Дюжина шагов в потемках

Умирать страшно в одиночку. Скопом — пустяки, даже пошутить можно. Фильм «17 мгновений весны»

Извержение Тангородрима и последовавшие за ним события стали называть войной Внезапного Пламени. Это название исподволь прокралось в цитадель из тьмы и ржавчины рудников, вырванное из уст пленных, подхваченное орками. Прокралось – и прижилось. Зеленые луга, опоясывавшие Ангбанд, превратились в выжженную пустошь, а граница черных туч сдвинулась далеко на юг. Воздух стал холоднее, тени удлинились. Ильбэ больше не мог, как прежде, смотреть на восходящее солнце над нолдорскими башнями: все кануло во тьму, край горизонта стал смазанным, окутанный туманной дымкой. Даже орлы куда-то подевались, и порой Ильбэ начинало казаться, что Мелькор одержал победу и надежда потеряна навсегда. Но нолдор продолжали сражаться. Орочьи войска несли потери, и пусть многие крепости кольца осады пали, твердыня Нельяфинвэ Феаноринга, к примеру, по-прежнему отбивала атаки. Погибли веселые лорды Ангрод и Аэгнор, но их брат Финрод уцелел, спасшись за неприступными стенами Нарготронда далеко на юге. Держал осаду Барад Эйтель – владение короля Финголфина. Ходили слухи, что где-то в горах существует еще один тайный город нолдор, но в каких именно горах и как его название, не знал даже Мелькор. Майрона в те дни часто видели недовольным и каким-то встрепанным. Ходили слухи, будто он регулярно получает выволочки от Владыки, а потом ловит Готмога и устраивает такие же выволочки ему. Майрон был из редких избранных, кто мог себе позволить распекать предводителя балрогов, не опасаясь за свою жизнь. Ильбэ понимал, что он сам не имеет права даже знать о подобном, поэтому по цитадели старался ходить как можно тише и незаметнее, чтобы не попасться под раскаленную плеть. Стоило вовсе не высовывать нос из рудников, но это значило лишить себя возможности узнавать ценные сведения, которые Ильбэ все еще надеялся через кого-нибудь передать. Но подходящего случая, как тогда, с Гилдиром, не подворачивалось. Вдобавок, Ильбэ постоянно казалось, что за ним следят. Он стал еще осторожнее и подозрительнее, даже наедине с собой не позволяя лишних взглядов и жестов. Одиночество преследовало его, обступало, как тьма. Ильбэ отчаянно тосковал по солнцу, по Гилдиру, во сне ему являлись жена с сыном, отец и мать – то почти безликие, то пугающе четкие. Ильбэ просыпался в слезах и боялся, что кто-то может застать его плачущим во сне. Когда однажды в коридоре Ильбэ шарахнулся от собственной тени, то понял, что все зашло слишком далеко. «Так нельзя, - мысленно сказал он себе. – В кого ты превратился, Даэрдир Ильбелег Эдраис Орсориль? В дрожащий призрак самого себя? А ведь когда-то ты не побоялся поднять упавшее знамя короля и повести воинов в атаку. Разве сейчас у тебя хватило бы духу это повторить? Мертвых не вернешь, в одиночку не разгонишь тучи под солнцем. Но хотя бы заставить себя не бояться я могу!» Ильбэ разрешил себе выплакаться наяву. В темноте и тишине своих комнат, давясь слезами, он сложил погребальную песнь о Гилдире. Стало легче. После этого Ильбэ впервые за долгое время не видел снов. Затем он перестал часто выходить в верхние залы цитадели. Ильбэ рассудил, что не будет никакого ущерба его великому делу сбора сведений, если охота за новостями будет вестись пореже. Зато уменьшится риск погибнуть. Наконец, каждый раз перед обходом рудников, наливая во флягу на поясе ржавую воду, Ильбэ начал просить благословения всех валар запада, каких только знал. Ему нравилось думать, будто от имени Ульмо или Варды Элберет вкус воды становится чуть менее мерзким. И ледяные оковы страха постепенно начали отступать. К Ильбэ вернулись спокойствие и рассудительность. Он снова научился без дрожи недоговаривать Майрону о положении в рудниках, своих помыслах и надеждах. Ильбэ добился казни нескольких слишком умных и усердных орков, выбрав на их место парочку глупых лентяев, которых было намного проще держать в повиновении. Ильбэ готовился что-нибудь предпринять и хотел заранее обезопасить себя от тех, кто может заподозрить и донести. …Однажды, идя по коридору, Ильбэ заметил на стене свою тень. Это была самая обыкновенная тень, вытянутая и чуть подрагивающая в свете факелов. Не страшная. Ильбэ тихо хмыкнул и пошел дальше. А три месяца спустя над окрестностями Ангбанда разнесся звонкий гул рога короля Финголфина. *** Ильбэ помнил голос этого рога. Точно такой же звук четыреста шестьдесят лет назад сотряс Ангбанд от рудников до башен. Звонкая, чистая мелодия была сродни солнечному свету. И вот, король Финголфин снова здесь. «Но как? - думал Ильбэ, вместе с прочими несясь к привратным башням, чтобы занять место у бойницы и увидеть все собственными глазами. - У меня не было сведений, что нолдор собрали войско. Никто из орков не приносил таких вестей. А скрыть на пустоши даже маленький отряд невозможно. Не мог же король явиться сюда в одиночку?..» Как выяснилось парой минут позже - мог. Растолкав орков, Ильбэ высунулся из бойницы почти по пояс. Ветер сорвал шнурок с его волос, освежил разгоряченные после бега щеки. Ильбэ видел выжженную пеплом равнину до самого горизонта, тяжелые багряные тучи, словно налитые кровью и свинцом. Пепельная равнина обрывалась у могучих железных врат, испещренных острыми коваными шипами. А у самого подножия серебряной звездой сияла фигурка всадника. У Ильбэ перехватило дыхание, смутное видение детства словно воочию воскресло перед ним: темный предначальный лес под звездами, шепотки в тенях, непонятные страхи, прокравшиеся из рассказов взрослых под треск костра и плеск воды. А потом вдруг - яркое до боли сияние, круп лошади, источающий белый свет. Всадник проехал неслышно, укрытый звездным плащом, и растворился в зарослях. Ильбэ тогда не заметил его лица. Но навсегда запомнил свет и сгинувшие без остатка кошмары лесных тенет. Конечно, король Финголфин не мог быть Белым Всадником. Хотя бы потому, что родился много позже и по возрасту годился самому Ильбэ в сыновья. Но свет, который он принес с собой в мрачные земли, звук его рога, воскресили в сердце надежду. «Мелькор не зря его боялся!» - подумал Ильбэ. Ему хотелось кричать от нахлынувшей радости, но кругом в бойнице стояли орки, и он не мог выдать себя столь глупо. «Но ведь Финголфин действительно не Белый Всадник, - пришла вторая мысль, менее восторженная. - Он совсем один, его же убьют! На что он рассчитывает?» Король Финголфин отнял рог от губ и заговорил. Слова валинорского наречия яростным эхом отскакивали от стен черной твердыни, неудержимые, проникали сквозь бойницы в залы и коридоры. - Что он говорит? - шептались орки. - Неужели сдается на милость Владыки?.. И только Ильбэ, успевший прекрасно выучить язык заморских сородичей, знал, что Финголфин вызывает биться один на один, не много не мало, самого «Моринготто». И от этого знания на голове Ильбэ в ужасе зашевелились последние волосы. «Его сейчас просто велят изрешетить стрелами, и всё... А если не помогут стрелы - выйдут балроги с бичами. Король Финголфин, что заставило тебя решиться на такую смерть: твоя выходящая за грань смелость или твое... отчаяние?» Тут Финголфин поднял голову к безмолвным стенам и на чистейшем синдарине обругал Мелькора трусом. Это поняли все. Ильбэ хотелось зажмуриться, проснуться. Он никогда не мог вообразить, что кто-либо из его сородичей-квенди способен на такое... безумное... смелое... непостижимое... «Нелепая и страшная смерть». Ворота начали открываться. Ильбэ не видел из бойницы, что происходит во внутреннем дворе, и был готов к чему угодно, от орочьего отряда до лично Готмога с бичом, кроме... Навстречу Финголфину вышла огромная черная фигура в пластинчатых доспехах. Ильбэ забыл, как дышать. Забыл, кто он, что происходит вокруг, весь обратился в зрение и слух, прирос телом и пальцами к холодным камням смотровой башни. Только что у врат Ангбанда Мелькор, Владыка тьмы и северных земель, принял вызов нолдорского короля Финголфина, фактически признав того равным себе. Ильбэ внезапно понял, что больше всего мечтает оказаться там, на пороге смерти, бок о бок с нолдо, и вместе принять бой. Ильбэ подумал, что сам уже давно бьется с Мелькором, но не в открытую, а исподволь, в своем сердце. Финголфин поднял меч. Мелькор вскинул руки, и в них возник из пустоты гигантский молот на длинной литой рукояти. Гронд, Сокрушитель. Как и все жители Ангбанда, Ильбэ слышал о нем, но никогда не видел вживую, не говоря уже о том, чтобы Владыка размахивал им в бою. На памяти Ильбэ это вообще был первый бой с участием Мелькора. «А состоялся бы этот бой, не заговори Финголфин на синдарине, да еще столь очевидные оскорбления? Вряд ли… В тот раз Финголфин тоже был у врат, но Мелькор не вышел ему навстречу. Он не любит рисковать. Риск? Получается, встреча с королем нолдор для него риск? И Финголфин знал это, намеренно пришел под врата, просчитав, что у Мелькора не получится уклониться в присутствии всех подданных? В таком случае, он еще мудрее, чем я думал. Но какой в этом прок, если Финголфина сейчас раздавят в лепешку Грондом?!» Ильбэ давно не был в сражениях, отвык от стремительности, а потому пропустил начало поединка. Только что Мелькор с Финголфином лишь примерялись, а в следующий миг Гронд рассек воздух, сверкнула белая молния нолдорского меча, и время вскипело вокруг противников, как лава в жерле вулкана. Даже зрителей в отдалении опалял этот жар. Казалось, все окончится быстро, но Финголфин ловко увертывался от ударов, и Ильбэ даже сверху, по силуэту в доспехах видел, что Мелькор теряет терпение, волнуется… «Волнуется? Он? Быть не может! Но тогда значит…» Меч короля нолдор ударил в сочленение доспехов на сгибе локтя. Мелькор пошатнулся. Ангбанд ахнул. Ильбэ повезло, что его изумленный и радостный крик затерялся среди яростных и испуганных. Картина мира встала с ног на голову. Мелькор не вечен, его можно ранить. Это может сделать заморский квендо, про которых Майрон говорил, что они слабы. Просто явиться под врата, вызвать на поединок, ранить, а потом… Убить?.. «Неужели это случится, неужели все закончится… Так? Сейчас?..» Ильбэ чувствовал, что его трясет, но впервые не мог совладать с собой. А поединок продолжался. Удары Гронда сыпались, как горох из пробитого решета, но ловкому Финголфину все было нипочем. Ильбэ обратил внимание на его доспехи. Островерхий шлем с перьями, наручи и широкие наплечники, из-под кирасы видна кольчуга, а еще поножи, кованые бляшки на сапогах… Сколько же на Финголфине металла? И весит наверняка порядочно. Ильбэ прежде носил кожаные доспехи, и даже они были тяжелее простой туники. А трофейная орочья кольчуга в первые часы казалась неподъемной, натирала плечи до кровавых отметин и выматывала еще до боя. «Что же он, вовсе не устает? Нет, быть не может, валинорские квенди, конечно, выносливее нас, но и их можно вымотать. После смены в рудниках падают как подкошенные…» Додумать Ильбэ не успел: Финголфин нанес Мелькору второй удар. Орки в башне заревели, затопотали ногами. Ильбэ прикрикнул на них, и стало потише, но ровно до третьего удара. - Да когда же он, наконец, упадет?! – заорал Ильбэ, забывшись, и снова ему повезло, потому что орали все. Поединок затягивался. Мелькор, отягощенный ранами, начал двигаться еще медленнее, осторожнее, почти не нападал, но Финголфин этим не воспользовался, и Ильбэ сделал неутешительный вывод, что король нолдор устает не меньше своих сородичей. «Владыка рассчитывает его измотать. Если Финголфин устанет прежде, чем нанесет смертельную рану, то… Эру, Валар, нет!..» По подбородку потекло что-то теплое, и Ильбэ понял, что прокусил губу до крови. Время загустело, застыло, подернулось ледяной корочкой. Исход поединка был почти предрешен. Финголфин нанес Мелькору еще несколько ран, но ни одна из них не стала роковой. Король нолдор увертывался все тяжелее, и даже Ильбэ видел, что он делает ошибки, замедляется, пропускает удары. Наконец Гронд настиг свою цель. Финголфин рухнул на землю, не выпустив меча. Орки в башне орали что-то радостное, но Ильбэ их едва слышал. Все силы уходили на то, чтобы удержать рвущиеся наружу слезы. Мелькор занес ногу в железном сапоге, чтобы поставить ее на шею поверженного противника. И, вскрикнув, пошатнулся: последним усилием Финголфин вонзил в его стопу черный от крови меч. - Валар, - прохрипел Ильбэ вслух на заморском наречии, которого никто из беснующихся в башне не понимал, - Манвэ Сулимо король Арды и владыка ветров, Варда Элберет Звездная Госпожа, Оромэ Белый Всадник, Ауле Кователь, Ульмо из морских глубин, Намо, к которому сейчас отправится Нолофинвэ Нолдоран, Ирмо, Эстэ, Ниенна, Йаванна, Тулкас, Нэсса… Кто-нибудь! Если вы есть, если вы смотрите нашими глазами, глазами птиц и глазами звезд, умоляю, спасите его! Не дайте надругаться над телом! Я не смогу этого сделать, даже ценой жизни… …Он едва поверил своим глазам, когда из поднебесья спикировал огромный орел, когтями ударил Мелькора в лицо, а потом бережно подхватил тело нолдо и унесся прочь. *** После смерти короля Финголфина многие в Ангбанде считали, что война почти выиграна, нолдор пребывают в скорби и дело за малым – окончательно их разбить. Нолдор скорбели, это так. Но Ильбэ для себя отметил, что печаль заморских сородичей, не в пример его собственным, какая-то деятельная, боевая и для врагов крайне невыгодная. Для начала нолдор избрали нового короля. Им стал старший сын Финголфина, Фингон Отважный, который по слухам получил это прозвище еще за морем, но и здесь успел его подтвердить, сперва выкрав со скалы Маэдроса прямо из-под носа Мелькора, а потом возглавив травлю одного из драконов Владыки. По Ангбанду тут же поползли слухи, что новый король нолдор еще менее выгоден, чем прежний, потому что вот-вот сговорится с другом Маэдросом и прорвет осаду и так набившего оскомину Химринга. Мелькор во всеуслышание назначил за голову Фингона баснословную награду, но дураков ее заполучить пока не нашлось. Затем нолдор, разрозненные прежде, стали понемногу собираться воедино. В подвалы все чаще доставляли пленных гонцов, которые ездили с письмами и дипломатическими дарами из Барад Эйтеля во всех направлениях, включая даже Дориат. Мелькор удвоил награду за голову Фингона и приказал готовить наступление на Барад Эйтель, но тут случилась новая напасть. Напасть звали Барахир сотоварищи, и она дала понять обитателям Ангбанда, что люди порой могут досадить похлеще нолдор. Барахир и его отряд искусно прятались по лесам и болотам, нападали на орков, отбивали пленных нолдорских гонцов, сеяли неразбериху и своим примером воодушевляли других. Членов барахирского отряда знали поименно, в рудниках о них гуляли байки одна другой краше, и орки сбивались с ног, пытаясь по приказу Майрона вычислить неизвестных сказителей. Ильбэ мог с гордостью сказать, что добрая половина баек исходит от него, из почерпнутых у разведки сведений. Но откуда берутся остальные, не знал и он, хотя рад бы был познакомиться с единомышленником. Майрон ходил по Ангбанду злой и угрюмый, уже публично орал на Готмога, и целая куча свидетелей этого позора оставалась в живых, потому что в противном случае Готмогу пришлось бы сжечь три четверти обитателей цитадели, включая сородичей-балрогов. Ильбэ каждый день возносил Эру и валар молитвы за здравие Барахира и, похоже, в этот раз его слышали. Однажды стены цитадели дрогнули, словно Тангородрим решил извергнуться во второй раз. Но все быстро стихло, а Майрон куда-то пропал. Спустя пару недель Ильбэ выцепил из слухов, что Владыка наорал на свою «правую руку» так, что никакому Готмогу не снилось, и отправил лично ловить Барахира по лесам и болотам. Впрочем, вскоре стало ясно, что ни по каким болотам Майрон не бегает, а занимает бывшую нолдорскую крепость в устье реки Сирион и руководит оттуда отрядами орков. Охота на Барахира все же началась всерьез. Орки начали делать ставки, как скоро Майрон привезет в Ангбанд голову непокорного человека. Со стороны пленников пришла версия, что это Барахир в итоге привезет голову Майрона в Барад Эйтель. Ильбэ поставил бы на этот фантастический исход просто ради идеи, но оплачивать ставку ценой жизни пока не входило в его планы. А желание отыскать таинственного единомышленника усилилось. Весть о гибели Барахира пришла в середине осени. *** Ильбэ ввалился к себе в комнаты, одной рукой запер дверь, другой сдернул с волос ремешок. На лоб упали тонкие с проседью пряди, кое-где слипшиеся от крови. «Все-таки зацепило…» По старой привычке он подошел к окну, но не увидел за тучами солнца и с досадой задернул тяжелые шторы. Сел за стол, придвинул к себе чистый лист бумаги – трофей из нолдорской крепости – занес перо над чернильницей и оперся кулаком на гудящий лоб. Ильбэ нужно было о многом подумать в тишине, без посторонних ушей и глаз. Сегодняшние визиты в рудники и на совет в цитадели принесли большое количество пищи для размышлений. Во-первых, пришли вести от войска, посланного на взятие Барад Эйтеля. Нолдор сражались яростно и стойко, но были почти разбиты, и оплот короля Фингона непременно пал бы, но тут дали плоды его дипломатические дела. Из Эглареста явились воины Кирдана Корабела и смели ряды орков, обратив в бегство. Готмог на совете рвал и метал, паре балрогов все-таки досталось, пусть не до смерти, а шестерых орочьих командиров вымели в виде кучек пепла. Ильбэ нарисовал высокую прямую башню с эмблемой Дома Финголфина на шпиле, а рядом – нолдорский клинок, перерубающий огненный хлыст. Да, эту новость однозначно можно отнести к хорошим. Если Фингон сумеет и дальше удерживать Барад Эйтель, а потом соединиться с Маэдросом и собрать союз – возможно большое наступление на Ангбанд. И даже победа. Только бы охотники за головами до него не добрались!.. Вторая новость требовала более тщательных размышлений. Парой черт Ильбэ изобразил лучника в легком доспехе, скрывающегося в зарослях болотного кустарника. Не так давно выяснилось, что отряд Барахира перебили не полностью. Ильбэ и прежде казалось подозрительным слишком тихое завершение этой истории, а теперь он узнал, почему. Из людей Барахира уцелел всего один – его сын по имени Берен. Он же и отомстил убийцам отца – в одиночку напал на орочий отряд, отбил тела, имущество и скрылся в неизвестном направлении. Именно поэтому голову Барахира не смогли доставить Майрону, и обещанной награды не получил никто. Ильбэ поймал себя на том, что рисует над головой лучника силуэт орла, расправившего крылья, а в шлеме лучника – орлиное перо. Возможно, без помощи валар тут и впрямь не обошлось. Иначе как объяснить, что в одиночку Берен досаждал оркам едва ли не втрое сильней, чем его отец с отрядом вместе взятые. Всякий раз одинокий мститель ухитрялся уйти невредимым, сея панику и разрушения. На совете Готмог объявил награду за голову наглеца, и многие не удержались от присвистывания – Берен был равен по цене королю Фингону. Впрочем, Ильбэ еще тысячу раз поразмыслил бы, кого из этих двоих добывать безопаснее. К силуэту орла добавился силуэт волка. Майрон из своей крепости на Сирионе клялся, что вот-вот притащит Берена в Ангбанд живого и в цепях, но пока не слишком преуспел в поимке. Берен был поистине неуловим, и Ильбэ уже знал, за кого теперь будет молиться. Итак, вторая новость тоже была хорошей. По крайней мере, до тех пор, пока Берену благоволят валар. А вот третья… Ильбэ нарисовал темный развал рудниковой пещеры, а в глубине – настороженно поблескивающие глаза. Незнакомые. Неизвестные. С первого взгляда новость была отвратительной: во время последнего обхода рудников Ильбэ на голову свалился здоровенный булыжник, и только ловкость пополам с дурными предчувствиями помогли ему отделаться ссаженной кожей на затылке, а не расколотым надвое черепом. Но если подумать: откуда прилетел камень? Ильбэ не верил оркам, которые посчитали, будто булыжник упал сам, и выразили надежду, что теперь господин Тагрант не будет сомневаться, что ходить по туннелям и гонять туда подчиненных – опасно. В отличие от орков, Ильбэ прекрасно знал, откуда и почему в рудниках на голову могут падать камни. Этот – совершенно явно кто-то столкнул. Но кто? Сами орки? Ильбэ нарисовал фигурку в жилете надсмотрщика, карабкающуюся под потолок по уступам почти отвесной стены… Нет, вряд ли орк отважится так рисковать собой, чтобы досадить начальнику, пусть и ненавистному. Чтобы сбросить камень там, где он упал на Ильбэ, следовало подняться на импровизированную галерею, тянущуюся над отработанными шахтами, пролезть мимо нескольких балок под потолком, расшатать глинистую кладку, высвободив из нее камень подходящих размеров, дождаться, пока Ильбэ пройдет внизу, а потом ногами столкнуть камень, рискуя самому свалиться следом. Нет, для орка задача совершенно невозможная. Хотели бы убить – подстерегли бы где-нибудь в темном углу или тюремной камере. Здесь другое. Ильбэ зачеркнул орка и принялся вырисовывать худое существо в лохмотьях. Итак, тот же путь: подъем на галерею, балки, кладка, толчок. Только вместо орка – измученный работой квендо, которому нечего терять. И который свалится от изнеможения уже при попытке влезть на галерею. А может, он не из шахт, а пробрался сюда через дробильни и плавильни? Может, он выносливый заморский нолдо, сумевший ускользнуть от балрогов? Но проделать такой путь, рисковать, ползти на волосок от смерти не ради побега, а ради того, чтобы столкнуть булыжник на голову какому-то там сумеречному квендо, который не надсматривает, не пытает, а лишь изредка гоняет местных орков, занимающихся всем этим? Или Ильбэ ему ногу ненароком отдавил? А если пририсовать к одному пленнику второго, третьего, четвертого? Что, если их несколько? Если они есть и в кузнях, и в плавильнях, и в дробильнях, и в шахтах? Ведь существуют тайные проходы между пещерами. Ильбэ знал всего пару таких, и не ходил там, опасаясь слежки и естественного обрушения свода. Но это он, а если рабы-квенди, которым нечего терять, шастают через ходы постоянно? Обмениваются сведениями и… возможно, что-то затевают. Ильбэ отложил перо и стиснул виски пальцами. Что случилось бы, размозжи тот камень ему голову? Как минимум небольшая суматоха. Все же с орков спросят, если господина Тагранта угораздит сдохнуть у них на глазах. Может, неизвестные рассчитывали именно на такой исход? Устроить панику, поднять восстание во всех пещерах. Да, их быстро усмирят, но большого побега не миновать. Даже не надо отыскивать потайные ходы: просто прорваться к выходу в горы, а там попробуй отыщи. В свое время именно по этим горам к пленному Маэдросу пробрался лорд Фингон, тогда еще не король, бродил как хотел, играл на арфе, и хоть бы кто заметил. Как нужно поступить, чтобы найти мятежников? Организовать орков, перетряхнуть рудники сверху донизу, поставить караулы у потайных переходов. Доложить Майрону, наконец. Именно для этого Ильбэ здесь поставлен. А как поступить, чтобы найти мятежников самому, но не дать оркам и Майрону даже заподозрить их присутствие? Намного сложнее. Придется долго думать и еще дольше выжидать. Ильбэ смял исчерканную бумажку в кулаке, поднес к свечке и долго смотрел, как ленивое пламя съедает угощение. «Пусть бы и убили, - пришла горькая безнадежная мысль. – Моя смерть была бы быстрой, почти безболезненной и не напрасной – спаслись бы многие. До чего надоело скрываться, ждать, молчать, собирать слухи! От меня никакого толку там, в Белерианде…» Пламя обожгло пальцы – Ильбэ бросил полыхающий листок на тарелку подсвечника. «Пойти, что ли, тоже вызвать на бой Мелькора? Или хотя бы Готмога – сгорю, как эта бумажка, кану в вечную тьму, перестану существовать, чувствовать, бояться… Как же я устал». Ильбэ лег на сложенные руки, прижался щекой к запястью, на котором до сих пор была повязана темная от грязи святая ниточка принцессы Лютиэн. «Мама, мамочка… где ты теперь? Смотришь ли из безмолвных Чертогов на гобелены со своим непутевым сыном? Как поздно я научился любить… Как невозвратимо поздно я понял, что во тьме любви не бывает». *** То ли неудачная попытка убить господина Тагранта сильно подорвала боевой дух неведомых заговорщиков, то ли они нашли менее самоубийственный способ побега, но больше никакие булыжники на голову Ильбэ не падали, и даже слухи перестали распускаться. Впрочем, судачить было не о чем: неуловимый Берен куда-то сгинул из болот бывшего Дортониона, и хотя командование утверждало, что проклятый человек мертв, наградой за голову никто не хвастался, а значит, Берен либо опять ускользнул, либо утонул в трясине без участия орков. В войсках с обеих сторон царило затишье. И Мелькор, и король Фингон понемногу копили силы для решающего удара, но пока не спешили затевать новую драку. Мелкие пограничные стычки стали обыденностью, и даже с не взятым Химрингом в Ангбанде до поры смирились. Поэтому Ильбэ удивился, когда, идя в очередной раз по коридору мимо темниц, услышал в спину: - Господин Тагрант! Подождите! Мы нашли его! Ильбэ обернулся и увидел, как к нему подходит процессия из четверых орков, ведущих связанного пятого. - Господин Тагрант! Это он распускал все гнусные слухи в рудниках! - Врете, варги поганые! – дернулся связанный, глянул на Ильбэ и зачастил: - Господин Тагрант, ложь, все ложь! Меня здесь даже не было, я вернулся только вчера! Они хотят присвоить мои трофеи из эльфийской крепости! Псы! Его двинули в ухо. - Молчать! – прикрикнул Ильбэ, кладя ладонь на рукоять кинжала. Но голоса оказалось достаточно. – Какие слухи ты распускал и откуда вернулся? - Из Тол-ин-Гаурхот! – выкрикнул связанный орк. – Я был там все это время с господином Майроном, любой подтвердить может. А эти позарились на мое золото и нолдорскую сталь!.. - Это он! – перебили другие орки. – Сперва он пускал слухи про Барахира, потом про Берена, а теперь у него новая байка! - Да какая там байка! Я едва ноги унес! - Так он еще и дезертир! Господин Тагрант!.. - Молчать! – во второй раз рявкнул Ильбэ. – Кто не заткнется – язык отрежу! Ты, по порядку: о чем он говорил? - Про Берена, - зачастил указанный орк. – Еще про господина Майрона, эльфийского лорда и принцессу Лютиэн! Ильбэ стоило больших трудов сохранить лицо. - Говори подробнее, - велел он хрипло. - Да этот Берен опять чего-то досадил, а там господин Майрон его прибил, но потом явилась Лютиэн, эльфийка эта, и загрызла волколака… - Да все не так было! – вклинился другой орк. – Волколак сожрал Берена, а эльфийский лорд – волколака, за это господин Майрон убил Лютиэн… Ильбэ сделалось дурно. - Чурбаки вонючие! – дернулся связанный. – Врете, все врете, вы даже не дослушали толком! - Так расскажи ты, - процедил Ильбэ. Покосился на остальных орков, тоже навостривших уши: слухи слухами, а ведь все равно интересно, даже про врагов. – Но не здесь. Он перехватил связанного орка за шиворот и толкнул в спину. - Выйдем на площадку перед рудниками. А кто будет подслушивать – запомню, найду и отрежу уши, вы меня знаете! Хоть толика слухов просочится – живьем зарою! Ильбэ видел по лицам орков, что в этот раз они не осмелятся нарушить приказа. Видно, история была слишком крамольной и невероятной даже для рудников. На площадке, откуда обычно сбрасывали в пропасть трупы рабов, было пусто. Только стервятники в ожидании сидели по скалам. Ветер уносил слова, разбивал эхо на осколки, и можно было не опасаться лишних ушей. Ильбэ завел орка за уступ, подсечкой заставил упасть на колени и, нависнув над ним, велел: - Рассказывай от начала и до конца. И только попробуй что-нибудь напутать. Если скажешь всю правду – будешь жить. Нет – сброшу на корм стервятникам. Ну, говори! - Я ушел в Тол-ин-Гаурхот вместе с господином Майроном, - принялся за рассказ орк, которому терять уже было нечего. – И верно служил ему все эти годы. У господина Майрона тоже были большие подвалы, узники, работы много, есть, где развернуться. Но с месяц назад приключилась эта история… Ильбэ облокотился о стену напротив, держа кинжал на виду. - Началось все с того, что наш патруль поймал недалеко от крепости какой-то странный отряд. На вид – орки. А ведут себя не по-нашему. У всех сталь нолдорская – слишком много для простых трофеев. Ну, их на всякий случай привели к Майрону. - Господину Майрону, тварь, - процедил Ильбэ, чтобы звук собственного голоса привел его в чувство и заставил сердце не выпрыгивать из груди. Он уже понял: случилось что-то серьезное. И теперь еще до слов орка пытался предположить: что? - Господину Майрону. Ну вот, привели их, а он как глянет, да как глазами сверкнет – с них личины и полетели. Оказались эльфы и один человек. Почему здесь шарились, зачем скрывались, откуда наши доспехи на них – непонятно. А один, с золотыми волосами, вдруг как встанет, да как запоет – аж стены дрогнули! Нас ветром по углам разбросало… - Ты это видел? - Да, я ж их и привел – тот день мой караул был. Голосище до сих пор в ушах стоит – чтоб они на допросах так орали! - Дальше, - Ильбэ очень хотелось залепить орку пощечину. - А господин Майрон один на ногах устоял и запел в ответ. Тут уже эти эльфы с человеком дрогнули. Все, кроме певучего. - Как он выглядел? - Говорю ж, лохмы золотые, доспех наш, трофейный. - А лицо какое? Глаза светились? Орк непонимающе нахмурился. - Обычная эльфийская рожа. С глазами. Кто ж разберет… Ильбэ с досадой выдохнул. Для орков его сородичи различались разве что по цвету волос. Но если этот квендо отважился петь (скорее всего – творить чары) против Майрона, то он точно из валинорских. И при чем здесь… - При чем здесь эльфийский лорд? Это был он? - Может, и он, - орк мотнул башкой. – Да я расскажу, все расскажу, не убивайте только… - Говори, - процедил Ильбэ сквозь зубы. - Господин Майрон с этим эльфом грохотали друг на друга с час, не меньше. Вся крепость с ног на голову встала. А потом эльф стал петь тише, тише, бум, и упал бездыханный. Вернее, не подох, а вроде в обморок. «Майрон поступил с противником в точности, как Владыка, - подумалось Ильбэ. – Воспользовался тем, что квенди могут уставать, затянул бой и измотал противника. Но – битва чарами… песнями… голосом? Эру всемогущий, неужели валинорцы могут даже такое?!» - Господин Майрон велел бросить их в подвал. Потом мы их пытали долго, всех. Но ни один не признался, кто они такие и откуда. Тем временем тот певучий очухался и господин Майрон поставил ему условие: если тот не заговорит, все его дружки сдохнут, а он после них. - А что ваниа?.. – забывшись, спросил Ильбэ. Наткнулся на вопросительный взгляд и пояснил: - Тот певучий эльф? - Не согласился. Ну, господин Майрон зря не брешет. Их согнали в одну камеру, сковали всех цепями, и каждый день выпускали волколака, который кого-нибудь сжирал до косточек. Красота, а не зрелище, сам видел. - Ты… смотрел? - Каждый день, в замочную скважину! Стал бы я такое пропускать! Ильбэ сглотнул тошноту. - …Десять дней, десять эльфов, - продолжал орк. – Столько их было. А потом волколак пришел за человеком, и этот певун взбесился. - Что?.. - Порвал железные цепи голыми руками. Да я, если бы сам не видел, голову бы брехуну размозжил! Он порвал цепи, вскочил, набросился на волколака… - А ты стоял и смотрел? - Господин Тагрант, я ж не придурок туда соваться! Он здоровенную тварь загрыз, весь в кровище, меня б вовсе на месте прихлопнул! - А господину Майрону ты докладывать не стал, - уверенно предположил Ильбэ. – Потому что господин Майрон тоже бы прихлопнул тебя на месте. За то, что не вмешался. Так, говоришь, тот эльф загрыз волколака? Один? - Как есть загрыз! Но и сам сдох, похоже. Человек глаза ему закрыл. Ну, я подумал, он там все равно загнется без жратвы, значит, дело сделано. Больше я к тому подвалу и близко не подходил. А с полдюжины дней спустя к мосту перед воротами крепости явилась баба верхом на белой лохматой псине и сказала, что она – принцесса Лютиэн. - Какая еще Лютиэн?! Да ты грибов объелся! - Молотом Владыки клянусь! Не вру! Эльфийская баба по имени Лютиэн. Так она назвалась господину Майрону. - Как она выглядела? - Волосы черные, длинные. Плащ. Грудь, попа, как у бабы. А еще от нее жутью веяло, словно от господина Майрона, когда тот не в духе. «Мелиан тоже из бывших валинорских владык, - вспомнилось Ильбэ. – Она сестра Белого Всадника. А Лютиэн – ее дочь. Но как, Эру и все валар, КАК?!!» - А потом эта Лютиэн запела, - продолжал орк. – Да так, что опять стены крепости дрожали, а мы прятались по углам. Господин Майрон к ней поначалу не вышел, послал волколака ее убить. Но псина загрызла волколака, хрясь, и пополам! А потом еще одного и еще, и еще… с десяток, не меньше! Наконец, сам господин Майрон принял облик волка и вышел на мост, чтобы поставить эту эльфийку на место. А дальше такое началось… - Говори! – взвыл Ильбэ. Перед его глазами стояла Лютиэн – нежная, прекрасная, плетущая кружево. Только не она, только не ее, Эру и все валар… - …Они с псиной набросились на господина Майрона, завалили, прижали к мосту и вынудили вслух признать свое поражение и сдать крепость. Ильбэ сел. - А… а что Майрон? - Не больно-то отбрехнешься, если псина клыками у горла щелкает, - резонно отметил орк. – Передал власть бабе этой и убрался прочь. Всех нас оставил, подлюка… то есть, господин Майрон. Тогда мы узнали, что тот человек и есть Берен, которого по болотам гоняли. И вместе с ним был какой-то эльфийский лорд. Понятное дело, нам в той крепости уже было нечего делать. Кого-то перебили пленные – там их много в подвалах сидело, кто-то сбежал. Я не дезертир, я сюда добрался, а некоторые вовсе в бега подались… - Ты рассказал всё? – тихо спросил Ильбэ, поднимаясь на ноги. - Что знал! – закивал орк. – Я предупредить хотел, а эти варги вонючие мои трофеи отобрали! Ильбэ молча схватил орка за шиворот и сбросил в пропасть. *** Слухи в Ангбанд все-таки проникли. Сперва робкие, противоречивые, разрозненные. Они пришли с беглыми орками, просочились из тьмы рудников, с каждым пересказом обрастая именами и подробностями. Теперь Ильбэ точно знал, как зовут «певучего ваниа». Это был Финрод, старший брат Ангрода и Аэгнора, когда-то – лорд той самой крепости, в подвале которой окончил свои дни. Иногда, лежа подолгу без сна, Ильбэ пытался представить себе тот поединок чар и воли. Что чувствовал Финрод? Знал ли он, как погиб его дядя, Финголфин? За что платил страшную цену? И чем так дорог был ему человек по имени Берен? Вопросы, вопросы… Слухи и сплетни не давали ответов. Говорили, что Берен и Лютиэн полюбили друг друга. Говорили, что король Тингол против их брака, поэтому он прогнал Берена из Дориата, а Лютиэн сбежала следом. Говорили, что в Нарготронде после ухода Финрода случился какой-то разлад, но большего разведчики узнать не смогли. Ильбэ чувствовал себя птицей, которая сидит в железной клетке и боится даже удариться о прутья, чтобы вырваться на свободу. «Финголфин бился с Мелькором и погиб, - думал Ильбэ. – Фингон борется и вместе с Маэдросом собирает союз. Барахир сражался до смерти. Финрод порвал цепи. Берен выжил, несмотря ни на что. Даже Лютиэн не стала смиренно ждать, а явилась на мост Тол-ин-Гаурхот и потребовала свое. А я? Что сделал я? Поднял знамя Дэнетора? Это было давно, и после я запятнал себя предательством. Передавал сведения? Но Гилдир не дошел. Распускал слухи? Смешно. Не давал оркам издеваться над рабами и пленными? А разве я могу спасти их всех? Разве я пытался?» …Шел излом лета. В крепости было душно, пепельные тучи не несли влаги. Ильбэ сидел у распахнутого окна и представлял на горизонте зеленые холмы Оссирианда. Там сейчас пора цветения вереска, а яблоки уже почти поспели, и нетерпеливые дети срывают их у самой земли. Там вода в реках тепла, как парное молоко, лесные поселки пахнут хлебом и душистой мятой, где-то в чащобе задумчивый менестрель играет на тонкой самодельной дудочке. Иногда к мелодии присоединяется женский голос, который поет… Тут до Ильбэ дошло, что женское пение ему не мерещится. В Ангбанде действительно кто-то пел – нежно, мелодично и... на синдарине. Несколько секунд Ильбэ оторопело вслушивался, потом решительно слез с кровати, натянул сапоги и поспешил на поиски певицы. В коридорах цитадели творилось странное: часовые на постах как один спали вповалку, за весь путь Ильбэ не встретил ни одного бодрствующего существа, а раз даже обошел похрапывающего дымом балрога. Вдобавок, чем дальше, тем яснее Ильбэ понимал, что девушка поет где-то близ тронного зала. «Пожалуй, мне это снится…» Двери тронного зала были распахнуты настежь. Ильбэ осторожно заглянул в одну из створок, и его челюсть отвисла. Мелькор крепко спал под собственным троном. Какой-то человек, до скул и носа заросший густой каштановой бородой, сидел рядом на корточках и деловито ковырялся кинжалом в черной короне с нолдорскими сильмариллами. А посреди зала, зябко переступая босыми ногами по куче собственной одежды, прикрытая лишь мантией из черных волос, стояла и пела на синдарине принцесса Лютиэн собственной персоной! Ильбэ почувствовал, как впервые за много столетий у него от смущения горят уши. Совершенно ошарашенный, он застыл в дверях, прислонившись к резному косяку. Наверное, нужно было что-то сделать. Или что-то сказать. На худой конец, проснуться. Но Лютиэн пела, здесь, в сердце Ангбанда, Мелькор спал, человек терзал корону, и здравых мыслей в голове не было ни одной. Лютиэн завершила песню долгой, тягучей нотой, подхватила одежду, облачаясь. В тишине тонко звякнул кинжал, сияющий камень скользнул в подставленную руку человека. «Это Берен, - подумал Ильбэ. – Больше некому. Но на кой им сильмариллы?» Лютиэн обернулась – знакомый совершенный лик, глаза-звезды, побелевшие от напряжения губы – сонная песнь далась ей нелегко. Ильбэ понял, что она смотрит прямо на него. «Орсориль?!» - толкнулось в сознание сильное, горячее, живое, изумленное. «Будь благословенна ты и твоя ниточка, принцесса». Ее взгляд скользнул к его запястью – теперь Ильбэ не сомневался, что Лютиэн помнит и его, и их разговор в саду, и даже пророчество Мелиан, понимает все без объяснений, лишь хочет спросить, что он теперь будет делать – но тут кинжал в руках Берена со звоном переломился, осколок стали отлетел в сторону Мелькора, и цитадель содрогнулась от стона владыки. Берен вскочил на ноги, готовясь бежать, и тоже заметил Ильбэ. Его взгляд потяжелел, ожесточился. Ильбэ понял: перед ним лицо, которое являлось оркам среди сумерек Дортониона в последние мгновения жизни. - Остановись, это друг, - сказала Лютиэн. Ее голос звучал устало, но твердо. – Лорд Орсориль из лаиквенди. «Варги драные, а ведь по нынешним временам я и вправду лорд», - глупо подумалось Ильбэ. - Что же лорд Орсориль из лаиквенди здесь забыл? – скептически осведомился человек. - Он занимается тайной разведкой, - ни на мгновение не замялась Лютиэн, и Ильбэ вспыхнул до корней волос. – Орсориль, это Берен, сын Барахира, мой муж. А теперь бежим отсюда скорее! Они покинули зал и помчались по коридорам. Ангбанд беспокойно ворочался, просыпаясь. Шевелились тени, тусклые огни факелов алчно вспыхивали при виде чужаков. - Вы знаете, куда бежать? – спросил Ильбэ после очередного поворота. - Мы пришли через Врата, - коротко бросил Берен. В правой руке он держал сильмарилл, а левой сжимал узкую ладонь Лютиэн. – Через них и уйдем. - Исключено! – выдохнул Ильбэ. – Там полно часовых, а у нас из оружия только мой кинжал. Я проведу вас другой дорогой через вторые врата. Они не главные, там не ставят караулы. - Веди, - кивнула Лютиэн, прежде чем Берен возразил. И сказала, обращаясь к избраннику: - Не бойся, Орсорилю можно верить. Ты носишь за пазухой его перо, которое хранит тебя. Ильбэ едва не споткнулся. Эти несколько слов значили для него так много, что невозможно было высказать и за сто лет. Они бежали по лестницам и галереям, мимо дремлющих часовых. Несколько раз Ильбэ отворял запертые двери ключами из связки, которую носил на поясе. Берен хмурился, но не задавал вопросов. Лютиэн вела себя как ни в чем не бывало, но было видно, что ее силы тают. Ильбэ не учел, что далеко не все волколаки переселились с Майроном на Тол-ин-Гаурхот. Самые страшные и свирепые из них остались здесь, в цитадели, со своим Владыкой. И пробудились от зачарованного сна гораздо быстрее орков. …Вторые врата были куда скромнее главных, даже меньше, чем в тронном зале. К ним вел гулкий коридор, весь в пыли и паутине. Под ногами изредка похрустывали чьи-то мелкие косточки. Ильбэ на ходу перебирал связку – чтобы не стоять долго у врат в поисках нужного ключа. - Мы выйдем с восточной части Анфауглит, близ гор. Лучше держаться гор, если надо уйти незамеченными. - А ты пойдешь с нами? – уточнил Берен. - Я больше не могу здесь оставаться. «И будь, что будет. Лучше бой, смерть и вечная тьма, чем сотни лет ожидания». Они затормозили у врат, провернулся ключ в замке. Ильбэ налег на тяжелую створку, но ему не хватало сил заставить двигаться ржавые петли. Берен отстранил его плечом и толкнул сам. Дверь начала поддаваться. Лютиэн посмотрела Ильбэ в лицо своим нездешним взглядом и невесомо прикоснулась кончиками пальцев к щеке. «Ты принадлежишь Врагу в меньшей степени, чем считаешь сам». «Что?..» Спросить он толком не успел, а Лютиэн не успела ответить. Черная косматая тень прыгнула откуда-то с потолка, выросла, зарычала, приняв облик громадного волка, голодно скалящего красную пасть. Лютиэн вскрикнула, Ильбэ и Берен, не сговариваясь, заслонили ее собой. Ильбэ выставил перед собой кинжал, невесело отмечая, что сейчас, похоже, самое время повторять подвиг Финрода. Только он не валинорский чаровник, а Кархарот, любимец Мелькора, не простой волколак, даже кинжал не дает преимущества… Берен не размышлял. Он шагнул вперед и ткнул зверю в морду полыхающий светом сильмарилл. В первый миг Кархарот попятился. Но потом зарычал так, что задрожала паутина на стенах, прыгнул прямо на камень, словно желая подмять его под себя. Лязгнули челюсти, раздался влажный хруст плоти и костей, свет померк. Ильбэ подхватил падающего Берена, вхолостую махнул кинжалом, собираясь драться до последнего… И тут недра цитадели огласил чудовищный вой, переходящий на визг, полный боли и злобы. Кархарот, позабыв о врагах и вечном голоде, в агонии катался по полу, а сквозь его шерсть слабо просвечивалось сияние нолдорского камня. - Ба-алроги… - в исступлении протянул Ильбэ. – Его и в рудниках наверняка слышно… Сюда же сейчас весь Ангбанд сбежится! - Берен пока не может идти, - Лютиэн склонилась над беспамятным возлюбленным. Ильбэ увидел, что она успела перетянуть откушенную руку лоскутом своего одеяния. - «Пока»? Принцесса, прости за черную весть, но Кархарот ядовитый, любой умрет даже после царапины от его когтей. - Берен не умрет, - убежденно сказала Лютиэн. – Я исцелю его от яда, пусть на это уйдут мои последние силы. - И вы двое будете лежать здесь без чувств! - Берен очнется и вынесет меня. Кархарот в последний раз взвыл так, что с потолка упало несколько камней, перевернулся со спины на живот, вскочил на подгибающиеся лапы и одним гигантским прыжком вылетел прочь через приоткрытые врата. На миг стало оглушительно тихо. И в этой тишине Ильбэ услышал, как еще далеко, но все ближе топочут окончательно разбуженные орки. Не уйти… Если только… - Сколько тебе нужно времени? – спросил он, присев рядом на корточки. - Хотя бы четверть часа. - У вас будет полчаса, - пообещал Ильбэ. – Я задержу их, пошлю по ложному следу. Надолго обмануть не получится, но если тебе и впрямь нужно так немного, то должно хватить. - Ты можешь погибнуть… - Я совершенно точно погибну, - Ильбэ удалось сказать это ровным голосом. – А вы с Береном живите и будьте счастливы. Не знаю, зачем вам сильмарилл, но он точно даст Белерианду надежду. - Орсориль, спасибо тебе за все, - прошептала Лютиэн. – Мы никогда тебя не забудем. - В вечной тьме меня согреет память о вас. - Во тьме? - Я ведь поклялся… я принадлежу ему… - Орсориль, - голос Лютиэн снова звучал твердо и уверенно. – Ты не можешь ему принадлежать после смерти. Моргот обманул тебя. Ты квендо, и если сам того захочешь, не сдашься – твоя дорога будет в Чертоги Мандоса. С шеи Ильбэ словно упала веревка, стягивающая его все эти годы. - Ты… точно знаешь? – голос все-таки дрогнул. - Конечно. Ей невозможно было не поверить. - Что ж, - Ильбэ попытался улыбнуться, но не вышло. – Теперь мне вовсе нечего бояться. «Кроме того, что умру я далеко не сразу…» Лютиэн подалась к нему и поцеловала в лоб – как сестра брата. Ильбэ поцеловал ее в ответ и начал вставать. - Твои жена и сын сейчас в Дориате, - добавила Лютиэн. – Они помнят и любят тебя. - Передай им, что я тоже люблю их, - попросил Ильбэ. На том они расстались. В последний раз оглянувшись, Ильбэ увидел, как Лютиэн, закрыв глаза, тихо поет над раной избранника исцеляющую песнь. *** «Мама, мамочка, как же я боюсь боли и смерти! Тебя растерзали темные твари, я даже представить не мог, что ты чувствовала. Теперь, похоже, придется. Мамочка, дай мне решимости идти до конца! Как же страшно…» Знакомые коридоры Ангбанда. Тяжесть кинжала в руке. Так ли чувствовал себя король Финголфин, собираясь на свой смертельный подвиг? Ильбэ не знал. Он вовсе не думал сейчас о короле Финголфине. У всякого в жизни свой путь, свой бой и своя смерть. О Финголфине слагают баллады. О последних часах Ильбэ не узнает никто. Он вышел на главную лестницу, запер за собой дверь, ведущую ко вторым вратам. И почти сразу наткнулся на отряд орков. - Господин Тагрант, вы уже знаете?.. - Конечно, я знаю, волчье мясо! Все вниз, в подвалы! - Но вой доносился из… - Мои приказы не обсуждать, если не хотите отчитываться лично Владыке! Орков легко запутать и запугать. Балрогов сложнее. Ильбэ увидел четверых за пару лестничных пролетов, метнулся обратно к заветной двери. Лучше стоять здесь и отваживать всякого, кто решит пройти. Балроги были спросонок. И полыхали жаром от ярости. С семихвостых бичей срывались жгучие багряные искры. - Отворяй дверь и прочь с дороги! - Как будет угодно. Но я слышал, что господин Майрон только что велел всем спешить на подвальные этажи. Он был очень сердит. Кархарот стоял подле него. Еще никогда Ильбэ не осмеливался врать балрогам. Но сегодня можно всё. Балроги знали его. И знали, что Тагрант не болтает попусту всякие глупости. …Мало-помалу лестница пустела. Суматоха перемещалась в коридоры и – стараниями Ильбэ – на подвальные этажи. Но Ильбэ не обольщался. Он знал, что его смерть вскоре явится. Не в первых рядах, потревоженных паникой, нет. Смерть будет вкрадчива, спокойна и холодна. Сейчас, должно быть, она вышла из тронного зала, убедившись, что Владыка жив и пострадало лишь его самолюбие. Смерть оглядывается, выжидает. Она не станет в одиночку бросаться за той, которая едва не развоплотила ее однажды. Смерть идет по коридору – по следам Ильбэ. Выбирается на лестницу. Шагает по ступеням. Мысленно приказывает темному воинству оставить ложный след в подвале и явиться наверх. Смерти пока некуда спешить: оркам и балрогам нужно время. Время утекает сквозь пальцы, секунды отсчитываются ударами сердца. Время до встречи со смертью. …Истекло. - Я приветствую вас, господин Майрон. Ильбэ не видел Майрона после возвращения того из Тол-ин-Гаурхот, и теперь отмечал, что «правая рука» Владыки здорово осунулся и постарел. Впрочем, глаза все так же черны, а от голоса – невольная дрожь по всему телу. - Что за дверь ты здесь подпираешь, Тагрант? - Просто дверь, - ответил Ильбэ, впервые в жизни прямо глядя в это лицо. - Отойди в сторону и дай мне пройти, - почти ласково велел Майрон. Ильбэ молча покачал головой и остался стоять. - Ведь ты знаешь, Тагрант, как я наказываю за неповиновение. - Знаю. Не отойду. Глаза Майрона вспыхнули, горло Ильбэ точно сдавила незримая рука. - Снова захотелось поиграть в героя, потаскать знамена королей? А как же дело разума, Тагрант? Ты уже не так стремишься служить ему? - Я всегда служил и буду служить делу разума, - еле слышно просипел Ильбэ. Сердце колотилось как бешеное, в ушах стоял звон. Когда уже, когда это закончится… - Вспомни, - Майрон подошел совсем близко. – В прошлый раз после попытки влезть в драку ты сидел передо мною с простреленным плечом и клялся в верности Владыке. Для тебя все подобные попытки будут заканчиваться так. - В прошлый раз после моего поступка орков разбили наголову, - говорить было трудно, слова выталкивались усилием воли. – Разобьют и… теперь. - Ах, вот как, - Майрон отошел на шаг и перестал улыбаться. И Ильбэ понял, что вот теперь стало по-настоящему страшно. – Тогда получи свое! Лестница вдруг наполнилась писком, шелестом и поскребыванием. И из всех щелей, из темноты, хлынули маленькие летучие мыши. Их глаза поблескивали, пасти были распахнуты. Летучие мыши набросились на Ильбэ, облепили плотным комком. Они драли его когтями, рвали, грызли вместе с одеждой, пожирали кожу, плоть, лицо, глаза вместе с сомкнутыми веками. Ильбэ закричал, и в рот тут же проникли сразу несколько мохнатых голов, выедая язык, прогрызаясь в череп через носоглотку. Агония была долгой, почти вечной, без пощады, без забытья. Потом пала тьма. *** …Ильбэ очнулся, рванулся и кубарем упал с собственной кровати. За окнами плескала пеплом и смрадом душная ночь, из коридоров доносился шум. А в его ангбандских комнатах было пусто и тихо. «Мамочка, - вяло подумал Ильбэ. Голова раскалывалась, во рту стоял привкус крови. – Эру и все валар, что это сейчас со мной было?!»