Тихо и неотвратимо

[Внимание! В этой главе раскрываются некоторые «тайны» сучности Сэма, и для кого-то возможно будет стекло. Не пугайтесь, в конце как всегда ХЭ] Сэм сидел в больничной палате, глядя на своего брата, всё еще находящегося в бессознательном состоянии. Сэм сидел рядом с Дином также, как сам Дин всегда сидел с ним — неотрывно бдел, пока его Сэмми был не в порядке. В последние годы Сэм стал делать также, нет, не подражая, просто следуя собственному инстинкту — позаботиться о брате до конца, не оставлять его одного, быть с ним рядом, когда он очнется. Больше Сэм не собирался отлучаться из палаты, пока Дин не придет в себя. Некоторое время младший Винчестер просто смотрел на него, наслаждаясь видом. Дин был такой красивый, такой родной, такой его, такой… Дин. Сэм уже успел по нему соскучиться, как это бывало в детстве, когда Дин отсыпался после охоты, а Сэму так и хотелось просто взять и растормошить брата. Но он терпел и ждал, чтобы дать Дину нормально выспаться. Сидя тут много часов, Сэм начал параллельно раскладывать и по-разному вертеть в голове всё, что в ними было до этого несчастного случая. Все эти последние дни и недели, которые они проводили практически неразлучно. С чего бы тут было начать? Дин его чем-то раздражал, он сучился, они трахались, и любили друг друга, и спорили, и потом Дин снова его раздражал, хотя он тоже, наверное, доставал Дина, надо полагать, не без этого… И они были вместе, и он сучился, и они выбрали себе общую комнату, самую большую, и снова спорили, и это бесило, и Сэму даже хотелось уйти куда-нибудь, но потом они снова трахались и любили друг друга, и были как-то особенно болезненно счастливы, и потом, принимая душ, Сэм еще умудрялся дрочить, думая о Дине и вспоминая, что они… И так далее. В общем-то, во всем этом Сэма беспокоил только один вопрос: почему он вечно сучит? Это правда из-за того, что они теперь живут совсем как супруги? Ну, серьезно, разве поэтому? Конечно, дело было гораздо более запущенное, чем можно было бы подумать, глядя со стороны. Сэм и сам чувствовал, что в этом нужно разобраться, причем очень хотелось бы без психолога. И, да, чем раньше это сделать, тем будет лучше. Сейчас Сэм уже почти не вспоминал о том случае с ассистенткой, что подвернулась Дину под руку в нужный момент. Они обязательно поговорят об этом, но… Честно говоря, поостыв, Сэм увидел случившееся немного иначе. Теперь было как-то очевидно, что этот охуенно некрасивый поступок Дин совершил, не думая и не понимая, что творит. У Дина вообще это было в привычке — сначала действовать, бросаться в бой, а лишь потом думать. И, как ни странно, именно это часто и спасало их на охоте. Но вот в обычной жизни это было по меньшей мере глупо. Нет, Сэм размышлял не о той чертовой ассистентке, и не о бесконечных бабах, прошедших когда-то через постель его брата, а обо всех их с Дином бедовых и ненормально со-зависимых отношениях вообще… Еще точнее, обо всей их проклятой жизни. Потому что, безусловно, именно здесь и крылись причины. Именно вся их жизнь и была фундаментом его нередкого недовольства и сучности, и ни в коем случае ни что-то меньшее. Сэм пытался разобраться в себе… По правде говоря, до Клетки у него всегда плоховато получалось это делать, хотя бы в том смысле, что Сэм не понимал, отчего столько злится, и была ли виновата только демонская кровь — ведь далеко не только она, а в первую очередь и вовсе не она. Зато Клетка открыла ему глаза на многое — и на Люцифера, и на самого себя — и это было хоть какой-то наградой за все пережитое. Но не то чтобы это сильно изменило его… Не то чтобы он вообще мог сильно измениться. И ему до сих пор так и не удалось разобраться во многих проблемах, особенно в том, что касалось его старшего брата. Он и Дин. Дин и он. Что-то здесь как будто всегда не так. Что ему здесь до сих пор так встает поперек горла и о чем не хочется думать? Чему все-таки должна была научить его вся их с Дином долгая история? Любовь навеки? Всё ради брата? Но нет и нет, беда как раз в том, что вся эта странная история Сэма и Дина, кажется, всегда была о другом. Потому что почерпнуть и по-настоящему усвоить из их жизни можно было лишь вот такую «мудрость»: Дину — всё можно, а Сэму — ничего нельзя. Это незыблемое правило, «высшая истина», канон, на котором стоят все их ненормальные отношения. Дину начинать жить за белым забором с девушкой, пока пожертвовавший собой брат находится в Клетке с Дьяволом — можно. А Сэму, пока брат находится неизвестно где, начинать собственную жизнь с девушкой — нельзя! Дину водиться с демоном, брать Метку Каина, резать всех подряд — можно. А Сэму водиться с демоном, спасая одержимых? Предатель! В Ад его за это, в Ад! Дину можно быть эгоистом, серийным убийцей, демоном, кровавым маньяком, да вообще, кем угодно. Сэму нельзя быть даже простым студентом, потому что следование своим мечтам — это эгоизм и очередное предательство брата! Дину можно ошибаться — подумаешь, да, козел, но ведь иначе он не был бы Дином (и правда, железный аргумент). А Сэму, как бы хорош он ни был, и без всяких ошибок нельзя быть Сэмом, а только лишь младшим братом Дина, а уж за его так называемые «ошибки» ему нужно платить какими-то фантастически нереальными страданиями, превосходящими все вершины садизма: вечностью в огне, медленным умиранием с распадом на молекулярном уровне… Вот реальная мораль всей этой их красивой с виду, но жестокой и глупой по сути сказки. Нет, а что, совсем не странно. Все правильно, так и должно быть. Сэм ведь существует только для того, чтобы быть «частью и продолжением» старшего брата, хотя, вообще-то, Сэм даже не из его ребра создан, а рожден обычным путем, как и все люди. Сэм существует только для того, что быть с Дином и принадлежать Дину, и если любой другой человек, включая самого Дина, имеет право на уход от брата, то в случае Сэма — это почему-то страшнейший из грехов, повод для истерии и ненависти, и в прямом смысле причина для начала Конца Света! Сэм существует, чтобы тихо делать всю сложную и нудную работу, пока Дин развлекается в своем тупейшем духе: трахается, лопает всякие вкусняшки и славу за них двоих. Сэм существует, чтобы ждать Дина дома одинокими вечерами, как тихая и безропотная, верная жена, с болью считающая чьи-то засосы на шее любимого. Потому что формально они просто братья, но ведь всем понятно, и оба всегда чувствовали, что это, мягко говоря, не совсем так. Сэм существует только чтобы следовать за Дином, любить его и восхищаться им. Сэм существует, чтобы носить Дину пироги и терпеливо нянчиться с этим великовозрастным ребенком. Эдакий «вечный неоплатный долг за испорченное детство Дина», хотя испортил-то его совсем не Сэм — он и сам был такой же жертвой. Сэм существует для того, чтобы можно было издеваться над Сэмом — единственным нормальным человеком в их поголовно ебанутой семейке. И так далее. Что ж, да, у Сэма было субъективное восприятие их отношений, даже очень субъективное. И в целом, ощущения Сэма за все годы после Стэнфорда коротко можно было бы описать такими вот сексуальными, но не имеющими отношения к сексу словами: «Молчи и просто соси хуй Дина, «Сэмми». Больше ты ни для чего не нужен. А если чего-нибудь хочешь — сделать или сказать — то будь хорошим мальчиком и делай щенячьи глазки. Умоляй! И только попробуй рыпнуться и перестать сосать» Только так, по-другому их знаменитое «братство» никак не клеилось: оно распадалось. Так что, Сэм и вправду «сосал», как бы унизительно и грязно это ни звучало. И всё ради того, чтобы они могли быть вместе, чтобы старший брат прощал ему его совершенно здоровый — что подтвердит любой психолог — эгоизм и доверял ему, и неважно, какой ценой. И вот, кстати, неудивительно, что теперь их так и преследуют всякого рода сексуальные извращения. И ведь от них Сэму действительно становится легче! Как ни смешно, но это и вправду лечит ему миллион раз истерзанную и использованную душу, дает пропустить всё это еще раз через себя, уже через секс, и таким образом наконец понемногу принять весь тот «ужас», в котором он всегда существует. Это какая-то безумная сексотерапия и, в то же время, еще больший скат дальше вниз. Не столько «Выеби меня!», сколько «Вылечи меня!» — так должны бы были читаться между строк вечные мольбы Сэмми в их постели. Хотя Сэм прекрасно понимает, что ничто уже никогда его не вылечит — даже Дин, даже вся эта огромная любовь Дина. Всё, потому что жизнь Сэма Винчестера по его ощущениям уже давным-давно превратилась в чистый мазохизм и унижение. А всё, что составляло его яркую, тонкую, привлекательную, неповторимую личность и натуру стало либо «нежелательным», либо «некрутым», либо вообще «предательским». Как и он сам. И в чем же все-таки всегда была его главная, его настоящая вина? Она банальна. Слишком сильный, слишком независимый, слишком смелый и слишком умный выискался. И раз так — но только если это действительно так — то и веди себя соответственно. Не гордись, не выставляйся, не лезь, подыграй, промолчи, показывай то, чего от тебя хотят, смирись, делай вид, что вообще не существуешь. И одним словом — терпи. Ты — младший брат Дина Винчестера, и больше никто, больше тебя нет. По-настоящему Сэм сорвался только один-единственный раз… И он стал роковым и фатальным. Но все остальное время Сэм уже давно не дергался и терпел, пока в невидимку не превратился, молча несущую свой крест — заботу о «святом» брате и вечное усилие над собой, чтобы его не «подвести». А то как бы Дин снова не психанул и не ушел с кем-нибудь — очередным ангелом, демоном, вампиром, упаси боже… Вот только чего стоило Сэму, именно ему, именно такому, как он — с его характером, умом, амбициями и способностями… чего стоило ему оставаться в чьей-то тени и слушаться? Это настолько противоречило всей его натуре, настолько было… противно и неправильно по всем ощущениям. Да ему буквально ломать всего себя приходилось. То есть, первые годы фигурально, а потом было время — и в самом прямом смысле ломать, когда он закрывал врата Ада. И конечным результатом этого «прекрасного» процесса стало бы его окончательное разрушение и смерть. Сэм и тогда, и после, и до сих пор считал, что может быть, это было бы и лучше. Также уверенно он считал и чувствовал, что если и был на свете человек, которому вообще не стоило рождаться — то это он. Потому что вообще неважно — что, с кем и почему происходит. Страдать больше всех в итоге всегда будет Сэм Винчестер. Это уже постулат, «миленькая традиция», какой-то немыслимо уродский закон Вселенной. Помимо реальной и объективной стороны в этом вопросе для Сэма присутствовало еще и много субъективного. Потому что еще с материнским молоком, точнее с его резким отсутствием, младшему Винчестеру впиталось ощущение, что ему чего-то недодали. Это была хроническая «недодача», въевшаяся на самом глубоком подсознательном уровне. И потом тоже так и получалось, что Дину — всегда что-то перепадает, а Сэму — всегда нет. И это, вроде как, норма и закон жизни, так что Сэм мужественно смирялся с этим, хотя смириться с подобными установками и вечной несправедливостью в принципе невозможно ни одному человеку. Дин помнит маму, а Сэм — нет. Дину срезали корочки с хлеба, а Сэму — нет. Дину досталась Импала, а Сэму — нет. Дина уже берут на охоту, а Сэма — и не собираются. Дин — вечная опора их нехорошего отца, а Сэм — его вечная проблема. Дину уже дают девчонки, а Сэму еще только двенадцать! Дин сожрал всё, что было на Рождество, а Сэму остался только маленький кренделек. Пока Сэмми долго плакал над ним, Дин слопал и этот кренделек… Сэм отчаянно защищал свое пространство, но Дин не признавал никаких его границ. Все семьи праздновали Дни Благодарения, а у них в семье «праздновали» только тот факт, что никто не ранен смертельно на охоте. Сэм уже начинал понимать, что это не Дин везучий, а это он сам такой — больше всех невезучий, и в мире, и в родной семье, и на скрижалях его судьбы начертано большими кровавыми буквами: СТРАДАТЬ. Все это могло бы показаться даже смешным, если бы так всё и не было на самом деле. Только на самом деле всё было намного, намного хуже. Часто Сэм думал о том переходном времени перед главной бедой в своей жизни — той подставой с выпущенным Люцифером. И приходил к выводу, что правильным выбором тогда была, конечно, не Руби, и не Дин, который и поставил его перед этим дурацким выбором. Правильным выбором был бы он сам. Нужно было просто оставить всех разбираться с тем дерьмом, которое они же сами заварили без его помощи. Но разве он бы смог? Да никогда в жизни. Да, это был тот самый редкий момент, когда можно и нужно было уйти — после того, как Дин вернулся, и до того, как случилось всё самое страшное и необратимое. Весь этот ужас, вся эта бессмысленная боль и немыслимое чувство вины — всё, что просто растоптало Сэма, как отдельную личность. Быть младшим братом Дина Винчестера — этого ли он хотел? Нет, он хотел быть Сэмом Винчестером — разве это слишком много? Разве все остальные люди не рождаются с таким правом — быть собой? Почему же ему даже в этом отказано? В самой обыкновенной свободе быть? Чем же он настолько плох? И чем плоха музыка, которую он слушает, или книжки, которые он так любит? Почему он вечно должен быть каким-то «последователем», и этим «его Сэмми», а всё остальное, всё настоящее в нем самом — как будто чуть ли не «от дьявола»? Что за бред и маразм? Впрочем, как и вся их история. Правда и ужас в том, что его собственная жизнь давно оборвана, и речь даже не о пресловутой нормальной жизни, а вообще… о нем самом, как об отдельном человеке. Он всё отдал ради них с Дином. Отказался от всего ради Дина, включая самое главное — себя. И теперь его удел — быть с Дином и сучить время от времени. Его удел — быть похороненным заживо в древней Шевроле Импала 67-го! Под гребанную музыку гребанного Элвиса! С пистолетом в бардачке, солью в кармане, ножом за пазухой и натянутой фальшивой улыбкой на губах. Большая разница между Сэмом и Дином была еще в том, что у Дина его темная, эгоистичная, бунтующая, не желающая быть ничьим братом, сторона существовала буквально в виде отдельной и подавленной внутри личности — «Динмона». А у Сэма Винчестера не было никаких подавлений, и поэтому его темные и светлые стороны тесно переплетались друг с другом, образуя неповторимые узоры, составляющие открытые внутренние противоречия и конфликты. Быть собой и для себя или быть младшим братом Дина — к сожалению, совмещать эти вещи было крайне сложно. Он старался. Но если бы была полная воля Дина, то тот бы хотел, чтобы его Сэмми принадлежал ему вообще весь, без остатка… Конечно, Дину все это было в кайф — он ничем не жертвовал и под брата не прогибался; он жил бы так в любом случае, такова была вся его натура, и всё это было чисто его и как будто создано под него — от машины до кожанки, от баров до ежедневного блядства, от всех этих игр в героев до резни нечисти. Дин просто-напросто довольно плескался в своем собственном пруду, как царь и господин. А что Сэм во всем этом забыл? Семейное дело — да ладно… Как всегда, красивые и громкие, но по сути пустые слова. Конечно, он всегда был во всем этом только из-за Дина. И в качестве еще одного необходимого «атрибута» Дина, только в отличие от Импалы ему точно не позавидуешь. Он был во всем этом, чтобы вечно страдать, из кожи вон лезть и работать на пределе человеческих возможностей, но при этом скромно тушеваться позади Дина, яко ж «вечное неловкое недоразумение». «Плохой брат знаменитого Дина Винчестера! Костюмчик Люцифера, начавший Апокалипсис. Повезло ему, что Дин спас его и весь мир» — так широко известен всем в их охотничьем мире прыгнувший в Клетку с Дьяволом Сэм. «Да нахрен всё это!» — сказал бы миллион раз Дин на его месте и ушел. Никакого кайфа потому что, и это еще мягко говоря. А прямо говоря — бесконечный ночной кошмар. Но Сэм так и не сказал этого, и не ушел. В основном, потому что боялся, что один Дин не справится. Не зря боялся. Да, видимо, просто бывают люди, которым лучше было не рождаться… И Сэм Винчестер однозначно первый среди них. Но, конечно, всегда хочется верить, что всё не настолько печально и трагично. И правда, а вдруг всё не настолько плохо? А вдруг всё даже к лучшему? И вот, если подумать, с другой стороны… вся эта его и только его жизнь — да, это прекрасно, это то, чего он хотел, НО. Делало ли это его по-настоящему счастливым? Шутка в том, что Сэм никогда не мог точно ответить на этот не такой уж и сложный вопрос, реально затруднялся. А это значит… что скорее всего… нет, он не был никогда действительно счастлив, пока… Черт, ну почему только Дин мог делать его счастливым?! Кто-нибудь может ответить ему на этот вопрос?! Неужели действительно существуют какие-то «родственные души» и вся эта романтическая муть и бред? И не хочешь, а поверишь. Сэм мягко положил ладонь на руку брата, тихо поглаживая ее. Устав уже ждать, пока Дин проснется, он склонился и накрыл его соблазнительные губы своими чуткими губами, чувствуя, как даже от этого целомудренного поцелуя словно ток бежит по всему телу. И вот ведь ирония и чудеса: Дин сразу же после этого зашевелился, начиная приходить в себя. «Черт, Дин, ну ты специально, что ли, ждал? — пронеслось в голове у Сэма, который уставился на брата, затаив дыхание. — И кто еще здесь настоящая принцесса…» — Сэмми… ты здесь? — севшим голосом произнес Дин. Сэм сжал руку Дина, чтобы тот хорошо почувствовал, насколько он здесь. — Так ты правда здесь?.. — с удивлением повторил Дин, раскрыв глаза и уставившись на него. — Конечно, здесь. Где мне еще быть? — Где угодно. Последнее, что я помню — это твою убегающую от меня спину, — пояснил Дин, начиная приподниматься на подушке повыше. — Дин, осторожно… — Сэм помог ему принять полу-сидячее положение, поправив подушки. — Ты попал под машину, придурок. — Действительно придурок, — разочарованно проворчал Дин к его немалому удивлению. Сэм даже хохотнул от неожиданности и того, как эти слова прозвучали. — Так люблю, когда ты смеешься, — неотрывно любуясь Сэмом, произнес Дин. Младшему Винчестеру стало как-то совсем неловко и не по себе. — Дин, ты не умираешь, — на всякий случай прояснил он это, потому что Дин смотрел на него так, как будто готовился проститься. — У тебя просто сотрясение, и… мы можем уйти отсюда, если хочешь. — Ты хочешь уйти? — быстро произнес Дин, и в этом вопросе четко читалось «от меня». Вон блин что. Неужели он это серьезно? Однако Сэм не стал пока ничего отвечать, молча глядя на брата грустными любящими глазами. — Тебе не стоит этого делать, — прочистив горло, сразу продолжил Дин. — Я не собирался никуда с ней идти. Я и флиртовать с ней не должен был, я только потом понял… Когда ты уже выскочил. — Хорошо, — сказал Сэм. — Я понял. — Тогда всё нормально? — Да… наверное. Звучало не слишком убедительно, так что Дин продолжил: — Я знаю, что облажался. Но такого ведь еще не было никогда. И я так удивился, когда ты ушел. Ты никогда так не реагировал на… на… — На твой флирт с другими, — озвучил это Сэм. — Именно. — Ну, наши отношения ведь изменились, — объяснил и так очевидное Сэм. — И всё это твое мачо-шоу было пиздецки неуместно. — О, ну, если даже ты говоришь, что было «пиздецки»… — усмехнулся Дин. — Я и сам знаю. Но всё, что я знал в тот момент — это что мне бросили вызов, пытаясь стибрить тебя. — И ты решил сделать кое-что похуже. — Действовал по любимой привычке… Знаешь, мне, по правде говоря, всегда нравилось то, как ты зудишь и глазки закатываешь из-за моих похождений, — неожиданно признался Дин. — Я даже фантазировал, что ты ревнуешь меня и бесишься так именно из-за этих девок. Выслушивая это обвалившееся вдруг откровение Сэм сжал губы так, что они побелели. — Нет, я понимал, что тебе до моих однодневок дела нет, — уточнил Дин, хотя на самом деле тут у Сэма трудно было что-то понять, и старший всё ещё очень хотел бы знать правду, — и что ты просто хотел, чтобы я перестал тратить время и помог тебе с очередным делом… Но мне так нравилось думать, что на самом деле ты просто ревнуешь. Ты, кстати, и правда выглядел прямо как ревнивая кошечка, только вечно не трахнутая и от того только еще более заведенная. Горячая, как сам ад… Сэм молчал, потрясенно уставившись на Дина, пытаясь понять, что же он сейчас чувствует. — Тебе это всегда было неприятно? — после небольшого молчания, глядя на него, запоздало убедился Дин. — Мои вечные потрахушки и флирт? — Скажем так. Подспудно мне всегда хотелось использовать на твоих дурочках весь арсенал из нашего багажника, — неохотно признался Сэм, сам себе удивляясь. — А когда ты вдруг начал флиртовать с этой Люси… Даже не знаю, как и сказать. Было такое чувство, как будто мне раскаленную кочергу в грудь засунули. — Ну, конечно, — скептически отнесся к этим словам Дин, зная Сэма. — Королева драмы. С детства таким был. — Но, думаю, ты был прав, в том, что… да, я действительно вел себя иногда, как ревнивая женушка, — неожиданно с тихой и подозрительно нехорошей улыбочкой продолжил Сэм. — И когда я сидел одинокими вечерами и ждал твоих возвращений… Я просто безумно хотел, вот и всё. Надеялся, что ты поймешь когда-нибудь… Не знаю, насколько заметно это было, но я правда только и ждал, чтобы ты нагнул меня, да хоть прямо там, прямо на стол… Чтобы ты спустил с меня джинсы и наконец-то… сделал своим. Господи, да я в каждом сне бредил, чтобы ты… ты, Дин, наконец-то раскрыл меня свои членом, — смущенно произнес Сэмми, опуская глаза. — И отодрал, наконец-то, как свою настоящую жену. Потому что я действительно так себя чувствовал… ТЫ заставлял меня так себя чувствовать. И все время хотеть тебя… «А ведь всё врет, хитрая сучка» — реально расценил такую сказочку Дин, но глупый член всё равно реагировал бурным откликом, каменея буквально на глазах от каждого слова Сэмми. Уж очень сладкая и заманчивая это была история, хоть и выдуманная. — Или не на столе, а у стены… — продолжил младший Винчестер излагать свои пошлые желания, нежно проводя рукой по покрывалу, прикрывающему Дина. — Хоть бы раз взял там просто и грубо, да оттрахал наконец, без подготовки, без смазки… Черт, да я бы и сам себя подготовил для тебя, и мог бы даже при тебе… Я бы хотел, чтобы ты видел, как сильно я хочу тебя... и насколько я — твой. Я бы вообще всё что угодно сделал… Всё бы от тебя принял и исполнил. Если бы только ты решился хоть раз. Дотронуться до меня вместо тех своих шлюшек. Но ты так и не решился ни разу, пока я к тебе прямо в койку не залез. Обомлевший Дин внимал с приоткрытыми губами и распахнутыми большими глазами. Член под больничным покрывалом уже приобрел самые внушительные формы, так что Дину пришлось согнуть ноги в коленях, хотя это мало помогало что-то скрыть. — Боже, Диин… — закатил глаза Сэмми, как будто бы не ожидал этого. — Вот даже сейчас? После сотрясения? — В задницу тебе будет сотрясение, — прохрипел Дин, надеясь, что Сэм не станет сейчас слишком долго ломаться по своей дурной и вредной привычке. — Сэмми, давай?.. Здесь, по-быстрому?.. Но Сэм просто бесцеремонно поднялся, похоже, намереваясь выйти. — Вижу, что ты точно пришел в себя. Мне надо позвать доктора, — сухо произнес он. — Сссуучка! — выпалил Дин, едва веря в такое очередное зло и пытаясь унять непрошенную эрекцию. — Нет, Сэмми, подожди… Не надо никого звать!.. — Ты уверен? «Сучка!» — Да! Блять. Посиди еще немного. Хочешь еще поговорить о том, как я виноват? — По-твоему, это очень интересная тема? Возразить на это было нечего. И подкатывать было тем более бесполезно — Сэмми был явно не в настроении. Но все же младший Винчестер сделал великое одолжение и неохотно опустил задницу обратно на стул, поглядывая на настенные часы и этим заставляя Дина почувствовать себя еще более тупо. Эрекция не спадала. Ужасно хотелось Сэма — прижать к себе, привычно засунуть руку в любимые каштановые волосы, дарить ему свою любовь, целовать его губы, вылизывать сладкий рот… А потом загрести этого идиота под себя и хорошенько оттрахать. Заставить его снова кричать от радости и задыхаться от удовольствия. Да, именно — заставить. Потому что Сэм такой идиот, что его приходится заставлять быть счастливым. И этот инстинкт — делать Сэма счастливым — обычно доминировал у Дина над всеми остальными инстинктами. Эрекция не спадала… Дин понял, что лучше было бы попросить Сэма подождать где-нибудь снаружи, и уже открыл было рот, но не успел сказать. — Да, кстати. Я тут поискал, пока ты спал… — сообщил Сэм, начиная рыться в своем айфоне. — Просто посмотрел по магазинам кровать, похожую на ту, которую ты хотел. — Правда, что ли? — скривился Дин. — Да, а что? Она же тебе понравилась. Дин, я видел, как ты хотел ее купить. — Да ничего. Всё правильно, продолжай. «Просто бесит иногда, что ты такой хороший и идеальный» — промолчал Дин, всё ещё ругая себя. — В общем, я поискал… Но таких кроватей не нашлось в ближайшей доступности. — Ничего, твои внимания и забота, Саманта, для меня дороже любого другого золота, — насмешливо успокоил Дин. — И тогда я начал смотреть в частных объявлениях… — продолжил Сэмми с довольной улыбочкой на губах. Дин обреченно закатил глаза. — …Пошерстил там, и представь себе, вот что я нашел, — закончил Сэм, передавая айфон брату. — Как тебе? Дин взглянул на фотки в объявлении. — Ого. Эта даже круче, чем та, которую мы чуть не купили, — заметил он. — Конечно, ведь это же настоящая винтажная штука, Дин! Но на ней, по ходу, кто-то спал… — Да какая разница. Матрас мы в любом случае берем отдельно, ведь так? — Да, самый жесткий. — Но, чтобы я не просыпался на нем в синяках, — уточнил Дин и вернул айфон. — Ладно, Сэм, ты снова большой молодец. Как всегда. — И это всё, что ты хочешь мне сказать? — Ох, ладно! Вы просто чудо и идеал, мистер Совершенство, — ядовито проворчал Дин. — Как всегда. — Смотря, с чем сравнивать, мистер Соблазню-Всех-Кто-Не-Спрятался, — прохладно заметил Сэм. — Этого не повторится, — молниеносно отрезал Дин. — Да… Для тебя же лучше, чтобы этого не повторилось. Помолчав немного и собравшись с духом, Дин не очень уверенно, но задал тот самый вопрос, который никогда не решался задавать раньше: — Сэмми… тебе ведь хорошо со мной?.. Вопрос оказался настолько неожиданным, что Сэм молча замер. Ну, что тут можно сказать на это? Сэм вдруг вспомнил, как в детстве его бесило (да, снова бесило), что Дин вечно лез вперед него, буквально «отодвигая и задвигая Сэмми на задний план». Несколько раз он даже говорил Дину об этом, жаловался, хотел услышать хоть какие-то оправдания и требовал обязательной отмены такой дурацкой привычки! Дин всегда уперто молчал в ответ, как будто не слышал. Сэм ненавидел, когда Дин строил из себя глухонемого, и злился еще больше. И только спустя годы Сэм увидел и допер, что эти постоянные задвигания его за спину и «выскакивания вперед» были просто оберегающими рефлексами Дина… Его вечным стремлением защитить «своего Сэмми», загородить его собой и принять любой внешний удар на себя, будь то отец, нечисть и кто угодно еще. А если так, то получалось, что он просто снова Глупый Сэм (ужасно глупый), и это у него вечно мысли не о том, и это он вечно стремится прыгнуть выше собственной головы и преуспеть лично для себя, все еще мысля себя отдельно… Даже сейчас такое еще случается. Тогда, как для Дина, похоже, Сэм всегда был не просто частью или второй половинкой, а основной и главной половиной его самого. А вот он был капризной и неблагодарной сучкой, зацикленной на себе. Всегда был этим Глупым Сэмом, который никогда не мог в полной мере оценить, как же ему, несмотря ни на что, повезло с Дином. Не мог оценить в первую очередь потому, что всегда мечтал о чем-то другом для себя. Много, о чем. А получил это. (Получил то, что заслужил...) Ту самую любовь, о которой мечтали, кажется, все до единого, с кем сводила их жизнь и охота. От Бенни до Кетча, от Джо до Амары, от Кроули до Каса. Да только эта вожделенная всеми любовь, как и сам Дин, всегда принадлежали только одному Сэму. А ведь как раз Сэм-то хотел, или только думал, что хотел, совсем дру… Блять, да неважно уже, чего он хотел и думал! Он всё упустил, от всего отказался, только потому что… может быть, на самом деле, не так уж и хотел? И, да, конечно же, и он тоже всегда хотел любви Дина — разница была в том, что в отличие от всех остальных желающих он-то ее всегда имел. Но не всегда ценил. Никто не ценит то, что имеет, пока не начнет терять. Как правило по собственной глупости. А Сэм, более того — иногда он буквально не знал, куда от этой любви деваться, и как с ней жить. — Мне с тобой больше, чем просто хорошо, — честно ответил Сэм. — Дин, я знаю, что веду себя иногда, как сучка, но… Я правда очень сильно люблю тебя. И всё остальное уже не важно. Дин с видимым облегчением кивнул и сам кое в чем признался: — А мне до сих пор трудно поверить, что это… и вправду ты. Именно ты, Сэм. Со мной. Что мы вместе. И что ты теперь действительно мой, только мой, по-настоящему. Блять, да это просто гребаный Рай какой-то. Ты и я… — Мы вместе, — внимательно глядя ему в глаза, подтвердил Сэмми. — И пора бы тебе к этому уже привыкнуть. Дин снова взял его телефон, чтобы еще раз глянуть на их будущее совместное ложе. Да, в первый раз ему не показалось. Действительно, при виде этой кровати у него возникало какое-то очень странное иррациональное предчувствие… его трудно было описать. Дин даже не мог сказать — хорошее это или плохое предчувствие. Вроде, и то, и то. К тому же еще и фотографии были не очень удачные, местами как будто слегка размытые и смазанные. Охотничье чутье Дина включило слабые сигналы тревоги. — Сэмми, тебе не кажется, что что-то не так с этой кроватью? — спросил Дин, облизав свои пересохшие губы. Даже не взглянув на фотографии, Сэм непонимающе уставился на Дина. А потом этот его взгляд стал еще хуже — о, этот невыносимый, полный боли и обиды взгляд Сэмми — как будто Дин «не доверяет ему даже в выборе кровати». — Ладно, проехали… — поспешил взять слова назад Дин, лишь бы только не ранить любимого и слишком чувствительного братишку еще глубже.