Темный луч в сером тумане

      Даст перелистывал страницы своего любимого бирюзового скетчбука, вглядываясь в старые рисунки двухлетней давности. Вокруг сновали одноклассники, но они его мало интересовали. Ребята готовились к самостоятельной по геометрии, что-то крича друг другу про синусы и косинусы, мешая соображать. Пылев недовольно скривился. Чем их заткнуть? Он меньше всего хотел размышлять о какой-то математике и тем более о работе, которую успешно завалит. Парень предпочитал тихо ностальгировать, вспоминая прошлое. Вообще он редко так делал, живя настоящим. Однако было безумно, невыносимо скучно. Все-таки в знакомстве с Эррором существовал большой минус: после прогулок с ним обычная повседневная жизнь казалась смертной тоской, бледной и невыразительной.       Вот рисунок, изображающий Пизанскую башню и Папайруса рядом. Неужели раньше он действительно настолько плохо рисовал? Башня куда сильнее палку напоминает… А вот кровавый закат, блестевший в окнах многоэтажок… Пыльный до сих пор гордился этой работой. Он помнил, сколько мучился с деталями: балконами, людьми, деревьями и маленькими облачками. Целую неделю практически не выпускал карандашей из рук и агрессивно переделывал уже нарисованное. Вот замшелое поваленное дерево, в корнях которого притаилась серая крыска. Это после похода в лесопарк позапрошлой весной. Там же бельчат видели… Мердер с трудом сдерживал эмоции. Почему-то сегодня старые картинки вызывали у него чересчур бурные и грустные чувства, ничем не обусловленные. Он знал каждое пятнышко и каждую черточку, оставленную неосторожной рукой. Восьмиклассник перелистнул мрачную страничку, которую в шутку называл «пятьдесят оттенков серого»: он запечатлил моросящий холодный ноябрьский дождь, еле-еле ограничившись семью серыми карандашами. То, что он увидел на следующем развороте, заставило его раскраснеться. Внизу было нацарапано черным фломастером: двенадцатое ноября 2018 года. День, когда он впервые встретил Киллера. День, когда он окончательно осознал, кто ему нравится. День, с которого начались притеснения со стороны Найтмера, а потом и Фелла с Ластом. Странно, однако того сладостно-тошнотворного и горького ощущения где-то на дне желудка не было. Только сожаление и пустота. Два года потерять, мучаясь мыслями о рыжем юноше. Как невыносимо глупо.       От бумаги пахло апельсинами. Даст с легкостью мог уловить этот кисловатый насыщенный и несуществующий аромат. Но от него не перехватывало дыхание, и сердце не билось чаще. Хотя щеки привычно алели. Пыль пристально смотрел в черную радужку, словно Килл стоял рядом и мог отвечать тем же неотрывным взглядом. В принципе, портрет получился хорошим, особенно морковные волосы: каждая прядка была прорисована и казалось, что до нее можно дотронуться.       Парень задумался и даже не заметил, как пропел звонок. И, что еще хуже, не заметил Яблонева, в бешенстве застывшего напротив его парты. Если бы Пыльный поднял голову, он бы столкнулся с таким диким и яростным синим костерком, что был бы пронзен невидимой жестокой стрелой на месте. Черноволосый уже хотел треснуть наглеца как следует или мягко намекнуть, что один идиот сегодня вернется домой в лучшем случае по кусочкам, доставленными в спичечных коробках, однако решил повеселится по-другому. Он в последний раз глянул на одноклассника, изо всех сил пытаясь подавить неконтролируемый гнев, поднимающийся, как горячее цунами. Ничего… Есть геометрия и химия, чтобы продумать план приторной мести. Заодно обговорить все с Феллом и Ластом, они вряд ли не откажутся от предложенного… Да как он вообще посмел мечтать о чужом?! «У Пылева есть всё, он абсолютно счастлив», — закипая думал Найтмер. — «Его любят родители, он живет, не зная никаких бед и унижений. Он не боится возвращаться в квартиру. Его не избивает собственный отец до шрамов на спине. У него не умирала маленькая сестра… Да, друзей у этого гада нет, но он даже не старался их завести! Сам виноват… Словно у меня много настоящих товарищей. Доверяю я все равно одному лишь Киллеру. А он хочет у меня его украсть?! Какой же он…». Не имеет смысла писать сюда все то, что Яблонев думал про Мердера. Сплошное нецензурное выражение.       А Пыль спокойно сидел, не подозревая о том, чем обернется для него простой рисунок. Не докажешь ведь, что смотрел на старую картинку в оранжевых и темных цветах без каких-то задних мыслей.

***

      Даст равнодушно глядел под ноги. После долгой жизни в городе не замечаешь неба: глаза всегда где-то в земле, будто желают спрятаться от окружающего мира. Мальчик не обращал внимания на негромкие шаги за своей спиной. Он успел расслабиться, ведь ни Кошмар, ни Убийца по непонятным причинам в школе не появлялись всю неделю, а остальные волки — Зубов, Гастер и Ласт — без вожаков не действовали. А зря. Терять бдительность нельзя ни в коем случае, и Эррор мальчишку несколько раз об этом предупреждал. Да и к тому же сегодня Найт соизволил посетить занятия, значит уровень опасности вырастал в несколько раз.       Пыль, как обычно, пошел на остановку коротким путем: через пустующие дворы. Мерзкая погода отпугнула многих, и на площадках, полных детей в это время суток, царила мертвая и, кстати, приятная тишина. Мальчик тихо улыбался. Скоро домой. А завтра, если повезет, он встретится с Ошибкой. Улыбка стала шире и счастливее. И они будут тренироваться до тех пор, пока не почувствуют, что тело слишком тяжелое и невозможно пошевелить и пальцем. Вместе выпьют бодрящую газировку. От одной мысли все внутри потеплело. Почему ему так хорошо с этим парнем?       Вдруг чья-то крупная ладонь в знакомой велосипедной перчатке оттенка горчицы закрыла его рот, одновременно останавливая. Другие руки, тонкие, почти девчачьи, немилосердно щипая предплечья до малиновых пятен острыми ноготками, потащили назад, к открытому подъезду, располагавшемуся в двух шагах. Мердер не успел и сообразить, какого черта здесь творится, как очутился в грязном помещении. Перед его носом появился Найтмер, грубо прижавший мальчика к ледяной стене. Паренек обеспокоенно закусил губу. Слишком много ненависти излучал одноклассник. Единственный синий глаз оказывал почти ощутимое давление. А если бы их было два? Даст, не выдержав долгого взгляда, чуть отвернулся. Как и следовало ожидать, слева, около платформы второго этажа, стояли Ласт с Феллом. Первый застыл с типичной для него двусмысленной пошловатой усмешкой, а второй невозмутимо курил, выдыхая дым и отравляя и без того вонючий воздух лестничной клетки. Пыльный понимал, что надо дать отпор. Понимал, что лучшая защита — нападение. Понимал, что не время для слабости. Понимал, что если слишком долго тянуть, последствия в солнечный цвет не окрасятся. Но паника поднялась к самому горлу и мешала думать. Мозг отчаянно кричал наставления Пустова, а кулаки бессильно висели, отказываясь подчиняться. Один расклад, когда нужно атаковать Глюка, ироничного, безжалостного, но доброго, не способного что-то умышленно сломать и серьезно повредить, и совсем иной, когда видишь хищный сузившийся зрачок, чуешь морозное жестокое дыхание, догадываешься о чужих злых замыслах. И что он сделал Негативу? Ведь Найт только сегодня пришел в школу.       — Ты же сам с ним разберешься? — подал хриплый голос Зубов. — Мне пора валить.       — Да, Найтмер, — промурлыкал Ласт. — Ты говорил…       — Свободны, — отмахнулся от ребят Кошмар, словно от надоедливых мух. — Послезавтра как договаривались, не забудьте.       Они синхронно кивнули и поспешили смыться, насмешливо глядя на паренька в синей ветровке. Судя по всему, им тоже не нравилось настроение главаря. Мердер дико таращился на противника. «Смотри с презрением, балбес! Без горячего запала и тем более без страха. Ну равнодушно, в крайнем случае. Если физически ты слаб, морально обязан быть сильнее. Нельзя выглядеть ничтожеством. Во-первых, это унизительно, а во-вторых, многие наслаждаются чужой немощью. Хочешь дарить тем, кто причиняет тебе страдания, удовольствие?» — пытался достучаться до нерадивого ученика Эр. Но Пылев не мог изгнать из собственных глаз ужас.       — Какое счастье, что Килл решил прогулять, — безэмоционально протянул Яблонев, роясь в кармане неизменной кожаной жилетки. — Он бы не одобрил. Знаешь почему никогда не доходило до настоящих травм? Килли был категорически против. Он меня останавливал. Он защищал твою жалкую шкуру. Но сейчас у меня есть превосходный шанс напомнить тебе, где твое место…       — За что?! — выпалил Даст, забив на гордость. — Я тебя не трогал!       — Ты. Хочешь. Отобрать. Моего. Килли, — вот теперь пацан окончательно стал похожим на чокнутого. — Ты его даже нарисовал. А он не твой. Это мое…       — Ч-чего? — тут он наконец понял, чем обусловлено бешенство Найтмера. Холод журчал по телу вместе с остывшей кровью. Плохо дело… — Это старая картинка! Ей два года! Сейчас я вообще ничего к нему не чувствую, клянусь!       — Еще и клянешься, крыса! — зашипел Кошмар. — Вранье! Подлое вранье! Как же ты заебал… Ну и ладно. Я долго ждал подходящего момента и упускать его не собираюсь. Думаю, после этого ты в нашу сторону даже дышать не посмеешь.       — Найт…       В правой ладони восьмиклассника засверкал нож. Обычный, какой используют на кухне, с черной пластмассовой рукоятью и красной торговой маркой где-то на черенке. Но заточен он был настолько, что лезвие напоминало тонкий, серебряный лист бумаги. Пыль широкими от ужаса карамельными глазами наблюдал за тем, как Негатив крутил оружие в длинных пальцах и равнодушно прикидывал, где раны будут доставлять много боли, но при этом не привлекут внимание.       — Найт, не надо! — в отчаянии воскликнул Мердер, пытаясь вырваться и заодно дать противнику по челюсти. Он забыл еще одно наставление Эррора: нападать выгоднее, когда этого не ждут. Поэтому кричать и каким-либо образом предупреждать свои действия нельзя.       — Одно движение — и я тебе что-нибудь отрежу, уловил? — угрожающе произнес парень, сильнее сжимая чужие запястья. — Вопить не советую, на помощь все равно никто не придет. В этом подъезде первые три этажа пустуют, а на четвертом живут пенсионеры, которые пользуются исключительно лифтом. Мы раньше здесь тусовались, включали музыку, курили, Фелл иногда приносил пиво. Ни одна дрянь нам не помешала… Родителям ты ничего не расскажешь, так же, как и учителям. Учти, я в курсе, где учится твой младший брат.       — Что ты несешь?! — зло заорал Пылев, которого одной фразой вытащили из ступора. Мальчик не мог поверить, что поступать так низко вообще возможно. Еще не хватало Папайруса втянуть! Подлый, мерзкий шантаж.       Найтмер и сам догадался, что перегнул палку. Все-таки он бы никогда не позволил себе ударить маленького ребенка. Он бил лишь тех, кто мог, но не хотел дать отпор из-за трусости. С другой стороны, ему вовсе не хотелось, чтобы этот серый червь наябедничал: проблем не избежать.       — Не вопи! — Яблонев вцепился в блеклые густые волосы и с силой приложил лохматую голову к стене.       Даст лихорадочно искал выход. Мысли сплелись в бесформенный клубок, который отказывался распутываться, а страх раздирал легкие орлиными когтями. Сердце бешено стучало, отбивая четкий ритм, пробирающийся в самую душу. Выход все не находился, и Пыльный вжался в стену, как брошенный новорожденный котенок, беспомощный, слабый.       Найт нагло дернул толстовку за ворот, обнажая ключицы. Его физиономия была лишена малейших чувств. Даже садистская радость сменилась бессердечным безразличием. Точь-в-точь робот или манекен. Пылев не дышал. Ледяная сталь замерла в сантиметре от бледной кожи, и он ощущал ее жестокую прохладу каждой клеточкой. На мгновение к нему вернулась сомнительная надежда: вдруг Кошмар придет в себя и передумает. Но Негатив спустя секунду коротко размахнулся и наискось полоснул его ножом. Мердер непроизвольно содрогнулся. Приятного мало. Из свежей раны хлынула кровь, пачкая внутреннюю часть ткани багровыми маками с мокрыми лепестками. Боль была резкой, визгливой и тонкой, почему-то напоминала покалывание после того, как проехался пальцем по странице учебника. Пыль и не поморщился. Он наносил себе куда более глубокие порезы. Найтмер, судя по подрагивающей верхней губе, взбесился. Он ждал другой реакции. Без промедления провел железом по второй ключице, надавливая с большим напором, потом грубо потащил на себя толстовку и растянул ее, чуть не порвав швы. Три вишневые полосы на одном плече, столько же на другом. Даст еле подавлял вскрики. Его одноклассник перестал рассчитывать силу, поддаваясь порывам ярости. Скорее бы это закончилось…       Вдруг клинок пребольно поранил щеку. Восьмиклассник прошипел что-то нелестное. Брусничная жидкость капала на губы, окрашивая их в тот же яркий тон. Он хотел было стереть кровь, однако Яблонев вывернул ему ладонь и провел по рубцу второй раз. Крик замер в груди, пронзая ее смоченными ядом иглами. Глаза Пыльного переливались от жгучих слез. Казалось, что кожу в буквальном смысле порвали. Тихий жалкий всхлип. Найт уже открыл рот, чтобы это едко прокомментировать, но на лестнице явственно послышались тяжелые шаги и мужской кашель. Хулиган, будто давно был готов убежать, молча съехал по перилам вниз, напоследок шепнув жертве: «Надеюсь, ты все уяснил. Киллер принадлежит не тебе».       Пылев шустро просочился на площадку второго этажа, мысленно обожествляя пухлого дедушку, необычайно резво спускавшегося вниз с золотой тросточкой. Однако радость в одно мгновение сменили гнев и презрение к самому себе. Он опустился на пол, пытаясь прекратить переживать заново те моменты, которые едва ли не вызывали тошноту. Отвращение, нечеловеческое отвращение к своей ничтожности испытывал парнишка. Он не смог отбиться от Найтмера. Он испугался и не воспользовался советами Глюка. Он проиграл. Опять.       Соленые росинки падали на рану. Как же гадко… И больно. Мучительно саднили плечи и ключицы, отплевываясь рубиновыми каплями при соприкосновении с толстовкой и простых движениях. Обида, бешенство, безысходность дружно потрошили некрепкую душу. Что теперь делать?..        Мальчик надел капюшон и взял рюкзак за лямки. Доковылять бы до дома. Черт, если мама с папой заметят… Он побаивался угрозы Яблонева насчет Папса. Этот умалишенный дебил, по мнению Пыли, был способен на все, а рисковать братом не очень-то хотелось.       Мердер неприметной тенью шел к остановке. Пахло одновременно и сыростью, и морозом, и широкой дорогой, но ему мерещился запах крови и ножей. Может, забить на всё, и заплакать, как в детстве, упиваясь собственной тоской? Нет. Нельзя. И без того продемонстрировал много слабости. А голова кружилась, и ноги подкашивались. Как ему было плохо.       Автобус скоро подъехал, расплескивая уличную грязь. Даст невольно вспоминал позапрошлый понедельник, когда Яблонев чуть не сломал ему ребро. Тогда же они с Ошибкой познакомились. Вот бы и сейчас десятиклассник его поддержал… С грустью Пыльный смотрел в замызганное мутное окно, через которое мир казался непригляднее и тусклее. Он игнорировал заинтересованные взгляды попутчиков, прикованные к чуть заметным бордовым пятнам, что куртка не могла спрятать. Какая-то женщина уже хотела подойти к нему и поинтересоваться, все ли нормально, однако Пылев не горел желанием что-либо объяснять, поэтому выскочил из-за черно-желтых дверей немного раньше, чем надо. Влага хлюпала в носу и смачивала ресницы, грозясь вырваться на свободу и окропить узкое лицо соленой водой. Она разъедала глаза красными нитями и мешала различать прохожих, фонарные столбы, проезжающие автомобили. Кровь до сих пор не остановилась, струясь по подбородку тонкими ручейками. На душе скребли тысячи агрессивных котов, царапаясь и шипя на все лады. Неожиданно у мальчика появилась робкая идея, вспыхнувшая тихой холодной свечой.       Он неуверенно вытащил мобильник из рюкзака, с сомнением глядя на бездушный экран. Интересно, насколько это глупо и по-детски? А если Эр занят? Если у него уроки не кончились? Или он в метро? Наконец Мердер быстро набрал нужный номер, будто боялся, что в следующую секунду решительность улетит в открытый космос. Равнодушные гудки, сменяющие друг друга невыносимо медленно. Восьмиклассник нервно облизывал губы. Хоть бы ответил…       — О, привет! — весело и радушно, но очень устало раздалось из трубки через несколько секунд. Какой забавный и теплый голос. Ему хотелось доверить каждую проблему, окунуться в сплетение нот с головой, не задерживая дыхание. — Что-то случилось?       — Да, — выдохнул Пыль, благодарный тому, что они без лишних предисловий перешли к делу. — В общем… — ком в горле мешал говорить, сжимая глотку железными тисками, а слезы наворачивались с удвоенной скоростью. Нет, не раскисать! Однако из носа уже текло, а рот начал предательски кривиться. — Ты мне нужен! — звонко выпалил он, мучительно краснея и мечтая вернуть вырвавшиеся слова обратно, внутрь, в глубь души.       — Понял. Принял, — мгновенно изменил интонацию на обеспокоенную, твердую и серьезную Эррор. — Я пока около «Пятерочки», минут через семь примчу на ту площадку, на которой мы в субботу встретились. Держись. До скорого!       Держись… На радость осталось слишком мало энергии. Школьник, еле переставляя ноги, добрался до скамейки, терявшей желтую краску. Он снял капюшон, позволяя дохлым листикам рябины падать прямо ему на голову и путаться в волосах. Рюкзак упал куда-то в траву. Впрочем, какая разница… Паренек еле слышно всхлипнул. Потом еще раз. И еще… Всхлипы плавно переходили в бесшумный плач.       Пылев не знал, сколько так просидел, как вдруг кто-то аккуратно приобнял его за плечи и стер крупную прозрачную горошину со скулы. Мердер мигом догадался, что рядом примостился Ошибка. Аромат хвойного леса, диких ягод, березовой смолы. Его ни с чем не спутаешь. Неустойчивое тело само прижалось к знакомой черной кофте без пуговиц, молний и карманов. Мягко… Загорелые руки почти заботливо извлекали древесный мусор из пепельно-русых прядей мальчика, параллельно прижимая восьмиклассника к себе.        — Рассказывай, — потребовал Глюк спустя какое-то время. Голос был ровным и требовательным, а лоб краснел не то от смущения, не то от гнева.       — Я столкнулся с Найтмером, — без обиняков проговорил Пыльный. Он немного успокоился, зато теперь его мучал стыд: разреветься, как девчонка, да и плюс ко всему на его плече… Хотя однозначно лучше выказывать слабость при Пустове, чем при Негативе. — Он взял нож. — самый будничный тон. Таким мамы объясняют подругам, как приготовить кексы, не используя сливочного масла. — Чтобы я не лез к Киллеру, с которым они встречаются. Но дело в том, что я перестал клеиться к Киллу. Яблонев заметил в моем блокноте старый рисунок и посчитал, словно я хочу его парня. И затащил меня со своими дружками в подъезд. Фелл с Ластом ушли, а этот меня порезал… Я не дал ему достойный отпор. Я испугался. Прости, я забыл абсолютно все, чему ты меня научил субботу. Даже в глаза ему нормально не смог посмотреть! Я знаю, что я слабак…       — Ты дурак! — раздраженно закатил серые звезды Эррор и принялся бережно стирать кровь с его раны на щеке краем рукава. Боль проходила с каждым движением, с каждым словом Пустова. — Любой на твоем месте бы зассал. И это нормальная, здоровая реакция. А таким, как твой Найтмер, одна дорога — в дурку. Он несильно тебя повредил?.. Запоминай, в тех ситуациях, когда на тебя нападают с оружием, ударить по шарам не зазорно. Я с тобой буду тренироваться. У тебя все получится, без паники. Не сразу, но получится. Обещаю. Покажи, есть еще порезы?..       — Под толстовкой, — неловко буркнул он, чувствуя, как счастье овладевает всем телом, расползаясь от макушки до кончиков пальцев. Неужели этот ироничный десятиклассник опять хочет ему помочь? От одного осознания хотелось петь. Ну или орать, как сумасшедший.       — Когда она меня останавливала? — хитро ухмыльнулся Глюче, стараясь подцепить ткань и освободить друга от одежды.       — Вообще-то царапины наверху. И еще раз ты попробуешь меня раздеть…       — Эй, а ты против? — сорвался с губ Эра лукавый вопрос. — Ладно, показывай сам.       Паренек чуть оголил хрупкие ключицы и плечи, стараясь перестать краснеть. Глубокие раны не затянулись, и периодически кашляли гвоздичными песчинками. Ошибка недовольно нахмурился. Он очень хотел познакомиться с Яблоневым.       Целый час они сидели вместе. Эррор все усилия направил на то, чтобы как-то приободрить Пылева, и не без гордости отмечал, что успешно справляется с задачей, а сам Мердер улыбался, игнорируя боль от пореза на щеке. Им было хорошо.