Попробуем забыть о том, что мы больны, О непоправимом, о неизлечимом, о том, что нам до конца Так и не высказать вслух. Попробуем дышать в один и тот же миг И быть продолжением и отражением друг для друга Над бездной разлук.
Flëur
Тёплый ветер кружил голову не хуже самого крепкого вина. Бриенна вдыхала его и не могла надышаться — так сладок он был. Южный, лёгкий, ласково целующий щёки. Всего лишь обещание будущей весны, её нежнейшее первое прикосновение. Снег ещё лежал повсюду и совсем не собирался таять, но днём солнце, хоть и показывалось ненадолго, светило уже совершенно по-весеннему. Ещё много месяцев пройдёт, прежде чем снежный покров исчезнет, и на деревьях распустятся первые листья, но каждый уже знал: весна пришла, а война окончилась. Насовсем, навсегда. Больше никакой долгой тьмы и холода. Никаких мертвецов и ледяных теней, стремящихся уничтожить тебя. Только весна… Бриенна так устала, что уснула в своих покоях сразу после прощания, едва смыв с тела пот и кровь, и проспала почти до следующего вечера. Лишь радостные вопли, доносившиеся из коридора, заставили её проснуться. Винтерфелл гудел: все как следует отдохнули, и теперь смех слышался куда чаще, чем плач. Она стояла возле распахнутого окна и вглядывалась в темноту наступившего вечера. За стенами гостевого дома шумели люди в богороще: одичалые жгли костры на широких железных поддонах и чему-то смеялись. Она давно уже не слышала такого чистого, искреннего смеха. Его словно выпустила из удушающих объятий темнота, и сейчас он звучал легко и ясно. Богороща была вся усажена огненными светлячками, и возле каждого из них стояли люди. Люди, победившие смерть… Казалось, будто звёздное небо упало на землю и огнями рассыпалось между вековых деревьев. Но радость отдавала тенью печали. Вчерашним вечером они прощались с павшими, и горьким было это прощание. Молодые и сильные, северяне и одичалые из-за Стены, люди далёкого востока, юга и Севера — всех выкосила война. Серпом прошлась по жизням и воскресила многих в жутком посмертии… Вчера они слишком устали, чтобы плакать, но Бриенна всё равно плакала. Она стояла и издалека наблюдала за погребальным костром, уносящим на небо Арью Старк. Девочку, которую она не сумела уберечь, хотя могла бы. Очередное нарушенное обещание… Этой зимой было страшно так, как не бывает, этой зимой они потеряли слишком многих, но смерть Арьи жгла душу сильнее всего. Они привыкли к смерти, сроднились с ней, она стала им вечным спутником и верным другом, но сейчас всё равно было слишком больно. Очередная зарубка на сердце там, где должна быть гладкая мышца, очередной шрам на душе, каких за всю жизнь накопилось множество. Насмешки и издевательства, невыполненные обещания и неисполненные клятвы. Слёзы отца… И люди, ставшие её призраками, которых она отныне носила в собственном сердце. Бриенна вздохнула и отошла от окна. Пора собираться на пир по случаю окончания войны. Прощаться с павшими больно, но их собственная жизнь продолжается, и им ещё предстоит искать свой путь в совершенно новом мире. Она подошла к зеркалу и оглядела себя. Ввалившиеся глаза, синяки, царапины и горло с чёрными следами пятерни Белого Ходока дополняли давно сломанный нос, жидкие волосы и искалеченную щёку. Горькое зрелище. Особенно горькое оттого, что Джейме рядом. Он всегда смотрит на неё с каким-то особенным выражением, суть которого Бриенна до сих пор не может разгадать. Это слишком невероятно, слишком обманчиво. Они вместе начали свой путь многие месяцы назад, направляясь в пещеру Братства, и Бриенна не знала, куда ведёт та узкая заснеженная тропа через лес в Речных землях. Та дорога завела их в Винтерфелл и на Стену, а дальнейший путь был укрыт туманом неведения. Теперь, когда война кончилась, она особенно остро ощутила, что не знает, что ей делать дальше с собственной жизнью и собственной любовью. Война завершена, Сансе Старк она не нужна, и клятвы её больше не имеют смысла. Быть может, и с Джейме им пора попрощаться. От этой мысли ныло где-то в груди и щипало в глазах. Её тянуло к нему всей сутью своего существа, но она никак не могла поверить, что Джейме хотел бы того же. Они так много прошли и столько раз спасали друг другу жизни, но рассказать о том, что у них на сердце, до сих пор было слишком сложно. Это мучило. Иногда Бриенна воображала, что Джейме приедет на Тарт, и отец позволит ему остаться. Не может быть, чтобы не позволил. Тогда они и правда гуляли бы там по берегу моря, как она мечтала, и, может быть, в этом красивом безопасном месте Джейме сказал бы, что она ему небезразлична. Может, весна и тепло позволили бы ему это понять. После разум горько шептал ей: не мечтай, глупая. Война завершена, пора вам прощаться. Вы были вместе лишь на короткие месяцы и сражались ради исполнения клятв, но теперь ваш общий путь окончен… Даже если и так, всего, что они испытали, ей будет довольно до конца её жизни. Не стоит надеяться на что-то большее. Она может биться наравне с мужчинами и пройти рядом с ними тысячи лиг пути, но жить жизнью обычной женщины — жены и матери?.. Бриенна не знала, каково это, и даже представить уже не могла. Весна дарила мысли светлые, как любая напрасная надежда. «Если он позовёт, я пойду за ним»… Глупая, глупая… «За Ренли ты тоже бежала, как верная собачонка, стоило ему улыбнуться тебе, а на деле получила одни насмешки. В этом мире тебе не дозволено самой выбирать судьбу». Она уже написала отцу и сообщила, что с ней всё в порядке, и скоро они увидятся. Теперь её путь лежал домой — к дочернему долгу. И одиночеству. Отчего-то хотелось оттянуть это как можно дольше. Как вышло, что жестокая война стала самым счастливым воспоминанием в жизни? Бриенна не знала ответа. Джейме, наверно, тоже последует на юг — Север никогда не был его домом. А впрочем, есть ли у него дом?.. Всё когда-нибудь кончается, кончится и их путь, и две дорожки следов скоро разбегутся в разные стороны, чтобы, быть может, когда-нибудь снова встретиться. Джейме должен заново обрести своё место в мире, а она и так уже довольно расстраивала отца. Пора усовеститься и принять положенную ей судьбу. А ему — принять свою. Подрик наверняка захочет остаться в Винтерфелле. Он стал рыцарем, к тому же здесь есть те, кто всегда будут рядом с ним. Война сделала их троих такими родными друг другу, но она окончилась. Они будут помнить эту зиму до самой смерти… Бриенна вздохнула, наскоро расчесала волосы, пригладила их ладонью и убрала в короткую косу. После достала своё единственное чистое одеяние — дублет со львом Ланнистеров, полученный ещё в пещере Братства, и надела его поверх толстой шерстяной рубахи. Он оказался свободен — Бриенна так исхудала за последнее время, что на ремне впору пробивать новое отверстие. Раздумав немного, она отложила ножны меча, к которым по привычке потянулась рука, и повесила на пояс лишь валирийский кинжал. Меч ей больше не понадобится. Она отдаст его Сансе сразу, как та отойдёт от своих печальных хлопот, но сперва он нуждается в починке. Признаться, что сталь лорда Эддарда была у неё — непросто, но необходимо. Бриенна с грустью приняла эту мысль. Она сроднилась с этим мечом, он всем своим видом напоминал ей о Джейме и каждом мгновении, что они были рядом, но так велит ей честь. Рыцарская честь, если на то пошло. Джейме посвятил её в рыцари, и она ценила этот невероятный дар так же сильно, как Верного Клятве. Так же сильно, как каждую минуту рядом с ним. Она подошла к двери и открыла её, неожиданно обнаружив за ней Джейме, протягивающего руку, чтобы постучать. Они едва не столкнулись носами, и одно короткое мгновение Джейме выглядел так озадаченно, что она улыбнулась. Его лицо, расцвеченное синяками, заметно посвежело, глаза были яркими и отдохнувшими, и в них снова горел огонёк лукавства. «Как он безумно красив сейчас…» — Я пришёл позвать тебя на пир, женщина, — сообщил он торжественно. — Все уже собираются. Нам нужно занять места поближе к быкам, что истекают жиром над углями. Он тоже был одет в тот старый дублет, который они заполучили в пещере Братства. — Вижу, наши мысли совпали, — усмехнулся Джейме, указывая на рычащего льва на её груди. — Просто это единственное чистое, что у меня осталось. — И у меня, — рассмеялся он. Бриенна слушала бы его смех вечность. От него становилось радостно, и грудную клетку распирало какое-то особое солнечное чувство, заставляя сердце колотиться, а щёки пунцоветь. Джейме пропустил её вперед и зашагал рядом, слегка прихрамывая. Бриенна наслаждалась этой минутой спокойствия, желая запомнить её навсегда, впитать и спрятать в самом сердце, чтобы после вспоминать. Этой весной всё ощущалось так ясно, как первый раз в жизни, и особенно присутствие Джейме. Невольно казалось, что настало новое светлое время. Что они заново родились и учатся видеть и чувствовать друг друга. Дышать одним воздухом с ним — ей и этого было довольно для счастья. Во дворе было столько людей, что приходилось торить себе дорогу в этом потоке. Слуги сновали туда-сюда с мисками и котелками, и снег под ногами был так истоптан и перемешан с углём, что весь почернел. На башнях и стенах жгли костры, всюду слышались гомон и смех. Великий Чертог был ещё завален горелыми балками и досками, а в малом зале Великого Замка едва разместилась бы и десятая часть людей, так что столы собрали прямо на улице. Разномастные, принесённые из покоев и караульных, их выстроили рядами и полукругами. По периметру разожгли огни, слуги грели что-то в громадных котлах прямо на кострах. Изысканных блюд тут не было, для тепла им хватило бы горячей похлёбки и краюхи свежего хлеба. На громадных вертелах вращались бычьи туши и рядом поменьше — овечьи. Между кострами стояли бочки с элем и вином, тут же громоздились корзины солёной рыбы, везде что-то шкворчало, шумело и булькало, а запах стоял такой, что желудок немедленно заурчал, требуя свою долю. Воздух был ещё холодным, но никто, кажется, не мёрз всерьёз. После того холода, что они пережили этой зимой, нынешний казался просто смехотворным. Вокруг носились дети, ходили люди и сновали собаки, то и дело облизываясь на исходящие паром туши. На большом помосте, сооружённом для лордов и леди, восседал Лохматик, окидывая всех грозным взглядом, и ни один пёс не смел приближаться к нему. Сигнал рога громогласно возвестил, что пир скоро начнётся. Двери Великого Замка распахнулись, и поток людей хлынул оттуда во двор, окружённый огнями факелов и масляных фонарей. Первым шёл Джон в сером колете с гербом Старков на груди, и большой чёрный плащ развевался за его плечами, как тень. Бриенна так отвыкла видеть его в короне, что теперь она казалась мало ему подходящей, а он как будто и сам это знал — так скованны были его движения. Джон подал руку королеве Дейенерис, облачённой во всё чёрное в знак своего траура. Они оба были укрыты своим горем, точно вуалью, и казались странно похожими друг на друга. Следом за ними шагали королевские гвардейцы, рядом с королём хромал Призрак. Леди Санса держала за руку Рикона, ради такого случая причёсанного и одетого подобающе рангу. За ними шли северные лорды и леди, и многие из них тоже носили на себе знаки траура или следы прошедшего боя. Едва шествие показалось в воротах крытого перехода, люди во дворе восторженно закричали и захлопали. Дейенерис и её драконы спасли их, а король Джон объединил Север и воззвал всех на битву. Крики всё не утихали, разрастаясь в неистовый рёв сотен глоток, пока правители проходили на положенные им места. Слуга, бежавший мимо, кивнул Бриенне и Джейме в сторону помоста: — Леди Санса приказала посадить вас там. — Не стоит беспокоиться, нам удобнее с одичалыми, — хмыкнул Джейме, и слуга, пожав плечами, унёсся прочь с горой мисок в руках. — Идём, поищем приятное общество, чтобы отпраздновать этот вечер, — сказал Джейме, и двинулся туда, где смех и вопли слышались громче всего. Бриенна заметила там Тормунда, Ханта и Подрика, и подумала, что общество действительно вполне подходящее. С леди Сансой она успеет поговорить позже. Они втиснулись на места на лавках и принялись смотреть, как рассаживаются остальные. Вольный народ притащил большие шкуры, и те, кому не хватало места на лавках, размещались на них. Всю левую сторону двора занимали солдаты Дейенерис, одичалые сидели где придётся, северяне водрузили на чурбаки круглые щиты, создав из них столы, и от сотен огней и людских тел в воздухе было почти жарко. — Харр! Давно не виделись, а? С прошлой ночки! Вот уж никогда не подумал бы, что буду пировать в Винтерфелле! Тормунд выглядел страшно довольным и мурлыкал себе под нос, сидя в окружении дочери, зятя и двух сыновей. Война оказалась к нему благосклонной: его родичи были живы, хоть и не вполне здоровы. Рик Длинное Копьё щеголял жутким синяком, закрывающим половину лица, а Торегг морщился при всяком движении, сберегая переломанные рёбра. — Есть что-то, что всегда неизменно в мире, — глубокомысленно изрёк Хант, глядя на их с Джейме дублеты. — Эти двое опять за старое. Его собственная одежда давно изорвалась, и сейчас он был выряжен в какую-то громадную пушистую шубу, не иначе как пожалованную одичалыми. Отросшие волосы выбивались из-под повязки, плотно обхватившей голову, которую топор мертвеца едва не снёс с плеч долой, но его настроения ничто не портило. Подрик Пейн сидел рядом, щурясь на огонь, и с наслаждением вдыхал воздух, напитанный ароматами мяса. — А у тебя неплохая шубка. Кто тебе её одолжил — Ромашка или Марра? — закатил глаза Джейме. — До чего славный бычок, — принюхался Тормунд, перебивая их. — В молодости я приговорил бы его в одиночку и не поморщился. Теперь, так и быть, поделюсь с вами. — Не терпится познакомиться с ним поближе, — хмыкнул Джейме. — Что с Сандором? — неожиданно для себя спросила Бриенна. Радостно и странно было видеть всю их компанию в сборе, но без него здесь словно чего-то не хватало. Она знала, что Сандор жив и, кажется, ранен, но точнее никто не мог сказать. — Отлёживается в Великом Замке, — подмигнул Хант. — Кого послушать, так у Клигана полголовы нет, но я нарочно ходил узнавать. Он цел. Мейстер уверяет, что он всего лишь набил себе шишку и растряс мозги, и теперь ждёт, пока они улягутся на место. Бриенна была рада узнать, что Сандор жив. Они прошли вместе многие лиги пути, и она не могла бы назвать его другом, но хорошим товарищем — вполне. Когда все наконец расселись, двор напоминал огромный человеческий муравейник. Никому не приходилось сидеть привольно — каждый теснился рядом с соседом, но оттого, должно быть, всем было теплее. Северяне и одичалые — все вперемешку, и лишь солдаты королевы разместились отдельно. Слуги выбили пробки из бочек и принялись наливать по кувшинам эль и вино, отчего бормотание и возгласы только усилились. Стоял такой шум, что лорду Джону Амберу пришлось трижды подуть в рог и страшно выругаться, прежде чем настала тишина. Король Джон поднялся с места. Он выглядел усталым и каким-то бесконечно одиноким, но улыбка всё же озарила его лицо. Король Севера. Король Зимы и Король, победивший Зиму. — Отныне три сигнала рога всего лишь требуют тишины, а не зовут на битву, — усмехнулся он. Дружный рёв ответил ему, и лорду Амберу пришлось прогудеть в четвёртый раз. — Зима окончилась, и солнце снова всходит на небе. Тысячи лет не случалось Долгой Ночи, но она выпала на нашу долю. Каждый из вас стал мне братом и другом этой зимой, и без каждого из вас невозможной была бы победа. — Король Севера! Король Севера! — завопили вокруг, заглушая его слова. — Не буду утомлять вас долгими речами. Я желаю вам славно отпраздновать и благодарю всех вас! И особенно королеву, что пришла к нам на помощь, когда мы потеряли всякую надежду. Королеву Дейенерис! Гром голосов возвестил, что народ безмерно благодарен и ей тоже. — Её драконы и её мужество спасли весь наш мир и вернули солнце на небо. Я хочу, чтобы мы всегда это помнили. Дейенерис поднялась, бледная и строгая, и легко кивнула всем. Три разноцветных дракона красовались на её голове, переплетаясь в сложной короне. Три разноцветных дракона было у неё, когда она прибыла на Север. Но теперь остался только один. Сама она едва ли была довольна ценой, которую заплатила за окончание Долгой Ночи. Бриенне казалось, что в её глазах плескалось невыплаканное горе по людям и драконам, которых она потеряла. Все слышали, что она звала их своими детьми. Но победа редко бывает лёгкой, и она хорошо это знала, коль скоро прошла с боями от Эссоса к Вестеросу, от восточных степей с западным морям и от жаркого юга к студёному северу. Тяжесть потерь и горький вкус победы королева Дейенерис точно познала на своём пути. Громкие вопли долго не стихали. Особенно старались наёмники, которых Дейенерис привела с собой, и одичалые, как ни странно. Для них она, должно быть, была самим божеством во плоти — она правила огромным огненным созданием и победила Короля Ночи. Перед подобным человеком даже вольный народ преклонил бы колени. Тормунд хлопал сильнее всех, а его маленькие глаза горели неподдельным восторгом. — Вот уж не думал, что на юге бывают такие женщины, не то непременно украл бы её раньше. Тормунд Драконий Муж верхом на собственном драконе — как вам, а? Все окружающие грохнули со смеху и столкнулись чашами. Пить за королеву Дейенерис было приятно. Каждый знал, что без неё они были бы обречены. Королева поблагодарила всех и произнесла речь. Её чеканный звонкий голос раздавался над северным замком и будил что-то в сердцах даже самых суровых бойцов. Такая хрупкая и такая сильная. Бриенна смотрела на неё и находила её невероятной. Она налила эля в деревянную чашу и поймала взгляд Джейме. Его глаза были светлыми, искрящимися, а на лице сияла улыбка. Она любовалась бы на него бесконечно… Он протянул свой рог и легко столкнулся им с краем её чаши. — За нашу победу, миледи. — За нашу победу, — эхом откликнулась она, утопая в глубине его ярких зелёных глаз. Тепло его плеча согревало так же, как улыбка. Они победили, и они живы. Это казалось столь удивительным, что было похоже на какой-то волшебный сон. Эль был таким холодным, что сводило зубы, так что Бриенна отставила его в сторону. Ей хотелось согреть нутро, поэтому она взяла кружку с травяным отваром и блаженно склонилась над ней, смакуя каждый обжигающий глоток. Следующий тост был горьким и скорбным. Джон говорил о погибших — о тех, кого забрала зима, и Бриенне даже издалека казалось, что глаза его увлажнились. Ей и самой хотелось горько рыдать, не в силах вынести свалившееся на них горе. Бессчётное число тех, кого она знала по именам, нашли последнее пристанище в мрачных северных снегах. И первая среди них — Арья Старк. Бриенна до конца своих дней будет винить себя за то, что не исполнила эту клятву… Веселье быстро сменилось молчанием: каждому было, о ком вспоминать. Вчера на похоронах воздух был тяжёлым и твёрдым, точно огнём выжигающим грудину… Но мёртвые похоронены и оплаканы, с этого дня они навсегда поселились в их памяти, и оттого грусть казалась светлой, словно нежное воспоминание о прошлом. После брали слово северные лорды. Каждый вспоминал погибших или благодарил всех собравшихся. Тормунд в перерыве между их речами смеялся и травил байки, одичалые ревели, а звёздное небо над головой было бесконечно прекрасным. Скоро горечь сменилась настоящим весельем. Подали шматы горячего, истекающего соком мяса и густую ячменную похлёбку, и они наконец согрели желудок, а с ним и всё тело. Бриенна вгрызалась зубами в мясо и блаженно прикрывала глаза, распробовав его вкус. Горячий сок тёк по подбородку, а запах стоял такой, что голова кружилась. Это было ощущение полнейшего счастья. Чувство благодарности и облегчения, когда с плеч свалился груз, тяжесть которого невозможно измерить. Настала весна. Весна и новая жизнь, и оттого весь мир вокруг играл яркими красками. Тосты и славословия кончились, где-то заиграла волынка, а с дальнего края одичалых зазвучали первые нестройные песни. Бриенне казалось, что всё вокруг напитано солнцем, пусть их и окружала темнота холодной северной ночи. Хотелось улыбаться и вдыхать этот воздух, запоминать момент каждой частичкой своего тела, чтобы навсегда сохранить его в памяти. Этой зимой она была счастлива, несмотря ни на что… — Отчего Великий Морж на помосте, а ты не пошёл? — деловито спросил Тормунда Хант, обгрызая баранью косточку. — Ох, нет, не стоит мне туда идти, — вздохнул Тормунд с неожиданной глухой тоской. — Мне там не рады. — Серьёзно? — удивился сир Хиль. — Джон же любит тебя. — Не Джон. Вон она. Та, что разбила мне сердце. Все сидящие за их столом вылупились на одичалого, а после дружно повернули головы к помосту, пытаясь разгадать эту загадку. — Ты всё ещё о Дейенерис? — озадаченно уточнил Джейме. Ни одна северная леди на помосте никак не вязалась с разбитым сердцем Тормунда. — Нет же, гляди внимательно, — махнул рукой тот. — Старуха Мейдж, чтоб ей пусто было. Джейме начал что-то понимать. — Так значит, Медвежьим Мужем тебя прозвали не зря? — Медведица, дааа… Лет двадцать пять назад мы с ней здорово порезвились. Держу пари, вон та, старшенькая, как раз от меня. Глядите, как похожа. Бриенна всмотрелась, и ей действительно привиделось что-то общее с Тормундом в приземистой, как бочка, старшей дочери Мейдж. — Боги праведные… — протянул сир Хиль. — Этой даме под руку не попадайся. — В первый раз она задала мне такого тумака, что до сих пор бока болят, но потом всё равно приходила. От кого у неё младшенькие, я знать не знаю, но старшая точно моя. Ещё немного вашего южного вина, и мне захочется напомнить ей о прошлом. Джейме фыркнул, расплескав свой эль по столу. — Горячая, как печка… — продолжил распинаться Тормунд, поглаживая бороду. — Жаль, мы уже не те, что прежде, иначе бы точно повторили кое-что. Бриенна посмотрела на помост. Леди Мейдж угрюмо обгладывала кость, глядя в пустоту невидящим взглядом. Широкая кровавая царапина придавала её лицу особенно угрожающий вид. Бриенна легко вообразила, как эти двое перевернули бы весь Винтерфелл с ног на голову, сражаясь и целуясь посреди двора. — Я слышал, — вмешался Эдд Толлетт, недавно пришедший сюда с помоста, — не только Тормунд в Винтерфелле обнаружил детей. Морс Амбер тоже повстречал здесь свою дочку, тридцать лет назад угнанную в плен одичалыми. Теперь у него целый выводок внучат и десяток правнуков. — И один зять, которому недолго жить осталось, — хохотнул Хант. — Внуки умаслят старого пьяницу, это как пить дать, — подмигнула одичалая по имени Крапива, одна из копьеносиц замка Бочонок. Её раскосые серо-зелёные глаза смотрели весело, почти с вызовом, а длинные каштановые волосы были убраны в затейливые косы, которые змеились по плечам. Она сидела возле Эдда, и Бриенне всё казалось, будто рядом с ней он как-то по-особенному распрямлял плечи, несмотря на упрятанную в лубок правую руку. От этого и самой хотелось улыбаться. Скорбное и торжественное праздненство давно превратилось в буйное веселье. Кто-то взялся плясать, кто-то ржал или болтал, собаки гавкали вовсю. От быков и овец остались одни кости, над ними грозно рычали псы, но их свалку быстро закончил Лохматик, которого те единогласно признали победителем. Дейенерис скоро ушла с пира, всё такая же холодная и чужая здесь. Король тоже довольно быстро покинул его вместе с Сансой. Большой Джон на помосте затеял петь что-то заунывное в обнимку с дядюшкой, и северные леди брызнули оттуда прочь. Когда леди Джонелла с Бет и Джейни прошли мимо их столов, Хиль Хант выдержал положенное приличиями время, а после извинился и позвал Подрика проветриться. Отчего-то Бриенна верила, что они отнюдь не любоваться на звёзды пошли. Тормунд пускал слезу над элем, его дочь Мунда хохотала над шутками собственного мужа, Эдд и Крапива пили из одного рога и тоже смеялись. Бриенна ещё ни разу до сего дня не видела бывшего лорда-командующего Ночного Дозора смеющимся. В конце концов она поняла, что замёрзла сидеть на одном месте. Как бы ни веяло весной в тёплом южном ветре, но холод прошедшей зимы ещё проникал под одежду и заставлял ёжиться. — Прошу меня извинить, — сказала она, хотя никто из одичалых не расстроился бы её уходу. На столе возник новый кувшин, и его содержимое интересовало их куда больше, чем её извинения. Джейме поднялся вслед за ней. — Хороший вечер, — улыбнулся он. — Давно я не видел таких радостных лиц. У меня такое чувство, что я сам вчера родился заново. — Мне тоже так показалось. — Прогуляемся? — предложил он, и у Бриенны радостно встрепенулось сердце. Гулять под звёздами с Джейме Ланнистером было гораздо приятнее, чем молча лежать под одеялом в темноте своих покоев. — Пойдём. Знаешь, я думала, эта война никогда не закончится. — Такой дерьмовой войны я ещё не видел. Мне до сих пор в темноте мерещатся синие глаза, — усмехнулся Джейме. — Такое не скоро забудется. — Скорее, совсем никогда. Они прошли по двору и вышли через Восточные ворота по подвесному мосту, чтобы подняться на внешние стены. В сторожевой каморке мёрз часовой, который проводил их завистливым взглядом. Отсюда хорошо слышался шум праздника, но ему сегодня выпало стоять на посту: даже после победы король Джон не забыл о предосторожности. Между зубцов стены виднелось белое поле, исчерченное пожарищами и полосами протопленного снега, утыканное горелыми развалинами вышек и заграждений. Запертые дома Зимнего городка мрачно чернели в полумраке. — Здесь погиб лорд Галбарт, — вспомнила Бриенна тот бой и поёжилась. Видение жуткой тени с ледяным кинжалом преследовало её всё это время, заставляя нервно оглядываться на каждый шорох за спиной. — Многие погибли здесь, но теперь зима ушла. Как знать, надолго ли… Они прошли ещё немного, и тут Бриенна заметила за стенами вспышки ало-чёрного пламени. — Дракон, — сказал Джейме, и они остановились посмотреть. Угольно-чёрный дракон с алыми гребнями на спине таился в темноте, еле заметный в звёздном свете, но когда он выпускал в воздух пламя, становилось видно его целиком. Он глодал какую-то тушу, поджаривая её собственным огнём. — Тирион как-то говорил мне, что только драконы и люди едят мясо жареным, — заметил Джейме, завороженно глядя на древнее существо. — Братец вычитал это в какой-то пыльной книжке. — Как он красив, этот дракон… — И опасен, несомненно. Один выдох, и тебя нет. Говорят, отец Сэма Тарли испробовал его пламя на собственной шкуре. — Лорд Рендилл был дурным человеком. — Может и так. Но дурные и хорошие горят одинаково жарко. Это прозвучало как-то значительно и тоскливо, отчего у Бриенны мурашки поползли по коже. На стенах было пусто, ветер стих, и тишина здесь стояла невероятная. Они смотрели на последнего живого дракона, и он смотрел на них, но не отвлекался от своей трапезы чаще, чем это было необходимо. Джейме стоял рядом, так близко, что у Бриенны замирало сердце. Когда-то давно они впервые поцеловались под таким же звёздным небом, и этот поцелуй она будет помнить вечно. — Кто-то идёт, — проговорил Джейме, разрушив магию их общей тишины. Бриенна оглянулась на всполохи факелов, горящих на лестнице. Кто-то поднимался на внешнюю стену. — Нам нужно уйти, — встревожилась она. Ей отчего-то не хотелось сейчас никого видеть и ни с кем разговаривать. Только Джейме, звёзды и эта ночь. Первая праздничная ночь после их великой победы. Нужно впитать её всю и запомнить хорошенько. Кто знает, долго ли ещё длиться счастью… — Мы опоздали, — сказал Джейме, прищурившись против света факелов. На стене показались люди. — Чёртовски неприятная встреча для такой ночи, — добавил он, вглядевшись получше. Королева Дейенерис шла сюда ровной и гордой походкой человека, который привык, чтобы ему подчинялись. Следом, словно призрачные тени, шагали два её белых гвардейца. Сердце Бриенны заколотилось, чуя какую-то неясную беду. Зря они пришли сюда, зря. Но бежать было поздно. — Пойдём, — тихо шепнула Бриенна, потянув его за рукав, и Джейме кивнул, но двинулся им навстречу. Сир Джейме Ланнистер. Он никогда не бежит от опасности — он встречает её лицом к лицу, будь то мёртвые, драконы, Иные или королева, что желает ему смерти. Дейенерис тихо переспросила что-то у гвардейца за своим плечом. — … Ланнистер, — донёсся отголосок ответа сира Барристана Смелого. У Бриенны скрутило нутро. Она вспомнила, как Джейме говорил, что ему недолго осталось, и ей захотелось загородить его от взгляда глубоких фиалковых глаз, но большей глупости она и выдумать бы не могла. В свете факелов на узкой стене тяжело разминуться. Они двое наряжены в красные ланнистерские дублеты с гордым львом на груди, и напротив она — вся в чёрном с ало-кровавыми драконами, вышитыми на самом сердце… Джейме встретил взгляд королевы легко, точно вовсе её не боялся. Когда они поравнялись, он чуть наклонил голову и произнёс: — Ваша милость. Дейенерис не удостоила его ответом, но взгляд её казался по-настоящему драконьим. Она колюче посмотрела на Джейме и мельком скользнула глазами по Бриенне. Похоже, Джейме прав. Она не забыла и не простила, и его час ещё придёт. От этой мысли Бриенна совсем замёрзла. Можно рассказать всему свету, как изменился Джейме, как он был благороден и честен, как свято соблюдал клятвы, которые мог исполнить, и какие сложные выборы ставила перед ним судьба. Как горько он расплатился за все свои поступки и как отважно сражался за эту весну… Можно, но толку. Королева Дейенерис не из тех, кто верит на слово — Бриенна чувствовала это каким-то звериным чутьём… Они спустились со стен и отправились бродить по замку. Пирушка внизу шла вовсю. Откуда-то прикатили новые бочки, всюду раздавались песни, вопли и смех. Винтерфелл пылал тысячей огней. Во всех тёмных углах хихикали и смеялись тени, однако Бриенна потеряла всякое желание праздновать. Эта война окончена, но война в её сердце только начинается. Она, как во сне, направилась в сторону гостевого дома. Джейме молча шёл рядом, о чём-то размышляя. Она могла бы спросить его о Дейенерис, но не стала этого делать, чтобы окончательно не разрушить волшебство этой ночи. «Он обречён, — подумала она, — и знает это лучше, чем все остальные». На глаза наворачивались слёзы. Они поднялись на второй этаж, как часто бывало, и Бриенна отперла свои покои. Сейчас они расстанутся. Она знала, чего хотела больше всего, но произнести это вслух куда сложнее, чем идти в атаку с мечом против тысячи мёртвых. — Доброй ночи, Бриенна Тарт, — сказал Джейме, намереваясь уйти. Всё, как всегда. И всё же не так. Она оглянулась и посмотрела ему прямо в глаза, пытаясь открыть там истину. Глубокие, какие-то особенно тёмные, отражающие искры факелов, горящих на стене. И одинокие. Потерянные. Нуждающиеся. — Ты можешь остаться, — сказала она, и сердце ухнуло куда-то в бездну. Они многое пережили, но самым сложным испытанием для неё всегда было открывать свою душу. Научиться доверять и надеяться на ответную взаимность. Невозможно сложным. До сих пор, даже спустя дни и годы рядом с ним. — Только если ты этого хочешь, — ответил он. — Да. Это всё, что она сумела сказать. Она любила его, но поверить ему всё равно было тяжело. Слишком много насмешек и горечи было в её жизни. Пережить предательство кого-то настолько близкого было бы выше её сил. Джейме никогда ничего ей не обещал. И не делал ничего, чтобы опозорить её перед другими. Но прежде шла война, а в мирной жизни всё иначе. Намного, намного сложнее. Он спасал её, помогал и поддерживал, не требуя чего-то взамен. И она хотела, чтобы он остался, но не знала, хочет ли он того же. Она вошла в комнату и дрожащими руками растопила очаг, чувствуя себя окончательно замёрзшей. Маленькая искорка упала в трут и занялась, робкий дымок показался наружу, а вскоре явился и крохотный язычок пламени. Джейме подошёл к окну и протянул к нему левую руку, коснувшись холодного стекла. Правую он когда-то отдал, чтобы спасти её честь. Бриенна искоса посмотрела на него, не решаясь заговорить первой. В Чёрном замке они спали в обнимку и целовались, но с тех пор прошли месяцы и лиги пути, и Бриенна никогда бы по-настоящему не поверила в его любовь. «Что если он здесь из чувства долга или привычки?». Эта мысль отравляла её, делая сам воздух в комнате ядовитым. — На улице слишком холодно для весны, — заметил Джейме, отведя руку от окна. На морозных узорах стекла остались отпечатки его тонких пальцев. Искра разгорелась, и пламя запрыгало по настроганным плашкам, пробуя их на вкус. У Бриенны совсем заледенели руки. Она встала и выпрямилась, протянув их к огню. Сейчас она чувствовала себя уродливой и неуклюжей больше, чем когда-либо до этого. Руки казались лишними, она не знала, куда их девать, и в конце концов перекрестила на груди и невольно сгорбила плечи, словно пытаясь занять меньше места. Война окончена, а дальше лишь неизвестность. Они утратили цель и не нашли надежду. Оба они потеряны и одиноки в этом мире, но только рядом друг с другом не чувствуют себя таковыми. — Настоящая весна ещё придёт, — ответила она, краснея. — Что ты будешь делать, когда она наступит? — спросил Джейме. — Я уеду на юг, к отцу. Он давно ждёт меня. Даже слишком давно. А ты? — она спросила это так тихо, будто опасалась узнать ответ. — Одно я знаю точно: на Севере мне нет места. Горько было слышать эту истину. Там, на юге, Джейме ждал брат и другие дела. Он не ответил «Тарт». И не мог бы ответить, ведь она не звала его туда, потому что страшилась отказа. — Джейме, — сказала она и замолчала, сама не зная, что хочет произнести. Сказать нужно было слишком многое, но смелости на это уже не осталось. Он оглянулся. Чистые золотые кудри рассыпались по плечам, щедро присыпанные серебром седины. Острые скулы выделялись на лице, а глаза смотрели с его обычным странным выражением, в котором не было насмешки или издёвки. — Спасибо тебе. «Спасибо за эту зиму, за счастье и тысячи минут, когда я чувствовала себя собой. Спасибо за поцелуи и тепло. Спасибо за то, что принял меня настоящую. За то, что поверил и стал мне светом в этой ночи». Но вслух она так и не смогла этого произнести. Он удивлённо поднял бровь, словно ждал чего-то другого. Джейме подошёл ближе, и сердце застучало где-то в ушах. Ей никогда не привыкнуть к тому, что он принимает её всерьёз. Его глаза были близко, слишком близко. Можно было пропасть и утонуть в них. — Спасибо тебе, Бриенна Тарт, — улыбнулся он и поцеловал её. Каждый его поцелуй был неожиданным, как луч света сквозь тучи. Сладким, как самое лучшее вино, и тёплым, как лето в самом разгаре. Каждый его поцелуй был настоящим, но казался Бриенне украденным, будто она отнимает его у какой-то другой женщины. Ей не избавиться от чувства, что она недостойна целовать Джейме Ланнистера. По телу бежали мурашки, а запах его кожи заставлял голову кружиться. Ей никогда не привыкнуть к тому, как он прикасается к ней и как смотрит. Джейме притянул её к себе, и его тепло окутало её всю, мешаясь с жаром щёк, теплом от пылающего очага и нагретых горячей водой стен. «Спасибо, что стал мне теплом в этой зиме». Его объятия всегда были крепкими, и в них она часто ощущала себя какой-то особенно слабой и хрупкой, никак не громадной уродливой бабой, невесть зачем взявшей в руки оружие. Скорее женщиной — той, кем должна быть по праву рождения. Джейме разорвал поцелуй и отстранился, будто спрашивал разрешения. Посмотрел ей в глаза. В свете очага его широкие зрачки были тёмными и пронизывающими насквозь. Щёки Бриенны пылали и наверняка сейчас были алыми. Его взгляд завораживал и пугал одновременно, хотелось спрятать лицо в ладонях и запретить ему на себя смотреть. «Ты уродина, Бриенна Тарт», — говорил ей внутренний голос холодным тоном септы Роэллы. «Не вздумай поверить, что всё это взаправду». Бриенна проиграла битву с его глазами и вернула себе его губы. У них есть эта ночь, а впереди одна неизвестность, ни к чему тратить время на сомнения. Джейме верно истолковал её поцелуй. Он потянулся к пуговицам её дублета и принялся расстёгивать их неловкой левой рукой. Бриенна протянула руки к его дублету, дрожа от волнения. Пальцы были непослушными, точно она вовсе позабыла, как ими пользоваться. «Мы вместе так давно, отчего теперь всё иначе? Неужели оттого, что война окончена?..» Бриенна наконец управилась с пуговицами, и ей показалось, что их там сотня, хотя на деле вряд ли больше десятка. В голове было пусто, и она плохо соображала, что делать дальше. Тяжёлый дублет упал с плеч. Джейме стащил с неё и себя все рубахи, оставив их в одних только штанах. Это смущало и волновало одновременно. Хотелось закрыться, спрятаться и пуще всего — обнять его и прижаться так крепко, как невозможно представить. Закрыть глаза и дышать, дышать одним воздухом с ним. Бриенна прикрыла оголившиеся груди и сжалась, будто боялась его взгляда. Там, в Чёрном замке, их всегда окутывали холод и полумрак, заставляя скрываться под шкурами и одеялами, но сейчас очаг поймал её в ловушку своего света. В темноте она была немного смелее, но теперь её сковывало ощущение собственного уродства. Она сотни раз видела своё тело и привыкла к нему, но как привыкнуть ко взгляду Джейме Ланнистера, который смотрит на тебя так, словно хочет запомнить каждую выцветшую веснушку на обнажённых плечах?.. Собственные ладони были ледяными. Джейме отвел её руки в стороны. Его ладонь была горячей, как пожар. — Ты замёрзла, — сказал он тихо, и его голос был изменившимся, наполненным каким-то особым хриплым бархатом. Он взял её за руку и отвёл к постели, сбросив с неё толстое шерстяное покрывало. Бриенна стащила с себя штаны и юркнула под одеяло быстрее, чем он успел бы её разглядеть. С колотящимся сердцем она смотрела из-за занавеси полога, как он распутывает завязки на своих. «Как он бесконечно, невозможно красив»… Джейме скоро явился, и на этой громадной кровати стало тесно. Он прижал её к себе и поцеловал, жар его тела спалил её насквозь, а мягкое постельное бельё гладило кожу. Бриенна прижалась к Джейме и закрыла глаза, запоминая каждый миг. Он принялся целовать её шею и плечи, прикасаясь так бережно, словно к настоящей драгоценности. Она совершенно потерялась во времени. Он целовал её множество раз, но всякий раз это будто впервые. С каждым его прикосновением глупые мысли о собственном уродстве покидали её, уступая место нежной пустоте. Она не слышала и не видела, что творилось за пределами этой постели, растворяясь в собственных ощущениях. Тонкая занавесь полога отгораживала их от всего мира и казалось, точно на всём континенте существуют лишь они двое. Любовь накрывала её с головой. Сердце грохотало, хотелось принадлежать ему, быть любимой им. До последнего вздоха. Он подарил ей столько тепла, что хватит на всю её жизнь. В конце концов она перестала только принимать его поцелуи и осмелилась подарить ему свои. Бриенна не знала, как правильно и как должно быть, но ей хотелось целовать его и выразить так всю нежность, на какую она была способна. Она касалась губами его лица и шеи, проводила пальцами по ключицам и гладила напряжённые плечи. «Я люблю тебя», — говорила она каждым прикосновением, и ей хотелось верить, что он понимал это язык. Джейме лежал с прикрытыми глазами и встречал её касания тихими вздохами. «Он здесь, он со мной этой весной. Быть может, всё ещё наладится». Прошлую весну она провела одна в замке отца, эту она встречает вместе с Джейме. Она стала другой, совсем другой… Джейме хотел коснуться рукой её лица, но культя ткнулась в щёку. Он вздрогнул и открыл глаза, словно почувствовал себя неуютно, но Бриенна поймала увечную руку и поцеловала её. Эта его прошлая боль всегда была кровавой занозой в её собственном сердце, и если сейчас она может выразить, как их прошлое ценно для неё, она это сделает. Под губами бугрились горькая вязь шрамов, когда-то давно бывших страшной кровавой раной. «Я люблю всё в тебе, и эти шрамы особенно, потому что они лучше всего говорят о том, кто ты есть. Я люблю тебя», — подумала Бриенна и осмелилась посмотреть ему в глаза. Джейме встретил её взгляд, приподнялся и перевернулся. Он навис над ней, сильный, жаркий, и такой невероятно необходимый. Твёрдый член коснулся её живота, пока Джейме покрывал поцелуями её лицо и жуткие рубцы, пятнавшие щёку. У каждого из них есть шрамы на теле и на сердце, но теперь, когда боль этих ран прошла, их можно тихо погладить и поцеловать, и нет ничего важнее этого… Джейме спустился до груди и тихо объял сосок губами. Бриенна вздохнула, почувствовав это нежное касание. Она всегда считала себя недоразумением, и грудь на мужеподобном теле — более всего, но под его поцелуями тонкая кожа казалась изваянной из тончайшего шёлка, и тепло его губ заставляло всё тело дрожать. Он выпрямился и развел её ноги. «Неужели сейчас», — мелькнуло в затуманенном мозгу… Невинность ей ни к чему, никто не позарился на неё даже с приданым в виде целого острова, а после этой войны, со всеми её шрамами и дурной славой, и подавно… Подарить её Джейме будет единственно верным решением. Он возвышался над ней, красивый, божественно красивый, и блики далёкого пламени играли на его золотых с серебром волосах. «Я люблю тебя». Бриенна слышала шумное дыхание Джейме и замирала от неизвестности и волнения. Плевать, что будет после, важно лишь сейчас. Сейчас. Она ощутила прикосновение там, где женщины может касаться только муж, и ей показалось, что через мгновение всё случится. Так близко он был, так ясно она ощущала его желание. Джейме медленно скользнул внутрь, не нарушая заветной преграды. Бриенна зажмурилась, ожидая боли, но её не последовало. Он ничего не предпринимал, только гладил её обрубком руки, а после поднялся с тяжёлым стоном, и лёг рядом. Она растворялась в его ласке и с головой утопала в наслаждении. Время потеряло над ней свою власть, потому что теперь оно измерялось его прикосновениями и громким дыханием. Измерялось поцелуями и еле слышными стонами. «Я люблю тебя, Джейме Ланнистер. До последнего вздоха».