Non enim quid amor

Принцесса Элия и ее дети выжили при захвате Красного замка. После смерти Лианны Роберту было все равно, на ком жениться, поэтому он почти не возражал, когда Джон Аррен предложил ему взять в жены принцессу Элию; поначалу, конечно, Баратеон возмутился — после того, как принц Рейгар отнял у него Лианну, издевкой было предлагать ему дорнийку, бывшую замужем за Таргариеном. Элия Мартелл не вызывала у Роберта ни злости, ни ненависти, только жалость и лёгкую брезгливость, после встреч с ней хотелось выпить, смыть хмелем мерзкое, липкое и обволакивающее, словно смола, чувство вины. Принцесса не обвиняла его, не упрекала, не проклинала убийцу своего мужа и отца её детей, но чёрные дорнийские глаза смотрели на Роберта вызывающе прямо, даже бесстрашно, тихий голос и коротко склоненная голова не обманывали Баратеона: Элия, несмотря на свою покорность судьбе, была горда и её хрупкое здоровье поддерживала любовь к детям. Этим и подкупил её Аррен — Рейнис и маленькому Эйгону общались жизнь и безопасность, но вдали от Королевской гавани. Дети принца Рейгара должно были отречься от всех притязаний на Железный трон, поклясться пред ликами Семерых, что не будут мстить за смерть отца и никогда не покинут пределов Дорна. Ради детей Элия была готова на все, даже принять обеты Молчаливой Сестры, но Джон Аррен счёл, что как королева и жена Роберта она будет полезнее. — Это усмирит Мартеллов, — увещевал он Роберта, который во время беседы с лордом-десницей предпочитал молчать и пить, — в Дорне дети будут под надежной защитой, а принцесса останется здесь, как залог верности Дорана и Оберина. — Срал я на их верность, — язык Баратеона заплетался от вина и злости; Рейнис и Эйгона он видел всего раз, в день, когда пала Королевская гавань: мальчонка, совсем еще грудной, безмятежно пускал слюни, лежа на руках у перепуганной насмерть служанки, а Рейнис кинулась на Роберта, замахивалась на него крохотными кулачками и требовала отвести ее к отцу или к бабушке. — Я приказываю отвести меня к папе! — визжала она сквозь плач. Девочка топала ногами, гневно потрясая смоляными кудряшками, и никто не решался прикрикнуть на нее, одернуть или успокоить. Все, от рыцарей до лордов, стояли в скорбном молчании, пока Рейнис в истерике металась и звала отца. — Мой папа — принц! Он накажет вас всех за то, что не пускаете меня к нему! — заливалась слезами девочка, а Роберт только и мог, что стоять, пень пнем, едва находя в себе силы, чтобы дышать. Его сердце почернело и обуглилось в пламени злобы к принцу Рейгару, Баратеон заставлял себя ненавидеть всех Таргариенов, начиная от королевы Рейлы и заканчивая ее малолетним, ни в чем не повинным сыном; он должен был желать смерти всем драконам, в том числе и детям Рейгара, его проклятому семени, но, видя как рыдала Рейнис, пока Эйгон, что-то лопоча, тянул к Роберту ручонки, он понял, что не сможет причинить им вреда. Баратеон презирал себя за это — каким же надо быть дурнем, чтобы оставлять в живых потомков свергнутой им династии?! Неужто они будут испытывать благодарность к убийце их отца? Эйгон и Рейнис одним своим существованием грозили ему войной, и все же у Роберта язык бы не повернулся отдать приказ об их казни; вместо этого он забрал у служанки Эйгона, который потешно закряхтел, молотя кулачками. Рейнис, увидев брата на руках у Роберта, кинулась к нему. — Не бери его! Мой брат принц, ты не должен брать его! — нагло заявила девочка, хлюпая носом, но Баратеон только рассмеялся; его хохот напугал и Эйгона, и резвую Рейнис, которые на сей раз разревелись в один голос, стремясь перекричать друг друга, и тогда уже нянькам позволили их увести. Когда Тайвин Ланнистер на заседании Малого совета все-таки обмолвился о необходимости умерщвления детей принца Рейгара, Роберт не сдержался: — Даже Безумный Эйрис не убивал детей, однако ты его в этом обошел, — рявкнул король, имея в виду Эллин Рейн и ее маленького сына, — я, может, и Узурпатор, но не детоубийца. — Опасно оставлять их в живых, — поджал губы Тайвин; он был обижен на Роберта за отказ жениться на его дочери, Серсее; чтобы не терять выгодный союз, ее руку обещали Станнису, но лорд Драконьего камня — это совсем не то, чего хотел для своей дочери лорд Ланнистер. — Половина домов Вестероса успела породниться с Таргариенами. Что же мне, всех их под корень вырезать? — Баратеон поднялся, грозно возвышаясь над посуровевшим Тайвином, чьи глаза метали зеленые искры. — Дети теперь под моей опекой, если с ними что случится — я знаю, кто будет в этом виноват, и спрошу сполна. За сына и дочь Рейгара ответишь своими. Ссориться с Ланнистером было неразумно, но Роберт не смог промолчать; Тайвин еще все припомнит Баратеону, а решение сохранить жизнь Эйгону и Рейнис может обратиться против него, однако Роберту казалось, что он поступает справедливо. Он воевал с Рейгаром и его безумным отцом, а не с Элией и ее детьми. Король не хотел свадьбы, но считал, что так будет правильно — что жена человека, отнявшего у него невесту, будет принадлежать ему. Неважно, что при своих летах она ничуть не лучше старухи, а от переживаний и тревог захворала настолько, что не смогла даже проводить детей, отправленных в Дорн морем. Роберт сам навестил ее; Баратеона поразила изможденность Элии, которая выглядела не краше покойницы. На что ему такая жена? Да она преставится после первой же брачной ночи! Впрочем никто не заставлял Роберта с ней спать: она не девственница и едва ли расстроится, если убийца ее мужа не будет истязать ее своим вниманием, а король себе компанию всегда сыщет. Элия улыбалась слабо, но благодарно, когда Роберт рассказывал ей, какой ладный и быстроходный корабль снарядили для ее детей, даже рассмеялась, узнав, что Рейнис попыталась заглянуть в гроб с костями принца Ливена, чтобы проверить, действительно ли там тело ее дяди. — Резвая девчушка, — покачал головой Роберт, — как подрастет, за ней глаз да глаз будет нужен. — Она похожа на моего брата Оберина, — тихо промолвила Элия; принцесса дышала тяжело и почти не открывала глаз — разговор с королем ее утомил. — В детстве он… был таким же… непоседливым. — Прямо как мой Ренли, — безрадостно усмехнулся Баратеон; видя, что Элия устала, он хотел уйти, но ее тонкие, сухие пальцы внезапно коснулись его ладони. Веки дрогнули, приподнявшись, и глаза, чернее безлунной ночи, взглянули на него пронзительно и серьезно. — Я не возражаю против нашей свадьбы, ваша милость, но знайте — я не могу больше иметь детей. — О, не тревожьтесь об этом. У меня уже есть дети, — пошутил Роберт, но не понял, от чего лицо Элии исказилось, как от боли. — Надеюсь, ко дню нашей свадьбы вам станет лучше. Дорнийка тихо, безрадостно рассмеялась. — Мой дядя погиб, мои дети уедут от меня за тысячу лиг, а мне предстоит стать женой убийце моего Рейгара… не гневайтесь, ваша милость, но едва ли мне когда-нибудь будет лучше. — А моя невеста умерла, потому что твой муж похитил ее и изнасиловал. Как мне, по-твоему? Хорошо? — безжалостно бросил Роберт; Элия ему не ответила, безмолвно отвернулась, а ее фрейлины-дорнийки, не пожелавшие оставить принцессу, поспешили оттеснить Баратеона от ее постели. Будто Роберт мог что-то сделать ей. Напрасно они боялись. Едва ли он причинит ей еще больше боли, чем уже причинил. Джон Аррен возражал против пышной свадьбы: казна и так оскудела из-за войны, для Элии Мартелл это был второй брак, а Роберт носил траур по Лианне, и ему плевать было, сколько блюд будет на свадебном пиру; лишь бы все поскорее закончилось. Принцесса постепенно шла на поправку, но была еще очень слаба, и дата свадьбы постоянно откладывалась. Некоторые принялись роптать, считая все уловкой короля, передумавшего жениться; Мартеллы проявляли нетерпение и недовольство. Но не мог же Роберт на руках притащить Элию в Септу Бейлора! Какой невесте захочется выставлять свою немощь напоказ в день свадьбы? Будто и без этого унижения на ее долю мало горестей выпало; однако скорая свадьба и болезнь невесты не помешали Роберту соблазнить одну из ее служанок, а позже отметить своим вниманием и сестру одного из рыцарей Долины. Обе девушки быстро забеременели, и Джон Аррен спешно отослал их в Штормовой предел. — Принцесса не должна об этом знать, — строго заявил воспитаннику лорд Аррен, чем только насмешил Роберта: иногда Джон вёл себя хуже старухи; какое дело дорнийке, с кем и как развлекался Баратеон? Разве ей не должно быть все равно? Это брак по расчёту, а не по любви, Роберт — мужчина, не обязанный ради вдовы Рейгара отказывать себе в удовольствии; он и так дал принцессе Элии слишком много, пока ничего не получив от неё взамен. Ещё на свадьбу должны были приехать её родичи, и Тайвин Ланнистер день ото дня становился все более неуступчивым, несмотря на помолвку его дочери с братом Роберта. Сейчас Баратеон был рад, что не согласился брак с Серсеей — иметь такого тестя как Тайвин Ланнистер все равно, что сажать за свой стол дикого льва. Тихая, безропотная Элия, готовая все простить мужу ради спасения своих детей, казалась Роберту куда лучшей женой, чем леди Серсея Ланнистер. Неважно, что принцесса не сможет подарить ему детей, король всегда может привезти ко двору своих бастардов и узаконить их; Баратеона это радовало: до чего славно будет снова увидеть малютку Мию. Роберт не сомневался, что Элия примет его пригульную дочь, как он принял её детей. Он старался воспринимать Рейнис и Эйгона как разменные монеты, на которые он купит верность Мартеллов, пока в Королевскую гавань не прилетел ворон с чёрными, недобрыми вестями от принца Дорана: шторм настиг корабль с детьми Рейгара у самых берегов Солнечного копья. Маленькие Рейнис и Эйгон спаслись при штурме Королевской гавани, но погибли у самого порога дома их родного дяди. Роберт должен бы радоваться, что наследие Рейгара Таргариена сгинуло в море, но вместо этого беспробудно пил целые сутки, лил в себя эль, сидр и борское золотое, но никак не мог напиться. Он бросил вызов Тайвину Ланнистеру за жизнь этих детей, а в итоге сам отправил их на смерть; как ему теперь рассказать об этом Элии? Не лучше ли будет отменить свадьбу и отпустить принцессу в Дорн? Роберт не уберег Лианну, может, хотя бы Элию ему удастся спасти? Но он боялся говорить об этом с дорнийкой; пусть лучше Джон разговаривает с Мартеллами, старому соколу Аррену всегда переговоры давались лучше. Жаль, что Неда нет рядом; у Старка холодная голова, вместе бы они мигом придумали, как им поступить. Они и войну выиграли вместе, а с делами Вестероса пришлось разбираться Роберту в одиночку; разве это честно? Король так и не нашёл в себе смелости навестить принцессу Элию после получения письма из Дорна; а зачем? Она и так ненавидела его за смерть принца Ливена и Рейгара, теперь ещё к этому прибавились и смерти её детей; вряд ли она в скорби заметит неучтивость Роберта. Конечно, они встретятся в день свадьбы и будут регулярно видеться, став мужем и женой, но до этого ещё есть время которое Баратеон собирался потратить на вино и девок. Нужно же как-то отметить окончание его холостяцкой жизни. Главное — чтобы Элии хватило сил явиться в Септу, иначе придется вместо самой невесты поставить перед септоном её фрейлину, наряженную в платье принцессы. Роберт мечтательно причмокнул губами; вот бы ещё девка заменила хилую Элию в его постели. Куда приятнее побаловаться с горячей дорнийкой, у которой в крови раскаленная сталь, чем с чахлой Элией, которая успела всю свою пылкость растратить на Рейгара. Серебряный ублюдок; он не заслуживал ни собственную жену, ни Лианну. Роберт собирался пить всю ночь, но неожиданно его смотрило после первого же штофа; вино было слабым и сладким, а чашница — улыбчивой и полногрудой. Развратно улыбаясь, она спустила платье с плеч и забралась к нему на колени, ласковая, как кошка, и Баратеон быстро разомлел от её смелых ласк и вина. Он задремал, держа девицу в объятиях, прямо за столом, зарывшись лицом ей в грудь, а проснулся в темноте и в одиночестве, лёжа щекой в тарелке с недоеденным перепелом. Служанки рядом не было, как и винного штофа, свеча успела догореть, расплывшись по столу лужицей красного воска, в ночном мраке удивительно похожего на кровь. Роберт сглотнул, кривясь от боли в пересохшем горле, с трудом поднял тяжелую хмельную голову; в ушах шумело и трещало, будто его стукнули кистенем по затылку. Король потер слезящиеся глаза; странно, он не так уж и много выпил вечером, а дурно было как после пары бочек красного дорнийского. Баратеон попробовал подняться, но не смог, ноги подкосились, разъехались, будто от лошади на льду, и он грузно рухнул обратно на стул. Перед глазами замелькали белые круги, желчь тугим комом подкатила к горлу, и Роберт согнулся пополам от режущей боли в животе. Король вновь попытался встать, опираясь ладонью о столешницу, но его повело в сторону, и он упал, задыхаясь; кишки выкручивало так, словно их наматывали на раскаленную спицу. Сквозь пелену боли Роберт даже не сразу понял, что он в комнате не один. Женщина шла медленно, зябко кутаясь в черный, траурный платок; в темноте ее лицо напоминало череп: тонкая пергаментно-серая кожа натянулась, остро выдавались скулы и угловатый подбородок, глаза ввалились, губы кривились в оскале. Она подошла, сопровождаемая шорохом юбок, и медленно опустилась на колени рядом с Робертом; в зыбком лунном свете тусклым серебром блеснули дорожки слез на ее ввалившихся щеках. — Элия… — простонал Роберт, силясь приподняться на локте, но новый укол боли вновь низверг его на пол, оглушая. Принцесса дорнийская хрипло, лающе рассмеялась, и от звуков этого жуткого смеха Баратеона окатило холодом, точно он нырнул с головой в прорубь. Зубы Роберта стучали, его колотило, как в припадке, и боль в животе становилась все сильнее. — Элия, — произнес он вновь, надеясь попросить о помощи, позвать стражу или мейстера, сделать хоть что-нибудь, Иные ее подери, но язык отказывался повиноваться ему, желудок свело судорогой, и король исторг все съеденное на пол, едва не захлебнувшись. Элия смотрела на него без малейших следов беспокойства или отвращения. — Элия… — выдавил Роберт, давясь воздухом; от боли он едва мог дышать. Принцесса судорожно вздохнула; слезы, сбегая по щекам, капали на ее сцепленные руки. — Не надрывайтесь, ваша милость, иначе будет только хуже. Вам и так осталось недолго. Я… я не хотела этого. Клянусь Семерыми и невинными душами моих детей, не хотела! Я была готова простить смерть Рейгара, вашу грубость и измены, любые пытки, что угодно, ради моих Рейнис и Эйгона. Я была готова стать вашей рабыни, чтобы сохранить им жизнь!.. А вы убили их. Отправили на смерть, а я даже не смогла с ними проститься. Нет, хотел сказать Роберт, он был не при чем, сын и дочь Рейгара погибли в шторме, прямо как его родители; корабль лорда Стеффона и леди Кассаны затонул, но Роберт же не обвинил в этом Эйриса, который и отправил лорда Баратеона в Вольные города. Роберт не виноват ни в смерти детей Рейгара, ни в болезни Элии, он не хотел, не хотел! Мужчина замотал головой, глядя на Элию Мартелл с мольбой; от боли темнело в глазах. Пусть позовет мейстера, проклятая дорнийская сука, или возьмет кинжал и прервет его страдания; разве не за этим она сюда пришла? — Теперь мне даже не похоронить их, не оплакать. И в этом виноваты вы, ваша милость. Во всем виноваты вы и эта северянка. Если бы не она, Рейгар не оставил бы меня и наших детей, — Элия, прижимая руки к груди, задышала сипло и часто, будто у нее что-то застряло в горле. — Но что толку теперь об этом думать, верно? Они мертвы… а скоро и мы умрем, ваша милость. Мне больше жить не за чем, а вы… я не позволю вам жить после того, как погибли мои дети. Рейнис, моя малютка Рейнис… и Эйгон… мой сын… сыночек… совсем не успел пожить… Матерь, прими… Прости… Не смогла… Продолжая бормотать, она завалилась набок, хватая ртом воздух; глаза ее потухли, но губы шевелились, дорнийка перебирала ногами, как упавшая лошадь. Принцесса была почти мертва, но все еще сопротивлялась Неведомому, и угасающим сознанием Роберт понял, что Элия ждала его. Не хотела отправляться в преисподнюю одна, подумал он со странным весельем, желала удостовериться, что проклятый Узурпатор сгинет вместе с ней; ничего, осталось немного. Баратеон уже чувствовал, как тело понемногу отказывало; он не хотел умирать, не хотел уходить вот так, отравленный вероломной дорнийкой, обезумевшей от горя вдовой и матерью. Змея; следовало удушить ее еще при штурме Красного замка! Роберт в изнеможении прикрыл глаза, понимая, что уже едва ли их откроет; похоже, все-таки быть Серсее Ланнистер женой короля. Короля Станниса.