Темный луч в сером тумане

      Эррор возвращался домой с видом победителя. Он успокоил Даста. Вернул ему решимость и желание лететь вперед, по пути сворачивая горы, расправляя опасные острые крылья, убивая врагов стремительными, как лезвия, перьями. Хотя это было делом не слишком сложным. Мальчик сам затихал и становился увереннее рядом с другом. Взгляд наполнялся признательностью, восхитительным плохо скрываемым смущением и осторожной теплотой, что напоминала подожженную спичку, горящую ярко и неровно, готовую потухнуть в любую секунду, обратившись в пушистый дым. Но окоченевшим рукам Пустова хватало и крохотного, скупого на жар огонька. В густой кисельной темноте, пропахшей испугом, горечью и жестокими насмешками, он был маленьким искристым спасителем. Однако стоило от него отойти, углубившись в мрачный лес, мгла вновь медленно душила холодными когтями, царапала горло до черешневых кровоточащих ссадин. И Ошибка это прекрасно чувствовал.       Он нахмуренно вглядывался в тучки, которые еще серее хмурились в ответ. Ни намека на лазурное небо, на позолоченную лодку Ра, на легкий свежий ветерок, на суетливый щебет трясогузок. Лишь собачий холод, блеклый горизонт, прятавшийся за бездушными многоэтажками, облака, мечтающие обрушиться на Москву мокрым снегом, и завывание брошенных псов с вечно голодными мордами. Десятиклассник хмыкнул. Странно, однако его все устраивало. Приподнятое мальчонкой настроение испортило бы только что-то из ряда вон выходящее… или мысли, заблудшие не в ту сторону. Поэтому он и сосредоточился на окружающих его деревьях, лужах, морковных сережках рябин, что весело лопались под кроссовками, голубях, бурчащих что-то с проводов, на случайных прохожих с кислыми физиономиями (забавное зрелище). Только бы не услышать его.       Глючный смутно волновался. Вот уже целый день о голосе ни слуху ни духу. Обычно на закате дня он опять начинал напевать что-то про суицид или уговаривал выскочить из окна с такой убедительной тошнотворной настойчивостью, что появлялось желание наплевать на все и действительно прыгнуть, оттолкнувшись от зимних шин, пылившихся на балконе. Или, что куда ужаснее, принимался болтать, повторяя слова Элисы с той же детской невинной интонацией, а потом укорял голоском сестры за кошмарный, пропитанный кровью августовский день. Но в этот вечер разум оставался на удивление ясным. Подозрительно ясным…       Вдруг парень ощутил на себе чей-то тяжелый взгляд. Такое частенько бывало раньше, поэтому особых эмоций у юноши сперва не было. Даже когда он оставался в квартире один, нечто нагло пялилось на него. По крайней мере, воспаленный мозг шептал именно об этом. «Наблюдателями» нередко оказывались игрушки Эрика, стрелки часов, пустое пространство, неожиданно заполнившиеся невидимой субстанцией со злобными глазами, старый цифровой фотоаппарат с настораживающим объективом. А первое место по жуткости занимали занавески. Особенно если форточка приоткрыта. Они не только глазели, они дышали, они шептались, касались смоляных волос тканью, словно желали забрать хозяина комнаты в свои объятия. Но хозяин-то догадывался, что эти объятия будут подобны смерти.       Однако сейчас чувство было абсолютно другим. Более сильным и потусторонним. Даже шторы его так не напрягали. Кто-то призрачными ладонями поворачивал голову Эррора по направлению к маленькому магазинчику, где он иногда покупал жвачку и леденцы для братика. Ошибка подавился вязкой от неприятного предвкушения слюной. На него в упор смотрел высокий школьник в длинной черной кофте, похожей на плащ какого-нибудь рыцаря из преувеличенно красивых фильмов про средневековье. Приятные на ощупь пряди того же насыщенного цвета небрежно падали на смуглое грубоватое лицо. Шею фиолетовым диким виноградом обвивал шарфик Даста, который Пустов совершенно забыл отдать восьмикласснику. Двойник пилил парня безразличными грифельными глазами. Именно грифельными, а не серебристыми. В них не теплилась душа. Они остывшими угольками изучали Глючного, не выказывая ничего, кроме невесомого презрения. Спустя секунду его губы растянулись в дьявольской улыбке. Коварно заплясал в неживых зрачках огонь. Тот огонь, который с наслаждением пожирает людей, оставляя обугленные почерневшие кости.       Настоящий Эррор резко передумал подходить к своей копии. Страх тяжелым венцом сжал голову. Внезапно десятиклассник с бессердечным лицом сделал шаг вперед, не забывая по-звериному скалить зубы. Эр мысленно прикинул расстояние от него до себя. Метров двадцать, если не меньше. Но сбегать не хотелось, хотелось разобраться. Не каждый день видишь такое… Рот враждебно настроенного близнеца открылся. И тут он услышал его:«Наконец-то ты умрешь! Ты точно умрешь сегодня-завтра. Ты. Скоро. Умрешь.» Голос! Опять! И что-то явно было неправильно… Сердце застучало, как спятившее. Или окончательно спятил он? Нет, дело определённо неладно, можно не сомневаться. Осознание пробило все тело электрическим током. Голос звучал не в голове. Говорил двойник. Неясное воспоминание, как прозрачно-бурый мотылек, шелохнулось в сознании парня. Старые желтоватые страницы… Тяжелый том в бордовой кожаной обложке… Сорок четвертая глава… Его закладка с ярко-синей птицей и белым шнурком… Глаза расширились от накатившего животного ужаса, он не мог вдохнуть. Слова, подчеркнутые карандашом… Ошибка в безумном, судорожном страхе отпрыгнул от самого себя и бросился бежать к подъезду. Быстрее, быстрее, быстрее!       Около тяжелой двери он замер. Он ненавидел трусость. И поступал в высшей степени трусливо. Он зыркнул на магазинчик, блестевший красными буквами «Продукты» на приличном расстоянии. Как хорошо, что удосужился надеть линзы, иначе бы точно беспомощно щурился слепым кротом. Фигура «второго Пустова» испарилась, а мерзкий осадок с горьковатым привкусом остался на языке. Его главный страх нашел место в реальной жизни. То, что он с надеждой называл больными фантазиями, которые рано или поздно сгинут, умрут вместе с воспоминаниями, обрели физическую форму. Сложно представить более отталкивающее и стремное зрелище, чем собственная копия, что предрекает смерть голосом из твоей же головы. Парень зябко передернул широкими плечами. Та самая книга. Та самая, из небольшой библиотеки, что ловко спряталась во дворах. Глюк жалел, что сохранил в памяти странное событие, произошедшее четыре года назад.        Ему тогда было около двенадцати. Он третий час сидел за столиком на апельсиновом пуфике, погрузившись в мир Севера, волков и первобытных инстинктов. Ему нравились произведения Джека Лондона. В них было что-то, будоражащее душу и окунающее в морозную Арктику с головой, едва ли не лицом в снег. Один из самых чудесных ароматов — аромат новых и старых книг, деревянных стеллажей и легких цветочных духов доброй библиотекарши с умным заботливым взглядом — проникал в его легкие, как свежий ветер. Возможно, мальчишка в библиотеке — необычное зрелище, но Эра это мало волновало. Каждый вторник и каждую пятницу он приходил сюда после школы. Он обожал тихое одиночество, которого совершенно не чувствовал, путешествуя верхом с доблестным Айвенго, сбегая из тюрьмы бок о бок с Альбером де Мортером, будущим графом Монте-Кристо, исследуя пещеру с Томом Сойером и Бекки Тэтчер, держа за теплую руку Маленького Принца и, к своему великому удивлению, влюбляясь не в прекрасных дам, златовласых принцесс или лихих танцовщиц, а в юных королей, хрупких голодных воришек с вечно чумазыми щеками и в различных пятнадцатилетних капитанов.       Эррор клевал носом. Очередная бессонная ночь выбила из него много сил. М-да, лежать под одеялом, досматривая третью часть боевика, не лучший способ набраться энергии перед непростым учебным днем. Как итог, он засыпает, ощущая мягкость шуршащего наполнителя своеобразного оранжевого кресла. И все же на скучных уроках бодрствовать было труднее. Он тихо зевнул и запрокинул голову с длинными черными волосами, что струились по шее почти до лопаток. Раньше парень их не стеснялся… Вдруг его взор приковала какая-то белая нитка, свисавшая с полки. Он нехотя поднялся и осторожно достал криво стоявший древний том, чтобы его поправить. Ошибку удивило отсутствие и названия, и имени автора. Просто обложка. Гладкая, однотонная и манящая. Мальчик задумчиво нахмурился, тронув шнур. У него была закладка с точно такой же ниточкой, вот только она давно затерялась в недрах шкафа. На плотном картоне еще сидел веселый синий волнистый попугай, лукаво смотревший из-за своей прямоугольной клетки на большой мир, ему совершенно неинтересный. Попугая волновал другой мир, мир чернил и пера. Машинально Пустов открыл книгу. Его брови тотчас поползли вверх. Это же его закладка! Его озорной какаду, как ни в чем ни бывало улыбавшийся. Но он впервые держит в руках этот том. Тогда как…       Эр прочитал выведенное красными буквами название главы. Сорок четвертая… Спустя несколько лет память выкинула другие подробности. Собственно, смысла сохранять их не было. Зато короткое предложение маячило перед внутренним взором, словно прочитанное час назад: «Встретивший своего двойника — без пяти минут покойник». Мальчик даже испугался и отдернул ладонь от ломкой бумаги, как если бы она обратилась ядовитой снежной змеей, норовящей вцепиться в плечо и разорвать кожу. Зловещие слова были подчеркнуты темно-серым карандашом будто специально для него, и стебельки букв опутывали маленькое чрезмерно впечатлительное сердце.       — Эррор, не стоит листать это, — предостерегла подоспевшая на шум книги, выпавшей из пальцев парнишки, библиотекарша. Излюбленную вязаную клубничную кофточку Елизаветы Васильевны Глючный помнил до сих пор. Она ассоциировалась с чем-то домашним, теплым, пергаментным и спокойным. — Довольно жуткое произведение. — тут женщина заметила красочную закладку, лежавшую на чистом вымытом лимонно-коричневом полу рядом со старинным томом. — Если хочешь, забирай ее с собой. Прежний владелец оставил ее в страницах и больше не вернулся.       — Извините, а чье… это? — хрипло осведомился Ошибка, к страху которого ловко пристроилось любопытство.       — Юноша какой-то… Редко сюда заглядывал, я и не вспомню его имени. Всегда с тонкой почти женской цепочкой на шее и в пальто на английский манер. Волосы у него кучерявились в полном хаосе, и видок замученный, уставший. Ну, в старших классах все такие, если, конечно, неравнодушны к учебе. Он месяца три назад совсем перестал посещать библиотеку, а перед этим оставил книгу. Сомнительный роман. Да и парнишка сомнительный, странный. Если хочешь, могу пересмотреть старые читательские билеты. Думаю, найду того школьника. Но зачем он тебе?       — Спасибо вам большое! — обрадовался Эр, не ответив на вопрос.       — Пока не за что… Эррор, время восемь. Тебя небось дома заждались, — озабоченно глянула на огромный циферблат белых часов библиотекарша.       — Ой, точно, — засуетился мальчик, возвращая том на прежнее место и собирая ручки с тетрадями, валявшимися на круглом салатовом столике, в потрепанный всеми стихиями пакет. — До вторника, Елизавета Васильевна!       — До встречи, — помахала на прощание она.       Женщина сдержала слово и спустя четыре дня нашла «сомнительного парнишку». Его звали… Звали... Глюк скрипнул зубами от досады. Он решительно не помнил даже фамилию. Странно. Это событие воскресло в памяти только после встречи с копией, до этого он не задумывался над таинственной книгой, закладкой и фразочкой… Так же и четыре года назад. Узнав имя владельца, он и не потрудился найти про него новую информацию. Потому что память сама избавилась от ненужного (или опасного?) и нарочно пресекла попытки узнать о том ученике. Ошибка поморщился. И зачем он вообще мысленно лезет туда, где ему было хорошо? Лишь дразнит сам себя. Но тревога продолжала подчинять себе все нутро, ослабевая и травя его. Голос наяву, в реальности… Это вызывало такую панику, которую даже брат-близнец не сумел вызвать.       Неожиданно кто-то тронул его за предплечье. Парень подскочил не хуже попрыгунчика и обернулся, готовый встретить материализованный предмет его кошмаров. Однако это была обычная старушка со сморщенным, как кожура мандарина, лицом.       — Вы проходить собираетесь, молодой человек? Зачем людей задерживать? — сварливо проскрежетала она, хмурясь.       — Извините, — облегченно выдохнул Глючный и ввел код, вежливо пропустив бабушку вперед. Сотня недовольных пожилых леди лучше, чем он.       В квартире господствовало редкое затишье. Ни Эрни, ни Эрика, ни папы не было дома. Эррор втайне радовался их отсутствию. Они устали друг от друга. А одиночество — наиболее эффективное лекарство от агрессии. Десятиклассник вздрогнул, когда вновь ощутил чужое присутствие. Некомфортно. Надо отвлечься хоть чем-то. Он осторожно включил в комнате свет, будто опасался существ, которых ему предстоит увидеть. Но никто не нападал. И это пугало несчастного подростка только сильнее.       Он уже хотел плюхнуться на кровать, однако его внимание привлекла записка, белевшая на его письменном столе. Десятиклассник пробежался по ней серебряными глазами, чувствуя, как расцветает пионом искренняя улыбка. Они уехали на дачу до понедельника. Красота! Правда, уборку придется делать… Да без разницы, есть же целое воскресенье. А в субботу можно Даста пригласить. Улыбка стала еще шире. Отличная идея. Главное, чтобы Пылев был не против. Эр вынул телефон и быстро настрочил сообщение Мердеру, надеясь, что тот не спит. Хотя время было всего семь…       Парень, покончив с смс-кой, зашел в вк. Как там того хулигана? Найтмер Яблонев? Сейчас найдем. Имечко редкое, наверняка это будет несложно. И действительно. Спустя секунду Глюк просматривал фотографии «мелкого живодера», как он величал Негатива в мыслях. Сплошные заброшки, куча фото ребят в капюшонах с сигаретами, столько же непонятных обрывов и оврагов, обросших папоротником и клевером. Черт, себя он вообще не хотел заснять? Стоило ему раздраженно матюкнуться, как на следующей картинке появились трое восьмиклассников. Фотка свежая, а он умудрился ее пролистать… Тут изумление достигло высшей точки. Он узнал тех трех детей с кладбища.