Non enim quid amor

Мелисандра нашла Селису за молитвой: королева стояла на коленях у пылающего очага, протянув к огню руки, так близко, что гибкие острые языки пламени практически дотягивались до узловатых женских пальцев. Селиса бормотала пылко и сбивчиво, сомкнув веки, тени залегли в морщинках на её лбу, копились в уголках глаз и складках рукавов, отсветы играли на лице, немного оживляя её черты. Мелисандра замерла на пороге, не желая прерывать королеву, но Селиса почувствовала чужое присутствие, вздрогнула, открыв глаза. Она рывком повернулась, похожая на испуганную чайку, но, увидев жрицу, расслабилась и улыбнулась. Мелисандра вернула ей улыбку и подошла ближе; рубин на шее красной жрицы, загорелся багрянцем, отражая огонь. — Я не хотела мешать вам, ваше величество, — промолвила она тихо, неслышно ступая по расстеленной на полу шкуре. Селиса неловко поднялась, придерживая юбки. — Ну что вы… разве вы можете мне помешать? — королева смотрела на Мелисандру с огнём в глазах, как на человека близкого, родного, дорогого сердцу; колючая, надменная Селиса, глубоко в душе носила свою тоску, прятала её даже от мужа, но обнажалась перед Мелисандрой, раскрывалась подобно цветку. Красной жрице даже не нужно было искать ответы в пламени, королева сама была готова подарить ей свои секреты; жена Станниса была единственной, кто всем своим существом был искренне предан Р’глору. Остальные искали у него милостей, надеялись вымолить то, чего не дали им Семеро, а Селиса, обратившаяся к Владыке света в горе и отчаянии, отринула ложных богов, уверовав, и её огонь пылал ярко, как сигнальный костёр во мраке ночи. Пламя Станниса еле теплилось, тлело затухающими углями в остывшем очаге, но он ещё был нужен Р’глору; а Селиса была нужна Мелисандре. — Я ждала вас, — призналась королева робко, словно девица, и щеки её зажглись клюквенно-алым румянцем; огонь Селисы взметнулся, вспыхнул ярче, пламя в очаге плясало и следило за женщинами тысячей горящих глаз. — Я надеялась, что вы придёте, но знаю, как вы заняты с его милостью. — Как я могу вас оставить, — грустно улыбнулась Мелисандра, беря королеву за руку; в комнате было жарко натоплено, Селиса была одета в шерстяное платье с высоким воротом, но её руки были ледяными, будто у Иного. Красная жрица подвела королеву к тахте и усадила её на подушки, села рядом, аккуратно расправив бордовые юбки; рубин, напитавшись жаром, жег кожу, напоминая, зачем она здесь. Мелисандра держала в ладонях дрожащие руки Селисы, согревая; когда огня короля становится слишком мало, свое тепло, свою жизнь Владыке света отдаёт королева. Селиса уже отдавала жрице свой огонь, чтобы спасти Ширен от серой хвори; девочка, хоть и не верила и не возносила хвалы Р’глору, но была связана с ним, принадлежала Владыке так же, как её мать и Мелисандра. Владыка спас ей жизнь для того, чтобы потом вернуть её, когда придёт время, но все они, рано или поздно, будут служить Р’глору в его пламенных чертогах, но пока их путь сквозь ночь не окончен. Девочка будет искрой, хворостом, который разгорится и разгонит мрак, но без огня потухнет свечой, забытой на столе. Без огня её король потеряется во тьме, но он ещё нужен Владыке света. Мелисандра коснулась щеки Селисы, улыбнувшись при виде алых следов раздражения над верхней губой королевы. — Владыка света нуждается в вас, ваше величество, — произнесла она, лаская ладонью лицо Селисы, исказившееся восторгом и готовностью добровольно войти в огонь. — Конечно. Я все сделаю для него. И для вас, — к концу фразы голос Селисы сделался тонким, как у маленькой девочки, она вспыхнула и отвернулась; кончики её оттопыренных ушей багровели так же, как и скулы. Мелисандра знала, что королева влюблена в неё, не как мужчина с его страстью обладания, необузданной, будто дикий огонь; любовь Селисы Флорент подпитывалась доверием, благодарностью, надеждой, верой, и жрице было практически жаль её — Р’глор мог быть жесток и суров даже к самым верным своим последователям. Чувства королевы — дрова, что питали пламя, но к исходу долгой ночи от них останется только зола и пепел. — Вы что-то видели? Владыка поделился с вами своей милостью? — в глазах Селисы зажёгся шалый огонёк, она прижала руку Мелисандры к своей груди, где горячо и быстро билось сердце. Жар её был так силен, что обжигал сквозь плотную ткань платья, на которой вились вышитые красной нитью языки огня. Лицо королевы, ещё недавно выражающее обожанием, исказилось от страха. — Мой король?.. Ему грозит опасность? — Нам всем грозит опасность, пока Великий Иной не будет повержен, — глухо отозвалась Мелисандра и привлекла к себе Селису, спрятавшую лицо у неё на груди. Она гладила королеву по волосам, по тугим косам, уложенными на затылке, и Селиса обняла красную жрицу худыми, словно ветви старого дерева, руками. В их браке со Станнисом Баратеоном не было ни любви, ни сыновей, Селиса, не сумевшая полюбить его как мужа, любила его как Азор Ахая, и с радостью обнажила бы грудь перед мечом короля, чтобы закалить клинок в своей крови, но не она была его Ниссой-Ниссой, не её Станнис любил больше всего на свете. Поэтому Р’глор не одарил их брак другими детьми. Мелисандра посмотрела на огонь, который плясал и бился в очаге; для короля весь мир обесценится, если на другую чашу весов положить жизнь его единственной дочери, но Мелисандра будет рядом, поможет его пламени разгореться. Сейчас у Станниса не осталось практически ничего, кроме сажи и затухающих угольков, поэтому король так остро нуждался в чужом тепле. Огня Мелисандры ему было слишком мало. — Королю нужна помощь, ваше величество. Королю и Владыке света нужны вы. — Я готова, — заявила Селиса с нервным нотками в голосе. Она становилась порывистой, смущённой и резкой, принималась облизывать губы и дёргать шнуровку платья до тех пор, пока Мелисандра не накрывала её беспокойные руки своими. Порочно-красные губы складывалось в улыбку, не в ту, которая предназначалась для мужчин — томную, сулящую больше, чем они могли вообразить, — а в ласковую, нежную, полную заботы и участия, всего того, что так не доставало королеве. С Селисой приходилось быть бережной, мягкой, медленной; от огня королевы не родится тень, но он осветит им путь и подпитает жизнь Станниса. Мертвый король не будет полезен Владыке. В спальне жарко, даже душно, но королева все равно дрожала, будто в ознобе, пока красная жрица помогала ей раздеться. У Селисы маленькая, чуть вислая грудь, выступающие ключицы, дряблый живот и худые бедра; Мелисандра знала, что она мучилась почти двое суток, рожая Ширен. Королева не боялась пламени ненасытного, пожирающего дома и людей, но страшилась огня, разгорающегося между ней и Мелисандрой. Станнису ни разу не удалось распалить жену достаточно, чтобы они вдвоём могли сгореть в чувственном пламени. Наверное, поэтому королева была так жадна до ласк Мелисандры. Когда жрица избавилась от платья и, нагая, легла на постель рядом с Селисой, женщина прильнула к её груди, втянула в рот сосок, словно младенец, но тут же отпрянула и моляще взглянула в лицо Мелисандре: можно ли? Красная жрица ответила ей улыбкой, мимолетно поцеловала приоткрытые на выдохе губы и оседлала бедра королевы точно так же, как оседлала короля в ту ночь, когда Станнис зачал ей «сына». Селиса разгоралась долго, будто сырой хворост; Мелисандра ублажала её пальцами, губами и языком, играла с её грудью, но буйство страсти наступало не сразу: по началу королева лежала, не шевелясь и мучительно жмурясь, но постепенно согревалась. Запускала пальцы в волосы Мелисандры, притягивая её голову ближе, хватала её сильно, до синяков, впиваясь в кожу ногтями. Р’глор следил за своими слугами, десяток свечей в опочивальне королевы служил ему глазами; обнимая королеву, Мелисандра и сама начинала чувствовать жар, рождающийся из самых глубин естества. Их тела были кремнем, их страсть — искрами, которая перерастала в лесной пожар. Селиса, сотрясаемая в удовольствии, закричала так, будто и вправду горела на жертвенном костре, а Мелисандру ослепила кроваво-красная вспышка: в голове точно взорвалась комета, когда собственные пальцы жрицы довели её до наслаждения. В забытьи Мелисандра видела перед собой пламя, целое огненное поле, и чувствовала, как все её члены наполняются силой. Она — сосуд, который сохранит огонь королевы и передаст его королю, ибо таково желание Р’глор. Селиса Флорент, мгновение назад раскаленная, остыла резко, словно выкованный меч, опущенный в студеную воду, но покрывала пальцы Мелисандры благодарным поцелуями, терлась щекой об её ладони, плача о счастья, что смогла угодить Владыке света и его жрице. Мелисандра лишь снисходительно улыбалась: подобная верность вере вызывала уважение, а по-собачьи преданная влюблённость — умиление и лёгкую жалость. Когда долг Мелисандры Асшайской будет исполнен, она навсегда оставит Селису, но пока она здесь, а ночь темна и полна ужасов. — Я буду охранять ваш сон, ваше величество, — прошептала Мелисандра, забираясь под шкуры рядом с королевой, — да ниспошлет вам Р’глор ясные сны. — Что бы я без вас делала, леди Мелисандра, — прошептала Селиса, робко кладя голову на плечо жрицы, и мечтательно вздохнула, когда она поцеловала её в лоб. Мелисандра Асшайская принесла Селисе и её семье ещё немало испытаний, но на то была воля Владыки света, и ни ей, его рабе, роптать на волю Р’глора.