Темный луч в сером тумане

      Найтмер, пытаясь двигаться бесшумно и осторожно, выскользнул из лифта и озабоченно посмотрел вперед. Никогда коротенькая лестница с узкой дорожкой сбоку не казалась ему столь серьезным препятствием. А ведь предстоит еще как-то открыть тяжелую тугую дверь, вытолкнуть коляску и желательно не разбудить малыша. Парень буркнул нечто вроде: «Ну и как я это проверну?» и раздраженно, но уверенно и по-прежнему тихо ступил на скользкий спуск. К счастью, все закончилось благополучнее, чем ожидалось, и скоро он застыл напротив выхода. Может, подождать кого-нибудь? Найт презрительно поморщился. Принимать от чужих помощь — выказывать слабость и ничтожность. Ничего, и сам справится, наверное. Он нажал на железную кнопку, одновременно силясь открыть дверь левой рукой. Неудобно. И когда мелодия успела стать шумной, тонкой и противной? Ребенок же проснется, испугается, поднимет крик… Вдруг ручка вырвалась из пальцев Яблонева, и он уловил совсем рядом чудесный аромат. Аромат апельсинового сока, апельсинового варенья, апельсинового нектара, апельсинового мармелада… всего, что связано с сочными, насыщенно-медовыми апельсинами. Но в следующую секунду лёгкие наполнил ничем не примечательный запах улицы: выхлопных газов, луж, промозглости, грязи и одиночества.       — Ты вовремя, — улыбнулся он невысокому мальчику, выезжая на шершавый асфальт.       — Я знаю, — почти шепотом и от этого не менее весело отозвался Киллер. — Не зря пришел чуть раньше. Давай в парк? Там и воздух чище, и машины не сигналят. Горячее какао возьмем, согреемся. Ты как-то легко оделся, я бы на твоем месте куртку достал или хотя бы шапку. Ведь зима близко.       — Зима близко, — серьезно повторил Кошмар и заботливо поправил брату старые теплые одеяла. — Пошли, если хочешь. Мне, кстати, вполне нормально. Я в прошлом году в прорубь нырял, а было минус десять. Ну, ты помнишь… Главное, чтобы дождь не начался, — он, нахмурившись, взглянул на темное безрадостное небо.       — Спрячемся, если вдруг ливанет, — с обезоруживающей беспечностью ответил восьмиклассник и кошачьей мягкой походкой приблизился к потрепанной, проверенной временем мятной коляске. — Я на него посмотрю? — нерешительно спросил Килл.       — Конечно, — неловко, но ободряюще кивнул парень, приподнимая салатовый козырек. — Правда, он спит, да еще и в одеяло по самые уши закутан, так что ты ничего не увидишь. Ребенок как ребенок. Только чуть мельче, чем надо.       — Какой очаровательный, — заулыбался Убийца при виде розового детского личика с пушистой черной челкой и красными губками. — Тонковат, правда. Думаю, с возрастом это пройдет. — он обернулся к Негативу, не сдерживая солнечной радости, просвечивавшей его изнутри. — Хорошо, что с ним все в порядке.       — Да… Мне кажется, Вика была бы счастлива, — он грустно хмыкнул и пониже опустил козырек. — Когда проснется, сможешь его подержать. — резко сменив тему, Найтмер взял в большие ладони кожаную черную ручку и с необычной лаской прищурил незабудковые глаза. — Ну что, едем? У нас всего три часа.       Киллер молча пристроился рядом с хулиганом, опасно прокалывая острым взглядом редких прохожих, оскорблявших их скрытой недоброй насмешкой. Они вдвоем счастливы, а все те, кто им завидуют, пусть хотя бы не показывают этого так бессовестно открыто. Люди не должны осуждать друг друга за иной вкус, цвет волос, увлечения или ориентацию. С тем же успехом можно укорять человека за выбор кефира только потому, что остальные покупают молоко.       На светофоре Найтмер, продолжая следить за полупустой дорогой, как бы случайно застегнул рыжику черную куртку до самого подбородка, ревностно защищая хрупкую бледную шею от осеннего ветра и чужих голодных взглядов. Килл в долгу не остался: встал на цыпочки и дернул за край капюшона его тоненькой жилетки, растрепав густую львиную шевелюру. Загорелся зеленый, улица на двадцать секунд пропиталась чириканьем механического воробья, и парни плавно двинулись дальше, продолжая хранить тишину. Она не была неловкой или вежливо-безразличной, наоборот, что-то в ней заполняло душу дорогим вином, вызывая тонкое наслаждение, разгоняя по телу тепло. Сердца бились в унисон, и живое постукивание отдавалось в ушах, не встречая преград в виде болтовни и отвлеченных мыслей. Эмоции, трудности, боль — всё общее, всё ноша, разделенная на двоих. В приятном молчании они добрались до парка. Скверная погода и дождевые облака отпугнули многие семьи, поэтому широкие гладкие дорожки пустовали, готовые к освежающему небесному душу, а площадки, обычно сотрясающиеся от визга детей и собак, гордо безмолвствовали. Одни меланхоличные качели нарушали идиллию поскрипыванием.       Миновав несколько крутых спусков и подъемов, ребята остановились напротив маленькой, будто игрушечной кафешки под красной вывеской «Скатерть-самобранка» и синхронно просветлели. Много волшебных часов они провели за дешёвыми пятнистыми столами, затерявшимися в березовой роще среди гибких стволов и тоненьких плачущих ветвей, украшенных драгоценными серьгами. Из-за приближения зимы нехитрую мебель начали убирать в щедро отапливаемое помещение, выполненное в русском стиле. Но на их излюбленном месте, едва заметном, уединенном, белели одинокими снежинками пластмассовые стулья.       — Лучше, наверное, сесть внутри, — проследив за глазами Найта, изрек Убийца. После затишья его голос вызывал мурашки. Шелковый, глубокий, мягкий и… заботливый. А это ведь главное, правильно? — В сосульку превратишься. Твоему братишке, кстати, тоже не помешало бы согреться.       — Не парься, ему скорее жарко. Я собственноручно укутал его двумя одеялами. И ползунки надел специальные… как там?.. теплосохраняющие. — он со смущенным раздражением посмотрел на улыбавшегося лучшего друга. — И сосулькой, гарантирую, будешь ты. Если наконец устроим ночевку, — Киллер сердито покраснел, поняв намек. — Пошли заказывать, они долго делают, если посетителей немного.       Килл помог однокласснику преодолеть узкий и длинный проход, не задев влажными после улицы колесами фарфоровые горшки с какими-то приболевшими чахлыми растениями. Комната, в которую вел коридор, походила на незамысловато украшенный деревянный подвал засчет низких потолков, тусклого освещения и всего одного окна, что предназначалось исключительно для персонала, одновременно хозяев заведения: двух поваров и трех вечно зевающих официантов, которых весь парк знал в лицо. Неудивительно: словоохотливые, неконфликтные, легкомысленные, они ловко сходились с людьми. Сейчас молодые владельцы, судя по всему, сидели в небольшой кухне: исключая интеллигентного вида мужчины в забавной старомодной шляпе, попивавшего травяной чай, как истый англичанин, никого не было. Однако стоило шлепающим ботинкам пробраться чуть ближе к барной стойке, замаскированная под книжный шкаф дверь распахнулась. Долговязый светловолосый студент в смешном, явно позаимствованным у матери или, скорее, младшей сестры, гранатовом фартуке мигом занял свое место около кофеварки. Замутненные голубые глаза прояснились, когда он увидел старых посетителей. А когда заметил слегка отодвинутую в сторону коляску, полные губы едва не добрались до ушей.       — У вас кто? — с дружелюбной лукавой фамильярностью поинтересовался парень. — Мальчик? Девочка? Давно усыновили?       — Очень смешно, Лех, — буркнул Кошмар, борясь с желанием сказать «если бы». Он никому бы не позволил говорить с собой в таком ключе, но испытывал к официанту почти дружеские чувства. Это было единственным моментом, спасавшим Леху от сломанного носа или фингала под чрезмерно любопытным глазом. — Там мой младший брат.       — Ну, понятно, что не старший, — ухмыльнулся он, поворачиваясь к Убийце. — Возьмете суп? Хотя для обеда рано, наверное. — студент вытащил руку из кармана. — М-да, действительно… Закажите что-нибудь из выпечки. Или, может, лимонада?       — Нет-нет, мы за другим, — встрял в поток вопросов рыжий. — У вас есть горячий шоколад? Мы снаружи хотим посидеть, а окоченеть не слишком хоче…       — Ага, понял, — резво перебил официант. — Подождите минут пять, я скоро.       — Насколько у них все плохо с деньгами, если даже Леша начал работать? — со вздохом повернулся к Найтмеру мальчик, когда гладко причесанная голова скрылась в другой комнате. — Тебе взять пирога?        Найт отстраненно покачал головой, не вслушиваясь в суть вопроса. Он плавал в мыслях, как в болоте, постепенно увязая. Он почти никогда не пытался задумываться о будущем, однако… Они с Киллом не вечно будут подростками. Когда-нибудь они вырастут. Им придется самостоятельно зарабатывать на жизнь, искать работу, квартиру. Неопределённость пугала уже сейчас, словно маленький городок, в котором живешь долгие годы, начинает медленно разрушаться. Из повседневности через несколько лет испарятся дерзкие вылазки на очередную крышу магазина, случайные захватывающие дух драки, смех над похабными шуточками Ласта, тусовки в подъездах и ночное предавание детским, почти светлым мечтам. Вполне возможно, что скоро разгорится война или повсеместный голод. Возможно, экономика подорвется и десятилетиями будет болезненно восстанавливаться, лишая людей тех крох, что они с трудом зарабатывают. Или инопланетяне захватят Землю, порабощая и без того несвободных граждан. Кто знает… Но в одном Негатив был уверен: какая бы напасть не пришла, как бы они не повзрослели, Киллер всегда сожмет его руку и подарит уют и надежду.       — Ваш заказ! — позвал школьников официант, неся две дымящиеся большие кружки с аппетитно плававшем внутри какао. — Забирайте, пока не остыло.       — Спасибо вам, — поблагодарил Убийца с улыбкой не менее вкусной, чем шоколад. Он сунул Лехе в пропахшую кофе ладонь зеленую новенькую купюру. — Сдачи не надо.       — Постой! — крикнул было студент, но мальчик уже активно выталкивал парня за дверь, махнув на прощание тонкой рукой.       — Зачем ты за меня заплатил? — недовольно пробурчал Найт.       — Просто так. Что хочу, то и делаю. И вообще, я здесь указываю, — уперся несуществующими рогами в землю восьмиклассник, успевая галантно отодвигать стул ногой (пальцы сжимали стеклянные горячие чашки), чтобы Яблонев присел. Тот лишь со скрытым удовольствием закатил глаз и плюхнулся на другое место, удобно размещая бледно-зеленую коляску справа от себя.       Стоило мальчишкам приняться за самый лучший зимний напиток, как громкий плач огласил всю березовую рощу. Килл от неожиданности поперхнулся. Он и забыл, что такое требовательный крик ребенка: у него не было ни сестер, ни братьев. Зато Найтмер среагировал мгновенно. Он бережно вытащил малыша из теплого гнездышка, параллельно хватаясь за бутылочку с молоком. Рыжие брови Киллера поползли вверх. Быстро же малыш успокоился. Грубоватые движения старшего брата, его едва уловимый запах, свисающие на лоб жесткие пряди, пылающий севером, суровый и одновременно ласковый взгляд — это заменило ему маму. Он привык считать своей семьей именно Кошмара, который трепетно укачивал его длинными ночами, ворча что-то под нос и напевая странную, явно не колыбельную, но приятную песню. Маленький мальчик чувствовал себя в безопасности рядом с ним. А неосторожные холодные руки матери лишь нервировали.       Он схватил беззубым ротиком бутылку, жадно смакуя молоко. Оно было коровьим: мать не могла обеспечить свое чадо хорошей едой. Не то из-за ее неправильного, недопустимого для родителя образа жизни, не то из-за чего-то еще, но молочные железы не выполняли свою главную функцию. Наверное, поэтому младенец не привязался к маме. Она не прижимала его к своей груди, не кормила. Да чего уж там, нередко спала, когда он надрывно плакал, взывая к ней. Зато он запомнил двух других людей: Дрим, любившую ему агукать и заливисто смеяться и Найта, всегда успокаивавшего его и готового спеть нечто невообразимо красивое и мелодичное. Сейчас ребенок непонимающе надувал щеки. Куда делся знакомый потолок? Где его комната со старой кроваткой? Почему воздух холодный и сырой? Кто этот неведомый ему большой человек с морковно-красными волосами? В силу возраста он не мог сконцентрироваться на вопросах. Скоро страхи отступили. Брат рядом. Он защитит. И не даст в обиду.       — У вас глаза одинаковые, — прошептал Убийца с ребяческим восторгом. — Вы очень похожи! Его волосы даже топорщатся точь-в-точь, как твои!       — Говори ты в полный голос, он все равно не уснет, — не без гордости глянул на малыша Яблонев. Так короли смотрят на своих сыновей-наследников, которым судьбой предначертано продолжить дела предков. — Хочешь подержать? Он сегодня не буянит.       — Ага, давай, — весело откликнулся паренек.       Мальчик недовольно завертелся в чужих объятиях. Рот скривился, собираясь извергнуть фонтан из злости, но тут теплая ладошка Негатива прошлась по крохотной голове. «Все в порядке, я рядом, » — говорило это простое действие, и младенец притих, с легким недоверием морщась.       — Кстати, ты мне так и не сказал, как его зовут, — напомнил Килл, невесомо прикасаясь к нежным щекам малыша и мягкому черному пушку, похожему на оперение маленьких птичек.       — То есть я тебе не рассказывал?! — громко и сердито воскликнул Найтмер, выпячивая нижнюю губу с досады, словно его мальчик тронул ножом свежую рану. — Мы с сестрой думали, что над нами здорово посмеялись, назвав Кошмаром и Мечтой. Но знаешь, какое имечко у нашего братца? Аса! Нет, они бы еще обозвали Пчелой или Шершнем! Ну кто испортил моим обожаемым родичам фантазию?! У его детей какое отчество будет? Асович? Асовна? Что за глупость!       — Успокойся! — с великим трудом сдерживая хохот, похлопал его по плечу одноклассник. — Это всего-навсего имя! Оно значит не больше, чем одежда или прическа. И мне даже нравится. Аса… Звучное. Ему подходит.       Ребенок перекочевал из рук Киллера в коляску. Он лежал смирно, вяло хлопая ресницами. Молоко и свежий воздух оказали на него усыпляющее влияние. Вдруг Убийца неторопливо встал на ноги и наклонился над сидевшим в раздумьях парнем. Пристальный взгляд пытливо изучал его похудевшее и осунувшееся за несколько беспокойных недель лицо с мутной тенью недосыпа, покрывшей собой все. На холоде щеки раскраснелись, напоминая бутоны поздних роз: такие же кровавые, вечно борющиеся с холодами, и при этом красивые, требующие защиты. Лоб обветрился и шелушился, а из носа безнадежно текло. Черт, а ведь он говорил одеться как следует.       — У тебя губы синие… — с упреком заметил мальчишка.        Он нежно прикоснулся к и вправду черничным устам горячим пальцем, очерчивая их четкий контур. Найт смущенно улыбнулся. Бархатные и глубокие глаза, окруженные апельсиновым вечерним фейерверком медленно приблизились. Каждая клеточка выдыхала нещадную июльскую жару, и задира инстинктивно дернулся ей навстречу. Так продрогшие осенние розы тянутся к Солнцу…       Леха, хотевший забрать пустые кружки, возвращался в кафе с озорной ухмылкой. Он всегда подозревал, что они больше, чем друзья, и силуэты мило, но умело целовавшихся школьников окончательно подтвердили его догадки. «А какао-то остывает,» — не без призрака сожаления подумал он и неслышно закрыл дверь, с горькой ностальгией вспоминая свой восьмой класс.