Темный луч в сером тумане

      Эррор зевнул. Было довольно поздно, но ложиться не хотелось. Он бы все равно не смог уснуть. Мысли водили бешеные хороводы, некрепко держась за руки и время от времени разрывая круг, чтобы перестроиться, уши различали голоса прошлого, смутные, выскальзывающие из пальцев, опутывающие сознание клейкой паутиной, а душа металась в лихорадке, не зная, как отогнать страх, загрязнявший кровь и уничтожающий веселое предвкушение. Парень не получал должного кайфа даже от любимой музыки, и это его удручало.       Как Эр ни старался, ему никак не удавалось выкинуть из головы того злого мальчишку, Найтмера Яблонева. Найт сматывал его чувства в тугой клубок, приводя в замешательство. Ошибка не мог и не желал находить оправдания безжалостным действиям восьмиклассника, но испытывал к нему ноющую жалость и даже сочувствие. «На кладбище он грустил по-настоящему. И рыжего мальчика обнимал искренне. Наверное, это был Киллер, про которого рассказывал Даст. Значит, Яблонев не бессердечный начинающий преступник, не способный ни на что, кроме негатива и геноцида. Но как простой ревности хватило, чтобы он сжал в своих все еще детских ладонях нож? У бедолаги наверняка не лады с психикой», — думал Глюк, неотрывно смотря на паренька, угрожающе и настороженно сверкавшего лазурным глазом с фотографии. Однако помимо Кошмара его волновали и другие моменты.       Он желал узнать имя прошлого владельца старой книги. Ошибка абсолютно не представлял, что ему даст личность того ученика старших классов. Хотя он, наверное, давно выпустился из школы и отсиживает свой срок в университете или колледже. А может и вовсе работает, кто знает. Тот юноша был единственной существующей зацепкой, возможным ключом к разгадке ненормальных фантазий. Вдруг он тоже слышал голоса и видел пугающего двойника, поэтому и подчеркнул то предложение? И вопрос с закладкой оставался открытым. Конечно, возможно, что они просто-напросто посетили один и тот же магазин. Однако… Звучит нелепо, и все-таки Эррор помнил того попугая и белую царапинку в правом верхнем углу.       Глючный недовольно цыкнул. И как ему заставить извилины напрячься и воспроизвести забытое имя? Все словно во сне… Словно это не реальность, а затянувшееся ночное видение. Ветхая книга, потерявшийся в узких темных коридорах мозга курчавый юноша, родная закладка, прочитавшая столько замечательных историй, а главное брат-близнец, который явно был иллюзией, но настолько правдивой, что он наверняка мог ощутить его ледяное мертвое дыхание. Жаль нельзя пробудиться…        Эр откинулся на красный плед. Волна вялости накрыла его тягучей водой. После такого вечерка перекусить бы. А ноги неподъемными гирями прилипли к кровати. Затылок капризно болел. Усталость струилась по венам и артериям, противно охлаждая теплое тело и заставляя укутаться в пушистое одеяло по подбородок. «Эх, скорее бы Даст ответил. — тоскливо подумал Пустов. — Надеюсь, родаки его не запытали вопросами о тех ужасных ранах. И все же как я ненавижу… На его хрупком теле порезы смотрятся вдвойне жутко. Ненавижу. Он не заслужил подобного. Врежу любому, кто сделает ему больно, » — вздрогнув от переизбытка эмоций, десятиклассник провалился в объятия Морфея. Хотя нет, больше напоминало тиски Морфея, металлические, жесткие и убивающие невыносимо медленно. Сам Морфей заботливо залечивал травмы, а после вновь хватал тиски и возобновлял страдания жертвы.       Он шагал к знакомой библиотеке. Июльская пыльная дымка застилала глаза, над волосами жужжали шмели, мерзко касаясь макушки мохнатыми лапками. Цветы одновременно увяли и устелили своими пожухлыми розоватыми трупами дорожку. Они намеренно лезли под ноги, как живые. В двух шагах от вымощенной желтым и синевато-серым кирпичом дорожки — крутой подъем. С него зачастую летели дети на великах или роликах, рискуя столкнуться с грузовиками, друг дружкой и мотоциклами. К сожалению, беззаботная ребятня где-то притаилась, и чистый раздражающий смех не звенел осколками сосулек, рассыпаясь и отскакивая под тощие кусты. Ступни Глюка еле передвигались, увязая в асфальте, будто в таежном болоте. Высушенные янтарные бархатцы склизкими червями извивались под кроссовками. Вдруг мальчик ощутил, как эти странные цветы с хлюпаньем облепили лодыжки и резко дернули вниз. Мгновение — темнота.       А после Эррор опять переместился к началу дорожки. Что происходит? Почему он не может проснуться? Парень сглотнул и шустрее двинулся вперед. Туман рассеялся, так что клумбы с анютиными глазками были хорошо различимы. Но все дома, кроме здания библиотеки, скрывались за молочной пеленой. Теперь улочка сияла чистотой, но подошва отталкивалась от нее с трудом. Через мучительно долгое время Ошибка наконец застыл напротив родной двери неопределенного орехово-красного оттенка. Слева висел график работы. Вместо букв и цифр ему ухмылялся Найтмер. По его запястью стекала кровь: шипы розы настойчиво впивались в кожу и ранили ее. Ладонь сжала железную ручку. И тут же Глючный отпрянул. Металл обжег пальцы огнем. Казалось, что они покрылись волдырями и болячками. И снова темнота. И снова он стоит около клумб. Да что за… Эр, оставив попытки подчинить себе собственное сознание, так искусно издевавшееся над ним, побежал. Было несколько легче, чем в первые разы. Но гадкие насекомые окружали его волосатыми брюшками и круглыми сетчатыми глазами, задевая усиками. Ничего более мерзкого он не ощущал никогда.       Содрогаясь, он отворил дверь и сразу же быстро ее захлопнул, радуясь отсутствию шмелей. Все выглядело именно так, как парень запомнил. Красочность сбивала с толку. Будто смотришь на свежую фотку, а не видишь сон. Аккуратно он петлял между стеллажей, машинально направляясь к читальному залу. Два тома «Войны и мира» упали с верхней полки, промелькнув бордовыми пятнами. Они стукнули его по пальцам, и мальчик неожиданно упал с большой высоты на черное кресло. Это ведь кабинет Елизаветы Васильевны! Портрет Достоевского, ее любимого писателя, герань в горшке, комнатная пальма с острыми листиками, карамельки в хрустальной вазочке, которыми женщина угощала маленьких (да и больших тоже) посетителей и подкреплялась сама. Даже сквозь сон Эррор почувствовал, как кольнуло сердце.       Но где она? Ее кофточка висела на табурете, и сумка покоилась рядом со столом. Значит, библиотекарша где-то здесь… Пустов обернулся. Неестественно расширенные зрачки блестели в каком-то сантиметре от его лица. От страха он чуть не упал на бледно-мятный ковер. Темнота. Проснуться… Надо проснуться… Однако десятиклассника перекинуло в лабиринт стеллажей. Он мчался вперед, пока чья-то рука не сжала его плечо до легкого хруста. Он торопливо повернул шею чуть ли не на сто восемьдесят градусов. Елизавета Васильевна?.. Нет, это точно не она! Куда делись ее доброта, радушие, огонь ума в голубой радужке? Лишь холодная учтивость, коварство и фальшь пропитывали эту дешевую подделку. Ошибка попробовал вырваться, но она лишь кровожадно улыбнулась и достала из глубокого кармана старомодного пальто револьвер. Не успел мальчик среагировать, как услышал три выстрела. Первая пуля колко обожгла живот, вторая — грудь, а третья просвистела сквозь лоб и затылок и упала сзади, закатившись под шкаф с работами Толстого. Убийца обнажила маленькие белые зубки и изящно убрала пистолет. Внезапно нечто вытащило его из продырявленного тела, грубо вцепившись в густые волосы длинными когтями. Глюк секунду не сознавал, где находится, но, осмотревшись, все понял. Он парил под тусклой люстрой. Точь-в-точь Питер Пен, прилетевший за Венди из страны Нетинебудет. Вот только Венди здесь и не пахло.       Он шокированно наблюдал с потолка, как его ноги, мелко дрожа, оседают на паркет, как футболка пропитывается кровью, как беспомощно мотается туда-сюда голова, роняя черные пряди на лицо, как надрывно смеется библиотекарша над его отчаянным попытками сохранить равновесие. Вдруг она перевела взгляд наверх и чуть отошла от своей жертвы, прожигая Эра маленькими льдинками. Парень почувствовал, как гулко набухает сердце, готовое вытечь из ушей. Он разглядел свое лицо. Глаз не было. Две зияющие багровые раны, плачущие не менее багровыми слезами. Он никогда бы не подумал, что может представлять настолько жалкое и пугающее зрелище.       — Ну вот и все. Конец. Ты проиграл.       Панический страх помутнил рассудок. Голос. Здесь. Опять он лился из уст вкрадчивой бранью, заставляя мальчишку чувствовать себя слабым и ничтожным, неспособным совладать с ужасом. Просыпаться, пора просыпаться! Нет сил изучать собственное умирающее тело и злобную женщину, запомнившуюся такой мягкой и ласковой. Он медленно моргнул. Спасительная темнота тут же залила собой библиотеку и окунула книги в агатовую лужу. Но трепет и опасения не пропали, наоборот, обрели во мраке отчетливые очертания. Вдалеке брезжило что-то солнечное. Инстинктивно Ошибка протянул трясущиеся пальцы к этому неведомому фонарику. И вдруг раздались негромкие слова:       — Его зовут Жариков Тимур Валерьевич…        Эррор резко распахнул серебряные глаза, порадовавшись их наличию. Он ожидал увидеть под кроссовками дорожку, укрытую одеялом из тюльпанов, роз и лилий, однако кошмар закончился. Спина была влажной от пота, тяжелое дыхание обжигало уставшие легкие, волосы слиплись и лезли в рот. Он выскочил из горячих и не приносивших тепла объятий рубиновой пушистой ткани, едва не рассмеявшись свободе. Правда, смех скоро прекратился: лего Эрика имело привычку прыгать под пятки и с вредностью впиваться в кожу. Прохладные лучи ананасовым пятном светились на востоке, пока не завладев васильковым небосводом, усыпанным крупными облаками. Не раздумывая, он приоткрыл окно. Утренний воздух ароматной струйкой плыл по квартире, окончательно внедряя в организм бодрость. Сколько он спал?       Пустов взял телефон, покоившийся на столе. Уже полдевятого. Значит, восемь с половиной часов. Больше, чем обычно. Разница между пятью часами и восьмью ощущалась крайне контрастно… Тут его сознание пронзило индейским копьем. Десятиклассник шумно опустился на пол, каким-то чудом не уронив многочисленные вещи, завалившие собой стул. Он ведь вспомнил имя прошлого хозяина! Вспомнил! Эр еще раз прокрутил в мыслях весь малоприятный сон. Оно того стоило. Оно того точно стоило!       Быстрые подушечки пальцев скакали по клавиатуре со скоростью молодых жеребцов. Жариков Тимур Валерьевич… Если не найдется никакой информации в Яндексе (скорее всего, не найдется), есть ВК и Инстаграм. А папа говорил, будто социальные сети и средства массовой информации бесполезные… Очень даже полезные. Ошибка с энтузиазмом нажал на желтую кнопку, надеясь выудить хоть немного об этом Тимуре. Парнем руководило почти детское, но от этого не менее сильное любопытство, которое расцвело улыбкой кладоискателя, учуявшего дорогие камни в с виду пустой пещере. Однако лучезарное веселье вспыхнуло и тут же померкло, уступая место подозрению. Первый высветившийся результат — «Подслушано в Мякинино». Он раньше следил за новостями своего района, пользуясь этим сообществом. Но спустя несколько недель понял, что ничего хорошего или полезного в нем не рассказывают. Суициды, автокатастрофы, насилие и изнасилования, опасные дикие собаки, ограбления… Сперва было даже интересно, а потом интерес заменили отвращение и лёгкий страх. Коротко говоря, Эррор скоро отписался от группы под предлогом «меньше знаешь — крепче спишь». И вот сейчас он вновь туда попадает. Плохое предчувствие охмурило и без того темное лицо десятиклассника. Он быстро стукнул по синим буквам.       К глотке подобрался зябкий холод, а душа сделала сальто, мгновенно оборвав тоненькую нить, паутиной соединявшая его, Тимура Жарикова и двойника с пустыми зрачками. Название «Смерть напротив Вегаса» говорило само за себя. Обрывки чересчур торжественных, наигранных и гнусных фраз смешались в одном водовороте, мелькая перед серебряными глазами: Молодой человек выскочил на МКАД в одиннадцать часов ночи… Из-за темной куртки, темных штанов и капюшона, полностью скрывающего лицо, водители не сразу его заметили… Один из автомобилистов поднял шум, стараясь привлечь внимание к неожиданному пешеходу… Парень, воспользовавшись смятением, нырнул под колеса белого опеля, следующая за ним тойота не успела затормозить и повторно переехала искалеченное тело… Скорую помощь вызывать не было смысла, от студента не осталось того, что можно как-то вылечить… Спустя некоторое время сотрудники полиции опознали отчаянного самоубийцу: им оказался двадцатилетний Жариков Тимур Валерьевич… В его квартире найдена прощальная записка, подтверждающая намерения…        «Да неправда, — подавленно и недоуменно думал Пустов. — Совпадение. Фамилия не самая редкая…» Он провел ледяным пальцем по экрану и в оцепенении глянул на фотографии, размещенные в конце. Светлые, оттенка липового меда мелкие кудряшки, необычные имбирные глаза, живые, яркие, умные и одновременно нервные, привыкшие настороженно озираться в вечном поиске существующих и несуществующих врагов, сиреневые тени, того же цвета весеннее пальто с кое-как пришитыми крупными пуговицами. Тимур отличался уставшим ненавязчивым очарованием неуклюжего зубрилы-отличника. Шею с сильно выделявшимися венами украшала блестяще-серая цепочка, свесившая на его грудь аккуратную персиково-белую ракушку с черными крапинками. Секунду Эррору чудилось, что он уже видел это украшение, но подобная мелочь скоро ушла на второй план. Эр даже не встречал Жарикова, а ощущал тупую ноющую боль. «Или я окончательно чокнулся, или его самоубийство как-то связано с той книгой», — скрипнул сжатыми зубами парень.       Вдруг звонко пиликнуло сообщение. Десятиклассник торопливо включил погасший мобильник и против воли криво усмехнулся. Даст сможет выйти во двор к девяти. Хоть что-то приятное. Пора собираться. И захватить лиловый шарф, не то Мердер его так и не дождется. Школьник, вскочив с грязного пола, еще раз выглянул в окно. Ручейки из белоснежных облаков постепенно собирались в океан — стальную огромную тучу, напитанную влагой и грозной силой стихии. «Отлично, — не то с радостью, не то с раздражением пронеслось у него в голове. — Какая тренировка в такую сырость? Если будет долгий ливень, придется ее отложить, польза от сидения под дождевиком не появится, зато дома можно попробовать на мечах сразиться… Неплохая, кстати, идея». Он, довольный собой, озабоченный и грустный, прошел мимо заляпанного зеркала, непрочно стоявшего в коридоре, к ванной, чтобы хоть что-то сделать с гнездом из спутанных волос и просто умыться под ледяной струей воды.       Вдруг Глючному почудилось, будто его отражение замерло, отказываясь следовать вперед. И нахально ему улыбнулось, обнажив вишневые клыки. Так, срочно на улицу. Срочно на свежий воздух. Иначе свихнуться недолго.