Non enim quid amor

Все было похоже на сказку или на песню: Чёрный замок, в котором жил самый настоящий великан, лютоволк с шерстью белее снега, братья Ночного Дозора, преклонявшие колено перед Ширен и величавшие её принцессой, башня с остроконечной крышей, в которой девочка жила вместе с матушкой и её дамами. Ширен нравилось на Севере, она с первого взгляда полюбила снегопад, разве что совсем немного скучала по солнцу: над Стеной небо почти всегда было свинцово-серым, низким, угрюмым, прямо как её батюшка. Но зато здесь были одичалые, самые настоящие, мужчины и женщины в тяжёлых одеждах из шерсти и шкур, с гордыми глазами, которые иной раз забывали кланяться Селисе Баратеон, а, если и кланялись, то с таким видом, словно делали жене короля Станниса одолжение. Матушку это оскорбляло, несколько часов подряд она могла ворчать и жаловаться на то, что Север населен дикарями, которые не имеют представления о манерах. Ширен слушала молча: возражать королеве Селисе было опасно. Матушка не терпела непослушания; она с трудом смирилась с отказом дочери следовать заповедям Рглора, успокоилась лишь после суровой отповеди мужа и разговора с красной леди, а уж в повседневных делах Селиса не позволила бы Ширен своевольничать. Маленькую принцессу почти не выпускали из башни, заставляли сидеть над книгами и шитьем под надзором неулыбчивой септы и трех служанок, а перед сном девочке приходилось молиться, но не Семерым и не старым богам, которых почитали на Севере, а красному богу, который пугал Ширен. Огонь дарил тепло и уют, однако стоило принцессе подумать о Рглоре, о том, что он услышит её робкие молитвы, как в пламени ей начинало мерещиться ужасное бородатое лицо, то кривящееся в злобном смехе, то в кровожадном оскале. Разве могла Ширен доверить такому страшному богу свои печали и горести? Рассказать, как скучала по батюшке и кузену Эдрику, как хотелось ей, чтобы война скорее закончилась, и чтобы матушка начала чаще улыбаться? Рглор казался ей суровым и сердитым, сидя у огня рядом с матерью и леди Мелисандрой, Ширен старалась думать о Драконьем камне, о море, о своём садике, где росли левкои и незабудки, о сире Давосе, которого ей не хватало почти так же остро, как и отца. Она не слушала мелодичных напевов красной жрицы и пылкого, страстного шепота королевы Селисы. Девочка просто улыбалась, глядя в огонь, пока мать не сжимала её плечо. — Благодари Владыку Света, — отрывисто велела Селиса, по-кошачьи сверкая глазами, совершенно пьяными, как после целого штофа вина. — Благодари за рассвет, который мы встретим по его милости. Ширен безмолвно упиралась, опуская голову; открыто перечить матушке она не смела, но и благодарить Рглора не хотела. Одичалые не почитали огненного бога, старый мейстер Крессен ему не поклонялся и даже великаны не молились, глядя на пламя; так почему она должна? Рглор не вернул Ширен отца и любимого кузена, сир Давос тоже был где-то далеко, и снег все так же продолжал идти, сугробы грозили вырасти выше крепостных стен. За что же Ширен благодарить Рглора? — Дитя, — голос Селисы перешёл в свистящий шёпот, полный сдерживаемой ярости. — Не гневи Владыку Света, делай, как тебе велят! Маленькая упрямая грешница, ты же не хочешь навлечь на себя Его гнев?! Ширен мотала головой, но молчала, крепче сжимая зубы, втягивала голову в плечи под пронзающим взглядом матушки, однако не могла, не хотела молиться Рглору, в честь которого заживо сжигали людей. От девочки старались скрыть подробности казни, но она все равно слышала, не только сплетни, но и крики людей, которых вели на костёр. — Твоя упертость обернётся бедой для нас всех, — Селиса, встряхнув дочь, подтащила её ближе к огню. — Молись! Владыка Света не будет сносить строптивость какой-то девчонки! Он накажет нас всех! — Не стоит, ваше величество, — тихий, ласковой голос леди Мелисандры подействовал на королеву Селису успокаивающе. Она отпустила дочь и повернулась к красной жрице с улыбкой и обожанием в глазах; с таким жаром и чувством Селиса Флорент никогда не смотрела ни на мужа, ни на дочь. — Не следует принуждать принцессу. Нет ценности у молитвы, произнесенной под принуждением. Когда придёт время, принцесса Ширен сама обратится к свету, а пока окажите ей милость радоваться простым детским забавам, столь родным девочкам в её возрасте. Несмотря на заступничество, Ширен посмотрела на леди Мелисандру искоса, недобро и недоверчиво, закусила губу, заставляя себя молчать. Принцесса не любила красную жрицу, по её вине Эдрик уехал, а сира Давоса бросили в темницу. Так же девочке не нравилась та теплота, с которой её чопорная и нервная мать обращалась к Мелисандре. С собственной дочерью королева не была так нежна, как с этой женщиной. — Пусть принцесса Ширен немного погуляет. Приставьте к ней своих рыцарей и отпустите ненадолго пройтись по Черному замку. Уверена, это пойдёт ей только на пользу. А у местных семей наверняка найдутся дети, которые могут составить принцессе компанию. Селиса дернулась, как от пощечины, прижала к себе дочь, избегая однако касаться ее покрытой серой коркой щеки. — Как вы можете, миледи?! Предлагать такое дочери короля… Просто бесстыдство! — королева покраснела от возмущения. — Не допущу, чтобы Ширен зналась с простолюдинами. Не позволю! Она единственная наследница Станниса, она… Она… Она слабое дитя, переболевшее серой хворью. И вы хотите подпустить к ней этих зверят, отпрысков дикарей и одичалых? Не позволю! — Как прикажете, ваше величество, — Мелисандра учтиво склонила голову, успев метнуть на Ширен мягкий, сочувствующий взгляд. Девочка вздохнула в душных объятиях матери. Ей хотелось гулять, хотелось поваляться в снегу, покататься на лошади и поиграть с щенятами на псарне, однако королева Селиса сторожила её злее любого дракона, и девочка могла смотреть на снег только из окна. Иногда ей доводилось заметить лорда-командующего во дворе, одного или со своим лютоволком, в плаще чёрном, как вороньи крылья, и тогда Ширен жадно льнула к заинедевевшему стеклу; ей хотелось, чтобы Джон Сноу поднял голову, увидел её в окне, но вместе с тем она так боялась, что лорд-командующий её заметит. Ширен ведь не прекрасная принцесса, она ещё ребёнок, у которого и грудь-то не начала расти, а Джон Сноу уже стал командующим Ночного Дозора, он дрался с Иными и с упырями, и с целой ордой одичалых, был настоящим воином, хоть и не рыцарем из сказки, как Сервин Зеркальный Щит, однако все равно сердце Ширен сладко ныло, стоило ей увидеть лорда-командующего, такого высокого, но бесконечно грустного, настолько, что самой Ширен, у которой было мало поводов для радости, хотелось заставить его улыбнуться, рассмешить, развеселить. Для этого нужно было покинуть башню, но девочку не выпускали даже за пределы покоев. Принцесса была слишком юна, чтобы начали задумываться об её браке, следы серой хвори не позволяли ей пленять сердца своей красотой, а нрав… Кто мог узнать нрав Ширен, если она все время сидела под замком? Будь рядом батюшка, он бы смог уговорить королеву Селису дать дочери немного свободы, но пока в Чёрном замке не было никого, чьё слово имело бы вес для жены Станниса Баратеона. На леди Мелисандру было мало надежды: ради Ширен идти против Селисы она не собиралась. Значит, девочке нужно было действовать самой. Только как? Что она могла? Сбежать от септы и нянек? Тогда её накажут, и служанок, упустивших принцессу, королева Селиса не помилует. Написать письмо лорду Сноу? А вдруг оно попадёт в чужие руки, что тогда делать? Маленькой одинокой Ширен, наивно влюблённой в лорда-командующего, было не к кому обратиться; будь рядом сир Давос, он бы помог советом, а Эдрик вызнал бы, есть ли возлюбленная у Джона Сноу или же нет, а так от кого ждать помощи Ширен? Разве что от богов. Она не рискнула молиться Рглору; открывать сердце огненному богу не хотелось, девочке казалось, что он её не поймёт. Септы здесь не было, как и статуй Семерых, но было чардрево в богороще, куда, естественно, принцессу не пустили бы, однако мейстер Крессен говорил, что чардрево — это не просто ствол, корни и ветви с листьями. В каждом дереве на Севере течёт капля сока чардрева, и старые боги услышат зов, в каком бы глухом заснеженном уголке им не молились. В опочивальне Ширен не было живых растений и цветов, но был сухой венок с засохшими скрученными листьями и пыльно-желтыми цветами с колючками вместо лепестков. Это были северные цветы; может, в них тоже когда-то тёк сок чардрева? Ширен не решилась просить старых богов при септе и служанках, дождалась ночи, когда королева Селиса удалилась к себе вместе со своими фрейлинами, а леди Мелисандра осталась с ночным бдением у очага, пока септа и няньки Ширен вовсю похрапывали на скамьях, укрывшись шкурами и лоскутными одеялами. Девочка выбралась из постели и в одной сорочке встала на колени лицом к изголовью кровати, над которым висел венок. Сложив ладони, принцесса застенчиво опустила голову, не смея начать, но, когда за закрытыми ставнями хрипло каркнул ворон, словно подбадривая Ширен, она выпалила с придыханием, лелея в груди робкую надежду на чудо: — Пожалуйста, старые боги, пусть война поскорее закончится, и батюшка вернётся живым. И сир Давос тоже, и его сыновья, и Эдрик, потому что он мой кузен и я по нему скучаю, пусть он и незаконнорожденный. И чтобы лето поскорее пришло, чтобы ваши чардрева погрелись на солнышке. Облизнув пересохшие губы, Ширен пугливо огляделась по сторонам, опасаясь свидетелей её молитвы иным богам, не Владыке Света, но Башня спала, и девочка отважно продолжила окрепшим голоском: — Я знаю, что моя щека всегда будет серой и твёрдой как камень, но… Можно ли сделать так, чтобы лорду-командующему я понравилась даже такой? И чтобы батюшка разрешил ему просить моей руки, когда я вырасту. Я хочу остаться с ним на Севере, обещаю, если лорд-командующий влюбится в меня, я буду каждый день молиться вам в богороще. Только… Пусть он меня заметит, хорошо?.. Договорить Ширен не успела; она хотела ещё попросить о счастье для матушки и о маленьком братике, чтобы у короля Станниса и дома Баратеон появился наследник, как дверь в опочивальню скрипнула, приоткрывшись, и девочка мышонком юркнула обратно под ворох одеял. Принцесса затаилась, напряжённо вслушиваясь, боясь, что её могли увидеть за молитвой, однако обернуться и посмотреть, кто же это был, не осмелилась. Лёжа на подушках спиной к двери, она не видела королевы Селисы, чьё подозрительное лицо освещал тусклый свет свечи. Выждав несколько минут, женщина со вздохом отошла от двери, плотно затворив её за собой, и Ширен облегчённо выдохнула под одеялом. Девочка не знала, услышали ли её старые боги, помогут ли ей, южанке, однако в карканье ворона, доносившемся сквозь ставни, принцессе слышались ободрение и утешение.