Non enim quid amor

Мучаясь родильными схватками, Серсея проклинала не богов, не мужа, а мейегу, поганую ведьму. В ушах звенело от собственных криков, чрево словно раздирали раскаленными крюками — а ведь это не первый ее ребенок. — Тужьтесь, ваше величество, — надрывался Пицель, маяча за стеной из десятка повитух, — тужьтесь, я уже вижу головку! Не заслоняли б его повивальные бабки, королева бы двинула ему ногой прямо по скорбной физиономии. Очередная вспышка боли исказила черты лица Серсеи, женщина с криком откинулась на спинку родильного кресла. Под сомкнутыми веками взрывались звезды, пролетали кометы, рассекая наполненную запахом крови темноту, но львица явственно различала среди ослепительных искр глумливое лицо Магги-Жабы. — Будут ли у нас с королем дети? — О да, шестнадцать… — Давайте, ваше величество, еще немножко! Серсея собрала остатки сил, отчаянно выталкивая ребенка из своего тела. Ее сдавленный, полный облегчения вопль слился в унисон с криком ее дитя. Женщина обмякла на родильном ложе, алчно глотая спертый, загустевший воздух. Повитухи суетились возле новорожденного, обмывая его, перерезая пуповину, пока Пицель дребезжащим старческим голосом отдавал приказы. Боль уже тихо тлела внизу живота, и Серсея улыбнулась в радости, что все, наконец, закончилось… — Взгляните, ваше величество, ну разве он не прелестен? — ей положили ребенка на грудь. — Вы подарили нашему королю еще одного чудесного сыночка. — Нужно отправить ворона, обрадовать его милость! Королева безучастно смотрела на малыша. Черный пушок на головке, в сонно прищуренных глазках плещется синева. Ребенок захныкал, и Серсею окатило волной горькой тоски. Скоро от ее фигуры, от ее ладного стана ничего не останется! Скрипнув зубами от досады, она все-таки дала сыну грудь и охнула, когда он с силой сжал деснами сосок. Повитухи захлебывались умилением столь яро, что Серсею замутило. — Еще один принц, — прошамкал Пицель, теребя свою бороду, — боги воистину милостивы к вам. Семеро богов — семеро детей. Хороший знак для королевства! Семеро… семеро! Серсея едва не завыла от злобы и безысходности, чуть не уронила младенца, которому нужно придумать имя! Роберт уж точно захочет назвать его в честь какого-нибудь своего дяди-друга-кузена. У них уже есть Джон, Эддард и Кассана, благо, хоть троих старшеньких удалось уберечь. А уж как муж от гордости раздувается!.. словно сам их рожал. Семеро… а мейега говорила о шестнадцати. Мысленно посчитав, королева разразилась рыданиями, а вслед за ней заплакал и ребенок. Проклятая мейега, чтоб гореть ей в пекле! Где-то в одной из семи преисподних, барахтаясь в огненном озере, надрывалась от хохота Магги-Жаба.