансе не хотелось искать объяснения — она просто знала. Пока Сандор рядом, с ней не может случиться ничего дурного. Он не допустит. Жизнь давно отучила её верить в сказки, но ещё не отучила верить своему сердцу. Каждый раз, когда Сандор уезжал за стены замка, она не находила себе места, изнывая от тревоги и страшась хоть на миг представить, что может ожидать его там. Винтерфелл окружён мёртвой тьмой, и твари, таящиеся в ночи, ужасны и смертоносны для всего живого. Но сейчас он вернулся. Снова вернулся. Видеть его было самой желанной наградой за долгие часы, проведённые без него. Бесконечное ожидание стало её судьбой за последние долгие месяцы, и Санса не променяла бы её ни на какую другую долю. Когда она впервые после его возвращения увидела измождённое лицо мужа, то не смогла сдержать слёз. Сандор страшно исхудал за время войны, казалось, от него прежнего осталась половина. Она распорядилась выделить ему покои в Великом Замке и лично проверяла, чтобы его разместили с удобством и кормили как можно лучше. Как только Сандор немного восстановил силы, он тут же принялся пропадать в разведках, прибавив ей тревог. Каждый раз она отпускала его за стены с тяжёлым сердцем, готовясь ждать, сколько потребуется. И каждое возвращение было праздником, меру которому невозможно выразить словами. Те немногие часы, что им удавалось проводить вместе, наполняли её радостью, давали ни с чем не сравнимое утешение. Они даже почти не разговаривали — за них говорили их руки, губы и тела. Иногда они просто сидели рядом, обмениваясь короткими фразами, но чаще всего Санса оказывалась у него на коленях и затихала в его руках, наслаждаясь теплом и близостью. А потом Сандор снова исчезал, и Санса терзалась тревогой и беспокойством, ожидая его… И в этот раз боги опять оказались к ней благосклонны. После огней и голосов общей комнаты тихий полумрак коридора был почти пугающим. Санса на короткое время словно ослепла — ближний факел на стене давно потух, и сюда достигали лишь дальние отсветы пламени. Когда глаза немного привыкли к темноте, Санса оглядела Сандора с ног до головы — он, хвала старым и новым богам, был не ранен, вот только выглядел гораздо более хмурым, чем обычно. Даже её присутствие в этот раз не смогло согнать сумрак с его лица. Снег медленно таял на меховом капюшоне плаща, и капли слабо отражали свет далёкого факела. Санса отошла от двери общей комнаты и юркнула в коридор, ведущий в правое крыло, желая оказаться подальше от случайных глаз и ушей. Сандор молча последовал за ней. — Что случилось, Сандор? — спросила она, уже предчувствуя беду. — О каком важном деле ты говорил? — Что может быть важнее, чем видеть тебя? — ответил он, нежно прикасаясь к её растрепавшимся волосам. Санса перехватила его руку и прижалась к ладони щекой, улыбнулась ему, но он так и остался серьёзен. — Они близко, — Сандор развернулся и загородил Сансу собой. — Мы видели их в лесу, а кое-кто почувствовал на себе их зубы. Сансе не надо было знать, про что он говорит. В разведки отправлялось одновременно по десятку человек, чтобы точно знать, что происходит за стенами замка. Джон не полагался только на предсказания и предвидения, какими щедро снабжала его красная жрица, а то и собственный брат, неожиданно ставший кем-то вроде провидца. «Колдовство похоже на меч без рукояти», — говорил он как-то Сансе, услышав очередное предсказание Мелисандры, видевшей в пламени мёртвых, горящие замки и занесённые снегом развалины. — «Просто так его в руки не возьмёшь, и оружие это ненадёжное». Оттого разведчики постоянно осматривали холмы и леса вокруг Винтерфелла, а дозорные дежурили на ближайших вершинах. До сего времени они не замечали ничего подозрительного и опасного, но сейчас каждый кожей чувствовал: мёртвые идут. Сандор взял её ледяные руки в свои. Огромные жёсткие ладони были тёплыми, даже горячими. Как ему удаётся сохранять тепло в такую лютую стужу?.. — Я хотел попрощаться с тобой без посторонних. Кто знает, что сегодня с нами… Санса не могла и не хотела больше это слушать. Она не дала ему договорить и поспешно вскинула руку к его губам в безмолвном протесте. Она так устала от страха и жутких предчувствий… С тех пор, как война началась, она сполна испробовала эту горькую чашу. Хотя бы несколько минут, пока они наедине, ей хотелось просто побыть с ним, позабыв о мёртвых, идущих к замку. — Пожалуйста, Сандор, — почти взмолилась она, прижавшись к нему всем телом, точно пытаясь спрятаться от надвигающейся беды. Он послушно замолчал, со вздохом опустив тяжёлую руку ей на плечи. Понял, должно быть, что не стоит пугать её ещё больше. — Что вы делали там, у камина? — кашлянув, сменил он тему. — Ланнистер показывал вам фокусы? Санса подняла к нему лицо и улыбнулась: — Вовсе нет. Он посвятил Подрика и Бриенну Тарт в рыцари. Сандор хохотнул, явно удивлённый таким ходом событий. — Похоже, он спятил, — проговорил он. — А впрочем, эти двое достойны посвящения куда больше, чем добрая половина всех, кто кличет себя сирами. С чего Лев решил это сделать? — Кажется, он не надеется увидеть рассвет. — И правильно делает, седьмое пекло. Санса обвиняющее посмотрела на него и поднялась на цыпочки: — Хватит об этом. Не хочу больше ничего слышать о мёртвых. Мне и так страшно… Сандор помедлил, но скоро склонился к ней и прижался сухими обветренными губами к её, жаждущим ласки, ждущим его… Санса утонула в его руках, чувствуя, как ноги отрываются от пола, и ойкнула от неожиданности. — Тише, миледи. Вы же не хотите, чтобы наши друзья-рыцари сбежались сюда всей толпой спасать вашу честь? — тихо пророкотал Сандор ей в волосы, оттесняя её куда-то вглубь коридора, где их трудно было бы разглядеть от входа. Целуя, он прижал её к ближайшей двери. Санса вдруг ощутила, что проваливается в пустоту — дверь за спиной подалась назад с тихим скрипом. Она вздрогнула и испуганно оглянулась, но позади была только темнота. Сандор отпустил её и заглянул в покои. — Никого, — обрадованно сказал он, втягивая её внутрь. Должно быть, ей овладело какое-то странное помешательство, потому что Санса едва не расхихикалась, словно проказливая девчонка. Она попыталась вспомнить, кому принадлежат эти комнаты, но замок был так полон людьми, что она понятия не имела, кто бы это мог быть. Кто-то из лордов Севера и их родни. Может быть, лорд Слейт или братья Амберы. Вот будет глупо, если они явятся сюда и обнаружат дверь запертой изнутри… Она единожды подумала об этом и тут же забыла: как только дверь закрылась, Сандор сгрёб её в объятья так, что стало трудно дышать. Но Санса была рада этому. «Обнимай. Обнимай меня крепче, — подумала она, — так я не чувствую страха». Сейчас, когда смерть уже стоит на пороге, ей хотелось отвоевать ещё немного времени для них двоих. Надышаться напоследок. Ей было всё равно, что их в любой момент могут обнаружить. Было важно лишь то, что Сандор рядом, что она может его обнять и целовать так, как ей хочется, и никто, никто в целом свете не запретит ей это сделать. Это было безумие, сумасбродство, невиданная наглость, но оно определённо стоило всех нарушенных правил. Она вдруг поняла, что должна сказать ему. Прямо сейчас. Он должен знать. Нужно торопиться, пока их не разлучили живые или мёртвые. — Сандор, я люблю тебя… Люблю, слышишь… Пусть мы скоро умрём, я хочу, чтобы ты знал — я счастлива быть и умереть твоей женой… Рыцарь моего сердца, мой герой… — шептала она, задыхаясь, гладя его по щекам, волосам, скользя руками по широкой груди, по мокрому от снега плащу, покрывая поцелуями ставшее таким родным и любимым лицо. Она произнесла эти слова впервые, хотя хранила их внутри многие месяцы, как самую сокровенную тайну. Давно осознанное, но так до поры и не высказанное вслух, теперь оно прорвалось наружу. Быть может, слишком поздно, но лучше так, чем вовсе никогда. Сандор замер на несколько мгновений и ничего не ответил, лишь крепче прижал её к себе. Он словно хотел что-то сказать, но так и не осмелился. Санса решила, что довольно разговоров, и снова поцеловала его — наугад, в темноту, всем телом чувствуя его желание. Она не собиралась ему мешать, напротив — прильнула ближе, давая понять, что хочет того же. Сандор глухо зарычал и рванул пряжку пояса, тот со стуком свалился на пол. Санса нащупала в темноте завязки его плаща и распутала их, отправляя плащ на пол к поясу, пока он справлялся со своими штанами. Сандор дёрнул её на себя, подхватывая под бедра и поднимая наверх. Он придавил её своим весом к двери так, что если бы кто-то захотел открыть её с той стороны, ему бы вряд ли это удалось. Его руки лихорадочно шарили в её юбках, послышался треск рвущейся ткани. Санса бесстыдно обхватила его бедра ногами, разводя их шире, помогая ему найти дорогу. — Аахх! — вырвалось у неё, когда он резко вошёл в неё, почти причинив боль. Санса закусила губу. Ей было не слишком удобно, но она ни за что не захотела бы, чтобы он останавливался. Её тело нуждалось в нём так же сильно, как и он в ней. Их души тянулись друг к другу, стремясь слиться воедино так же, как их тела… Это было какое-то безумное, яростное соитие, напомнившее ей то, их первое. Сандор брал её с такой отчаянной страстью, как будто это был их последний раз. Но ведь именно этого она и хотела? Кто знает, ведь он действительно мог стать таковым… В непривычном положении все ощущения стали острее и сильнее. Сандор двигался быстро, распластывая её по двери мощными толчками. Дверь поскрипывала и содрогалась, Санса с силой сжала зубами свою руку, чтобы не стонать, другой обнимая Сандора за шею и с ужасом думая, что будет, если их услышат. Широко разведённые бедра мелко подрагивали от напряжения в стальной хватке его рук. Сандор остановился на мгновение, прерывистый шепот достиг слуха: — Птаа-ше-чка… Моя. Санса… Железные пальцы сомкнулись крепче, впечатываясь в нежную кожу. Она будет рада носить эти метки его любви и умереть, зная, что была любима и любила. Санса подняла лицо, протягивая губы для поцелуя, и Сандор жадно прижался к ним ртом, принялся вбиваться в неё с новой силой. Быстрее, ещё быстрее… Санса зажмурилась, изо всех сил сдерживая рвущийся наружу стон… и почувствовала содрогание всего его огромного тела, твёрдые мускулы окаменели под её сведёнными напряжением пальцами. Она вцепилась в него из последних сил, крепко прижав к себе, страстно желая, чтобы он излился внутрь… И Сандор точно без слов понял эту безмолвную просьбу... Зарывшись в её волосы и переводя дух, он хрипло простонал: — Ты сошла с ума, моя леди, и я вместе с тобой. — Значит, умрём сумасшедшими вместе, — выдохнула она, нащупывая в темноте его лицо и снова целуя. — Чья это комната? — спросил вдруг Сандор, точно впервые заметил, что они больше не в коридоре. — Понятия не имею, — пожала плечами Санса, — Даже знать не хочу. За последние месяцы я устала от людей сильнее, чем за всю свою жизнь. Сандор издал короткий смешок и бережно опустил её на пол. Ноги казались странно чужими, дрожали и подгибались, она совершенно обессилела, точно стала тряпичной куклой, и была вынуждена опереться на него, чтобы не упасть. Он вовремя спохватился и прижал её к себе крепче, развернулся и опёрся о дверь спиной, укладывая её голову себе на грудь и поддерживая за плечи. Санса ощутила между бёдер вязкую тёплую влагу — его семя потекло по ногам. Долгое молчание в темноте становилось почти неловким. — Никогда не думал, что в своей грёбаной жизни скажу что-то подобное… — прочистив горло, медленно и как будто неловко начал Сандор, и она с удивлением посмотрела в темноту на месте его лица, — … но я тоже люблю тебя, Санса Старк. — Санса Клиган, — поправила она, улыбаясь. Она и так давно это знала, он мог бы даже не говорить, но слова, произнесённые в темноте его особенным голосом, породили тёплое эхо в груди, заставив слёзы подступить к глазам. Они снова целовались, как будто в последний раз… Щекам стало мокро, и чьи это были слёзы, трудно было сейчас разобрать. Санса провалилась в упоительный плен его объятий и горячих губ, бережных ладоней, гладящих волосы и спину… Она словно впала в сладкое забытьё, вдыхая терпкий запах его кожи, и пришла в себя, только когда почувствовала, что Сандор напрягся, отстранился и повернулся к двери. Тут она и сама услышала в коридоре мужской голос, который выдавал, что его обладатель разгневан. Сандор замер, прислушиваясь. В его спокойствии чувствовалась тяжёлая угроза, точно тучи собирались перед грозой, теперь он больше всего напоминал ей большого опасного зверя, замершего для прыжка. Санса улыбнулась, вообразив себе лицо хозяина комнаты, обнаружившего их внутри. Ей вдруг стало совершенно неуместно, по-глупому весело, точно всё напряжение последних месяцев готовилось покинуть её вместе с истеричным смехом. Она беззвучно затряслась, закусив губу, и Сандор серьёзно шикнул на неё, отчего захотелось смеяться ещё сильнее. — Роннел, какого чёрта мои вещи ещё не готовы? Я приказал тебе принести мой меч и плащ ещё половину часа назад, — разорялся в коридоре громкий мужской голос. Оплошавший мальчишка начал оправдываться, и Санса узнала лорда Галбарта Гловера и его оруженосца. Сердце бухало прямо в ушах, готовясь выпрыгнуть наружу. Как глупо и как правильно то, что они сделали. «Настоящая леди так себя не ведёт», — некстати вспомнились ей наставления септы Мордейн, и Санса скорчила рожицу. Голоса медленно приближались, с каждым мгновением становясь всё громче. Санса на десять ударов сердца перестала дышать, когда они раздались прямо возле их двери и, к величайшему облегчению, миновали её, так и не толкнув внутрь. Она улыбнулась, почувствовав, как выдохнул Сандор. Он по-прежнему строго хранил всё, что было между ними, от чужих глаз, и она тоже следовала его примеру. Не время, сейчас ещё не время… — Пора выбираться, пока ещё какой-нибудь лорд не явился сюда за своим тряпьём, — прошептал ей Сандор. Когда шаги за дверью стихли, Сандор осторожно приоткрыл дверь и выглянул наружу, пока Санса поспешно оправляла юбки и наспех приглаживала волосы, на ощупь пытаясь привести себя в надлежащий вид. Они выскользнули из чужих покоев в то самое время, когда над мёртвой тишиной замка прозвучал сигнал рога. Смех и веселье испарились мгновенно, словно их никогда и не было, сменившись вернувшимся страхом. — Скорее, чем мы надеялись, — повторил Сандор медленно, как во сне. — Мне пора. Санса не знала, что ответить. Ей хотелось плакать, но слёзы не шли, застряв в горле. Она обняла его и поцеловала куда пришлись губы, крепко прижалась щекой… Молча выслушала ещё два подряд сигнала, раскатившихся над Винтерфеллом, как гром. «Они идут». Сандор в последний раз провёл ладонью по её волосам, кивнул ей и исчез так же быстро, как появился. Хотелось усесться на пол и закричать в голос, но новая ругань лорда Гловера вывела её из оцепенения, и Санса растворилась в темноте прежде, чем её могли заметить. Во дворе воздух впился в лёгкие, заставив её задохнуться от холода. «Иные приходили вместе с холодами или же холод приходил вместе с ними, а следом шагала смерть», — неожиданно вспомнился ей голос старухи Нэн, повествовавшей об ужасах прошлой Долгой Ночи. Нэн не суждено было увидеть воплощения своих сказок — её жизнь угасла в плену у болтонского бастарда, зато им всем, запертым нынешней Долгой Ночью в Винтерфелле, скоро доведётся почувствовать их на себе… Двор почти опустел. Внутренние стены были не видны отсюда, утопая в темноте — только цепочка бледных огней, парящих в высоте, извещала, что они всё ещё защищают их. Почти все здания были закрытыми и тёмными, точно вовсе нежилыми, лишь возле Великого Чертога толпился запаздывающий народ. Наверно, солдаты уже на внешних стенах, а её место сейчас в чертоге по праву сестры короля и знатной леди Севера. Утешать испуганных женщин, успокаивать чужих детей и молиться, чтобы все они сумели пережить эту ночь. Санса бегом направилась через внутренний дворик к освещённому прямоугольнику дверей Великого Чертога. Когда она вошла внутрь, то на миг испугалась того, что увидела. Огромный зал был полон людьми так, что яблоку некуда было упасть, и на всех лицах лежала печать страха. Даже одичалые старики, которые наверняка повидали в своей жизни такое, чего и вообразить нельзя, выглядели напуганными. Вольный народ искал спасения за Стеной, но белый холод добрался и сюда. Толстый, окованный железом засов скоро опустили в крепкие петли, заперев дверь изнутри. Его грохот отозвался в ушах, как погребальный набат. В зале было душно и жарко натоплено, здесь стоял тяжёлый запах множества человеческих тел, но пуще всего бил в нос запах страха — липкий, навязчивый и гнетущий. Большие столы были сдвинуты к стенам и поставлены друг на друга, окна заколочены тяжёлыми деревянными щитами, снять которые могли бы лишь несколько крепких мужчин. Факелы и очаги заливали зал красноватым мерцающим светом, но он всё равно был слишком велик, чтобы осветить его целиком, и оттого повсюду прятались чёрные тени. Мрак царил не только в укромных уголках, но и на лицах людей. Гомон встревоженных голосов казался таким зудящим, что в ушах звенело, а детский плач и кашель стариков то и дело разрывали его, создавая густой раздражающий шум. «Место, где я проведу эту битву. Место, где я умру», — подумала Санса, расправила плечи и прошествовала на своё место, наклеив на лицо лёгкую доброжелательную улыбку, призванную внушить людям уверенность и спокойствие. На помосте были отведены места для лордов и леди Севера, не принимающих участия в сражении. Рикон уже вертелся на троне королей зимы, и, судя по его виду, отчаянно скучал. Лохматик возлежал рядом, и из мрака чёрной шерсти поблёскивали только щёлочки его ярко-зелёных глаз. В бой Рикона, понятное дело, не пустили, и теперь он дулся на всех вокруг, особенно на Джона. Джон умел, когда сам того хотел, быть убедительным и внушающим послушание, так что даже Санса порой боялась с ним спорить. Вопрос о присутствии мальчика в Великом Чертоге относился к таким, о каких спорить вовсе не годилось, но Рикон всё равно обиженно зыркнул на неё и сделал вид, что не заметил её появления. Санса проследовала к своему месту и уселась в предназначенное ей кресло. Сегодняшнюю битву она проведёт в обществе леди Севера, их детей, служанок и компаньонок, и рядом, конечно же, будут её подруги Джейни с Бет, чьи лица побелели так сильно, что даже красноватый свет очагов их не красил. Леди Алис, нервно закусив губу, качала ребёнка, леди Сибилла Гловер беспокойно теребила косу, а младшая дочь Мейдж Мормонт выглядела такой же надутой, как Рикон. Джонелла Сервин шептала что-то утешительное маленькой дочке Джона Амбера, а старый лорд Стаут кашлял в платок, и глубокие тени на лице делали его неприятно похожим на мертвеца. Лица остальных выражали обречённость и страх. И лорды, и крестьяне боятся одинаково, если встречают собственную смерть. «Не хватает Брана…», — отстранённо подумала Санса. Братец решил, что не должен находиться здесь сегодня, и Джон отчего-то это ему позволил. «Ему за многим надо приглядывать», — сказал Джон просто, и Санса подумала, что отчаялась понять всех своих братьев. Джон много времени проводил с Браном после возвращения со Стены и, должно быть, знал что-то, чего не знала она. Брана заперли в Великом Замке в крошечных покоях без окон, а толстую дубовую дверь заложили так крепко, что вряд ли кто-то чужой сумел бы открыть её без тарана. Лето остался караулить двери, и Брандон заверил, что этого вполне достаточно, но Джон всё равно отправил ему в защиту небольшой отряд. Санса даже представить себе не могла, как жутко находиться одному в запертой тёмной комнате, но брат, похоже, предпочитал такое уединение шуму людного Великого Чертога. Впрочем, если замок падёт, будет уже всё равно… «…И Арьи тоже нет». Было бы поистине удивительно, если бы её младшая сестра осталась за безопасными стенами, когда снаружи кипит бой. Санса всегда знала, что они с Арьей разные, и теперь это было по-настоящему заметно. Сама она боялась даже представить, что происходит на стенах, и при мысли о том, что защитники сейчас смотрят в синие глаза мертвецов, в животе всё скручивало узлом. Вель, одичалая королева Джона, тоже была где-то там, в темноте. «Я — женщина вольного народа, и не буду прятаться в каменных чертогах, пока мужчины сражаются», — говорила она Сансе со спокойной улыбкой, и Санса подумала, что хотела бы иметь хоть капельку подобной смелости. Санса оглядела зал с помоста. Целая толпа людей — женщин, стариков и детей, и все они нуждаются в помощи и утешении. Сегодня ей нельзя раскисать, что бы ни произошло. Сегодня она должна подать пример стойкости и уверенности в том, что всё будет хорошо. На другое она просто не имеет права… Санса невольно вспомнила королеву Серсею в тот самый день, когда она так же сидела в запертой крепости Мейегора в окружении знатных дам Красного замка. Станнис осаждал столицу, и тогда всё было похоже, но одновременно совсем иначе. Жонглёры жонглировали, дураки вяло пытались смешить народ, а музыканты — беспечно играть, слуги же подавали самые изысканные кушанья, словно в насмешку над теми, кто сражался и умирал на городских стенах. Поначалу Серсея казалась величественной в своём холодном спокойствии, и Санса изо всех сил старалась брать с неё пример. Но королева много пила, и из её уст вскоре полился горький яд, приникающий в самую душу. «Как я могла восхищаться ей, глупая наивная девчонка?..» Рядом, как безмолвная тень, стояло само королевское правосудие — сир Илин Пейн, готовый в любой момент отсечь им головы, чтобы они не достались Станнису живыми. Взгляд его безразличных ко всему глаз был для Сансы гораздо страшнее, чем солдаты, штурмовавшие стены… Она поморщилась и легко тряхнула головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Теперь их жизни могут достаться кое-кому похуже, чем сир Илин. За заколоченными окнами Великого Чертога стояла мёртвая тишина, и пламя в очагах ярко горело, унося дым ввысь, в пасть пасмурного чёрного неба. Слуги постарались запасти достаточно еды и дров, вот только надолго ли этого хватит?.. Санса уже устала бояться и переживать и просто равнодушно оглядывала зал, улыбалась и отвечала на вопросы ничего не значащими фразами. В конце концов, сегодня всё кончится — худом или добром. Рикон всё еще дулся и демонстративно смотрел куда-то в сторону, Лохматик, подражая хозяину, тоже отвернулся от неё. Джон велел брату оставить волка при себе, чтобы тот в случае чего защитил их, и Санса изо всех сил надеялась, что его клыки и когти сегодня не понадобятся. Она вдруг вспомнила, как впервые представила Сандора Рикону. Брат тогда сидел за столом в Великом Чертоге и сосредоточенно передвигал по столешнице гладкие костяные пластинки с вырезанными на них рунами. Лохматик, сидящий рядом, настороженно принюхался и показал самые кончики клыков, словно предупреждая, что он здесь главный, но скоро равнодушно свернулся в огромный клубок и задремал, что Санса расценила, как добрый знак. Этот волк никого, кроме хозяина, не подпускал к себе близко. «Ты и есть тот самый великий герой?» — безо всяких приветствий начал Рикон, завидев собственный меч на поясе Сандора. Он с интересом изучил его с ног до головы, особенно задержавшись глазами на шрамах, покрывающих лицо. Братец разглядывал их так пристально, что это казалось почти неприличным, но Сандору, похоже, было не привыкать к таким взглядам. Сансу умиляло смотреть, как он старается подобрать какую-то подходящую случаю фразу, чтобы начать разговор с маленьким принцем Севера. В столице он был добр к Томмену и Мирцелле и кажется, по-своему привязан к ним, но к Рикону, милому дикому Рикону, во всём нужен был особенный подход. «Кое-кто так говорит», — наконец нахмурился Сандор, косо взглянув на Сансу. Рикон звонко рассмеялся и кивнул. «Моя сестра рассказала мне о тебе. Так что же, ты убивал призраков на войне?» «Случалось, милорд». Рикон просиял: «Расскажи мне». Сандор уселся напротив и на удивление складно поведал об огромном мёртвом великане, выломавшем ворота в Стене, о ледяных пауках и белых тенях с яркими глазами и мечами из чистого льда, о мертвецах, бредущих в ночи сквозь сугробы. Он говорил не слишком цветисто, но Санса то и дело ловила себя на мысли, что ей пора закрыть открывшийся от удивления и восхищения рот. Она и представить себе не могла, что Сандору пришлось испытать. Весь его рассказ напоминал какую-то жуткую сказку или позабытую легенду, но он не имел привычки врать или приукрашивать, ей это было хорошо известно. Рикон блестел глазёнками и засыпал Сандора сотней вопросов разом, так что тот иногда вовсе не успевал отвечать на них. Когда его любопытство наконец было удовлетворено, братец расплылся в счастливой улыбке. «Скиталец славно послужил на войне и надеюсь, послужит ещё, если мёртвые придут. Ты можешь пока оставить его себе», — милостиво позволил он. Сандор выглядел каким-то непривычно смущённым, а у Сансы улыбка не сходила с губ. Ей было радостно, что они поладили, и её переполняла гордость: её муж — настоящий герой Севера… Сейчас Рикон был сердит, и она уже изучила, что в таком настроении лучше всего не подходить к нему. Молчание между ними казалось тяжёлым, будто могильный камень, но когда-нибудь оно окончится. Люди тихо переговаривались друг с другом, дети плакали, кто-то беззвучно молился, и Санса кожей чувствовала на себе чужие взгляды, ищущие то ли веры в лучшее, то ли спокойствия. Она не могла предоставить им того, чем сама не обладала, и просто смотрела в огонь, раздумывая, что творится на стенах. Она пыталась представить, где Сандор, и чем заняты Арья и Джон, но мысли эти не приносили облегчения — наоборот. Половина королевства сейчас защищает Винтерфелл, и от каждого из солдат зависят их собственные жизни. Одичалые стоят рядом с северянами, и всякая вражда отступила перед угрозой, что движется с севера вместе с ледяными ветрами и снежными бурями. А здесь, в стенах этого чертога, кровные враги обрели друг в друге надежду. Зима — не время раздоров, зимой весь Север стал единой человеческой стаей, держащейся друг друга в поисках защиты и тепла. Пламя в очагах стало каким-то выцветшим, то вспыхивая заново, то опять угасая. Слуги подбрасывали в него дрова так опасливо, точно оно было живым и могло укусить. Несмотря на духоту, Санса вдруг почувствовала, что начинает замерзать. Она вообще постоянно мёрзла этой зимой. Сандор говорил ей, что белый холод глушит все звуки, накрывая тебя глухим морозным колпаком, и, кажется, так оно и было. Лишь однажды ей послышались будто бы далёкие звуки медных труб, но в монотонном бормотании чертога нельзя было понять, не почудилось ли это. В остальное время снаружи было так подозрительно тихо, словно они остались одни на всём континенте, запертые в душном каменном зале, и это пугало больше всего. Ни звона клинков, ни боевых кличей, ни воплей умирающих. Это могло значить всё что угодно и не значить ничего. Быть может, мёртвые просто не одолели внешние стены. Или вовсе не пришли, испугавшись длинной цепочки огней и храбрости защитников. Хуже будет услышать какие-то звуки рядом с дверьми или за окнами: рычание, стрекотание инеистых пауков или скребущие в двери лапы. Санса вздрогнула, представив это, и решила прекратить себя пугать. Здесь собралось множество народу, но Санса всё равно оставалась наедине с собственными мыслями. Ряды людских голов сливались и исчезали в полумраке дальнего края чертога. Это был большой зал, вмещавший в себя сотни людей, но сейчас тут было тесно. Санса рассматривала оружие, развешенное по стенам. Щиты с изрубленными гербами, кое-где старые топоры, изъеденные ржавчиной… Для них самих тоже предназначалось оружие: Джон оставил в чертоге обсидиановые и стальные ножи, топоры, луки и стрелы. Санса попыталась вообразить, как ей придётся взять в руки топор, чтобы ударить по цепким лапам, тянущимся к её горлу, и поморщилась. Нужно было захватить какое-нибудь рукоделие, чтобы не думать о происходящем вокруг — она обругала себя за такую непредусмотрительность. Леди Сервин и леди Гловер оказались умнее её, и теперь нервно тыкали иглами в ткань, будто прокалывали насквозь неведомого врага. — Как вы думаете, леди Санса, — попыталась затеять неуклюжий разговор Джонелла Сервин, — что там за стенами? Отчего же так тихо? — Наши защитники отважны и удерживают войско мёртвых. Леди Мелисандра оборонит огнём стены, как делала сотни раз до этого. Им не войти сюда. «Красивая и пустая ложь». Любое утешение казалось нелепым в этой ночи. Даже если мёртвые не рискнут штурмовать замок, рано или поздно Винтерфелл падёт от голода и лишений, ведь их запасы не бесконечны… Но Джонелле и остальным дамам совсем не обязательно лишний раз об этом напоминать. Санса пожалела, что с ними нет мейстера Оливара. Он бы сказал что-нибудь своим спокойным голосом и ей, может, стало бы легче. Голова легко кружилась, и боль начинала пульсировать в висках, отдаваясь в затылок. Ей сейчас так пригодились бы его успокоительные травы. Или просто глоток свежего воздуха… Мейстеров отправили в подвалы Великого Замка, дабы они принимали там раненых, принесённых со стен, и направили весточку в Белую Гавань в случае чего. Ей даже думать не хотелось, каково им там. Война против Станниса не шла ни в какое сравнение с этой. Ужасы бойни и насилия, описанные Серсеей, были жуткими, но участь, которую готовили им Иные, трудно даже вообразить. — Марисса, подай мне воды, пожалуйста, — сказала Санса, чтобы отвлечь служанку от тяжёлых дум. На лице девушки был написан страх, холодящий самую душу и сковывающий тело. Та не сразу разобрала её просьбу, но скоро дрожащими руками подала Сансе чашу с ледяной водой, сводящей зубы. «Напрасно я это сделала», — решила Санса, глотнув. «Теперь я ещё сильнее замёрзла». Люди тревожно вслушивались, но не было слышно ничего, лишь дрова слабо потрескивали в очагах. Лохматик настороженно поднял голову и тоже навострил уши. Сансе хотелось хоть на мгновение выглянуть наружу и удостовериться, что замок всё ещё стоит на месте, а не исчез в бесконечной холодной ночи. Стать птицей, тонкой струйкой дыма, крохотным паучком и просочиться за стены, узнать, что творится там, за пределами чертога. Неизвестность — хуже всего. Но Джон приказал находиться внутри, да и вряд ли кто-то позволил бы ей открыть дверь и впустить внутрь белый холод, приходящий вместе с Иными. Неясно, что тяжелее — сидеть здесь в угрюмом ожидании неизбежного или быть на стенах и сражаться, чтобы не беспомощный страх струился по жилам, а горячая ярость боя. Санса почему-то вспомнила о Бриенне Тарт. Она испытывала к ней какую-то нежную приязнь с горькой примесью жалости. Бриенна не смирилась с участью, уготованной ей богами, определившими ей родиться женщиной, — она сражалась. Она приняла иное решение, принесла в жертву спокойную и размеренную жизнь, чтобы бороться за собственные мечты. Чтобы не изменить себе и сделать этот мир хоть немного лучше. Как знать, какой выбор был бы для неё правильней… Серсея как-то жаловалась, что в детстве ей не дали меч, заставляя её учиться обольщать и говорить разные глупости. Бриенна не стала жалеть и сокрушаться, она взяла своё. Да, над ней смеялись, и мужчины порой презирали её, но Санса своими глазами видела, как сильно сир Джейме привязан к ней, как любит её Подрик и уважают сир Хиль и даже Сандор. Сир Джейме только что посвятил её в рыцари — и такого прекрасного и торжественного зрелища Санса давно уже не видела. Быть может, идти против обычаев глупо, но Санса, как и Бриенна, слушала своё сердце, и надеялась, что оно подсказывало им обеим верный путь… К концу второго часа гнетущего ожидания Санса поняла, что сейчас или замёрзнет окончательно, или сойдёт с ума. Кое-кто из людей улёгся спать, накрывшись шкурами, кто-то просил есть. Ребёнок леди Алис расплакался, и его крик резью отдавался в ушах. Санса отдала приказ раздать паёк и вскипятить воды. Она сама без всякого удовольствия пожевала краюху ржаного хлеба, запив её подогретым молоком, и хотела было уговорить Рикона поесть, но тот вместе с Лохматиком исчез где-то в дальнем краю зала, и его звонкий голос уже раздавался среди одичалых. Санса вздохнула, поднялась и подошла к огню. Пламя еле тлело, придушенное то ли холодом, то ли колдовством. Леди Мелисандра видит в пламени будущее. Быть может, Санса тоже сумеет его разглядеть… Но угли загадочно мерцали и не выдавали своих огненных тайн. Неожиданно она поняла, что слышит какие-то отголоски звуков снаружи и напрягла слух. Кажется, это были крики, причём встревоженные, но будто приглушенные, как сквозь подушку. Она подошла к заколоченному окну и приложила ухо к решётке. Мрак, царящий снаружи, казалось, проникал не только в этот зал, но и самую душу. Там, во тьме, что-то творилось, и неизвестность была этому именем. Тут по деревянному щиту со скрежетом прошлись чьи-то когти, и Санса отпрянула от окна с быстротой, которую никогда в себе не подозревала. — Боги милостивые, — прошептала она, бледнея. — Мёртвые уже здесь…