***
Чимин уступает место Юнги. Тот садится на стул, широко расставив колени, и внимательно смотрит на свое лицо в зеркале. Чимину не нужно ничего говорить - Чимин знает, что должен делать. - Один вопрос… - Нерешительно нарушает он напряженную тишину. - Ты уверен, что это… Останется незамеченным? Юнги поднимает взгляд: - Ты что, мне не доверяешь? Думаешь, я не позаботился обо всем? Думаешь, я пришел бы, если не был бы уверен… - Да понял я, понял. Дверь заперта? - Как всегда. Чимин приступает. Обходит Юнги, и опускается перед ним на колени. Привычным движением расстегивает его штаны. Юнги продолжает смотреть на свое спокойное лицо в отражении зеркала напротив. Пока Чимин не видит, Юнги быстро пробегается взглядом по баночкам и маленьким коробочкам, которыми уставлена полка перед зеркалом. «Не то… нет… нет… О… А вот это подойдет». Взгляд остается равнодушным, но внутри Юнги сейчас - хлопающее в ладоши ликование от придуманной игры на сегодня. Ведь не может же все быть так просто, верно? Юнги изобретателен. Он - избалованный зритель. Чимин раздвигает расстегнутую рубашку на теле Юнги и задирает его футболку до уровня груди. - Это еще зачем?.. - Да подожди… Это - для меня. «Вот это да. Вот это пресс. Он и правда начал качаться…» - ликование Чимина скрывается не так хорошо, и подрагивающие от восхищения пальцы скользят по рельефным кубикам на животе Мин Юнги… Юнги громко прокашливается. Чимин вздрагивает и возвращается из своих фантазий, несущихся резвым галопом где-то в мыслях, к реальности. - Да-да.. Да. Чимин подается вперед всем телом и прижимается к этой мускулистой груди, и жадно раскрытым ртом накрывает не только один из сосков Юнги, но всю ареолу. Пускает в ход язык - и Юнги задумчиво закусывает губу. Но глаза его все еще упрямо смотрят перед собой. «А я хорошо его научил…» - когда-то этому фокусу сам Юнги учил Чимина. Юнги вообще всему научил Чимина; но тот оказался не только хорошим учеником, но и талантливым изобретателем. Каждый из усвоенных уроков, будь то бандаж, фетиши, ошейники или порка, всегда оказывались Чимином как-то преобразованы, чтоли. Он всегда добавлял что-то от себя: если Юнги просто шлёпал ладонью - то Чимин шлёпал Юнги, с силой впиваясь ногтями в ягодицу после каждого удара; если Юнги приносил Чимину сетчатые чулки - то этот сукин сын носил их потом и на следующий день, надевая джинсы с дырками, чтобы Юнги каждый раз смущенно отводил взгляд от этих сетчатых колен… Губы Чимина спускаются ниже, целуя один сантиметр кожи Мин Юнги за другим, легко скользя языком по каждому из кубиков рельефного пресса. А когда эти мягкие, чуть влажные губы доходят до самого низа, то отстраняются, и Чимин самодовольно смотрит на лицо Юнги, по-прежнему ничего не выражающее. Но Чимин не расстраивается: мимику можно контролировать, а вот физиологию - нет. Юнги определенно нравится. И этого не скрыть ни напускным хладнокровием, ни нижним бельем.***
Чимин начинает не сразу. Сначала он проводит пальцем по всей длине, совсем медленно, зная, как эта затянувшаяся пауза перед самим действием дразнит Мин Юнги. Но тот молчит. Даже ни одного громкого выдоха. Вот это выдержка. Тогда Чимин наклоняется и точно так же проводит по всей длине кончиком языка. Юнги зажмуривается: «Нет, не могу больше», - так и хочется притянуть этот затылок к себе, так и хочется засунуть весь член прямо в этот рот… Но нет. Не так сразу. Не так просто. Чимин выпрямляется и заинтересованно смотрит на Юнги. По-прежнему практически равнодушное лицо, как бы говорящее всем своим видом: «Нет, не впечатлил». Чимин притворно дует губы. Юнги молчит, но в его голове вопит измученное желание изнасиловать этот самый рот прямо, блять, сейчас. Чимин слишком хорошо изучил характер Юнги, чтобы так просто поверить в его равнодушие - ведь именно с таким лицом Юнги прижимает скрещенные запястья Чимина к спинке кровати, выслушивая каждый срывающийся стон. И кончик языка скользит по всей длине от начала и до самого конца снова. А потом еще раз. И еще один раз... Юнги чувствует, как внутри всё дрожит. Как будто всю реальность засасывает в воронку. Как будто стены, предметы и само пространство вокруг теряют свои очертания. Как будто сам Юнги оказывается вдруг свергнут. И его любимая роль - роль доминанта - оказывается уже под вопросом. Потому что ясность распределения ролей вдруг теряется. Потому что язык Чимина слишком горячий и слишком острый. Язык Чимина упирается в самое основание члена Юнги и скользит вверх… И вдруг Чимин раскрывает рот шире и захватывает гораздо больше, чем просто половину. Это похоже на пошлый и страстный поцелуй. Это заставляет Юнги быстро прикрыть веки, чтобы скрыть от возможного взгляда Чимина свои закатившиеся глаза.***
Когда Юнги приходит, чтобы получить от Чимина покорность, то никогда не оставляет его послушание незамеченным. Сегодня было очень даже неплохо… Более, чем просто «неплохо». И Чимин будет вознагражден.***
Юнги не помнит, как его рубашка оказалась сброшена, а футболка - скинута на пол. Джинсы остаются где-то на уровне ниже колен. Также неизвестно, когда вдруг Чимин успел раздеться… Но это уже не важно. Напротив зеркала стоит Чимин; его рука согнута в локте и заведена за голову, и поглаживает уже ставший горячим затылок Мин Юнги. Сам Юнги стоит позади, прижимаясь к Чимину так близко, так близко… Одна рука обнимает тонкую талию, подёргиваясь где-то на уровне ребер от каждого движения, нежно поглаживая ровную кожу, а другая надрачивает Чимину, сжимая его член в своих пальцах. Вдруг та ладонь, что прижимала Чимина ближе, отстраняется и начинает шарить где-то на столике, переворачивая банки и пузырьки. Еще минута позвякивающей возни - и вдруг эта ладонь впечатывается в грудь Чимина, и, оставаясь плотно прижатой к коже, скользит выше. - Посмотри… Посмотри… Чимин с трудом открывает глаза, и с трудом фокусируется на своем отражении. След от ладони Мин Юнги отпечатывается на коже золотой пылью… Как это? Как это возможно? Что это такое?.. - Посмотри, какой ты красивый… - Рука Юнги быстро возвращается к круглой маленькой баночке - и тут же снова впечатывается в горячую кожу Чимина. Теперь след ладони остается на плече, и медленно скользит по ключице к шее и подбородку, с силой вдавливаемый в кожу… Золотая пудра. Это, блять, золотая пудра. - Ты такой… - Позолоченные искорки рассыпаются облаком, рассеиваясь вокруг каждого нового шлепка по разгоряченной коже. Севший голос Юнги хрипит где-то под самым ухом. А рука раз за разом возвращается с новой порцией мелкого золота. Чимин смотрит на свое отражение, на свое измазанное звездной пылью тело… Движения Юнги остаются по-прежнему быстрыми и по-прежнему глубокими, их ритм задан четко и точно. Юнги знает, что любит Чимин. Юнги раскрывает губы и сбивчиво перехватывает то щеку, ту скулу, то висок Чимина; взгляд Юнги вынужденно отвлекается иногда на баночку с золотой пудрой. Темп поддерживается прежний. Юнги так хочет успеть всё и сразу, так хочет сделать приятно сразу и во всём… Юнги любит смотреть - и сегодня он смотрит на золотую кожу Чимина, на размазанные по всему его торсу и шее блёстки, искрящиеся в теплом свете электрических ламп… Юнги любит играть - и сегодня он играет с осколками позолоченных звёзд. Собранных в маленькую круглую баночку. Облачка пыли разлетаются по всей комнате. Телефон Чимина издает сигнал о входящем уведомлении... Так похуй. В этой комнате Юнги любит свою любимую куклу - самую оберегаемую, самую дорогую… Самую красивую и самую редкую. Коллекционную. Самую лучшую. Уникальную и неповторимую. - Посмотри… Посмотри… Чимин не в состоянии ответить. Чимин не в состоянии произнести ни слова. Он может только вскинуть брови от восторженного удивления, может только широко открыть рот и сделать несколько резких глубоких выдохов… И запрокинуть голову назад, положив затылок на плечо Мин Юнги.***