Дюжина шагов в потемках

Есть люди, которые скоропалительны в своих решениях, но по прошествии времени в сердце их начинается мучительная борьба: прав был или не прав. Юлиан Семенов

С ранней юности у Ильбэ было гораздо больше имен, чем требуется для обихода. Он был желанным ребенком, первым Рожденным в маленьком поселении тех, кто Пробудился. Отец, желая сыну великой судьбы, назвал его Даэрдиром, матери более благозвучным казалось имя Ильбелег. На свой манер она сокращала его до Ильбэ, и тогда имя со значением превращалась в короткое слово без лишнего смысла, звенящее, как певчая птичка. Маленький Ильбэ охотно откликался на все три имени, а еще на прозвище Эдраис, которым одарили его односельчане за привычку возвращать выпавших птенцов обратно в гнезда. Годы шли, столетие сыпалось за столетием как осенняя листва в пору увядания. Взамен пугающего Черного Всадника явился всеблагой Белый и позвал за собой на далекий прекрасный остров. До поселения доходили слухи, что кое-кто из соседей даже собирался туда переселиться. Впрочем, верить ли шепоткам в звездной чащобе? Они переселялись лишь единожды, когда славный вождь Лэнвэ повел свой народ от большой реки ближе к лесу. После этого их одежду цвета воды навсегда вытеснили зеленые плащи и туники. Не хуже прочих Ильбэ умел прятаться среди раскидистых крон, читать звериные следы и путать тропы, обтачивать на камне наконечники для стрел и плести веревки для силков. Стрелы Ильбэ летели в цель, а в силки попадалось много дичи. Он умел заплести свои серебристые волосы в причудливый узор из кос, зашептать царапину или угадать погоду по дуновениям ветра. - Мне только жаль, что ты никак не отыщешь для себя любимую по сердцу, - говорила мама. – Любовь – это чудо, которое подарили нам звезды. - Успеется, - отмахивался Ильбэ. – Трудно найти девушку, которая равнялась бы тебе по мудрости и красоте. А иного мне не нужно. Мама вздыхала, но не спорила. Она впрямь была мудрой и знала, что дела сердца не терпят глупых советов. Ильбэ унаследовал ее мудрость и острый ум вместе с цветом глаз. Он водил дружбу со своим ровесником Дэнетором, сыном Лэнвэ, и с каждым столетием его слово стоило в поселении все дороже. - Говорят, на юге есть земли, которыми правит Элу, по прозвищу Тингол, - рассказывал другу Дэнетор. – Тамошние жители умеют брать от земли особую глину, твердую и блестящую. Говорят, ножи из нее получаются куда лучше каменных. - В этом непременно есть какой-то секрет, - отмечал Ильбэ. – Сколько я ни хожу по лесу, а в оврагах такой глины не встречал. Либо у них там на юге особые леса, либо слухи недоговаривают. - Возможно, им помогает искать глину жена Элу. Она младшая сестра Белого Всадника, и прекрасна так, что звезды меркнут в сравнении с ней. - Красота ремеслу не подспорье, - не соглашался Ильбэ. – Вот бы нам как-нибудь сходить туда и увидеть своими глазами, как обстоят дела. А то слухи про чудесную глину ходят, а мы ее до сих пор не видали. Ни глины, ни звездноликой жены! А между прочим, я бы не отказался от острых ножей и наконечников стрел. Да и способность затмевать звезды тоже можно к делу пристроить. - Дружище, - смеялся Дэнетор, - тебя зовут Даэрдир Ильбелег Эдраис, и ни одно из имен не верно. Тебя следовало бы звать Орсорилем, ибо ты стремишься пристроить к делу даже то, чего никогда не видел. - Если ты подаришь мне это имя, я буду на него отзываться, - улыбался Ильбэ в ответ. Они очень долго собирались проведать южных родичей, и могли бы собираться до сих пор, если бы не нашелся веский и безрадостный повод поторопиться. Спустя столетия мирной жизни разведчики из дальних поселений стали сообщать, что на севере сгущаются тучи, а вместе с тучами из теней выходят свирепые твари – прежняя свора Черного Всадника. А однажды мать Ильбэ отправилась в лес за ягодами и не вернулась. Ее растерзанное тело нашли спустя неделю под кручей около реки. После этого Дэнетор сказал, что медлить нельзя, и надо переселяться на юг, а Ильбэ долго кричал на отца, который решил, что останется здесь, в лесу, где она умерла, и врастет в землю у той самой кручи. - Ты никогда не любил! – бросил отец в лицо сыну. – Для тебя ничего не значат ни твои близкие, ни твоя земля! - А ты словно не знаешь иного смысла жизни! Сидишь на одном месте, точно старый пень, в то время как твои знания могут кому-то пригодиться! - А ты бы и Черному Всаднику стал служить, если бы твои знания ему пригодились!.. В поход они отправились порознь и помирились только на землях Тингола. Южные сородичи были милы и гостеприимны, охотно делились секретами ремесел и в целом мало отличались от собственных односельчан Ильбэ. Вместе с другом Дэнетором он бывал во дворце Элу, называющего себя королем Тинголом, и вынес твердое убеждение, что вождю синдар просто-напросто очень повезло с женой. Королева Мелиан пусть не затмевала красотой звезды, но все же, по мнению Ильбэ, ничем не уступала в красоте и мудрости его погибшей матери. Когда Тингол приветствовал их в своем доме, Мелиан странно посмотрела на Ильбэ, стоявшего в числе прочих рядом с Дэнетором, и на ее лицо легла тень печали. После знакомства и последовавшего за ним пира Ильбэ потихоньку подошел к королеве и спросил напрямик: - Ярчайшая, почему ты хмурилась, когда мельком посмотрела мне в глаза? Разве я единственный среди моих родичей пришелся тебе не по нраву? - Ты ничем не хуже, Орсориль из лаиквенди, - ответила Мелиан, глядя на него все с той же грустью. – Мое сердце одинаково открыто для вас всех. Но иногда сквозь лик настоящего мне доступно то, что может произойти, и картины будущего омрачили мой взор. - Ты увидела в моем будущем более сильное горе, чем уже постигло меня? Мелиан задумчиво поправила расшитую серебром шаль. - Легче живется, когда не знаешь своей судьбы. - Скажи мне, - попросил Ильбэ, беря ее за руку. – Что ты разглядела в моих глазах, мудрая королева? Если ты настолько проницательна, то можешь увидеть, что никакие дурные пророчества не заставят меня жить в страхе. Мелиан коснулась его лица – невесомо, по-матерински. - Будь по-твоему, Орсориль. Я увидела, что сегодня тебя ждет большая радость. А потом – на много столетий вперед – очень много горя. Над тобой нависнет рок и потащит в пропасть, откуда нет возврата. Ильбэ оглянулся. Они стояли в арке пиршественной залы, пахло весельем и вкусной едой, откуда-то доносилась легкая музыка флейты. Странно было в такой безмятежный час слушать пророчество о горестях. Он заставил себя улыбнуться. - Значит, я буду хорошенько брыкаться, звездная королева. Возможно, у меня получится вырваться и запутать следы. - Так и случится, - тихо ответила Мелиан. Но Ильбэ упорно казалось, что именно эта ее фраза пророческой не была и говорилась для того, чтобы совсем уж не портить гостю праздник. После разговора с королевой Ильбэ оставил спутников и отправился в одиночестве бродить по дворцу. Ему хотелось поразмышлять в тишине, а заодно решить, стоит ли рассказывать о пророчестве и без того горюющему отцу. С одной стороны, хватило смерти матери, ни к чему тревожить его опять. С другой – о всевозможных ударах судьбы лучше бы знать заранее. Если отец потеряет Ильбэ неожиданно, то точно ляжет на землю и не встанет. Ильбэ вышел на просторную веранду с окнами в сад. Там, на витой скамейке у белой колонны сидела прекраснейшая из всех дев, какие только существуют под звездами. Ее темные локоны ниспадали на лиф лилового платья, в нежных пальцах ловко плясала игла, выплетая белое кружево. Услышав шаги, дева подняла взгляд и улыбнулась. - Звезды осияли нашу встречу, добрый гость моего отца. Меня зовут Лютиэн. - Орсориль, - поклонился Ильбэ. Их всех представлял королю Дэнетор, который назвал друга на свой манер. – Воистину, ты прекрасное дитя своей матери. - О, так вот отчего ты столь задумчив, - Лютиэн отложила кружево. – Ты говорил с нею. Ильбэ красноречиво развел руками и присел рядом на скамейку. - Мне был обещан неминуемый рок. А прямо сейчас – великая радость, - он посмотрел в ясные синие глаза новой знакомой. – Быть может, радость в том, что я влюбился в тебя, небесная звездочка, и ты согласишься стать моей женой? - Увы, - пожала плечами Лютиэн, - наши судьбы не связаны. И свою радость ты разделишь не со мной. - Вот незадача, - полувсерьез отметил Ильбэ. – Впервые сделал девушке предложение и тут же получил отказ. - Не обижайся, - Лютиэн коснулась его руки. – Погуляй по саду, там в глубине бьет чистый ключ, а вода льется в чашу, где можно увидеть свое отражение. Ильбэ вздохнул. Немного поразмыслив, отцепил от ворота зеленой туники яркое птичье перо, служившее украшением, и протянул принцессе. - Спасибо за совет. Прими от меня на память маленький дар, и пусть удача всегда бежит рядом с тем, кого ты полюбишь. Лютиэн с поклоном взяла перо, а потом распустила часть своего кружева, оторвала кусок нитки и узелком завязала ее у собеседника на запястье. - Прими и ты мой дар на память. Пусть он сохранит тебя от рока. Ильбэ долго бродил по саду, пока не сел около того самого ключа, глядя на свое отражение. Оно и впрямь было четким, лучше только в зеркале. Но зеркало Ильбэ впервые увидел здесь, у Тингола, а к отражениям в воде привык с детских лет. «Надо же, какой у меня бывает пронзительный взгляд. Даже неловко. Дэнетор шутит, что я умею видеть деревья насквозь. Впрочем, до Мелиан мне далеко…» Он настолько задумался, что не сразу обратил внимание, когда лиц в отражении стало два. Второе лицо было женским. - Кто ты? – спросил Ильбэ у отражения. - Я здесь живу и люблю гулять по саду, - ответил мелодичный голос. – А ты из гостей, я тебя видела на пиру. Почему ты такой грустный, тебе не понравилось у нас? - Пир выше всех похвал, - возразил Ильбэ. – Но сперва мне предсказали радость и много горя, а потом прекрасная Лютиэн отказалась выйти за меня замуж. - Ловок же ты, гость! – рассмеялось отражение. – Впервые пришел на пир, а уже готов влюбиться в принцессу! - А мы, лесной народ, все такие, - фыркнул Ильбэ и обернулся. …Они проговорили до тех пор, пока в сад не явился Дэнетор, обеспокоенный долгим отсутствием друга. А обратно в поселение Ильбэ возвратился вместе с женой, и оба они были необычайно счастливы. Однажды над лесом впервые вспыхнуло слово «война». И, произнесенное единожды, не пожелало уходить. Война была темными тучами на севере, запахом гари и стали. Она летела на опаленных крыльях птиц, глядела из испуганных звериных глаз. Война ворвалась в поселение вместе с израненным всадником, который привез весть от короля Тингола и просьбу о помощи. Дэнетор вызвался возглавить войско. Ильбэ поцеловал жену, крепко обнял маленького сына и вскочил на коня. На войне он впервые увидел орков и испытал горькую досаду, потому что враги были вооружены куда лучше, а стрелы почти не брали их доспехи. - Мы обменивались с синдар женами и песнями, а об оружии не подумали, - с горечью сказал Дэнетор. - Да, ножики наши дрянь, - согласился Ильбэ. – Но что мешает нам взять нормальное снаряжение в бою? - Грабеж? – приподнял брови друг. - Это теснить фалатрим и пускать тени – грабеж! А у нас военная необходимость. С таким доводом Дэнетор согласился, хотя не преминул заметить, что столь хитрая игра слов ему не по нраву. Были звезды, и был бой, в котором все они впервые убили не зверей, а тех, кто тоже ходит на двух ногах и владеет речью. Ильбэ добыл себе вполне сносную кольчугу и тяжеленный меч, который пробившиеся от Тингола посланники называли двуручным. Посланники говорили, что Тингол с большим войском спешит на помощь союзникам, и если лаиквенди с боем двинутся на юго-восток, то смогут обрести поддержку. Дэнетор расстелил на земле большую карту, привезенную все теми же посланниками. - Как раз на юго-востоке отсюда лежит холм Амон Эреб, - произнес он задумчиво. – Там мы дадим оркам бой, и пусть Тингол поспешит. Холм Амон Эреб стал Дэнетору могилой. Тогда Ильбэ узнал, что обладает милосердной памятью: тот страшный час он помнил лишь урывками. Вот друг, пробитый стрелами, падает навзничь с коня. Вот безвольной тряпкой мотается под копытами обезглавленное тело. Вот сам Ильбэ – откуда только силы взялись! – одной рукой раскручивает над головою трофейный меч, а другой поднимает упавшее знамя. Кругом черно от орков, но отсюда, с холма, уже видны на горизонте войска Дориата. Только бы продержаться… Вот стрела пробивает кольчугу, застревая в плече. Неглубоко, значит, бой продолжается. Вот Ильбэ кричит, указывая сородичам на светлый клин воинов Тингола, врезающихся в строй врагов. Далеко, слишком далеко от них, но уже – надежда. И паника, поднявшаяся после гибели Дэнетора, начинает отступать. Вот свистит в воздухе веревка, а потом шею захлестывает удушье. Аркан! Поймали в силки, как последнего крольчонка! Ильбэ вырывается, хочет перерубить веревку, но в глазах темнеет, и он валится с коня. Земля меняется с небом, и он успевает увидеть собственное знамя в грязи, а знамя Дориата – высоко на фоне звезд… Ильбэ очнулся крепко связанным. Кругом сновали орки. Дорогу до вражеского логова и все, произошедшее далее, он желал бы позабыть, но в этот раз память столь милосердна не была. Как любой нормальный квендо, Ильбэ никогда не стремился в ту часть материка, где по слухам простирались владения Черного Всадника, поэтому северные земли видел впервые. Жилище орочьего господина потрясало издалека, куда там дворцу короля Тингола! От горизонта и до небес высились скалистые горы в убранстве снежных шапок, а среди них за черными зубчатыми воротами царила величественная громада из башен, мостиков и галерей, а звезды над ней пылали драгоценными каменьями. Чем ближе Ильбэ оказывался к черной твердыне, тем сильнее у него перехватывало дух от смеси ужаса и благоговения перед невиданным прежде величием. Это ж сколько металла надо было переплавить в печурках, чтобы отлить такие громадные ворота? Сколько камня натаскать с гор, какими неведомыми силами вознести шпили башен на подобную высоту? Воистину, тот, кто сотворил это, сильнее Тингола, мудрее Мелиан. Ильбэ мутило от голода, связанные руки давно онемели, рана на плече горела огнем, но перед видом столь грандиозного творения он даже позабыл о собственных неудобствах. Ильбэ казался себе крошечной песчинкой, увидевшей с берега гребень волны. Его протащили по бесконечным коридорам и бросили на пол в темной просторной комнате, потолок которой терялся в вышине. Некоторое время Ильбэ лежал с закрытыми глазами, прижавшись горячей щекой к холодным, глянцево гладким камням. Потом - неуловимо - почуял чье-то присутствие и заставил себя приподняться. Тень стояла в полумраке. Высокая, страшная, вкрадчивая. Ильбэ явственно ощущал исходящее от нее могущество. Нет, это никак не может быть его сородич - только хозяин этого дворца, могучее, непостижимое существо древнее мира. Тень заговорила. - Приветствую тебя, воин-нандо, в твердыне владыки Мелькора. Ильбэ медленно склонил голову. Язык его словно онемел. Тень сделала несколько шагов вперед, и у нее появилось лицо. Узкое красивое лицо со змеиными глазами. Жуткое. Непостижимое. - Знаешь, почему тебе не перерезали глотку там, на поле боя, а доставили сюда? Ильбэ медленно покачал головой. Ему казалось, за перерезанием глотки и сейчас дело не станет. - Поднять знамя после смерти короля, добыть в бою двуручник и успешно, пусть и неумело им пользоваться... Не каждый способен на такое. А из лесного народа и вовсе... - в воздухе повисла многозначительная пауза. - Мои воины были поражены твоей доблестью и предположили, что мне будет любопытно познакомиться с тобой. Что ж, они были правы. Как твое имя? Ильбэ закусил губу. Представиться Орсорилем? Нет, это имя погибло вместе с Дэнетором, пронзенное стрелами. Назваться именем отца? Отца, которому так и не решился рассказать о роке, отца, оплакивающего его сейчас? Или матери - растерзанной прислужниками зла? Или выставить из глубин сердца детское прозвище, полученное не за умение убивать, а за способность сохранять жизнь? Столько имен - а ни одно не годится. - У меня больше нет имени, - тихо сказал Ильбэ. - Ты пленил меня - и зови как хочешь. Существо рассмеялось - легко, искренне, но от этого смеха Ильбэ пробрала ледяная дрожь. - Ты еще не заслужил имя из моих уст. Оставайся безымянным. А вот я представлюсь, - тени всколыхнулись, став полами дымчатого плаща с алым подбоем. - Майрон, наместник владыки Мелькора в этих землях. - Ты... Черный Всадник? - Нет же, глупец, - раздраженно вспыхнула тьма, - я его "правая рука", ближайший сподвижник, изрекающий его волю и воплощающий замыслы. - Прошу прощения, - прошептал Ильбэ, с трудом разлепив одеревеневшие от страха губы. - Похоже, я по незнанию и без умысла принял тебя за твоего господина. Ледяная рука мягко приподняла его за подбородок. - А ты и впрямь поумнее многих своих сородичей. Я не ошибся в тебе... Ильбэ закрыл глаза и всем сердцем пожелал умереть прямо сейчас, чтобы перестать бояться. - Право же, ты весь дрожишь, - вкрадчиво и безо всякой злобы произнес Майрон. - И - о, ты ранен, и руки наверняка затекли. Это легко исправить. Прикосновение, пара звуков на неведомом шелестящем языке - и веревки спали, кончики пальцев вспыхнули болью, обретая чувствительность, плечо перестало рвать и дергать. - Вот так лучше, - заметил Майрон, приподнимая его за шиворот и сажая в кресло. "Откуда здесь взялось кресло, комната же была пуста..." - вяло подумал Ильбэ, уже не в силах изумляться. - А вот теперь мы побеседуем, безымянный нандо, - произнес Майрон, устраиваясь в кресле напротив. - И, разумеется, придем к соглашению. - Что ты хочешь от меня? - выдавил Ильбэ. - Что я хочу? Нет, речь о том, что хочешь ты. Посмотри на себя, нандо. Как ты подавлен и во что ты одет. На тебе кольчуга моих воинов, трофей, взятый в бою. Но зачем он тебе понадобился? Не потому ли, что доспехи нандор столь плохи, что не выдерживают никакой здравой критики? - Да, это так, - еле слышно признал Ильбэ. - Тьма и невежество, - процедил Майрон. - Вы живете как звери по лесам, не умея и не желая привнести в свою жизнь что-либо большее. Единицы способны это осознать - такие как ты. Именно они должны возвышаться надо всеми, по своему уму, тяге к знаниям, желанию их приумножить. Разум всегда был злейшим врагом невежества, не так ли? Этим понятиям не суждено примириться. Так что же ты, разумный, забыл среди невежественного сброда, где никто не в состоянии даже изготовить нормальную кольчугу для боя? Понимаю, место рождения нам выбирать не суждено. Я и сам когда-то оставил края, которые называл своим домом, и выбрал путь силы, знаний, путь к истине! Теперь подобный выбор стоит и перед тобой. Тебе очень повезло, нандо. Ильбэ явственно ощущал, что Майрон к чему-то клонит, и теперь ждал, когда будет озвучена главная мысль всей его речи. Пока что Ильбэ не услышал ни слова лжи. Ничего, с чем можно было бы поспорить. - Рожденный разумным обязан властвовать над дураками, - продолжал Майрон. - А ты куда умнее большинства орков, притащивших тебя сюда. Сейчас ты сам не осознаешь силы своего разума. Но есть способ помочь тебе ее раскрыть. Нет пределов в стремлении к могуществу, смотри на себя как на более великого, и ты будешь иметь больше. Будь сосредоточен на себе - ты этого достоин - и будь пренебрежителен к тем, кто презирает себялюбие - нет такого понятия, есть лишь разум и здравый смысл. Внезапно Ильбэ понял. - Ты говоришь все это, потому что разглядел во мне способность жить здесь и служить делу разума? - И я не ошибся, - на губах Майрона играла улыбка. Он больше не казался страшным - только великим. - Теперь я дам тебе имя, умный и сильный нандо. Отныне тебя будут звать Тагрант. Ильбэ показали всю крепость от крыш до глубоких подвалов. Он видел величественные анфилады залов, блеск драгоценностей во мраке, стрельчатые окна, убранные тончайшим стеклом. "Смотри, на что способен разум, - говорил ему Майрон. - Смотри и восхищайся". И Ильбэ восхищался. Ему показали также темные шахты по добыче железа, истощенных узников с выколотыми глазами, с иссеченными плетью спинами. "Не жалей их, - говорил Майрон. - Такова участь глупцов. Они больше ни на что не годятся, лишь служить нам - тем, кто от рождения выше их. Верь мне, ни одна тварь из шахты не стоит твоего сочувствия". И Ильбэ верил. Под конец до него снизошел сам Черный Всадник - владыка Мелькор. Ильбэ позволил его воле проникнуть в свое сознание и переворошить все мысли до единой, а потом, не вставая с колен, поклялся служить делу разума до последнего вздоха. Майрон проводил его в новые личные покои, орки-слуги принесли одежду. После присяги Ильбэ трижды по двадцать часов проспал как убитый, вскрикивая во сне, а затем приступил к своим новым обязанностям. Годы пролетели как миг. Орки - надсмотрщики и палачи - следили за жизнью рудников, а Ильбэ следил за ними. Он был хитер и аккуратен, одинаково умея и держать в узде подчиненных, и с должным почтением вести себя с теми, кто, подобно Майрону, был выше его. Ильбэ проник во все тайны, которые ему дозволялось знать, и узнал пару недозволенных, о которых умел молчать. Он уже не был тем наивным квендо, пришедшим в трепет от величия крепостных башен. Теперь он знал, как строятся башни, как плавится и добывается железо. Но чем дальше, тем больше сомнений поселялось в его сердце. Сон Ильбэ был беспокоен, ему являлись образы прошлой жизни - убитый горем отец, растерзанная мать, смеющиеся жена и сын... Он едва запоминал эти сны, но всякий раз просыпался с чувством невосполнимой утраты. "Да, мы - дети разума, - думал Ильбэ. - Мы господствуем над глупцами по праву рождения. Но разве мой друг Дэнетор погиб за глупость? Разве я сам по глупости поднял его знамя? Разве все эти рабы, которые страдают в шахтах, виноваты в том, что судьба предначертала им отсутствие разума?.. И да полно ли, разве я сам не отупел бы от постоянной тяжелой работы, голода и побоев? Почему же я так легко поверил Майрону?.." Он осунулся, похудел, почти перестал спать. Противоречивые мысли разрывали его, не давая покоя. ...Однажды из шахт случился побег, надсмотрщики и палачи были подняты по тревоге, Ильбэ две дюжины часов провел на ногах, выискивая виноватого. Но тщетно. Беглецов не нашли. Вернувшись к себе в покои Ильбэ с внезапной горькой завистью подумал: "Счастливые. Они не связаны клятвой, они могут отсюда убежать". Он рухнул на постель и почти сразу же забылся сном. Ему приснилась принцесса Лютиэн, которая плела кружево и поглядывала с укоризной. В кого ты превратился, Ильбэ? А он и сам не знал. Как же душно. Душно, плохо, темно, все сердце изъедено ржавчиной. Лютиэн коснулась его, совсем как тогда, и вдруг невесомо поцеловала в висок. "А кто обещал королеве Мелиан, что будет брыкаться?.." Ильбэ проснулся в слезах и долго не мог понять кто он, и где находится. Запястье жгла тонкая ниточка, бурая от грязи и застарелой крови - за прошедшие годы он впервые вспомнил о ней, позволил себе увидеть. Подарок Лютиэн на память и удачу... Как невозвратимо давно! Но ведь Ильбэ знает, что на самом деле нить белая. Что же теперь? Предать Мелькора? Но как можно обмануть клятву? Слова, которые держат почище стальных кандалов. Сталь можно сломать, перепилить. Слово – никогда. Ильбэ заставил себя вспомнить клятву: "Клянусь служить владыке Мелькору в деле распространения разума здесь и во всех землях. Отныне Мелькор – мой господин, а я его слуга. Отныне мой дух и мое тело принадлежат владыке при моей жизни, в посмертии и во веки веков. Клянусь, и пусть владыка покарает меня, если я нарушу свою клятву". …Впрочем, разум ли сеет Мелькор? А может, смерть, рабство и войну? Такими словами Ильбэ не клялся. Значит, на этом клятву можно обойти. Его мысли останутся прежними, но означать будут другое. В них появится смысл, который Майрон исказил, убедив Ильбэ служить Ангбанду. "Если я попадусь... - Ильбэ закрыл глаза, - я же теперь принадлежу Мелькору! И телом, и духом... Мне нельзя умирать теперь, иначе я никогда не выберусь. Не увижу снова лесов Оссирианда, отца, жену и сына. Не поклонюсь холму, где погиб Дэнетор..." Ильбэ заставил себя унять дрожь. «Значит, я не буду попадаться». Он выдержит. Сколько бы рока, боли и страха не обрушилось на голову. Из крепости не выбраться. Значит, надо смотреть, слушать и запоминать. Когда представится случай, Ильбэ расскажет в Дориате все, что успел узнать о Мелькоре и его планах. А пока – ждать. Прикинуться, скрыться, вывернуться наизнанку, но устроить так, чтобы никто не смог догадаться о его помыслах. Та глупая клятва была искренней – значит, слежки не будет. Но никто не узнает, что вслед за клятвой было такое же искреннее раскаяние. Ждать. Дышать спокойно ржавым воздухом подземелий. И выдержать. Ильбэ поцеловал ниточку на запястье и проговорил в пустоту: - Тагрант. Теперь меня зовут Тагрант.