Тихо и неотвратимо

— Люси, я дома! — крикнул счастливый Дин, явно воображая себя героем своего извечного сериала под названием «Я люблю Сэмми». Дин хорошо помнил то старое шоу про супружескую пару, которое часто крутили по ящику во времена их с Сэмом детства. Этот черно-белый динозавр еще нес в себе отголоски тех времен, что были до того, как мир сдвинулся, подобно миру Роланда в «Черной Башне». До того, как демон Абаддон истребил мужей письма, и этим, можно сказать, изгнал остальное человечество во второй раз на землю из «блаженного рая невинности и незнания», искусственно созданного самими людьми — когда кто-то присматривал за стадом, держа его в известных рамках и оберегая от сверхъестественных опасностей. Благодаря же пуску на самотек выросли новые Мужчина и Женщина, «Адам и Ева» — Джон и Мэри, которые породили новых «Каина и Авеля»… Эволюция вообще обожает развилки и игры на выживание. Но что-то в этой истории пошло не так. Не так, как ждали демоны, не так, как ждали ангелы и даже сам всесильный Господь Бог. Неисповедимы пути… но кто теперь знает, чьи? Где тот любящий Бог, которого Иисус зовет Отцом Своим и, черт возьми, поворачивает мир буквально в новую эру — в Нашу Эру? Винчестеры просто делали свою работу, веря, что никогда не поднимут руку друг на друга. И кто знает. Сэм и Дин представляли из себя тот редкий и страшный случай, когда выхода нет, решения не существует. Потому что они не могли жить друг без друга. И они не могли быть вместе, не причиняя друг другу боли. Ну, и куда же без главного винчестеровского вопроса: для чего они были созданы? Для того, чтобы любить друг друга? Или все-таки для того, чтобы убить друг друга? Они верили, что ответ зависит от них. Всё было так сложно, а старый черно-белый мир был такой простой, такой спокойный и понятный… Теперь он казался раздражающей фальшивкой от начала и до конца. Вечно смолящие, и без того неживые, мужчины, не расстающиеся со стаканом и с видом самых напыщенных индюков ведущие между собой свои «умные» беседы. Женщины — неизменно трагичные (еще бы), слишком красивые и прилизанные, как дорогое украшение или, скорее, главный предмет меблировки. Сказать прямо, скучать было не по чему. Но бывали, и нередко, моменты, когда Дин скучал. Просто то время было ближе и понятнее лично ему. Но назад пути не было. Потому что пути назад не бывает никогда. Только фальши и притворства остается выше крыши до сих пор. И, вероятно, будет еще больше, как и бывает всегда, когда что-то возводится в ранг Истины, даже если это и правда она, но новизна от перемен постепенно стирается, а вам вдалбливают одно и то же, одно и то же, потому что надо. Надо. Назад смотреть — приятно, ведь кажется, что мы так далеко ушли, так многого достигли. Смотреть по сторонам — совсем другое дело. А смотреть вперед можно по-разному: с верой, с надеждой, с равнодушием, со страхом, с обреченностью. И Дин, честно говоря, всегда был близок к последнему варианту, если бы не Сэм. Этот его малыш был не только любовью и гордостью, но и лучиком надежды для старшего Винчестера. Тем не менее, было что-то еще… Что-то или кто-то. Внутри. Ненавидящий Сэма, и еще больше ненавидящий самого Дина. Потому что невозможно настолько сильно любить, не предавая самого себя и совсем не желая свободы от этой своей «наркотической» зависимости. Тот комедийный черно-белый сериал вспоминался теперь в основном тем, что муж и жена там спали на двух раздельных кроватях, в точности как не самые обычные в мире братья Винчестеры. Ибо цензура. Не то, что бы строгая, но желательная, хотя в первом случае еще и комическая. Но в случае Сэма и Дина — логичная, ведь было бы не так уж просто объяснить, почему братья делают кое-что неположенное, и почему в их случае это нормально. Самого Сэма не сильно шокировало, когда они с Дином перешли черту и перестали быть только братьями. Возможно, потому что никакой черты никогда и не было — их чувства и желания всегда были особыми и специфическими друг для друга, этому не было аналогов, и против этого не было эффективных средств. Сэма только слегка шокировало то, КАК много, активно и часто они стали предаваться своему любимому «греху». Но то, что открылось в этот день, то, что случайно откопал Сэм в информационных закромах Дина, действительно шокировало и напугало даже младшего Винчестера. Это действительно потрясло его, хоть и не удивило. Убедившись, что Сэмми так и не откликнулся, и не вышел на его крик, Дин пересек холл. И дальше, что было еще страннее, в бункере обнаружился запашок алкоголя. Такое было, ну, прямо впервые. Не зная, что и думать, но уже полный нехорошими предчувствиями, Дин еще несколько раз позвал брата. Он нашел Сэма в его комнате, сладко дрыхнущего, развалившегося по всей кровати, чуть ли ни укрыв ее, бедную, своим бесконечным телом. На тумбочке стояла почти полностью опустошенная бутылка лучшего скотча, который хранился у Дина еще со времен нашествия британцев. Старший Винчестер много лет берег это редчайшее и дорогущее пойло на какой-нибудь особый случай, и мысль о том, как он когда-нибудь вскроет этот презент, частенько грела его душу в дни мрака и отчаяния. Но теперь… Что ж. Никогда не знаешь, чего ожидать от Сэма. Надо смириться. Дин еще раз смерил грустным взглядом распитую без него бутылку, в которой еще были остатки на два пальца, и успешно поборол в себе желание вылакать их прямо сейчас же с горя и растерянности, быстро переведя взгляд на младшего брата. Дин умиленно оглядел Сэмми, сразу вспомнив времена, когда он сам вот так вот разувал и укладывал своего братишку после его не самых удачных попыток надраться. Следуя старой памяти, Дин хотел поправить ему скомканную подушку, и не без удивления обнаружил под ней еще одну бутылку скотча, только подешевле и совсем пустую. Черт, Сэмюель Уильям Винчестер… неожиданный человек во всех смыслах, прямо нечего было сказать. — Сэмми? — позвал Дин, надеясь, что он все-таки не настолько непробудно задрых, что его необходимо трясти. — Ты, что ли, нажрался? Слава богу, пары громких слов над ухом оказалось достаточно. Сэм встрепенулся и, нежно и невинно моргая, обернулся на Дина. Кажется, даже понял, о чем он спросил. — Чуть-чуть, — по-детски капризно протянул Сэмми, потягиваясь и машинально улыбаясь Дину, очаровательной, слегка пьяной улыбочкой, а потом резко вспомнил, в чем была причина, и посерьезнел. — Дин, нам поговорить нужно. Старший сделал выводы, что Сэмми нажрался немного больше, чем «чуть-чуть», но и немного меньше, чем в хлам. — Да уж, нам совершенно точно нужно поговорить, — усмехнулся Дин. — Какого черта ты вдруг наклюкался, как заскучавшая домохозяйка? Я что-то пропустил? Или, может, меня слишком долго не было? Сэмми глянул на часы. — Не думаю. — А о чем ты вообще думаешь? Еще вылакал мой лучший скотч. Ты хоть знаешь, как долго я берег его, и сколько нулей входит в его стоимость? — Я в курсе, — заявил Сэм, подтверждая возмутительный факт, что выбор пал отнюдь не наугад. Дин просто выпал от такой неслыханной наглости. — Ладно, — сказал он, сурово и пристально глядя на это недоразумение, с которым ему так не повезло связать жизнь. — Теперь объясняй. — Я все видел, — грустно сообщил Сэм, глядя ему прямо в глаза своими невозможными щенячьими, а теперь еще и пьяными зенками, которые Дину в этот момент уже прямо захотелось выгрызть. — Нет, вообще-то, не всё… Малую часть, но мне хватило. Дин, я считаю, что нам теперь совершенно точно нужно пообщаться с психологом. Сердце Дина тревожно забилось в груди, хотя он еще не успел до конца осмыслить суть услышанного. — Ты совсем ебнулся? Что ты видел? — грубо спросил Дин, цепляясь за соломинку — вдруг это все-таки окажется не то, что он понял. — Не надо. Ты знаешь, — максимально мягко и сострадательно глядя, произнес Сэм. — Дин, я не сержусь… То есть, сначала — да, еще как, но потом я выпил, как ты меня учил, и я, ну… Я понял, что ты не виноват, наверное. Или, точнее, не ты один виноват. Это просто какие-то проблемы с головой из-за того, что мы… грхм, столько тянули с этим. Это наша общая вина. Я виноват, как и ты. — Погоди… мало того, что ты шарил в моем компьютере… ты еще и диагнозы мне снова начал ставить? — Нет, я как раз не берусь, поэтому и настаиваю, чтобы мы… — Чего тебе всё неймется?! — громко вспылил Дин, перебив и встав с кровати, как будто она в миг раскалилась, как сковорода. — И что ты лезешь везде, куда не надо и не просят?! Может, тебе восемь лет все еще? Заколебал меня, слов не нахожу! Дневник отца, порнуха Бобби, теперь мои видео… Думаешь, тебя это всё как-то касается?! — Дин, касается, — тихо произнес Сэм, слегка напуганный такой реакцией. — И именно меня. — Да ни фига. — Конечно, да! Хватит говорить так, словно это не важно! — И что же ты там такого важного для себя нашел? — усмехнулся Дин. — Может, я снимал когда-то другого — Лизу, например? Или Кетча, Каса? Или Чарли, прости господи? — Нет, Дин, не в этом… — Нет, там был ты и только ты! — припечатал, выходя из себя, старший Винчестер. — Потому что всегда!.. только ты!.. Вот и молчи себе в тряпочку. Я, кстати, давно хотел тебе обо всем рассказать. С тех пор, как мы вместе. Но знал, что ты всё как обычно перевернешь, словно я — эгоист и, вообще, какой-то маньяк, а ты — бедненький невинный ягненочек, страдающий за весь уродский мир! Только тут я — единственная овца, потому что иду у тебя как на поводу, ни на что не глядя! Сэм мучительно смотрел на него, покусывая губы, не зная, как двинуться дальше. — Да как бы не так, — заметил он. — Вечно упираешься рогами и копытами, как упрямый осел. — Уж ты-то молчал бы, — устало поморщился Дин. — Я против всех своих инстинктов слушаю тебя, когда ты говоришь, что нужно дать очередному монстру шанс, или что нам нужно присоединиться к гребаным иностранцам, от которых отборным дерьмом несет за километр… И всё только потому, что я за тобой куда угодно готов пойти, и на что угодно готов подписаться! Но ебаные психологи — Сэм?.. После всего ты говоришь, что у меня, возможно, с головой не всё норм? Потому что я снял долбаное видео, как ты дрыхнешь и как я тебя трахаю? Хотя, знаешь, наверное, ты в чем-то прав. И я точно давно головой долбанулся, что так позволяю вовсю собой манипулировать и указывать мне, что правильно, а что — нет! Но даже это, черт подери, только мое дело! — Ошибаешься, — возразил Сэм. — Теперь оно по любому не только твое. Прости, но иначе я не смогу успокоиться. Речь о тебе. Ну же, Дин, уж ты-то должен это понимать… Позволь мне успокоиться. Вот прилипчивая заноза. И что самое противное — Сэм был правильным, Сэм был таким правильным… Дин ненавидел такого правильного и разумного Сэма. Уж лучше бы сучил, и то бы не так раздражал. В любом случае, хотелось поскорее заткнуть ему рот… членом. Вот тогда бы всё раздражение словно магией сняло. Но Сэмми пялился на него своими любящими щенячьими глазками в ожидании ответа. «Позволь мне успокоиться»… Господи, как же он бесил. — Черт, это же просто… просто видео… какого хрена? — произнес Дин. — Что в этом такого страшного? Какие еще врачи, зачем? Я ничего нигде не выкладывал, и ни за что бы никогда не выложил, ты же знаешь. Это просто… видео. На память. Для себя. Но ты прав в том, что я должен был тебе рассказать. И я на самом деле собирался. Только чуть позже. — Когда? — Когда тебе проще будет понять, наверное. — И когда же это? — Не знаю, — честно сказал Дин. — Когда я бы убедился, что ты никуда не уйдешь. Сэму пришлось еще раз удивиться и снова неприятно: — Неужели, ты всё ещё серьезно думаешь, что я могу куда-то уйти? — А с чего бы мне так не думать? Когда мы и двух недель не можем спокойно провести, как нормальная счастливая пара. Обязательно заварится какая-нибудь несусветная хрень и разборка, инициированная, как правило, тобой! Нет, не как правило, а вообще всегда. Вот это было больно, и вдвойне больнее было потому, что это была правда. Первым порывом Сэма было поклясться, что ничего такого больше никогда не повторится. Но чувствовалось, как дешево прозвучат сейчас подобные вещи, поэтому пришлось промолчать. И это прозвучало не лучше. — То Саманте то не эдак, то Саманте это не так, — продолжил ворчать Дин. — Даже когда всё было хорошо и нормально, ты уходил от меня. — Дин, это было так давно… — попробовал возразить Сэм. — А я не верю, что люди меняются. — Меняются. Я изменился. — Хоть сам-то в это веришь? Как был всегда капризной сучкой, так и… Помню, когда ты мелкий был, всё ныл по разным поводам. Но отец редко обращал внимание на твое нытье. Просто уходил с головой в работу и часами молчал, как истукан. И ты из-за такого «внимания» тоже стал уходить в себя. С головой — в свой собственный мир, который был явно более дружелюбным и интересным, чем внешний. Ты что-то разыгрывал, сочинял, выдумывал вечно что-то, и так увлекался, что тебя порой было трудно вытащить обратно из твоей безумной башки. Но я старался отвечать на твое нытье. Покупал тебе то, что ты хотел, чтобы увидеть, как ты снова обрадуешься. Чтобы ты оставался со мной, рядом, а не где-то в облаках на личном параплане. Вредные батончики, глупые игрушки, тупые шутки, дурацкие игры — тебе всё было в радость. Ты быстро стал любить меня больше, чем отца, и мне это пиздец, как нравилось, признаю. Но только я никак тогда не думал, что так сильно избалую тебя. Сэмми выслушал с повлажневшими глазами, снова чувствуя себя в неоплатном долгу перед братом. Он всё ещё не находил, что сказать, так как больше всего ему хотелось пообещать, что у них всё будет хорошо, и что он позаботится о Дине и никогда его не бросит. Но был ли толк в таких обещаниях, когда Дин ясно дал понять, во что верит, а во что — нет? — Я не жалею, просто… удивляюсь, наверное. И, зная тебя, стараюсь оставаться реалистом. Знаешь, я правда хотел тебе всё рассказать, — добавил Дин. — Я даже перестал прятать в последнее время эту чертову папку. Стал держать ее без палева, под рукой. Раньше бы ты точно никогда эти фильмы не нашел. Сэм хмыкнул, полагая, что так и было. — Но, если бы я знал, что ты разведешь из этого такую панику, я бы продолжил прятать, — закончил старший Винчестер. — По-твоему, я развожу панику на пустом месте? — Вот именно. Это просто видео, Сэм. Уймись и захлопнись. — Мы оба понимаем, что это не просто обычные видео. — Ой, кончай зудеть, — отмахнулся Дин. — Тогда объясни мне, зачем тебе, черт подери, понадобилось снимать и хранить такое! — начал терять терпение Сэм. — Давай, объясни мне доходчиво — что в этом такого «обычного» и «нормального»? Потому что я вообще не могу понять, как такое можно делать и зачем. Дин молча уставился в стену, словно там были написаны ответы на эти интересные вопросики. — Когда ты уйдешь, у меня останется хоть что-то, — выдавил он наконец, и сердце Сэма рухнуло. Даже не «если», а «когда». Как будто Дин не боялся, а был уверен, что это рано или поздно случится. Сэма снова посетил извечный вопрос: как Дин мог так жить? Как вообще можно жить с этим? В тот год, когда Сэма преследовали страхи, что Дин снова уйдет с кем-то другим, Сэм просто не захотел продолжать такую жизнь. Но Дин, вероятно, привык и не видит выбора?.. А может быть… может быть, именно поэтому он и разбрасывается своей жизнью, геройствуя направо и налево, не ставя себя ни во что? Это была ужасная мысль, она резала без ножа. — Хватит, Дин, я никогда от тебя не уйду! — жестко отрезал Сэм, чувствуя в этот миг, что ненавидит всех и вся, а точнее, самого себя. — Заруби это уже где-нибудь. — Зарублю я себе только новую отметку, не скажу где, когда ты в очередной раз свалишь. — Дин!.. Не смешно ни капельки. — Куда мне до тебя. Наш поход к психологу — вот это гениальная шутка. Вот лучше заруби себе, что я никогда в жизни не пойду к посторонним людям с такими вещами. — Хорошо. Как скажешь, я понял. — Что? — переспросил, не поверив, Дин. — Правда? Не будешь больше меня этим пилить? — Не буду. Давай просто удалим все нахрен и забудем. Конечно, Сэм и не собирался таскать Дина ни по каким врачам — он бы сам первый не позволил, чтобы кто-то копался у Дина в мозгах… кто-то, кого зовут не Сэм Винчестер. Сэму просто нужно было что-то, чтобы первому уступить, и тогда, вероятнее всего, Дин в ответ уступил бы ему. — Ты хочешь, чтобы я всё удалил? — ошарашено повторил Дин, как будто ему никогда такого и в голову не приходило. — Ты слышал, что я только что сказал про эти записи? — Да. И я никуда не уйду от тебя, так что все можно спокойно удалить, — действительно ну очень спокойно произнес Сэм. Дин смотрел на него так, как будто впервые видел. Младший Винчестер почувствовал себя неуютно, однако, не отвел прямого непоколебимого взгляда. — Нет, — произнес наконец Дин, глядя ему в глаза. — Нет? — удивился Сэм, не отрываясь от изумрудных глазищ брата. — Нет. Не буду я ничего удалять, разбежался. — То есть, ты соврал, и записи тебе нужны еще зачем-то? Просто меня тебе мало — да? — взвился Сэмми. — Черт, Сэм, ну, что ты за человек?! — в очередной раз вставая с его кровати, выпалил Дин. — Ведешь себя со мной в постели как самая развязная и горячая сука! Вот с чего же тебе такому вдруг так принципиально неприемлемо, что я это лично для себя увековечил?! — Потому что… нельзя! — Ах, нельзя. Ну, раз нельзя… Это другое дело. Серьезно, мне бы такой аргумент подошел, но тебе — слабоват. Так что, либо объясни почему, либо заткнись уже бога ради! Знаешь, единственное, что я могу — это обещать, что не буду больше снимать. — Ох, ну спасибо огромное хоть за это! — с сарказмом заметил Сэм. — Учитывая, что я теперь знаю и в любом случае не позволю — невероятно щедро с твоей стороны обещать такое. — Я думаю, тебе не мешает проспаться и протрезветь, — решил закончить на этом Дин, невероятно устав от такого разговора и особенно от Сэма. — Утром, если еще захочешь вернуться к этой сраной теме, я буду к твоим услугам жарить бекон и яйца. Но кроме испорченного дня твоя настырность ничего не даст нам обоим. Так что подумай. Одинокой и холодной ночкой. — Ты разве не хочешь?.. — чуть не подскочил на кровати Сэм, и тут же его глаза хищно сузились в понимании. — Пойдешь дрочить на свои обожаемые записи? Теперь я всё знаю. Извращенец… — Могу поделиться, я не жадный, — великодушно предложил Дин с пошлой ухмылкой. Сэм в гневе испепелял его взглядом, не желая даже комментировать. — Ну, как знаешь, — не удивился Дин и прихватил со стола свою драгоценную бутылку с остатками скотча. Хлебнул из горла, тут же сморщился и пару раз кашлянул. — Какая мерзость, — прохрипел Дин обожженным горлом. — Чертовы бриташки… Как ты этой отравы столько выпил?.. Сэм фыркнул и загадочно промолчал, как и всегда, не выдавая своих секретов. На самом деле Дин не стал ничего смотреть. У него еще наполовину стояло после достаточно близкого общения с доведшим его снова до белого каления Сэмом, но настроение было слишком поганое. Хотелось просто лечь и провалиться в сон до утра. Лечь было легко, а вот провалиться в сон оказалось несколько сложнее. Тело категорически отказывалось расслабляться и засыпать без Сэма под боком. Дин отчаянно вертелся в кровати, как будто у него глисты завелись. Простынь под ним скрутилась и стала похожа на «лестницу» для побега через окно, а тело бросало то в жар, то в холод, точно при ломке. Дин проклинал и жизнь, и Сэма, и всеми силами продолжал сопротивляться настойчивому желанию помчаться в соседнюю комнату и обвиться руками и ногами вокруг своей несносной сучки. Часам к пяти утра Дину все-таки удалось заснуть — настолько его измотали сами безуспешные, упрямые попытки прорваться в царство Морфея. А вот оставленный и с самого обеда нетронутый Сэм лежал неподвижно, но сон не шел к нему. Перестав зря пытаться и чувствуя в себе слишком много энергии, Сэмми открыл в темноте свой ноут, с головой погружаясь в поиски нового дела…