Credo

Pov третьего лица Ночью светловолосая девушка пошла в туалет, но споткнулась обо что-то и сильно ударилась головой, отчего потерялся сознание, так и оставшись на полу до утра. End pov третьего лица *** Утром я проснулась с дикой головной болью (почему-то лёжа на полу), а во рту словно кошки пометили свою территорию, хотя я совершенно не понимала, почему я так напилась. Кое-как умывшись и переодевшись, я постучала в номер Кристины. — Ты живая? — простонала она, валяясь на кровати в позе мёртвой морской звёзды. — Ага, а ты, похоже, не очень, — усмехнулась я, садясь в кресло, — Вставай, пошли в кафе, надо поесть, выпить кофе, а то мы похожи на ожившие трупы, а если сама-знаешь-кто увидит нас такими, то нам кабзда, — сказала я, откинув гудящую голову на кресла. — Так он же нас вчера ещё хуже видел, ты чё, не помнишь? — удивилась Крис, уже вставая с постели. — В смысле — видел?! — изумилась я, — Так он же мне теперь весь мозг съест, — расстроилась я, — Как теперь оправдываться? Он же начнёт нудеть, что это неподобающее поведение! *** Когда мы с подругой спустились в кафе, все наши уже были за одним большим столом. — Доброе утро, — поздоровалась я со всеми, села рядом с Сашей и поцеловала в щёку, ощущая на себе пристальный взгляд Олега. — Доброе, — улыбнулся Сашенька, тоже чмокнув меня в щёку. — Что будете заказывать? — спросил меня подошедший официант. — Мммм… Я буду омлет с пармезаном, Цезарь с креветками, мясную нарезку, апельсиновый сок, острые крылышки, если можно, поострее, пожалуйста и банановое мороженое, — заказала я. — У тебя аллергия на бананы, от апельсинов выскакивает сыпь, и от острой пищи у тебя изжога, не забывай, у тебя гастрит, — неожиданно раздался голос Олега. Кажется, он это сказал совершенно машинально, по привычке, но Маша посмотрела на него волком, отчего мне стало не по себе. — Эх, тогда томатный сок и арбузное мороженое, но крылышки несите всё равно, — сказала я официанту и тот ушёл за заказом. — Ты так голодна? — удивился Саша. — Ага, безумно. Я бы ещё заказала медовик, но времени мало уже, — ответила я. Взгляд Олега прожигал меня до конца завтрака. *** — Я к вам пишу — чего же боле? Что я могу еще сказать? Теперь, я знаю, в вашей воле Меня презреньем наказать. Но вы, к моей несчастной доле Хоть каплю жалости храня, Вы не оставите меня. Сначала я молчать хотела; Поверьте: моего стыда Вы не узнали б никогда, Когда б надежду я имела Хоть редко, хоть в неделю раз В деревне нашей видеть вас, Чтоб только слышать ваши речи, Вам слово молвить, и потом Все думать, думать об одном И день и ночь до новой встречи. Но, говорят, вы нелюдим; В глуши, в деревне всё вам скучно, А мы… ничем мы не блестим, Хоть вам и рады простодушно. Зачем вы посетили нас? В глуши забытого селенья Я никогда не знала б вас, Не знала б горького мученья. Души неопытной волненья Смирив со временем (как знать?), По сердцу я нашла бы друга, Была бы верная супруга И добродетельная мать. Другой!.. Нет, никому на свете Не отдала бы сердца я! То в вышнем суждено совете… То воля неба: я твоя; Вся жизнь моя была залогом Свиданья верного с тобой; Я знаю, ты мне послан богом, До гроба ты хранитель мой… Ты в сновиденьях мне являлся, Незримый, ты мне был уж мил, Твой чудный взгляд меня томил, В душе твой голос раздавался Давно… нет, это был не сон! Ты чуть вошел, я вмиг узнала, Вся обомлела, запылала И в мыслях молвила: вот он! Не правда ль? Я тебя слыхала: Ты говорил со мной в тиши, Когда я бедным помогала Или молитвой услаждала Тоску волнуемой души? И в это самое мгновенье Не ты ли, милое виденье, В прозрачной темноте мелькнул, Приникнул тихо к изголовью? Не ты ль, с отрадой и любовью, Слова надежды мне шепнул? Кто ты, мой ангел ли хранитель, Или коварный искуситель: Мои сомненья разреши. Быть может, это все пустое, Обман неопытной души! И суждено совсем иное… Но так и быть! Судьбу мою Отныне я тебе вручаю, Перед тобою слезы лью, Твоей защиты умоляю… Вообрази: я здесь одна, Никто меня не понимает, Рассудок мой изнемогает, И молча гибнуть я должна. Я жду тебя: единым взором Надежды сердца оживи Иль сон тяжелый перерви, Увы, заслуженным укором! Кончаю! Страшно перечесть… Стыдом и страхом замираю… Но мне порукой ваша честь, И смело ей себя вверяю… — вдохновенно читала я со сцены письмо Татьяны, посвящённое возлюбленному Евгению. Репетиция длилась уже шестой час, все были выжаты и морально, и физически: худрук не щадил никого. — Вы ко мне писали, Не отпирайтесь. Я прочел Души доверчивой признанья, Любви невинной излиянья; Мне ваша искренность мила; Она в волненье привела Давно умолкнувшие чувства; Но вас хвалить я не хочу; Я за нее вам отплачу Признаньем также без искусства; Примите исповедь мою: Себя на суд вам отдаю. Когда бы жизнь домашним кругом Я ограничить захотел; Когда б мне быть отцом, супругом Приятный жребий повелел; Когда б семейственной картиной Пленился я хоть миг единой, — То, верно б, кроме вас одной, Невесты не искал иной. Скажу без блесток мадригальных: Нашед мой прежний идеал, Я, верно б, вас одну избрал В подруги дней моих печальных, Всего прекрасного в залог, И был бы счастлив… сколько мог! Но я не создан для блаженства; Ему чужда душа моя; Напрасны ваши совершенства: Их вовсе недостоин я. Поверьте (совесть в том порукой), Супружество нам будет мукой. Я, сколько ни любил бы вас, Привыкнув, разлюблю тотчас; Начнете плакать: ваши слезы Не тронут сердца моего, А будут лишь бесить его. Судите ж вы, какие розы Нам заготовит Гименей И, может быть, на много дней. Что может быть на свете хуже Семьи, где бедная жена Грустит о недостойном муже, И днем и вечером одна; Где скучный муж, ей цену зная (Судьбу, однако ж, проклиная), Всегда нахмурен, молчалив, Сердит и холодно-ревнив! Таков я. И того ль искали Вы чистой, пламенной душой, Когда с такою простотой, С таким умом ко мне писали? Ужели жребий вам такой Назначен строгою судьбой? Мечтам и годам нет возврата; Не обновлю души моей… Я вас люблю любовью брата И, может быть, еще нежней. Послушайте ж меня без гнева: Сменит не раз младая дева Мечтами легкие мечты; Так деревцо свои листы Меняет с каждою весною. Так, видно, небом суждено. Полюбите вы снова: но… Учитесь властвовать собою: Не всякий вас, как я, поймет; К беде неопытность ведет. Когда Олег читал «исповедь», я вдруг отчётливо поняла, что это подходит и Олегу: супружество стало нам мукой, привыкнув ко мне, он меня разлюбил, я действительно сидела дома и ждала его всё время, плача. — Час отдыхаем, а потом всё заново! — крикнул Олег, и все с облегчённым вздохом пошли пить чай/кофе. — Пошли подышим воздухом, — подбежал ко мне Сашка. — Пошли, а купим мороженое? Я видела ларёк рядом, — улыбнулась я, на что Саша тоже улыбнулся и мы побежали на улицу.