Non enim quid amor

У Элларии Сэнд не было причин ненавидеть Серсею; она знала о грехах семьи королевы, слышала сплетни, которые кружили над златоволосой головой Серсеи Ланнистер, как мухи над покойником, и понимала, что из себя представлял юный Джоффри, больше похожий на Цареубийцу, чем на Роберта Баратеона, однако этого было недостаточно, чтобы желать смерти королеве. Оберин жаждал страданий Тайвина за Элию и его детей, презирал Джейме не за убийство Эйриса Безумного, а за то, что не смог защитить маленькую Рейнис и Эйгона, но Красный Змей не подумал бы взять плату за жизни сестры и племянников головами Мирцеллы и Томмена; Эллария не смогла бы полюбить человека, способного пролить кровь детей. Серсея Ланнистер уже не была ребенком; Оберин рассказывал любовнице, что встречал королеву, бывшую тогда совсем юной, но такой же надменной, жестокой и злой. Не львенок даже, а больная бешенством дворовая кошка; взрослая Серсея научилась хорошо прятать свои когти, умело изображала радушие и доброту, однако взгляды, которые она бросала на Тириона и леди Маргери, были полны такой едкой злобы, что Элларии становилось не по себе. Дорнийка знала причину неприязни королевы к младшему брату, однако не могла понять, что же ей успела сделать новая невеста Джоффри; так ревновала сына? Не хотела его делить с молодой женой? Вместо того, чтобы тратить свои силы на зависть и козни будущей невестке, лучше бы заботилась о маленьком Томмене или подумала о новом замужестве; в этом куда больше достоинства, чем в попытке испепелить глазами неугодных. Как хорошо, что у Элларии дочери; девочки, даже выйдя замуж, продолжают принадлежать матерям. Если принцесса Мирцелла, ставшая невестой Тристана Мартелла, посетит Водные Сады, то сможет познакомиться с Лорезой, Элией, Дореей и Обеллой; незаконнорожденные едва ли были подходящим обществом для принцессы, но как дочери Красного Змея и кузины Тристана вполне годились в подруги для милой, нежной Мирцеллы; характером девочка пошла явно не в мать. В этом Семеро ей услужили. Принц Оберин уверял любовницу, что справится со всем сам, однако дорнийке все равно было страшно; засушливый Дорн был краем яда, змей и кинжалов, спрятанных в складках одежд, и там Элларии Сэнд было спокойнее, чем в Красном замке среди надушенных лордов, леди и рыцарей. Они не считались врагами, но при дворе, где правили львы, нельзя было никому доверять, поэтому женщина не смогла остаться в стороне; пока Оберин отвлекал Тайвина Ланнистера, на чьих руках была кровь детей принца Рейгара и Элии, Эллария старалась тихо, незаметно, как песчаная гадюка, подобраться ко вдовствующей королеве. Даже если лорд-десница не слишком откровенничал со своей дочерью, что-то о планах старого льва ей должно быть известно; Красного Змея не интересовало предложение Тайвина на брак между ним и Серсеей, дорнийка не боялась, что Оберин Мартелл променяет ее на вдову Роберта Баратеона, сколько бы золота лорд Ланнистер не высрал ей в приданое. О, нет, принца Оберина волновали куда более важные вещи: стратегия Тайвина Ланнистера в борьбе против Станниса, его мнение о слухах про драконов, замыслы лорда-десницы, касавшиеся Дейнерис, единственной уцелевшей из всего дома Таргариен. Доран Мартелл собирался использовать девочку в борьбе против убийц Элии, но Эллария не понимала: как? Дейнерис вышла замуж, овдовела, жила на другом конце мира, и война в Вестеросе ее никак не касалась; но принцев редко когда трогает мнение дорниек, даже тех, кто подарили ему детей, и Эллария, готовая на многое ради дочерей, ради возлюбленного, сделала все, чтобы королева Серсея пригласила ее на ужин. Вот же потеха: величавая, гордая Серсея Ланнистер будет вынуждена сидеть за одним столом с бастардом, матерью песчаных змеек и официальной любовницей Красного Змея; верно, ей очень хотелось отказать, но это могло оскорбить принца Оберина, и королева любезно согласилась принять внебрачную дочь лорда Уллера. А дальше все оказалось проще, чем выдоить яд у гремучей змеи; служанки Серсеи, конечно, доставили немного хлопот, постоянно лезли под руку, следя, чтобы кубок и тарелка дорнийки не пустели, но девушки на мгновение отвлеклись, и Эллария вылила снадобье, спрятанное в гранатовом перстне, в борское золотое, которое пила королева. Не имеющее вкуса и запаха, оно растворилось быстро, Серсея осушила кубок, так и не поняв подвоха; если бы дорнийку уличили за попыткой что-то добавить в питье Серсеи, это могло развязать войну между Мартеллами и Ланнистерами, Элларию не смог бы спасти даже Красный Змей, но удача сопутствовала женщине: Серсея была слишком поглощена собой, чтобы уделять много внимания бастарду, а молоденькие служанки нервничали, боялись сделать что-то не так и рассердить королеву и ее гостью. Бедняжки; Элларии они напоминали крольчат, брошенных в логово льва. При всей их услужливости и старательности девушкам не соперничать с дорнийкой. Тем более, что она не собиралась травить Серсею; просто хотела, чтобы дочь Тайвина Ланнистера стала чуть более общительной и открытой. Винный хмель вкупе со снадобьем, мутным, как разбавленное водой молоко, начали действовать как раз к подаче десерта: королева не выпила и половины штофа, а опьянела, расслабилась настолько, что сняла украшения и разулась, велела своей горничной Доркас ослабить шнуровку на платье и захихикала в ответ на ее робкие, неуверенные возражения. — Ты не в состоянии выполнить даже такую малость? — взгляд Серсеи был осоловелым, зрачки блуждали, не способные задержаться на чем-то дольше секунды. — Какой с тебя тогда прок? Женщина взмахнула рукой, случайно сметая парчовым рукавом кубок со стола, обмакнула мирийское серебряное кружево в густой сливочный крем, поданный вместе с протертой ежевикой к сахарным вафлям. — Невозможно найти толковых слуг. Все приходится делать самой, — в полный голос вещала королева; тряхнув головой, она принялась раздраженно избавляться от шпилек, удерживавших каскад золотистых кос в прическу. — Никто не заслуживает доверия… Так и норовят предать, ударить в спину, оттолкнуть с пути… А ведь я стольким пожертвовала! Отдала свою жизнь… и как они мне отплатили?! — Ваше величество, ну, что вы… — сконфуженно пробормотала Джаселин Свифт, но Серсея только отмахнулась; растрепав волосы, она тяжело оперлась локтями о стол и устремила тяжелый, болезненный взгляд на невозмутимую Элларию, лакомившуюся лимонными пирожными. Она неловко царапнула ложкой по узорчатой тарелке, когда королева, перегнувшись через стол, ухватила дорнийку за смуглое запястье; на фоне кожи Элларии пальцы Серсеи казались лунно-белыми, излучающими мягкое сияние. Ее ладонь была вспотевшей, разгоряченной, дыхание лихорадочно участилось, и из груди выпорхнул тихий, глуповатый смех. — Думаю, ты меня понимаешь. Ты же бастард, а незаконнорожденных обычно не щадят, — в голосе королевы звучала горечь, лицо гадливо исказилось. — Столько проблем из-за этих выродков!.. — Да, ваше величество, мы иногда бываем крайне надоедливыми, — усмехнулась дорнийка; Серсея, глумливо кривя губы, откинулась на спинку стула, пока притихшие служанки держались в стороне. — Говорят, ты была шлюхой до встречи с Оберином Мартеллом. Тогда не удивительно, что ты так ему приглянулась. — Я тоже многое слышала о вас, ваше величество, однако предпочитаю не доверять слухам. — Все — ложь, — оскалилась Серсея, ударив ладонью по столу; снадобье, легкий дурман, обнажило все стороны ее характера, сделали женщину вспыльчивой, эмоциональной, нездорово чувствительной ко всему. Говорила королева под влиянием эмоций, а не разума, а Эллария терпеливо слушала, надеясь, что среди шелухи жалоб, обид и бессмысленной злости сможет найти что-то полезное для Оберина. — Они понятия не имеют, что мне пришлось пережить. Ты не представляешь, через что я прошла, что сделала ради семьи, ради своих детей!.. — Я с удовольствием послушаю, ваше величество, — заверила королеву дорнийка, сплетя пальцы под подбородком, — я сама мать, и готова на многое ради моих дочерей. — Твои дочери — такие же бастарды, как и ты сама. А мои дети… Они… — Серсея с надрывом рассмеялась, прижав ладони к щекам, глаза королевы наполнились слезами, и усмешка походила на оскал. — Мой сын занял Железный трон. Все случилось так, как и должно быть. Плевать на бредни старухи!.. Я — королева и мать короля! — Пожилые люди иногда говорят странные вещи. Не стоит принимать их близко к сердцу, — осторожно заметила Эллария, не заостряя внимания на словах Серсеи об ее дочерях; пусть болтает, сейчас женщине лучше не мешать. — Вот как? Тогда скажи это моему отцу. Он ведь тоже немолод, — Серсея лающе рассмеялась и схватила кубок с вином, пролив немного себе на грудь; Доркас, кинувшуюся спасать платье королевы, она грубо оттолкнула. — Не тронь меня. Выметайся! Убирайтесь обе! Я хочу побыть немного с моей гостьей! — Ваша милость… — начала Джаселина Свифт, недоверчиво косясь на дорнийку, но Эллария мило улыбнулась девушке: — Не стоит спорить с матушкой нашего короля, это неуважительно по отношению к нему. Ступайте, дорогие. Я пригляжу за ее величеством. — Не сомневаюсь, — язвительно протянула Серсея; из-за снадобья ее движения были нетвердыми, рассеянным, слишком порывистыми, — ты, как потаскуха, тянешься туда, где больше золота. Будь жив Роберт, он был бы не прочь с тобой позабавиться… — Да, я знаю, что король славился своей мужской силой. — Он был свиньей, — прорычала женщина, — ничто его не волновало, кроме вина, охоты и шлюх! Даже дети! Будь он хоть немного внимательнее, то заметил бы, кто действительно их отец. Серсея глухо рассмеялась сквозь ладонь, взметнувшуюся ко рту; ее глаза казались остекленевшими, и Эллария на миг испугалась, что превысила дозу. Избыток всегда вреден; если с королевой что-то станется после ужина, то, несомненно, обвинят дорнийку. Однако женщина мотнула головой, обмякая на стуле, и вновь потянулась за вином. — Плохой отец, неважный муж, слабый король… вот каким был Роберт. Джоффри совсем на него не похож, уж я об этом позаботилась. — Вы очень близки с сыном, ваше величество, — льстиво добавила Эллария; Серсея довольно кивнула. — И так будет всегда. Я не отдам Тиреллам моего сына! Моложе и красивее… Будто Маргери красивее меня! — Конечно, же нет, — не сказать, что эта информация была полезной, однако беседа приобретала крайне интересный оборот; зная истинные чувства Серсеи, можно было понять некоторые ее мотивы, заметить руку королевы в иных поступках. То, что она не считала Тиреллов друзьями, уже о многом говорило, а невесту сына и вовсе считала соперницей. — Нет мужчины, который предпочел бы мне эту розочку, — изрекла Серсея, — никто не способен передо мной устоять. Ты же видела моего кузена Ланселя? Хлипкий мальчишка, однако сделает все, что я скажу. Пойдет ради меня даже на убийство!.. — Потому что он любит вас, ваше величество, — согласилась Эллария, лихорадочно размышляя о том, что Лансель Ланнистер был последним оруженосцем Роберта Баратеона. Это как-то связано? Или в королеве просто говорили самолюбие и гордыня? — Любит… на что мне любовь этого слабака?! Все мужчины слабы. Поэтому мне приходится быть сильной, — запрокинув голову, женщина залпом допила свое вино, — во мне больше мужества, чем в моем брате, прославленном рыцаре! Серсея криво ухмыльнулась. — Член и меч мне пошли бы куда больше, чем Джейме. — Вы и так хороши, ваше величество. Боги были более, чем щедры к вам. Королева окинула Элларию развязным, пьяно блуждающим взглядом, облизнула губы, алеющие от вина. — Ты спала с женщинами? Говорят, королева Нимерия предпочитала общество дам, нежели своих мужей, — Серсея неуклюже поднялась, опираясь ладонями о стол, — мужчины бывают такими… глупыми, надоедливыми, а ночи бывают холодными… Принц Оберин не станет возражать, если до утра ты останешься у меня? — Он будет рад узнать, что моя компания доставила вам удовольствие. Глаза женщины блеснули как у кошки. — Конечно, доставишь — я твоя королева, а Красный Змей всего лишь принц, даже не правящий. Любопытно узнать, что же ты такое умеешь, что он так долго держит тебя при себе. — Как прикажете, ваше величество, — Эллария Сэнд плавно поднялась, шагнула к королеве, ожидавшей ее в кресле; это было не обязательно, однако дорнийке было интересно узнать, какова же на деле Серсея Ланнистер, едва не ставшая женой Оберина. У Красного Змея еще не было ни одной королевы; значит, Эллария его обставила. Страсть развязывала язык так же, как дурман и вино; целуя шею стонущей Серсеи, дорнийка прикрыла глаза. Если между ног у нее найдется то, что поможет сокрушить Тайвина Ланнистера, то Эллария была готова. Лишь бы никто из ее семьи не пострадал.