Твое время течет за мной, как расплавленное стекло
Так тихо. Случайность, что квартал Учиха по пути к дому Какаши. Они молча бредут по пустой и тихой улице, но угольки чужих жизней хоть и очень редко, но теплятся в домах вокруг. Почти все сбежали к дальним-дальним родственникам или погибли. Здесь сейчас или редкие шиноби передыхают после очередного боя, или те, кто не может сражаться и кому некуда бежать. — Представляешь, они живы только благодаря нам. Так и есть: если бы не сдерживающая сила шиноби, которую они представляют, те жалкие несколько десятков оставшихся тоже были бы отправлены на ту сторону. Они действительно кого-то спасли: или просто продлили их страдания ещё на мгновение. Или мгновения. Какаши уже давно привык к тому, что его жизнь делится на такие же мгновения: сражение, отчаяние, сожаление — и так по кругу, раз за разом, раз за разом. Где-то в продрогшей груди даже немного теплеет, когда цветочница И-сан вручает какой-то ядерно-жёлый цветок в руки податливого Обито, и желает большой-большой удачи на миссии. Когда она погибнет? Через пару дней после начала их следующей миссии кто-то нападёт на деревню или она сдастся стихии, когда почва провалится, не в силах терпеть повсеместные взрывы? Какаши не знает и не хочет знать, не хочет привязывать эту войну к реальности, в которой он когда-то давным-давно заходил в эту цветочную лавку чтобы часами смотреть на то, как мухи беззаботно садятся на зелёные бутоны, что через мгновение пожирают их. Какаши сейчас как те мухи — летает обессиленно, и всё, чего хочется, — приземлиться хотя бы на секунду. Вдохнуть глубоко и расслабить сведённые судорогой мышцы и скрученные в тугой комок внутренности. И он ясно видит, что место, где он приземлится, — станет его могилой. Будет ли это дома, в ванной, или он умрёт во сне — вряд ли. Скорее всего, он останется под серым небом вместе с другими десятками тысяч душ уже очень-очень скоро. Через короткое или долгое мгновение. Или мгновения. — С нетерпением жду миссии, — Обито возвращает в реальность — если эту серую пустоту в ночи можно так назвать. — В этот раз она просто обязана быть удачной! Интересно, что служит стержнем внутри Обито, что он как будто бы не ломается и не сдаётся, как очень-очень давно хочется самому Какаши. Какаши сейчас здесь только потому, что должен его защитить, а что Обито видит в этой войне? Всё еще верит в её смысл, всё ещё видит через свои разбитые жёлтые очки вероятность победы и счастливого конца, когда небо затянуто душами умерших, что выстроились там бесконечной очередью? Или всё это просто напускной фарс? Какаши никогда не понимал Обито, но что бы тот ни думал на самом деле, от его слов как будто действительно становится чуточку спокойнее. — Ну, до утра! — плечо привычно обжигает от очередного дурацкого шлепка. Обито ещё с секунду смотрит своими бесконечными чёрными глазами, словно пытается разглядеть что-то внутри Какаши, или пытается затащить его в эту бездну, в которой, наверняка, намного теплее и уютнее, чем в темноте снаружи. Он снова открывает рот чтобы что-то сказать, но не говорит ни слова. Снова хлопает по плечу — на этот раз непривычно слабо, — и уходит. Без Обито темнота вокруг наполняется тихим шумом ветра, пульсацией сердца в висках, шелестом душ вокруг. Какаши передёргивает плечами, пытаясь сбросить мгновенно накатившее дурное предчувствие, что стоит за спиной, буквально промораживая позвоночник. Без Обито темнота вокруг совсем не гостеприимная. В квартале Учих тоже темно и тихо — практически все они сейчас где-то сражаются, или уже мертвы, как и все вокруг. Что чувствует Обито, когда в ранее вечно шумном и живом семейном квартале, теперь так пусто? Продолжает верить в то, что война скоро закончится, продолжает верить в своё радужное светлое будущее, в котором все будут счастливы? Какаши бы тоже хотелось быть счастливым — знать бы только, что это для него значит. Быть счастливым — это когда вокруг нет войны? Когда тебя не держат за горло обязательства? Когда в носу не свербит от запаха горелой крови и тел? Когда ты просто можешь позволить себе закрыть глаза и забыться спокойным сном без снов. Подмывает пойти следом за Обито и лечь спать, чувствуя спиной его горячую спину. Но это глупо, так что приходится просто уйти домой и снова и снова перебирать оружие, снова и снова перечитывать текст приказа несколько оставшихся до миссии часов.Мои сны о тебе далеко остались внизу.
В ожидании время тоже тянется бесконечно — но это не так же, как тогда, в раменной. Вся реальность вокруг разбилась на бесконечности: такие разные и далёкие. Уснуть, конечно же, не выходит, хоть иногда уставший мозг и соскальзывает в бессознанку, дорисовывая рядом привычное тепло, привычный стук чужого сердца, который растворяется под потолком в тусклом свете тусклой лампы и тусклом утре снаружи. Они виделись несколько часов назад, но Какаши все равно неуютно от этого теперь непривычного временного одиночества. — Готов? — Обито бодрый как всегда, лыбится в свои тридцать два, хоть помятое лицо и покрасневшие глаза и выдают общее состояние. — У меня хорошее предчувствие по поводу этой миссии! Предчувствия Обито никогда не сбываются, и утро кажется неполноценным без бесячего шлепка по плечу, так что Какаши сам пихает его плечом, проходя мимо. — Увидим. Почти что только что во сне Какаши мерещилось тепло Обито, но его настоящее тепло намного-намного приятнее. Всё-таки сны никогда не могут сравниться с реальностью.*
Внизу проснутся метели, чей воздух легок и дик, И зазвенят свиристели, как ледяная вода
Очередной бесконечный день бесконечной миссии. Они как будто застыли. — Сходим в раменную, когда вернёмся? Какаши морщится — голова раскалывается от перенапряжения, но им, наверняка, ещё долго не удастся отдохнуть. — Какаши? Где-то рядом враги, а Обито как всегда не в тему шумный. Как всегда не в тему неуместный. Он легко стучит по плечу Какаши, но это не успокаивает. Тот вскидывает руку, выворачивая кисть Обито. — Эй, больно же. Слева доносится шелест, Какаши отпускает Обито, бросаясь к врагам. Не будет хорошего конца, не будет счастливого будущего, есть только тягучее как смола настоящее, которое горит.За тем, что мы не допели, что не узнаешь из книг, Я обещаю вернуться в наше личное никогда.
Предчувствия Обито никогда не сбываются. Какаши скашивает глаз на Обито: тот сейчас цветом как сажа, что хлопьями кружится вокруг. Без привычной улыбки, без блеска в глазах — сейчас чернота в них потерянная и пустая. Какаши протягивает руку к нему, сжимает горячее плечо, выдёргивая Обито из раздумий. Тот надевает на лицо привычную улыбочку, которой сейчас Какаши совсем не верит. — Пойдём отсюда. Вокруг привычно горит мир, привычно гибнут люди. Наверняка, даже Обито начинает казаться, что это конец.