***
Уже поднимаясь к себе после того, как почти неделю провалялся под наблюдением Безмолвных братьев, Сунён налетает на Джунхуэя, который тут же чуть не сбивает его с ног, обнимая. — Ты хоть представляешь, как мы все переволновались здесь! Господи! Ты вернул Джихуна в институт, как тебе это удалось? Я думал, что у вас с ним всё… — Нарвался на него в тех горах, когда выслеживал демона, — Сунён сам безумно рад видеть друга, и хотя рёбра ещё побаливают, он обнимает в ответ так же крепко. — Но он не задержится здесь надолго. — Нет? Почему? — Его лишили рун как предателя, думаю, это потому что он отказался убивать Сынёна, — Сунён хмыкает и они садятся на одну из лавочек в институтском коридоре. — Значит, он больше не будет жить здесь? Куда же он пойдёт? — Джун выглядит обеспокоенным. Как бы Сунёну хотелось сказать правду о том, кого ещё он встретил в горах, что случилось с ними со всеми и как именно он получил эту рану, но это не только его тайна, поэтому он не имеет права о ней распространяться. И подставлять друга, которому тоже придётся врать из-за них, поэтому ни Джихун, ни Сунён не скажут, что они натворили. — Думаю, ему будет куда пойти, — улыбается Сунён. — Я разговаривал с ведьмой Им, попросил разрешения жить вне института. Так что скоро мы оба съедем, — у Джуна округляются глаза. — Что? В уставе не написано, что охотник не может жить не в институте, если он выполняет свои обязанности. К тому же он, пока я валялся тут, присмотрел неплохой домик рядом с Мингю и Джонханом. — Без тебя тут будет скучно, — вздыхает Джунхуэй, но понимающе кивает. — Кстати! Ты же ещё не знаешь. К нам новенький перевёлся! — Кто? — не успевает Сунён задать вопрос, как из-за угла появляется незнакомый ему парень. Его волосы до подбородка тёмно-каштановые, маленькое лицо, и сам он худой, на лицо очень красивый, но явно иностранец. Впрочем, Джун тоже не был местным, приехавший из Шанхая. — Вот он, — шепчет Джун с придыханием, и Сунён улавливает нотки восхищения. — Его зовут Минхао, он младше меня на год и учился в Нью-Йоркском институте, а потом захотел уехать ещё куда-нибудь. Сунён… я в жизни не видел человека красивее. — Держи себя в руках, Ромео, — смеётся Сунён. — Я пока не готов спасать его от твоих приставаний, не в той форме. — Его не надо спасать, он сам мне уебёт, если я посягну на святое, ты бы его видел на тренировке, — сглатывает Джун. — Он мастер восточных единоборств, так что проблемы не у него, а у меня. Наступает очередь Сунёна понимающе кивать и ободряюще хлопать по плечу. — Ну тогда штурмуй осторожно. И не скучай. Я буду наведываться часто. А я пошёл собирать вещи, иначе Джихун оторвёт мне голову за то, что я опаздываю. — Стабильность отношений — залог успеха, — смеётся вдогонку Джун.4
7 июня 2020 г. в 22:57
— Эта вакханалия когда-нибудь закончится? — Сунёну чудится, что ворчливый голос его мужа ему мерещится, но голос становится всё громче, пока, наконец, не слышится, у самого уха. — Я вижу, как ты дёрнул ногой, мой прекрасный тупой муженёк, вставай, у нас здесь не отдых в отеле «всё включено».
— И помечтать нельзя, — бурчит Сунён, распахивая отяжелевшие веки и возвращаясь из мира Морфея в мир живых. Ему снилось, что Джихун обнимает его так крепко, что рёбрам больно, и прощает ему всё на свете, даже то, что он, возможно, уже не обнимет его в ответ, но он, кажется, очень плохо знал своего мужа. Тот его из-под земли достанет, из лап ада вытащит, из самого пекла на спине донесёт, а потом сам же и убьёт. Но чтобы кто-то другой? Ага, щас! В очередь. — Так… Ну и что я пропустил?
— Ничего нового, — первое, что Сунён видит даже сейчас, когда уже не надеялся, максимально задолбавшееся лицо Джихуна, восседающего на второй пустующей кушетке. Он узнаёт это место — палата в их институте, куда приносят всех раненых, и если ничего смертельного, то охотники справляются сами, но если шансы выжить невелики, тогда прибегают к помощи Безмолвных братьев. — Пока ты был в отключке, я услышал от ведьмы Им много хорошего о себе. И вроде как заслуженно, так что я даже не нашёлся, что ей ответить.
— Ты? Не нашёлся? — Сунён кое-как выпрямляется на койке и смотрит на Джихуна так, словно видит его впервые в жизни. — Джихун, что с тобой?
Парень сверлит взглядом белую металлическую дверь, словно ждёт, что сейчас кто-нибудь зайдёт, а он настороже и никому не позволит войти. На Сунёна Джихун не смотрит, будто бы и не замечает, что тот глядит на него в упор, ожидая как минимум объяснений, что же произошло после того, как он отключился. За дверью очень шумно и доносятся чьи-то голоса, но здесь, с Джихуном, удивительно спокойно, и даже странно, что никто ещё не дорвался до него, Сунёна, чтобы отчитать за то, что провалил миссию. Вообще-то это была его вторая мысль после того, как он увидел Джихуна и подумал, что вопреки всему почему-то выжил.
Непривычно тихий, Джихун нарушает своё молчание, по-прежнему не глядя в глаза лежащему на койке охотнику:
— Что со мной? — Сунён как в замедленной съемке с ужасом осознаёт, что губы у Джихуна дрожат. Охотник замирает, чувствуя напряжение каждой клеточкой своего тела, потому что это же Джихун, его самый невозмутимый на свете муж, который пошлёт что угодно и кого угодно, поставит на место одним взглядом, что острее ножа, и сейчас Джихун даже просто не смотрит ему в глаза. — Давай я окажусь на этой койке почти бездыханным, а потом, если меня всё-таки какими-то силами спасут, я тебя спрошу, что с тобой?
— Ауф… — выдыхает Сунён, и нервно отсмеивается, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. — Я-то подумал, что это ты из-за того, что меня отстраняют или вообще направили жалобу в Конклав о просьбе лишить меня рун.
— А тебя и отстранили, — Джихун резко поднимается со стула и подходит к Сунёну, взяв того за грудки. — Ты, блять, конченный, понял? Ты чуть не умер у меня на руках со своими пафосными речами о том, что до сих пор любишь меня, и ты принял этот удар на себя вместо меня, какого чёрта ты это сделал? Ещё одна шутка по этому поводу, и я нарушу своё обещание, что не дам тебе умереть, Ли Сунён.
— Прости меня, — у охотника перехватывает дыхание от такого Джихуна. Он даже не угрожает, как делал это всегда, на этот раз в его словах сквозит неподдельное отчаяние и уверенность в том, что так он и сделает. — Я подумал, что лучше свести на «нет» ненужную драму, и…
— Отлично, это я драматизирую?
— Я не это имел ввиду, подожди, не пыли горячку! — Сунён непроизвольно обхватывает его запястья руками и тем самым пододвигает ещё ближе. — Я хотел сказать, что это я начал эту драму, когда сказал там, что люблю тебя, словно прощался, но я точно знал, что у тебя получится, и мы вернёмся в сохранности. И я провалил миссию, потому что не поймал и не уничтожил демона, а вместо этого вернулся раненым. Но зачем я принял удар на себя? Джихун, я даже не думал об этом ни секунды. Всё, что я осознавал в тот момент — ты — всё, что у меня есть, и ты теперь человек, если ты получишь какую-то рану, ты не выживешь, а я смогу с этим справиться, и я должен защитить тебя, даже если для меня всё закончится плохо.
— Помолчи, я всё понял, — Джихун собирается отпустить его, но теперь Сунён перехватывает крепче, хотя силы к нему ещё не вернулись.
— Нет, ты спросил меня, на кой чёрт я это сделал, и теперь слушай до конца, — почти рычит Сунён. — Если ты помнишь, мы давали клятву. Помнишь, Джихун? Ту, в которой я обещал защищать тебя несмотря ни на что, помнишь? В той клятве я обещал, что ценой своей жизни буду оберегать тебя, что бы ни случилось, и я не знаю лучшего способа доказать, что я люблю тебя, чем отдать за тебя жизнь, если потребуется. Если ты не обещал мне того же, и не сделаешь для меня то же самое, значит, мне это всё послышалось, но я не жалею об этом.
Джихун распахивает глаза, изумлённо смотря на него.
— Не надо умирать за меня… — шепчет он одними губами.
— Тогда делай так, чтобы не пришлось. Я никогда не подвергну тебя опасности. У меня больше нет парабатая, ради которого я должен жертвовать даже собственным мужем, колеблясь, кого же спасти первого. Так что теперь я всегда буду выбирать тебя.
— Вот почему… — Джихун тяжело дышит, опускаясь рядом с ним на скомканное одеяло.
— Вот почему что?
— Почему я не стал выбирать себе парабатая.
Сунён не верит своим ушам, и, не дав Джихуну отстраниться, притягивает к себе, впиваясь сухими губами в чужие, и всё-таки такие родные, губы. Джихун что-то мычит, но оторваться не получается — для того, кто только что очнулся, Сунён был слишком силён, удерживая рядом. Это и удивляло. В Сунёне всегда было столько энергии, ни у кого столько не было. Бесспорно, он бесил тем, что постоянно делал глупости, шутил как кретин и кидался на амбразуру, но при этом оставался одним из лучших бойцов.
А в Джихуне было столько нерастраченной нежности! И он понял, что недодал её человеку, которому сделал предложение, и которого едва не потерял из-за своей упрямости. Сунён никогда его не подводил и никогда не предавал. Это он, Джихун, не доверял ему достаточно, чтобы не сомневаться: если он упадёт, Сунён всегда протянет руку, и по возможности вообще сделает так, чтобы и падать не пришлось.