Non enim quid amor

Она молчала всю свадьбу — обеты цедила сквозь зубы так тихо, что их едва слышал верховный септон, на пиру не выпускала кубка из рук, и губы ее алели от хмеля и ярости. Брачной ночи не было — Оберин Красный Змей торопился в Дорн, представить брату свою новую супругу. Бывшую королеву Вестероса, вдову Роберта Баратеона Серсею Ланнистер. Она считала брак с ним оскорблением, а он — своеобразной местью. Вместо Элии Тайвин Ланнистер подарил Мартеллам сначала свою внучку, а затем и золотую дочурку. Но разве это искупит смерть сестры?! Убийцы Элии и ее детей по-прежнему живы. Неужто десница думает, что сунув в постель Красного Змея потасканную львицу не первой свежести, он получит прощение, горячую благодарность и преданность на века? Оберин невольно дернул за поводья, и его жеребец недовольно заржал. Ничего, пусть Ланнистеры думают, что об обидах забыто. Змея на время спрячется в траву. И когда хищники, надменные, самоуверенные, потеряют последние крохи бдительности, тогда змей и ужалит. Мужчина коварно улыбнулся, глядя на паланкин. Там, за шелковыми занавесями с пронзенным копьем солнцем Мартеллов и львом Ланнистеров, едет его леди-жена. А компанию ей составляет Эллария. Королеве без короны общество бывшей любовницы мужа, да еще и незаконнорожденной, — словно плевок в ее милое личико. Ничего пусть привыкает. Солнечное Копье — не Королевская Гавань, а Серсея больше не королева. Она львица. Зверь на цепи. Тонкие губы Змея Дорнийского тронула жестокая циничная усмешка. Женщине пора показать ее место. Солнечное Копье встретило их неприветливо, чернь хмуро взирала на носилки Серсеи, женщины плакали и раздирали ногтями грудь. Только для виду, но багровые полосы на оливковой коже ласкали взгляд Красному Змею. — Долой! Долой девку Ланнистер! — Не нужны Дорну львы! — Лучше последняя шлюха, чем Ланнистерша! Оберин не собирался разубеждать народ. Они не терпят львов, а львам не нужна их любовь. Но Змей знал, что Серсея рычит и бьется за шелковыми занавесками словно зверь в клетке. Ей нужно понять, что никто не обязан любить ее. Он помог жене выбраться из носилок, и когда Серсея хотела вырвать пальцы из его руки, Оберин с силой сжал ее кисть. Изумрудные глаза вспыхнули гневом, губы скривились в яростном оскале, но Красного Змея это не пугало. Он привлек женщину к себе и прошептал, касаясь сухими, горячими, как спекшийся на солнце песок, губами щеки леди-жены. — Без сцен, возлюбленная моя. Иначе чернь закидает вас гнилыми фруктами, а я, увы, не смогу им помешать. — Да как вы смеете?! — прошипела львица, побледнев. Ее злость изрядно разбавил страх с клыков змея. — Я ваш муж. Я буду делать с вами что пожелаю и как пожелаю. Вы, миледи, явно нуждаетесь в твердом члене и крепком ошейнике. Это лучшие средства укрощения девиц. А укрощать я люблю. Львица промолчала. Но ее безмолвие сулило больше, чем все проклятия, готовые сорваться с губ. После пира и знакомства с Мартеллами, после встречи с принцессой Мирцеллой, которая отныне была Оберину падчерицей, молодых проводили в спальню. Серсея шла туда как на казнь — прямая спина, высоко поднятая голова и безнадежное отчаяние во взгляде, которое сначала сменилось возмущением, а потом и гневом при виде золотого ошейника, усыпанного не ограненным жадеитом. Ладони львицы били Оберина по лицу, ногти впивались в кожу, но филигранный замочек все же звонко щелкнул, и широкая золотая полоса опоясала шею леди Мартелл. Серсея забилась в угол, безуспешно пытаясь сорвать с себя ошейник. В ее глазах плясал дикий огонь. — Немедленно сними его с меня! Слышишь?! Я… я все расскажу моему отцу, и он уничтожит, уничтожит вас всех, как это сделали со Старками! — голос звенел от гнева. Оберин неторопливо снимал шелковую тунику. — Тайвин Ланнистер сам советовал мне быть с вами построже, миледи, так что спуску не ждите. Так… ошейник у нас есть, — бриджи Красного Змея упали к его ногам, — остался член.